Data set trinity. In morbi

– Вот он! Я его вижу, вижу! – закричал один из репортеров, тыча пальцем в небо. – Смотрите левее!

Все стоящие на палубе люди – операторы, журналисты, дикторы новостей, сотрудники NASA и «Feller BioTech» – повернули головы в указанном направлении.

– Вот он!

– Выпустил парашют!

– Он давно выпустил парашют!

– У него раскрылся парашют!

Спускаемый аппарат появился именно там, где его ждали, и именно тогда, когда его ждали, вынырнул из облаков черной, неимоверно далекой точкой и стал неспешно снижаться к морской глади.

Сцена возвращения Дика Бартона с орбиты была выстроена идеально: в районе посадки находились не только два катера береговой охраны и корабль NASA, но и специально зафрахтованное судно для журналистов, блогеров и фанатов, которым повезло выиграть поездку в сетевом конкурсе. Еще присутствовали пара вертолетов, сторожевые и медийные дроны и несколько катеров с зеваками, которые держались поодаль.

И шла прямая трансляция на весь мир: возвращение самого знаменитого пингера современности показывали все основные медиа. Герой океана и космоса, пионер и первопроходец, образ Человека Будущего – так представляли Дика бесчисленные журналисты, заставляя учащенно биться сердца пингеров.

Ведь у них еще оставались сердца.

А пока аппарат не достиг поверхности, на большинстве мониторов планеты появился второй несомненный герой – Биби Феллер. Человек, которого уже начали называть Инженером Будущего.

– Мистер Феллер, чего бы вы сейчас хотели?

– Оказаться в этом корабле, ребята, – Биби кивнул на спускаемый аппарат. – Хотел бы побывать в космосе и вернуться. А потом снова полететь – на Луну и Марс.

– Хотите стать пингером?

Вопрос журналиста мог показаться бестактным и даже грубым, но Феллер лишь улыбнулся в ответ:

– От этого никто не застрахован, ребята. И если я стану пингером, то сидеть на Земле не стану, вы уж поверьте.

Репортеры засмеялись. Все – весело, тот, кто задал вопрос, – с облегчением.

– Что вы сейчас чувствуете?

– Гордость, – ответил Биби. Через секунду понял, что слишком короткий ответ не произведет нужного впечатления, и развил мысль: – Мы в «Feller BioTech» прошли огромный и очень добрый путь. Сначала мы хотели помочь людям вернуться к активной жизни, потом сражались с некрозом Помпео, но при этом верили, что не только спасаем цивилизацию от страшного вируса, но создаем будущее. И сейчас вы его видите – Будущее! Вы видите, как человек, которого мы спасли от смерти, возвращается из космоса. И я испытываю гордость. И еще я испытываю радость, потому что нас ждет много работы. Мы пойдем вперед, ребята: в глубины океана, в глубины космоса! «Feller BioTech» пойдет вперед! Человечество пойдет вперед! И я этим горжусь!

Аппарат рухнул в воду, к нему помчались катера, опережая не очень быстрое судно NASA, но прежде чем они его достигли, люк открылся и появившийся перед камерами Дик Бартон помахал человечеству рукой.

А затем указал на Биби и поднял вверх большой палец.

– И когда в столицу привезут твою чушку? – спросил старик, выключая настенный коммуникатор с записью встречи.

– Дик Бартон – не чушка, – ровным голосом ответил стоящий у окна Биби.

Они встретились в огромном кабинете на тринадцатом этаже Рокфеллер-центра, который вот уже тридцать лет – с тех пор, как умер отец старика, – служил дяде Солу основным рабочим местом. Среди членов сообщества считалось некорректным устраивать офисы в главном «клубе», но для старика сделали исключение: все знали, что он обожает Рокфеллер-центр. Любит так сильно, что даже не стал переделывать кабинет по своему вкусу, деликатно сохранив классический дизайн, являющийся ровесником самому зданию: тяжелая резная мебель темного дерева, книжные шкафы с важными, солидными книгами, настольная лампа, деревянные панели на стенах, китайские вазы в углу и хозяин кабинета, всегда во главе стола. Какие бы переговоры ни предстояли, хозяин кабинета всегда занимал свое кресло, заставляя гостей, даже важных, даже равных ему, чувствовать себя на приеме у большого человека.

Поэтому Биби остался стоять.

– Ты еще скажи, что Дик Бартон – будущее человечества, – проворчал старик.

– А что не так? – Феллер резко отвернулся от окна.

– Мы – будущее человечества, сынок, – твердо произнес дядя Сол. – Мы – его прошлое, настоящее, а значит, и будущее. И тебе необходимо впитать это понимание каждой своей гениальной клеточкой. Не орки, а мы!

– Я член сообщества по праву рождения, – с неожиданной и очень холодной яростью ответил Феллер. – И никто не смеет ставить под сомнение этот факт.

– Тогда веди себя, как член сообщества, – прошипел в ответ старик, которому, похоже, надоело уговаривать строптивого собеседника. – Перестань заигрывать с орками, не теряй достоинства. Прими тот факт, что мы вот-вот закончим строительство прекрасного нового мира, в котором люди останутся людьми, а орки превратятся в вещи. В буквальном смысле слова, Биби: они станут нашими вещами, причем добровольно! Увлеченные твоей экспансией в океан и космос. Такова судьба орков, Биби, – быть идиотами, а я, как настоящий добрый дядюшка, всего лишь помогаю им добиться желаемого. И я в последний раз прошу: не становись между мной и моей мечтой.

– Раньше я делал то, что считал нужным, дядя Сол.

– А теперь?

