Глава 9
Восемь бойцов выстроились ровной шеренгой за тридцать шагов от Кожина, восемь опытных дуэлянтов, вооружённых саблями. Двое из них, в центре, оказались обоерукими бойцами, они держали по сабле в каждой руке. Никто из шляхтичей не рискнул воспользоваться предложением магаданца и взять огнестрельное оружие. Не то время, не те люди, о чём, впрочем, Николай не жалел. Будь среди дуэлянтов пара стрелков, пришлось бы немного сложнее, но не смертельно. Человек пятьсот полукругом обозначили площадку для дуэли, с нескрываемым злорадством наблюдая за магаданцем. В том, что через несколько минут лучшие фехтовальщики Гродно нашинкуют схизматика на куски, никто не сомневался. Кроме, пожалуй, самого схизматика и его команды. Даже князь Острожский смотрел на своего знакомого как на смертельно больного человека, с долей брезгливого сожаления. Лишь двести прибывших в Гродно магаданских кавалеристов прочно заняли опушку парка, в сотне метров сзади от майора, надёжно прикрыли спину от «случайного выстрела». Именно этих случайностей опасался Николай больше всего в предстоящей дуэли. Потому попросил князя, как своего секунданта, убедиться в отсутствии на противниках панцирей или кольчуг, что Василий Константинович охотно выполнил.
– Сходитесь, – дал отмашку Острожский.
Восемь пар ног рванулись к одинокому стрелку, неторопливо поднявшему револьверы на уровень плеч. Время остановилось, вернее ускорилось, показывая происходящее отрывочными фрагментами. Вот майор стреляет по набегающим противникам, начиная с правого фланга, выстреливая в секунду по два патрона из каждого ствола, всё-таки надо успеть прицелиться. Трое его противников на правом фланге падают, не успев сделать пары шагов. Остальные пятеро шляхтичей за эту бесконечно длинную секунду успевают сделать по три-четыре шага, наклонившись вперёд в хищном стремлении дотянуться до противника.
Следующая секунда выхватывает из строя нападающих ещё двух бойцов, самых опасных, обоеруких дуэлянтов. Один из них падает навзничь с разбитым пулей черепом, другой спотыкается, делает пару шагов, снова спотыкается, медленно опускаясь на колени. Но Николай уже не смотрит на него, до последних трёх противников остались считанные метры. Ноги магаданца привычно передвигают тело вправо, стараясь сохранить уменьшающееся расстояние, как можно дольше. Кажется, сама смерть дышит в лицо, выступив в виде трёх разъярённых шляхтичей с саблями в руках. За последние мгновения оба револьвера выпускают последние пули, заставив двух врагов отстать от своего товарища. Майор нажимает на спусковые крючки и тут же отбрасывает бесполезные револьверы, сухо щёлкнувшие ударником по пустым гильзам.
Оскаленная в счастливой гримасе улыбка последнего противника взлетает над безоружным магаданцем. Видимо, шляхтич что-то кричит, намереваясь первым же ударом развалить проклятого схизматика на две половины. Не сомневаясь в победе над безоружным противником, дуэлянт привычно рисуется перед зрителями, показывая своё мастерство. Хотя какое тут нужно умение, чтобы справиться с обезоруженным врагом? За три шага до противника шляхтич высоко подпрыгивает и замахивается саблей, не опасаясь противника. Он отлично видит выставленные вперёд пустые ладони соперника, без ножа или кинжала, чего тут опасаться? Всё, кончена дуэль, Польша победила очередного своего врага! Никакая сила не остановит занесённую над головой схизматика саблю, никто не прекратит движение начатого смертельного удара!
Сотни зрителей уже не сомневались в результате схватки, когда увидели замершего в воздухе знаменитого дуэлянта Ежи Потоцкого в его коронном прыжке перед последним ударом. Всех интересовал результат удара, на какие части развалит дерзкого схизматика добрый поляк? Просто отрубит голову или вместе с рукой? Или разрубит врага до пояса, а может, сразу до паха, напомнив подвиги немногих легендарных бойцов? Также не сомневался в результате дуэли и Николай, увидев, как подпрыгивает его соперник и замахивается саблей.
«Ну как ребёнок», – успела мелькнуть мысль при виде такого рабоче-крестьянского замаха, из-за спины, во всю длину руки.
Напряжённо ожидавший удара магаданец начал действовать, едва соперник оторвался от земли в красивом прыжке. Тело привычно скользнуло влево и вперёд, под локоть ударной правой руки шляхтича. Правая рука поднялась вверх, чтобы ударить противника в горло или верхнюю часть груди, сейчас не до чистоты исполнения приёма. Два сильных мужских тела столкнулись в движении друг с другом. Сорокадвухлетний Николай Кожин, ростом сто семьдесят восемь сантиметров, весом восемьдесят пять килограммов, отрабатывавший применяемый приём добрых двадцать лет, и двадцативосьмилетний Ежи Потоцкий, ростом сто шестьдесят сантиметров, выше среднего роста для шестнадцатого века, весом пятьдесят шесть килограммов, худой и жилистый дуэлянт, не привыкший к ударам голыми руками. Учитывая примерно одинаковую скорость обоих соперников, импульс удара Кожина почти вдвое превысил возможности его соперника.
Как говорят америкосы, ничего личного – голая физика. Сотни зрителей дуэли с ужасом увидели, как фигура обречённого схизматика расплылась в воздухе, а герой Гродно Ежи вдруг отлетел назад, как тряпичная кукла. Тело записного дуэлянта перевернулось в воздухе головой назад и плашмя упало спиной на землю, ударившись о твердь земную затылком и плечами. Хруст шейных позвонков был слышен всем первым рядам зрителей, замершим в ожидании красивой победы шляхтича. После такого характерного звука надежды на то, что Потоцкий выживет, ни у кого не осталось. Схизматик же, по-прежнему выставил вперёд пустые ладони, продолжил своё движение к ещё шевелившимся противникам. Да, двое из его соперников пытались встать, судорожно суча ногами и руками по сухой траве поляны.
Правила дуэли не запрещали добивать соперника, и никто из секундантов не попытался вмешаться, кусая усы от ярости и обиды. Да и зрители примолкли, не рискуя выразить своё негодование, слишком страшным было движение схизматика по поляне. Посланник шёл мягким стелящимся шагом, но его движения были неуловимы, словно он бежал. Только что он шагнул от упавшего Ежи и вот уже стоит над обоеруким Вацлавом, оценивая, помочь тому или нет. Зрители смогли увидеть, как Кожин медленно поднёс руку к затылку противника, словно погладил того по голове, после чего равнодушно шагнул вперёд, к последнему сопернику, подававшему признаки жизни. Вацлав же, как послушный ребёнок, после прикосновения схизматика перестал дёргаться в попытках встать с земли, мягко уткнулся лицом в траву.
Так же магаданец «погладил» последнего дуэлянта, после чего развернулся и совершенно другим нормальным шагом вернулся к брошенному оружию. Он в полной тишине поднял с земли револьверы, неторопливо заменил стреляные гильзы снаряжёнными патронами, опустил оружие в кобуры. Затем, словно не замечал раньше зрителей, демонстративно оглядел замершую в молчании толпу.
– Кто ещё хочет бросить мне вызов? – негромкий голос дошёл до слуха каждого из присутствовавших шляхтичей. Было в нём столько уверенности и презрения, что многим стало страшно. Страшно от уверенности проклятого схизматика, от его дьявольского умения убивать голыми руками, от его чёртова оружия. Нет, если бы посланник подождал пару минут, нашлись бы смельчаки среди зрителей, рискнувшие бросить ему вызов. Но тот уже подошёл к своим секундантам, надел берет и китель, направляясь отдыхать. А его слуги бесцеремонно обыскивали трупы неудачников, собирая с них деньги, украшения и оружие. Что поделать, право победителя.
Вечером того дня, попивая сухое красное вино в особняке князя Острожского, Кожин ругал себя последними словами за пижонство, едва не стоившее ему жизни. Не вслух, конечно, про себя, внимательно слушая рассказ князя о собранных войсках и запоминая сторонников православной партии. С завтрашнего дня предстоит тяжёлая работа, уже с восьми утра запланированы визиты, как минимум в пять адресов, через каждые два часа. Нужно познакомиться со своими потенциальными сторонниками, найти среди них единомышленников, разъяснить всем точную позицию магаданцев. Затем нужно проверить состояние войск, переговорить с командирами полков и батарей.