– Теперь… – Феллер вновь отвернулся к окну. – Я принял поражение и не собираюсь идти против сообщества. – Биби выдержал короткую паузу и продолжил: – Но я хочу сказать, что человечество неоднородно, дядя Сол. Человечество, как говядина: есть вырезка, есть грудинка, есть мякоть. А есть мясо самого высокого класса, из которого получаются лучшие стейки.

– Я не люблю стейки, сынок, ты знаешь.

– Но ты знаешь, что такое стейк, дядя Сол, и понимаешь, что я имею в виду. Как ни крути, мы все – говядина, и если отпилить у быка окорок, мы получим быка-инвалида.

– Ладно, ладно, я понял тебя, – признал старик. – И не собираюсь совсем уничтожать орков. – Он помолчал. – Когда твоя не-чушка явится в Вашингтон?

– Завтра утром устроим торжественную процессию в Белый Дом, – рассказал Феллер, хотя догадывался, что дядя Сол и без него знает расписание ближайших событий. – Проедем через весь город под приветственные крики толпы.

– Процессия, безусловно, войдет в историю.

– Безусловно, – подтвердил Биби. – Ведь ее готовит Бобби Челленджер.

И замер, увидев на стене стоящего напротив дома крупную белую надпись:

Замер, потому что не ожидал увидеть новый лозунг пингеров в шаге от Рокфеллер-центра.

– Я уже приказал закрасить эту гадость, – недовольно произнес старик. Он прекрасно понял, почему сбился Феллер.

– Хулиганов поймали?

– Нет.

– Почему?

– Полагаю, потому, что побежавшие за хулиганами полицейские не особенно хотели их догонять.

– А дроны?

– Поломались.

Феллер вновь посмотрел на старика, только на этот раз без ярости и злости.

– Дядя Сол, тебе не кажется, что Орк становится проблемой?

– Я ее решу.

– Орк – опытный военный, он наверняка попробует воспользоваться нашими действиями к своей выгоде…

– Я ведь сказал: все под контролем! – рявкнул старик. После чего достал из ящика стола бутылку «бурбона», два стакана, плеснул себе и гостю, выпил и буркнул: – Извини. – Недовольный тем, что не сумел сдержать эмоции. – Орк действительно стал проблемой, ведь никто не ожидал, что он вылезет из Окситании, но эту проблему мы устраним.

– Очень хорошо.

– Орк имеет сильное влияние на незрелые умы, но твой Дик Бартон сумеет перетащить основную массу орков на нашу сторону. Ты уже продумал свою речь на встрече с президентом?

– Она будет краткой.

– Правильно, нет нужды усложнять происходящее словоблудием.

– Основные тезисы изложит Дик.

– Тебе неприятно их произносить?

– Из уст Дика они прозвучат весомее. Он пингер и герой пингеров.

– Согласен, пусть их скажет чушка, – кивнул старик и хихикнул: – Ой, извини: не-чушка.

Однако Феллер не обратил внимания на эту подначку, потому что как раз собрался задать очень важный для себя вопрос.

– Дядя Сол… можно сделать так, чтобы Томази не присутствовал на встрече с президентом?

– Не хочешь его видеть? – помрачнел старик.

– Его самодовольную рожу.

Которая станет самой жесткой иллюстрацией поражения Инженера Будущего.

– Увы, Биби, Томази должен присутствовать, ведь это его триумф, – старик плеснул в опустевшие стаканы виски и почти искренне извинился: – Мне жаль.

Встреча продумана идеально, как все, над чем работал Бобби Челленджер: Дик Бартон, самый известный пингер планеты, публично поддержит «закон Томази» и пожмет сенатору руку. В присутствии Биби Феллера и президента, которые благословят противоестественный союз. Рукопожатие внесет разброд в ряды противников сенатора и даст идеальный старт голосованию в Конгрессе.

– Тебе придется поддержать свою не-чушку, сынок, выразить полное согласие с сенатором и пожать ему руку. Ты справишься?

– Не сомневайся, дядя Сол.

– Я рад, что мы с тобой поняли друг друга.

– Не во всем.

– Биби?

– Я сделаю все, что ты хочешь, дядя Сол, уйду со сцены, но вот насчет понимания… – Феллер грустно улыбнулся. – Я понимаю, почему ты настаиваешь на ужесточении законов, я понимаю, к чему ты стремишься, я даже понимаю, почему ты хочешь вытолкнуть меня на обочину и завладеть «Feller BioTech»… Не то чтобы я был со всем этим согласен, но я понимаю, почему ты это делаешь.

– Потому что ты такой же, сынок, – старик глотнул «бурбон» и самодовольно закончил: – Просто я победил.

Однако Феллер не закончил.

– Но чего я не понимаю и никогда не пойму, дядя Сол, даже если ты потратишь на объяснения тысячу лет, так это то, почему ты, старая сволочь, оттолкнул Ларису.

– Что? – у старика отвисла челюсть.

– Она любила тебя до безумия, бегала к тебе даже после того, как ты велел Томази выдать ее за меня, ты был единственным ее мужчиной, ее звездой, ты был для нее всем – и отвернулся в самый страшный момент жизни. Как ты мог так поступить? Только из-за презрения к пингерам? – Дядя Сол попытался ответить, но Биби повысил голос: – Заткнись, я не закончил! Заткнись и слушай: я выражаю тебе презрение, старый кусок дерьма. Ты не дождешься от меня ненависти, не дождешься от меня зла: только презрение и брезгливость. И я рад, что вижу в твоих глазах боль, старик, ведь ты понимаешь, что допустил самую главную ошибку в жизни. Тебе больно, чудовищно больно. Ты изменишь мир, превратишь его в гигантский концлагерь, низведешь орков до уровня вещей, но не сможешь ничего сделать с болью в своей душе. Не сможешь ничего исправить и подохнешь с ней.

Феллер развернулся и вышел, оставив старика в кресле. Вцепившегося в подлокотники. Покрасневшего. Тяжело дышащего. Разъяренного, но не находящего слов.

Растоптанного и униженного.

– Майк!

Тишина.

– Майк!

Конелли знал, что сын должен быть дома, однако все равно успел испугаться: вдруг Майк выскользнул из квартиры, пока он был в душе? И потому дверь в комнату сына Конелли открывал с замиранием сердца, больше всего на свете опасаясь найти ее пустой…

Но повезло: сын валялся на диване. Разумеется, с коммуникатором.

– Майк!

– Да? – неохотно отозвался тот, не поворачиваясь к отцу.

– Я тебя звал.

– Да.

Конелли выдержал короткую паузу, во время которой обвел взглядом неубранную – и это еще мягко сказано! – комнату сына, после чего спокойным тоном продолжил:

– Ты можешь пообещать мне кое-что?

– Скажи что, и я подумаю, – прозвучал стандартный ответ. Фаусто уже забыл, когда слышал от сына другие слова. Или хотя бы произнесенные другим тоном.

– Пожалуйста, постарайся как можно реже выходить из дома в ближайшие дни. А если получится – не выходи совсем.

– Почему?

– Возможны беспорядки, – негромко ответил Фаусто. – И лучше держаться от них подальше.

На этих словах сын неожиданно развернулся, уселся на диване и посмотрел Конелли в глаза:

– Ты тоже будешь держаться от них подальше?

– Ты знаешь, что нет.

– Тогда почему я должен?

– Потому что я – агент GS…

– А я – гражданин!

– И еще я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось… – попытался продолжить Конелли, но Майк его перебил, поскольку, как выяснилось, у него было что сказать еще:

– И почему ты называешь исторические события «беспорядками»? Кто дал вам право затыкать нам рты?

– Кому вам? – растерялся Конелли.

– Пингерам! Мы не допустим принятия фашистского «закона Томази»!

И Фаусто с горечью понял, что последнее время сын смотрел и слушал не только слащавого блогера.

– Как не допустите?

Однако в детали Конелли-младший решил не вдаваться, ограничился лозунгами.

– Мы – такие же граждане Америки, как все остальные, и мы не позволим превратить нас в рабов.

– Никто не собирается превращать вас в рабов, Майк.

– Тебе не понять, – резанул в ответ сын.

И принялся обувать кроссовки, всем своим видом показывая, что не собирается продолжать разговор.

Впрочем, он и начинать его не хотел.

– Куда-то собрался? – растерянно спросил Конелли.

В ответ – тишина… Нет, не тишина: с улицы – как по заказу! – раздался выстрел. Майк вздрогнул.

– Видишь, что происходит? – всплеснул руками Фаусто. – Ты думаешь, это шутки? Нет, черт побери – не шутки! Все будет по-настоящему, Майк: кровь и стрельба.

– Я не боюсь! – закричал в ответ сын. – Я хочу, чтобы по-настоящему! Я хочу, чтобы все вокруг поняли, что пингеры – это люди!

– Все считают пингеров людьми!

– Не ври мне!

Майк оттолкнул отца и выскочил в коридор.

– Куда ты?!

– Не твое дело!

– Сын…

Входная дверь с грохотом захлопнулась.

И сразу же прозвучал еще один выстрел, за которым последовала длинная автоматная очередь. Конелли подошел к окну, осторожно выглянул и вздохнул, увидев бегущего по мостовой мужчину в короткой куртке, спортивных штанах и кроссовках. В руке мужчина держал укороченный пистолет-пулемет, из которого только что дал очередь в преследователей, и когда Фаусто оказался у окна, беглец как раз намеревался повторить ее: остановился, развернулся, вскинул оружие, но получил пулю в голову от подоспевшего полицейского дрона и рухнул на асфальт.

Инцидент закончился.

Один в череде многих.

Конелли поднес к лицу коммуникатор и тихо сообщил:

– Он выходит.

– Вижу… – фоном прозвучал шум борьбы, сдавленное ругательство, обрезанный выкрик: «Вы не имеете права!» и еще одно ругательство. Затем старый приятель Фаусто из Оперативного департамента коротко доложил: – Взяли.

– Помяли?

– Не сильно. Но сопротивление аресту я ему пришить смогу. Посидит дней пять во внутренней тюрьме GS, потом я заберу заявление, скажу, что ошибся, и мы его отпустим на все четыре стороны. Суда не будет, а значит, запись в личном деле не появится.

Досье Майка останется чистым, и у парня не будет ограничений на работу.

– Спасибо, дружище, я твой должник.

– Ты не первый, Фаусто, мы выделили целое крыло для неразумных отпрысков сотрудников, – судя по звуку, оперативник усаживался в машину. – Кстати, за тобой приехали… – А следующую фразу он произнес удивленным тоном: – Бронированный внедорожник, шофер и два телохранителя? И дрон прикрытия?

– Я веду сложное расследование, и меня уже пытались убить.

– Удачи.

– Спасибо!

Конелли отключил коммуникатор, тут же принял вызов от телохранителя, сообщившего, что ожидает внизу, подтвердил, что выйдет через пару минут, и принялся собираться.

– Ты когда-нибудь возил девушку к океану?

Конелли, который ожидал любого вопроса, кроме этого, сбился и удивленно поднял брови:

– Извините?

– Ты не расслышал? – удивилась в ответ Лариса. – Здесь действительно немного шумно… – Они разговаривали на открытой террасе, однако легкий ветерок не мешал, не уносил слова. – Или ты отвлекся и не слушал меня?