Работы много, дай бог, за неделю хотя бы в первом приближении оценить качество и готовность будущих союзников. В том, что через неделю король согласится на предложение магаданцев, у Кожина сомнений не было. Фактически Стефан Баторий уже согласился, когда уточнял требование о православии. Король Речи Посполитой отлично понимал, что сможет удержать власть над шляхтой при условии громких побед. Захваты Молдавии, Валахии, Венгрии, Трансильвании и Болгарии как нельзя лучше подходят для победоносной войны. На новых территориях можно раздать имения безземельным шляхтичам и тем боярам, что потеряли свои вотчины в Великопольше, захваченной шведами. Пусть недовольные и голодные дворяне занимаются обустройством на новых местах, выбивают доходы из новых владений, а не восстают против своего короля. Позже, когда всё успокоится, можно и подумать о возвращении отобранных Швецией земель или не думать об этом, если южные плодородные земли окажутся краше и богаче.
Неделя ожидания королевского приёма прошла для Николая в беспрестанных разговорах, спорах, сколачивании союзов и объединений. С помощью князя Острожского Кожин прикладывал все свои силы для создания православной партии в Речи Посполитой. При этом старался избежать привычной для шестнадцатого века раздачи «подарков», то есть откровенного подкупа шляхты. Раздавать деньги и оружие просто так магаданцы не собирались, о чём открыто говорил Николай.
Будет у вас сильная православная партия, будет православный король, который начнёт освобождать захваченные турками земли, тогда и поможем, не скрывал своих планов майор, отлично понимая, что все его разговоры будут переданы Баторию. Для того и провоцировал польского короля старый оперативник, напоминая, что «свято место пусто не бывает». Мол, откажется Стефан Баторий принять православие, магаданцы поддержат его конкурента, того же Вышневецкого, например. Либо сами начнут создавать православную империю, вместе с запорожскими казаками, например. Потому и продолжал откровенно цинично разъяснять свою политику польским дворянам магаданец.
– Нам всё равно, как будут звать православного короля, Стефан или как-то иначе. Лишь бы он не упустил время, пока турецкие войска связаны под Веной, через полгода будет поздно.
На подступах к императорской столице, турецкий командующий Ахмед-бей наконец решился дать генеральное сражение гяурам. Поводом прервать полуторамесячное стояние двух армий послужила информация о приближении пяти магаданских полков с артиллерией. Хотя турки и вооружили две тысячи своих мамелюков трофейными ружьями, а размер армии довели до семидесяти тысяч воинов, ждать подкрепления немецких войск магаданцами у полководцев Ахмед-бея желания не возникло. Девятого июня 1583 года турецкая армия пришла в движение, началась битва под Веной. Против семидесяти тысяч турок император Рудольф смог выставить двадцать семь тысяч своих войск и наёмников. Сам правитель Священной римской империи германской нации предусмотрительно удалился в Прагу, покинув нелюбимую Вену.
С учётом грустного опыта битвы под Дьёром императорские полководцы разместили в центре своих позиций шведские полки с артиллерией, укрытые в земляных укреплениях. Атаман запорожцев Ступка настоял на том, чтобы его казаки стояли рядом со шведами, на правом фланге, где были созданы аналогичные земляные укрепления, дополненные рогатками против кавалерии. Большинство казаков решили принимать бой в пешем порядке, благо патронов на каждое ружьё закупили достаточно. Левый фланг император Рудольф Второй отдал своим любимцам, немецкой тяжёлой кавалерии и пешим кнехтам. Венгерскую и сербскую лёгкие конницы германские полководцы оставили в резерве, в надежде перехватить неожиданные контратаки турецких войск. Либо при удачном стечении обстоятельств отправить сохранивший силы конный резерв добивать и преследовать отступающего врага.
Атаке турецких войск предшествовала получасовая артиллерийская подготовка, в ходе которой, восемь десятков мортир сделали восемь залпов, после чего пушкари приступили к охлаждению орудий. Особого вреда неприцельная стрельба турок не причинила, шведы решили не отвечать пушечным огнём. Разрушения в укреплениях шведов и запорожцев были минимальными, орудия и боеприпасы не пострадали. Под громкий ритмичный барабанный бой тысячи турецких воинов пришли в движение. Безжалостные ичиги и сапоги пехотинцев, лошадиные копыта конницы вмиг вытоптали выгоревшую зелень на огромном лугу. Вторые и третьи линии наступающих войск затянула густая пыль, сквозь которую пробивался жуткий барабанный ритм.