– Я расслышал, – взял себя в руки Конелли. – Просто ваш вопрос показался неожиданным и не имеющим отношения к делу.

– Ты сказал, что хочешь поговорить.

– Именно так.

– В таком случае будем говорить не только о том, что интересно тебе, специальный агент…

Лариса чуть подняла брови.

– Конелли, – подсказал Фаусто.

– В таком случае, будем говорить не только о том, что интересно тебе, специальный агент Конелли, но и о том, что интересно мне, потому что я в настроении поболтать, – Лариса развела в стороны руки и потянулась, улыбаясь солнцу и легкому ветерку. А Конелли торопливо отвел взгляд от выставленной напоказ груди; он не был ханжой, но не считал возможным пялиться на красивую женщину. Только не во время серьезного разговора. Лариса встретила гостя в домашнем платье, чуть-чуть не доходящем до колен, ткань которого, как вскоре выяснилось, оказалась игриво-тонкой, а бюстгальтер молодая женщина не надела. – Ты когда-нибудь возил девушку к океану? В пикапе… Именно в пикапе… Теперь я понимаю, что пикап – это очень важная деталь таких историй, можно сказать: ключевая деталь, ведь он дает ощущение полной, совершенно невозможной свободы. – Она запрокинула голову и зажмурилась, вспоминая, наверное, самый счастливый день в жизни. – Пикап необходимо подогнать к линии прибоя и купаться до одури… плавать, бегать по волнам, валяться на песке, снова купаться – до тех пор, пока не начнет темнеть. Потом разжечь костер, закутаться в одеяло – одно на двоих, разумеется, это тоже важная деталь, – и смотреть, как прячется в ночи гигантский океан. Прячется так ловко, будто его никогда не было. Потом заняться любовью в кузове пикапа с неистовством самого первого раза. И такой же страстью. Потом лежать на спине и смотреть на звезды… Звезды обожают океан и прыгают в него по ночам, ты об этом знал? Звезды любят купаться… Потом снова заняться любовью… заснуть… проснуться… снова заснуть… и встретить рассвет в его объятиях. – Лариса помолчала. – В твоей жизни было что-нибудь подобное, специальный агент Конелли?

– Я вырос в глубине континента.

– Ты возил девушку к озеру?

– У меня никогда не было пикапа, – после короткой паузы признался Фаусто.

– Сколько тебе лет?

– Сорок три.

– Купи пикап, специальный агент Конелли, ты еще успеешь испытать и почувствовать то, что испытала и почувствовала я. И поверь, это сделает тебя чуточку счастливее.

– Возможно…

– У моих парней не было пикапов, они предпочитали лимузины и спорткары, только у самого главного оказался… Наверное, это судьба, – Лариса помолчала. – Тебе было интересно меня слушать, специальный агент Конелли?

– Я вам завидую, миссис Феллер, – не стал врать Фаусто.

– Да, я очень богата.

– Вы счастливы, – уточнил агент. – Вы настолько счастливы, что готовы кричать об этом, настолько счастливы, что рассказываете о своем счастье всем, даже мне, незнакомому человеку, пришедшему к вам с неизвестной целью. Вот чему я завидую, миссис Феллер, а не вашим деньгам.

– Может, я приняла наркотики?

– Я знаю, как выглядят люди, находящиеся под воздействием веществ.

– Тогда спасибо… – Лариса поправила волосы. – А ты счастлив, специальный агент Конелли?

– Был, – кивнул Фаусто.

– Ты потерял свое счастье?

– У меня его забрали.

– Кто?

– Помпео.

Лариса помрачнела:

– Она умерла?

– Никто не умер, – тихо ответил агент. – В смысле – сразу никто не умер. Я не заразился.

– Ах, вот что… – Лариса стала совсем грустной. Искренне грустной. – Один из всей семьи?

– Да.

– А я одна заразилась… и стала отверженной.

– Мы похожи, – обронил Фаусто, который мгновенно понял, что женщина ему не врет. Ни в том, что заразилась одна из всей семьи, ни в том, что стала отверженной. Такими вещами не шутили даже самые тупые блогеры и стендаперы.

– Чего ты хочешь, специальный агент Конелли? – мягко спросила женщина, облокачиваясь на парапет, отделяющий террасу от пропасти. – Мы перестали быть незнакомцами, и пришло время рассказать, зачем ты явился.

– Хочу поговорить о вашем девере – А2 Феллере.

Ответ последовал мгновенно:

– А2 погиб.

Прозвучал так быстро и так спокойно, что Фаусто понял две вещи: первая – Лариса говорила об А2 совсем недавно; второе – она врет.

– Мне это известно, – кивнул агент.

– Почему тебя интересует покойник?

– Предположим, я пишу книгу.

– Предположим, я сейчас позову охранника и он выкинет тебя с этой террасы, специальный агент Конелли, – в тон ему произнесла Лариса. – Тебе придется пролететь больше сотни метров, а мне за это ничего не будет. Скажу, что ты хотел меня изнасиловать… – Женщина провела рукой по полной и почти обнаженной груди. – И любой судья поверит в эти обвинения… Кстати, я даже на суде не появлюсь: адвокат обо всем расскажет.

– Не надо меня выкидывать, – попросил Конелли, который прекрасно понимал, что Лариса способна исполнить угрозу. Причем с именно такими, как она описала, последствиями для себя.

– Тогда, может, выпьешь чего-нибудь?

– Виски, – хрипло ответил агент.

– В баре большой выбор, а мне налей бокал белого из бутылки с красной этикеткой.

– Конечно, миссис Феллер.