Так и двигались первые шеренги атакующих турок, прикрытые с тыла густеющим облаком пыли, словно повторяя кадры из фильма «Мумия». Безветренная погода, видимо, решила поиздеваться над людьми, не давая никаких шансов рассмотреть обороняющимся войскам передвижение противника. Шведские пушкари, лишённые возможности рассмотреть врагов, решили стрелять картечью, ожидая приближения турецких отрядов на расстояние выстрела. Некоторые наиболее опытные стрелки из числа шведов и запорожцев начали стрелять из ружей, выбивая командиров передовых турецких частей. Однако редкие выпавшие из атакующих колонн и шеренг тела офицеров и младших командиров не могли прервать атаку, подчинявшуюся мерному ритму барабанов.
Картечь ударила на расстоянии около трёхсот метров, за пару минут шведские пушки выкосили прореху в центре турецкого строя, шириной полверсты. Немногочисленных выживших и оставшихся на ногах турок, избежавших картечи, быстро уложили на землю ружейные выстрелы. Пушкари прекратили огонь, выжидая, пока следующая «порция смертников» не появится из густой пылевой тучи. Ряд за рядом, колонна за колонной, выходили из клубов пыли новые турецкие отряды, влекомые ритмом барабанов. Мамелюки равнодушно переступали через тела погибших товарищей, подходя к рубежу своей смерти, не в силах остановиться. Ветераны шли во второй и третьей линиях атаки, в первой, выбитой картечью шеренге привычно ставили исключительно молодых рекрутов, все знали, что тех изначально послали на «заклание». Потому опытные бойцы радовались, что артиллерия врага истратила свои первые, самые опасные залпы на молодых новобранцев и неумех.
Учитывая скорострельность артиллерии шестнадцатого века и всего одно столкновение с магаданскими скорострельными пушками, турецкие ветераны не сомневались в прекращении пушечной стрельбы. Пока пушкари-гяуры охлаждают свои орудия, чистят их и заряжают, опытные ветераны трёх победоносных войн, разгромившие войско неверных три месяца назад под Дьёром, успеют добраться до их укреплений и не дадут выстрелить, вступив в рукопашную схватку. После чего победа правоверной армии неизбежна, так примерно рассуждали не только рядовые бойцы, но и сам Ахмед-бей, турецкий паша, командующий семидесятитысячной армией. Были, конечно, в войсках реалисты, запомнившие скорострельность шведских пушек, шведских и запорожских ружей. Но кто слушает пессимистов при почти троекратном превосходстве над врагом?
Спустя пять минут после шведов начали стрелять картечью запорожцы, выпросившие-таки у магаданцев пять пушек с боеприпасом, в кредит, с обещанием рассчитаться после сражения либо, что более вероятно, отслужить. Запорожские пушкари стреляли не хуже шведов, прекратив огонь через десять минут. После чего защёлкали ружейные выстрелы, добивая выживших мамелюков. Правый фланг имперской армии, как и центр её позиций, успешно отразил первую волну атаки, ожидая следующие жертвы. Хуже обстояли дела на левом фланге, где пешие кнехты вошли в столкновение с атакующими турками. Там завязалась кровопролитная рукопашная схватка, в которую обе стороны начали отправлять подкрепления.
Турки надеялись прорвать левый фланг и обрушиться на казаков и шведов с тыла, не сомневаясь, что это самый реальный шанс к победе над неверными. Ахмед-бей не упустил возможность ввести в сражение ударную конницу ветеранов, победителей Армении, Грузии, Азербайджана. Опытные бойцы прорвали линию кнехтов, отразили попытки немецких всадников и венгерских кавалеристов замедлить их продвижение. Пока часть турецкого отряда теснила немцев и венгров, связывая их рукопашной схваткой, основные силы турок вышли в тыл императорской армии. Казалось, всё, сражение выиграно, командиры прорвавшихся кавалеристов действовали привычно, по наработанному стандарту.