Фаусто сходил к бару, постоял возле него, растерянно читая этикетки никогда не виданных марок скотча, плеснул себе из самой скромной бутылки, налил женщине вина и вернулся на террасу.

– Говори правду, специальный агент Конелли, – приказала Лариса, принимая бокал.

– Мне поручено провести расследование обстоятельств смерти вашего деверя, – ответил Фаусто, прихлебывая виски.

Божественный виски.

– Кто поручил? Мой супруг?

– Мистер Феллер в курсе происходящего.

– Вот его и спрашивай, – Лариса перевела взгляд на город. – Муж знает А2 намного лучше меня.

Он обратил внимание, что женщина, случайно или нет, использовала настоящее время.

– Уже расспросил. И теперь меня интересует ваше мнение об А2, миссис Феллер.

– Что именно?

– Каким он был человеком? – и заканчивая фразу, Конелли понял, что угодил в точку, во всяком случае сумел заинтересовать Ларису.

Она отвернулась от Нью-Йорка, пригубила вина и улыбнулась:

– Ты действительно пишешь книгу?

– Нет, – Фаусто тоже позволил себе улыбку. – Не знаю, к сожалению или счастью, но нет. Или пока нет.

– А он достоин книги, – медленно протянула женщина, и Конелли обратился в слух. – А2 был умным, но не таким умным, как Биби. В смысле, умным, но иначе. Мой муж – менеджер, человек-функция, человек, видящий прибыль и умеющий выстраивать схемы ее получения. Настоящий стратегический инвестор, если ты понимаешь, что я имею в виду… Что же касается А2, то он был чертовым гением. Он увлекся нанотехнологией, связал ее с микробиологией, для исследований основал «Feller BioTech», фамилия «Феллер» в названии корпорации – это его фамилия, а не Биби, и в конце концов создал нейрочип, который мы называем maNika. Собственно, название тоже придумал он.

– А2 был посвящен в детали семейного бизнеса?

– Полностью.

– Но именно Биби должен был унаследовать инвестиционный фонд, который является основой благосостояния Феллеров?

– Не совсем так, – протянула Лариса, вновь отворачиваясь к городу. – Биби и А2 были близнецами, поэтому старый Джон Феллер написал хитрое завещание: он оставил фонд обоим братьям, но с условием, что все унаследует тот, кто первым заведет ребенка.

– И кто победил? – деликатно осведомился Фаусто. О личной жизни самого известного предпринимателя планеты было известно до обидного мало, и агент действительно не знал, есть ли у Биби дети.

– Они никогда не соревновались, потому что искренне любили друг друга. Такое случается даже в наш век… и даже в нашем сообществе… – Лариса помолчала. – Биби и А2 с юмором подошли к завещанию, а ни я, ни Эрна не торопились…

– Кто такая Эрна?

– Так звали жену А2, – Лариса подняла брови. – Тебе о ней не рассказали?

– Нет. Эрна жива?

– Ее убил Помпео незадолго до того, как погиб А2. И если бы ты писал книгу, то наверняка бы связал два этих обстоятельства… – женщина вновь выдержала паузу. – Смерть А2 и Эрны обессмыслила завещание, и теперь фонд «Orchid» полностью принадлежит моему мужу. Но детей у нас нет.

– Потому что вы перестали быть близки… – очень тихо пробормотал агент.

Но был услышан:

– Тебя это тоже касается? – криво усмехнулась Лариса.

– К сожалению, да.

– Почему?

– Потому что я расследую смерть А2, – развел руками Конелли. – И должен знать, нет ли причин, по которым его гибель могла оказаться убийством.

– Считаешь, что я изменяла мужу с А2?

– Обязан проверить эту версию, – агент помолчал. – Прошу меня извинить, миссис Феллер.

– Можешь не извиняться, – Лариса улыбнулась. Но к Фаусто не повернулась. – Мы не спали с А2: он был увлечен наукой и не смотрел ни на кого, кроме Эрны. Не думаю, что он любил ее страстно, как в книгах и фильмах, но ему никто не был нужен, кроме нее, если ты понимаешь, что я имею в виду. – Конелли кивнул, но его жест остался незамеченным. – А2 всего хватало. И единственный, кого беспокоило отсутствие у него детей, был дядя Сол… – женщина прищурилась. – Знаешь такого?

– Уже да.

– Тогда ищи ответ там, специальный агент Конелли, а не в моей постели.

– Дядя Сол ненавидел А2?

– Да.

– Почему?

– Так получилось, специальный агент Конелли, что А2 узнал о дяде Соле больше, чем следовало. Вырвавшись из дома, Эрна рассказала ему все: и о себе, и обо мне…

– Извините?

– На этом все, специальный агент Конелли, – Лариса сделала большой глоток вина, повернулась к Фаусто и продолжила: – Что же касается наших отношений с Биби, они окончательно расстроились после того, как я стала пингером. Но все разрешилось само собой: штаб-квартира «Feller BioTech» расположена в Калифорнии, поэтому Биби вынужден проводить на Западном побережье большую часть времени. А я не планирую оставлять Нью-Йорк.

– Говорят, он до сих пор вас любит.

Лариса покачнулась, словно толстяк ее ударил, но ответила спокойно:

– У нас с мужем абсолютно разные жизни, и это не является тайной.

– Поэтому ваш отец ненавидит Биби? – быстро спросил агент, надеясь услышать машинальный ответ. Но не услышал.

– Политические игры не подразумевают ничего постоянного, тем более – чувств, – поморщилась Лариса. – Отец заключит с Биби сделку сразу же, как только это станет выгодным.

– Он жестокий человек?

– Мой отец?

– А2.

– Скорее жесткий, – ответила Лариса после короткой паузы. – Все знают, что Феллеров лучше не злить. Дядя Сол решил наплевать на правило, и все с интересом ждут, чем закончится его эксперимент.

– Чем он может закончиться?

– Разным, специальный агент Конелли, разным.

Фраза прозвучала прощанием, и Фаусто отвесил легкий поклон:

– Благодарю, что уделили мне время, миссис Феллер.

– Разговор окончен? – показалось, что Лариса несколько разочарована.

– Мертвые редко отнимают много времени, – пожал плечами агент.

– Но иногда мертвых нужно оставить в покое.

– Это совет?

– Лучший из тех, что ты получал в жизни, – впервые с начала разговора в голосе Ларисы прозвучал металл. – Ты расспрашиваешь меня о человеке, который изменил мир, специальный агент Конелли, ты расследуешь его жизнь, но остановись на мгновение и вдумайся: А2 изменил гребаный мир! И это не красивые слова, специальный агент Конелли, это реальность. Реши для себя: нужно ли тебе лезть к человеку, который поменял ход мировой истории? Нужно ли тебе так рисковать ради Сола? Поверь, старый ублюдок не оценит.

– Я делаю это не для дяди Сола.

– Неужели? – с искренним интересом отозвалась Лариса. – А ради кого?

– Извините, некорректно выразился, – смутился Фаусто. – Я знаю, что расследование инициировано дядей Солом, но мне интересно докопаться до истины.

– Зачем?

– Люблю распутывать головоломки.

– Ты уже зашел слишком далеко.

– И не собираюсь останавливаться.

Несколько мгновений Лариса внимательно смотрела на толстяка, оценивая, насколько искренним было его восклицание, после чего кивнула, протянула:

– Ты молодец… – улыбнулась и продолжила: – Меня обязательно спросят, о чем мы говорили и как далеко ты зашел. От моего ответа будет зависеть твоя жизнь, специальный агент Конелли.

– Вы ответите так, чтобы меня не тронули, – уверенно ответил Фаусто.

И сумел в очередной раз удивить Ларису.

– Ты в этом уверен?

– Вам хочется увидеть финал, – Фаусто выдержал короткую паузу. – Вы знаете все ответы, миссис Феллер, и хотите посмотреть, что будет, когда они станут достоянием гласности.

– Не верила, что у тебя получится, – рассмеялась Нкечи, разглядывая выставленный Джехути товар. – Я понимаю, связи у тебя колоссальные, знаю, что обещания ты исполняешь, но все равно не верила, что у тебя получится. Извини.

– Ничего страшного, солнышко, пару месяцев назад я бы сам себе не поверил, – ответил Винчи, целуя Вашингтон в подставленную щеку. – Но сейчас мои поставщики чувствуют приближение больших событий и хотят как следует заработать. Ассортимент расширяется с каждым днем, и скоро, возможно, я смогу предложить тактические ядерные заряды.

– Думай, о чем говоришь, – хмуро попросила Оити.

– Солнышко, это была шутка.

– Лучше так не шутить.

– Больше не буду.

Джа сделал вид, что собирается чмокнуть длинную в щеку, Оити сделала вид, что не заметила движения, и старые друзья перешли к изучению содержимого гигантского ангара. Которое и без ядерных зарядов поражало воображение: тяжелое оружие, включая пехотные ракетные комплексы, автоматические пулеметные башни, бронированные внедорожники…

– Их рекомендую в первую очередь, – произнес Винчи, указав на мощные автомобили черного, синего и бордового цветов – никакого камуфляжа. – Они выглядят в точности как гражданские версии этих моделей и в документах значатся гражданскими, но в действительности обладают полноценным противопульным бронированием и защитой от подрыва. И всеми системами для установки навесного оружия, включая пулеметные башни. Идеальны для действий в городских условиях.

– Мы не собираемся захватывать Нью-Йорк.

– А воевать? – прищурился Джехути.

– Еще не знаем, – грубовато ответила Оити.

– В таком случае, могу предложить прекрасные гробы оптом…

– Заткнись и больше так не шути! – взорвалась длинная.

– Джа, ты действительно перегнул палку, – примирительно произнесла Нкечи, оттирая горячую подругу плечом.

– Приношу искренние извинения.

Винчи обаятельно улыбнулся, и Вашингтон игриво потрепала его по волосам:

– Ну как на тебя обижаться?

– Никак, – подтвердил Джа, покосившись на злую Оити. – Показать тебе по-настоящему большое оружие?

– Заткнись!

Очередной игривый намек должен был вывести длинную из себя, но она сумела сдержаться и лишь проворчала что-то нечленораздельное. Оити явно нервничала, чего за ней давно не замечалось.

– Давай лучше поговорим о деньгах, – предложила Вашингтон. – Цена не изменилась?

– Разве я когда-нибудь менял условия сделки?

– Ты – нет, но твоих поставщиков могла обуять жадность.

– Не обуяла, – качнул головой Винчи. – Они получат хорошую прибыль с увеличения оборота.

– Хорошо, что они такие умные.

– Просто у них много оружия.

– И это тоже хорошо, – Нкечи перевела взгляд на Оити. – Пожалуйста, проконтролируй погрузку товара. Берем строго по списку.

– Ок, – длинная недружелюбно посмотрела на Винчи. – Прощай.

– До встречи, – Джа дождался, когда Оити отойдет, и легким тоном продолжил: – Кстати, раз уж мы заговорили о поставщиках… На днях у моих добрых друзей из «WestGu» возникла крупная недостача. Представляешь, их кинули!

– Что ты говоришь? – удивилась Вашингтон.

– Честное слово.

– А что производит «WestGu»?

– Боевые пинги.

– В таком случае, им нужно пересмотреть меры безопасности, – поразмыслив, дала совет Нкечи. – Нынешние никуда не годятся.