Часть прорвавшихся всадников устремилась вглубь, в самый тыл германского войска, громя шатры и захватывая удирающих фуражиров. Паника в своём тылу весьма способствует прекращению боя. Собственно, так и вышло с венгерскими и сербскими всадниками, остававшимися в резерве. Увидев, как турецкие всадники грабят обозы и палаточный лагерь, венгры с сербами сразу бросились на защиту своих пожитков. В суматохе беспорядочной схватки между палатками и шатрами германский резерв увлёкся защитой своего имущества и оставил без помощи окружённых шведов и казаков. Слава богу, оба отряда за полтора месяца противостояния не поленились оборудовать круговые позиции. И после окружения развернули часть пушек, выкосив картечью самых активных турецких бойцов, пытавшихся атаковать позиции с тыла. Все полчаса, пока турецкие всадники пробивались сквозь левый фланг немецкой армии, окружали позиции шведов и запорожцев, с фронта продолжались непрерывные атаки этих позиций.
Генерал Горн и атаман Ступка не теряли самообладания, узнав об окружении, пушкари стреляли исправно, ружейных патронов было достаточно, чтобы отбивать немногочисленные прорвавшиеся отряды. Оба военачальника уже прикинули уровень турецких потерь за час штурма укреплений, арифметика получалась приятная. По грубым подсчётам, вокруг шведско-запорожских позиций лежали не менее десяти тысяч турок. Солнце едва подходило к полудню, боеприпасов на позициях достаточно, потери среди обороняющихся небольшие. Чего ещё наёмникам ждать? С такими запасами боеприпасов у оборонявшихся и скоростью турецких потерь Ахмед-бей к вечеру рисковал остаться без армии. Именно об этом доложили турецкому командующему после окружения гяурских позиций, разве что свои потери турецкие полководцы округлили до двадцати тысяч человек.
Барабаны изменили ритм своих ударов, раздались звуки сигнальных дудок, турецкие войска остановились, окружив вражеские укрепления, за пределами выстрела вражеской картечью. Оттоманские командиры собрались на военный совет, все понимали, что нужно срочно принимать решение, одно из двух. Либо продолжать атаку укреплённых позиций, рискуя остаться без армии, с маловероятной победой. Либо оставить шведов с казаками в своём тылу, отправившись за бегущими германскими командирами, чтобы на их плечах ворваться в столицу. И ограбить, наконец, один из богатейших городов Европы, воспользоваться плодами победы в двух битвах. Пусть потом придётся отступить, пусть существует риск удара запорожцев и шведов в спину, но до Вены оставалось меньше десяти вёрст!
Какой выбор сделали турецкие полководцы, можно не сомневаться. Как говорили в девяностые годы, «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». Так и Ахмед-бей здраво рассудил, что после ограбления и захвата Вены султан простит ему любые потери на поле боя. Посему колебался недолго, благословив своих подчинённых на риск, слишком «вкусным» был лежащий без защиты город. Более двадцати тысяч турецких воинов двинулись на столицу Священной римской империи, практически на плечах отступающего императорского генералитета. Вся турецкая кавалерия и наиболее подвижные части пехоты спешили захватить вражескую столицу, предчувствуя неслыханные трофеи.
Почти столько же турок остались блокировать шведов и казаков, подкрепив свою угрозу артиллерией. Дабы не дать окружённым неверным решиться на прорыв, турецкие канониры приступили к беспокоящему обстрелу укреплений. За клубами пыли, скрывшими передвижение врага, Горн и Ступка не увидели, как половина турецкой армии уходит на север, в сторону Вены. Шведы и запорожцы продолжали отбивать вялые атаки оттоманцев, радуясь возможности отдохнуть, пообедать, перевязать раненых. Только к вечеру, когда ветер наконец разогнал клубы пыли и дыма над полем боя, окружённые отряды заметили отсутствие практически всей вражеской кавалерии. После недолгого совещания, все командиры пришли к выводу, что турки двинулись на Вену. Однако время было потеряно, до темноты оставалось немного, и даже половина турецкой армии превосходила по численности осаждённые отряды. Потому рисковать вылазкой и контратакой командиры наёмников не стали.
А в это время турецкие ветераны уже грабили столицу Священной римской империи германской нации. Сбив редкие заслоны на подступах к Вене, двадцатитысячный отряд оттоманцев прорвался к центру города, к богатым дворцам и особнякам, после чего наступила долгожданная пора. Руководство отрядами с обеих сторон было утрачено, озверевшие от победы и предчувствия богатых трофеев турецкие ветераны резали всех мужчин, пытавшихся показать видимость обороны. Двадцатитысячный отряд моментально распался на организованные шайки мародёров, кто-то цинично пытал хозяев домов и их жён, добираясь до спрятанных ценностей. Кто-то грузил на повозки дорогие ткани и пленных девиц, стремясь покинуть вражескую столицу как можно быстрее. Самые озабоченные деловито насиловали всех, кого успели захватить, невзирая на пол и возраст.
Хотя ни один командир не говорил, что турки уйдут из Вены, для ветеранов это не было тайной. Опытные бойцы отлично поняли возможности шведов и запорожцев и не сомневались, что окружённые гяуры завтра же прорвутся к Вене. Потому ночь в захваченной столице оккупанты стремились использовать «на всю катушку», не заботясь о дне грядущем. Короткая июньская ночь дорого далась горожанам, не имевшим шансов защитить свои имущество и семьи. Редкие выстрелы и крики никого не привлекали, под покровом ночи к туркам присоединились шайки воров и бедноты. О жизни под турецкой оккупацией жители имперской столицы были наслышаны и отлично знали, что турки ведут себя гораздо мягче к подданным, нежели «родные германские власти». Не зря на протяжении шестнадцатого и семнадцатого веков христианские подданные европейских стран массово бежали в Турцию от притеснений и гнёта единоверцев.
Теперь всем зажиточным и богатым горожанам мстили за годы унижений городские бедняки. А воры и бандиты просто грабили, не заморачиваясь национальностью и вероисповеданием своей жертвы. При возможности такими жертвами становились и мелкие группы турок, деловито стаскивавших награбленное барахло к южным воротам города. Или любой беззащитный дом, брошенное хозяйство, будь оно и собственностью простого ремесленника. Грабили все и всё, ночь с 9 на 10 июня 1583 года десятилетиями вспоминали жители Вены как «ту самую ночь». К рассвету начались пожары, в разных местах города запылали строения, подожжённые грабителями. Чаще поджигателями оказывались сами венцы, скрывавшие свои преступления разрушительной силой огня.
Свежий ветер с Дуная поддержал разгоравшиеся очаги пожарищ, к шести утра пылала бо́льшая часть столицы. У южных ворот приходила в себя турецкая армия, обременённая сотнями повозок, тысячами захваченных рабынь, грудами тканей, одежд, посуды и украшений. С жалостью глядя на пылающий город, в котором оставалось ещё достаточно трофеев, турецкие военачальники командовали отступление на старые позиции. Путь, пройденный накануне за пару часов, грозил затянуться до вечера. Несмотря на крики офицеров, команды и просто удары плетьми, отряд, обременённый богатейшими трофеями, смог тронуться в путь лишь к обеду. Ползущая змеёй колонна растянулась на пару вёрст, продвигаясь на юг, на соединение с остальными частями турецкой армии.
О том, что шведы и казаки остались на старых позициях и никто не помешает доставить трофеи, докладывали прибывающие конные разведчики, ежечасно проверявшие ситуацию в недавнем тылу. Вскоре турецкие офицеры сами смогли услышать далёкую канонаду на поле боя, успокоившую их своей частотой. Раз гяуры стреляют так часто, значит атаки правоверных становятся опасными, возможно, к вечеру дерзкие шведы и казаки, решившие противостоять ветеранам великой армии султана Мурада Непобедимого, будут разбиты. Никак не могли полководцы оттоманского войска предположить, что ситуация совершенно противоположная. С утра окружённая группировка начала обстрел неприятельских позиций фугасными снарядами, спокойно долетавшими до ставки паши Ахмед-бея.
Две сотни снарядов, выпущенных по богатым шёлковым шатрам турецких военачальников, достигли своего замысла. Сам Ахмед-бей погиб, его ближайшие советники и добрая половина старших офицеров были убиты, либо тяжело ранены. Окружённые турецкой группировкой силы наёмников обезглавили руководство вражеской армии. После десятиминутного обстрела лагеря Ахмед-бея пушкари перенесли огонь на порядки турецкой армии. Все двадцать пять орудий шведов и казаков начали активную стрельбу по турецкому лагерю, выбирая наибольшее скопление живой силы противника. Артиллерия врага не могла ответить, обстрел гяуров шёл с запредельных для турецких орудий расстояний.