– Мои друзья полностью соблюдали рекомендации GS и Министерства обороны, но тем не менее потеряли партию дорогостоящего оборудования: сами затолкали ее в грузовики и выпустили со склада.

– Кто-то подделал накладные? – со знанием дела осведомилась Вашингтон.

– Ага.

– Пусть обратятся в полицию.

– Я передам, – пообещал Винчи. Помолчал, давая понять, что шутливый тон остался в прошлом, и негромко продолжил: – Ты могла обратиться ко мне.

– Получилось дешевле, – тихо ответила Нкечи.

– Зато теперь парни с серебряными значками знают, что в Нью-Йорке появился талантливый хакер, а хакеры, особенно талантливые, – первоочередная цель для GS, – Винчи выдержал многозначительную паузу. – Филиал Первого Восточного тоже вы вскрыли?

Это был очень опасный и очень невежливый вопрос, совершенно недопустимый в приличном бандитском обществе, и Вашингтон решила, что нужно поставить Джехути на место.

– У тебя прекрасное оружие, – прошептала она, улыбаясь Винчи так, словно предлагала потрахаться на ближайшем ящике с гранатами. – Но моих девочек больше, чем твоих грузчиков, и они…

– Большая часть моей коллекции – автоматическая, а дроны под потолком вовсе не элемент декора, – сексуальным шепотом перебил собеседницу Джа. – И получилось так, что операторы, которых нет в ангаре, потому что они не грузчики, держат на прицеле всех твоих девочек. – Короткая пауза. – Но я не хочу ссориться, Нкечи, я дорожу отношениями, удовлетворяющими нас с тобой во всех смыслах.

– Тогда не лезь в мои дела.

– Я лишь намекнул, что ты привлекла ненужное внимание, – Джа провел пальцами по шее Вашингтон, она не вздрогнула и не отстранилась. – Познакомишь меня с твоей новой подругой?

– Почему ты решил, что с подругой?

– Разве я ошибся?

Вашингтон рассмеялась и вновь потрепала Винчи по волосам:

– Давай лучше займемся оплатой товара.

– Давай, – покладисто согласился Джа. – Как ты знаешь, я предпочитаю золото…

– Машин на улицах стало намного меньше, – заметила Нкечи. – Доедем быстро.

– Все боятся беспорядков, – ответила сидящая за рулем Оити. – Стараются поменьше выходить из дома.

Чтобы не привлекать ненужного внимания полиции и GS, пикси разделились на три конвоя и возвращались на Манхэттен разными маршрутами. Нкечи и Оити сопровождали самый маленький грузовик и ехали в новеньком, только что купленном внедорожнике. В котором кроме них никого не было, а значит, они могли говорить без опаски.

– Хоть какой-то толк от ожидания неприятностей, – хмыкнула Вашингтон, разглядывая растянутый поперек улицы плакат:

В последнее время эти слова стали официальным лозунгом пингеров и появлялись всюду: на машинах, на витринах, на вирусных баннерах, прерывающих сетевые трансляции. Появлялась везде, но от назойливого повторения фраза не тускнела, не раздражала, а заставляла людей все увереннее и увереннее говорить:

Протестуя против «закона Томази».

– Выходить на улицы люди боятся, – согласилась Оити. – Однако дронов стало много.

Полицейских беспилотников действительно было в разы больше, чем еще неделю назад: высоко в небе кружили тяжелые ударные машины, готовые поддержать огнем любой полицейский отряд, а на уровне пятых-седьмых этажей районы патрулировали вездесущие разведчики, имеющие право сканировать машины и пассажиров. И пока «pixy» доехали до тоннеля Холланда, дроны проверили их три раза, но не остановили, поскольку документы были в полном порядке.

– Знаешь, что я думаю? – медленно произнесла Оити. И не дожидаясь ответа, продолжила: – В городе неспокойно, каждый день происходит по несколько перестрелок, пингеры проводят демонстрации то в одном, то в другом боро и уже несколько раз провоцировали полицию на жесткие действия, а никаких серьезных мер не принимается. Ни против нас, ни против пингеров.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Нкечи.

– По городу… не только по городу: по всему Восточному побережью ползут слухи, что война между «guerreros» и FN23 неизбежна, капелланы открыто говорят, что в случае принятия «закона Томази» устроят крупные беспорядки и выведут на улицы всех, кого смогут, а сторонников у них достаточно. Однако никого не арестовывают: ни проповедников, ни главарей кланов. Хотя должны были. И к нам никто не приходил…

– А к нам зачем? – подняла брови Вашингтон. – Что мы делаем не так?

– Мы делаем то, что должны в данных обстоятельствах, – объяснила Оити. – Поэтому и полиция, и GS наверняка знают, что мы вооружаемся. Они не дураки. Второе: стоимость оружия на черном рынке подскочила в разы, его берут и «guerreros», и FN23, и мы, и все остальные банды, но ребята из Департамента по борьбе с организованной преступностью уже месяц к нам не заглядывали. Месяц!

– Думаешь, власти заинтересованы в бойне? – прищурилась Вашингтон.

– Все возможно.

– Но зачем?

– Не знаю, – честно ответила Оити. – Первое, что приходит в голову: «guerreros» и FN23 стали слишком сильны, их решили стравить, уничтожить и на освободившихся территориях несколько лет спокойно растить новые банды.

– Звучит убедительно, – подумав, отозвалась Вашингтон. – Мелкие банды чаще устраивают стычки, что хорошо для новостей.

– Но взаимоотношения и будущее «guerreros» и FN23 меня не волнуют, – Оити не позволила себя перебить. – Меня смущает тот факт, что на фоне всего этого дерьма к нам заявилась никому не известная девка и предложила совершить налет на запрещенное здание.