Спустя полчаса после интенсивного расстрела турецких позиций запорожцы пошли в атаку. Шли неторопливо, выкатив все пять своих орудий в наступающие цепи. Из магаданских ружей лучшие стрелки быстро расстреливали отряды, пытавшиеся организовать отпор, подавляя в зародыше возможное сопротивление впадающего в панику врага. Увидев, что казаки беспрепятственно подавили сопротивление основных сил турецкого войска и приступают к грабежу офицерских шатров, не выдержали шведы. Они тоже ринулись в контратаку, все были наёмниками и воевали далеко не за идею. Но, в отличие от запорожских любителей поживы, генерал Горн повернул своих бойцов на север, к Вене. Туда же шведский военачальник развернул все двадцать своих орудий. Наступать всеми силами к Вене генерал не собирался, разведка и дым пожарищ успели доложить, что турки сами везут трофеи на поле боя.
Так что у шведов было время подготовить новые позиции, установить там орудия, а два полка отправить в обход, на север, с целью удара во фланг турецкому отряду, растянувшемуся на несколько вёрст. Поэтому, когда довольные захваченной добычей турки стали выезжать и выходить на прежние позиции, их встретила шведская картечь в упор. На стрельбу быстро отреагировали казаки, успевшие «снять сливки» с турецкого лагеря. Добрых четыре тысячи запорожцев развернулись на север, охватывая передовые турецкие части в клещи. Передовые отряды турок были уничтожены за несколько минут. Шведы и казаки двинулись дальше, выбивая редкие заслоны на своём пути. Лишь к середине обоза туркам удалось собрать около десяти тысяч мамелюков, в надежде остановить неверных и отстоять захваченную добычу.
Увы, именно в этом месте им ударила во фланг шведская группировка из двух полков, пока запорожцы связали турок боем по фронту. Сражение за добычу длилось ещё пару часов, но превосходство в оружии шведов и запорожцев над турками, при небольшом численном перевесе последних, оказалось решающим. После полудня весь обоз с трофеями остался в руках наёмников, наступил их черёд делить добычу. А турецкое войско распалось на небольшие отряды, рассеявшиеся в окрестностях Вены. Многие решили ещё пограбить под шумок, справедливо полагая, что германцам будет не до них. Другие спасали часть своей добычи, двигаясь перелесками и холмами на юг. Третьи просто растерялись, стремясь скрыться от неминуемой гибели.
Битва за Вену закончилась. Магаданские полки из Новороссийска, простоявшие всё это время на границе, неторопливо возвращались в Королевец. Как ни странно, именно магаданцы, не принявшие участия ни в одном сражении, получили от турецко-германской войны наибольшую выгоду. Хотя вполне ожидаемую и прогнозированную. Священная римская империя германской нации, несмотря на «победу», не могла продвигаться на юг, в турецкие земли. Вена лежала в руинах, цвет германского рыцарства погиб либо ранен, платить наёмникам было нечем. Собственно, шведы и запорожцы утешились взятыми у турок трофеями, сутки назад принадлежавшими венским горожанам. Возвращать их никто не собирался, хорошо ещё, часть пленников отпустили наёмники домой. Всё остальное, включая понравившихся женщин, шведы и казаки с чистой совестью привезли домой, хвастаясь огромной добычей.
Турки потеряли в двух кровопролитнейших сражениях не просто две армии, свыше ста тысяч обученных воинов. Турецкий султан потерял две трети своих ветеранов, без которых дальнейшая экспансия на восток или запад была невозможна. Более того, султан Мурад не мог защитить свои владения от польской армии, вторгшейся в Молдавию, Валахию, Румынию. То есть поляки ожидаемо клюнули на приманку, ввязались в захват южнославянских земель, втиснувшись между Турцией и Священной римской империей. Стефан Баторий, приняв православие, как горячий нож в масле, пошёл по захваченным турками землям, присоединяя освобождённые города и сёла к Речи Посполитой.