– Ты опять об этом… – поморщилась Нкечи, хотя прекрасно понимала, что в словах Оити есть резон. Подруга имела право на подозрения, но заткнуть ей рот, как рядовой пикси, нельзя, Оити нужно уговаривать.

– И обрати внимание, как хорошо мы подготовлены: наши девчонки всегда славились дисциплиной и выучкой, а теперь у нас есть отличные боевые пинги, современные средства связи и богатый арсенал разнообразного оружия, в том числе тяжелого. – Длинная выдержала паузу. – По сниженной, мать ее, цене.

Подобные мысли приходили в голову Вашингтон, но она гнала их прочь, потому что… потому что остров, черт бы его побрал, манил не только свободой и безопасностью, но и удивительной улыбкой Эрны Феллер. Прекрасной, страстной, как тысяча возбужденных наложниц, Эрны Феллер. Вашингтон гнала мысли прочь, но не могла не ответить длинной:

– Хочешь сказать, что мы вляпались в заговор?

– В котором нас используют втемную, – подтвердила Оити. – Другого объяснения я не вижу.

Со стороны длинная казалась глуповатым исполнителем, жестоким и не особенно умным, но в действительности умела систематизировать информацию и делать правильные выводы. Однако способности проявляла только при Нкечи и только в интересах «pixy». Главный же недостаток длинной заключался в том, что информацию она систематизировала медленно и нынешний вывод, с виду правильный и весьма неприятный, сделала слишком поздно.

– Боюсь, мы не сможем отказаться от штурма Рокфеллер-центра, – мрачно сказала Вашингтон.

– Согласна, нужно было сразу послать Мегеру к черту, – вздохнула Оити. – А теперь мы вписаны в уравнения и если откажемся сотрудничать – нас заставят.

– Как?

– Думаешь, у них нет рычагов?

– Думаю, есть, – Нкечи помолчала. – А если сбежать? Деньги у нас с тобой есть. На остров не хватит, но на беспечную пенсию где-нибудь в Бразилии мы заработали.

– Бросить девчонок?

– Мы говорим о наших жизнях.

Оити дернула плечом, помолчала, после чего качнула головой:

– Не позволят.

– Каким образом? – удивилась Вашингтон.

– Если мы действительно в уравнении, то к каждой из нас приставлен индивидуальный дрон, который следит за нашими перемещениями. Нам не уйти. А если останемся – шанс есть.

– Откуда ему взяться?

– У нас Мегера, – напомнила длинная. – А она, похоже, не последний человек в этом бардаке.

Нкечи тщательно обдумала слова подруги и твердо сказала:

– Если Мегера нас предаст – я ее убью.

– Шейх Сечеле, пожалуйста! Шейх Сечеле, не убивайте! Я все понял! Я…

Крик оборвался. Точнее, он продолжился – резким, полным ужаса визгом: приговоренный дошел до конца доски, сорвался, заорал от страха… И умолк. Вопль оборвался едва различимым всплеском воды.

Зрители бросились к борту.

– Я его вижу!

– Он вынырнул!

– Плывет!

– Как ему плыть? Руки связаны!

– Кричит!

– Не кричит, а плачет!

Наблюдавшие за казнью бандиты громко обменивались впечатлениями, указывая пальцами на несчастного, и обсуждали, как долго он протянет; делали ставки; несчастный жалобно кричал в ответ, а затем поплыл на спине, отчаянно суча ногами, надеясь погибнуть под корпусом гигантского судна, чтобы избежать мучений; Сечеле «Крокодил» Дога молчал, думая о том, кто будет следующим.

И не сомневаясь в том, что следующий обязательно будет.

Перевезти через океан несколько тысяч вооруженных боевиков, привыкших к насилию, оказалось нетривиальной задачей. Ведь нужно было не только доставить груз по назначению, но и не допустить крупных ссор между отрядами, способных привести к столкновениям или бунту, то есть постараться удержаться у власти. Разумеется, Дога отнял у бойцов автоматическое оружие, оставив лишь ножи и пистолеты, разумеется, наводнил помещения «Harmony of the Universe» следящими видеокамерами и небольшими дронами. Открыл два игорных зала. А главное – устроил бордель, взяв в рейс две сотни женщин. Устроил, несмотря на то что Джа предлагал «не заморачиваться – злее будут, когда придут к месту назначения». Принятые меры должны были позволить Сечеле переплыть океан без особых приключений, и пока его план работал: боевики азартно играли, охотно записывались на «встречи», а редкие вспышки агрессии пресекались быстро и безжалостно, поскольку за большинство провинностей предусматривалось одно наказание – смерть. Сначала Крокодил развешивал провинившихся вдоль борта, но капитан «Harmony of the Universe» заметил, что если «гирлянды» увидят с чужого дрона или встреченного судна, об этом будет немедленно донесено в GS со всеми вытекающими для нелегальных путешественников последствиями. И теперь нарушителей казнили старинным, чуть менее эффектным, но столь же эффективным способом «прогулка по доске».

– Он утонул?

– Еще нет, но скоро.

– Всегда хотел посмотреть, как они захлебываются.

– Никто не остановит судно ради такой ерунды.

Руки приговоренным связывали, долго на поверхности они не держались, и обладатели мощных биноклей могли наблюдать агонию от первой до последней секунды: приговоренные тонули до того, как судно скрывалось из виду.

Убедившись, что экзекуция прошла по плану, а преступник, зверски избивший одну из проституток, отправился на дно, Сечеле покинул палубу и направился в одну из «запретных зон» лайнера, в рубку управления, открытую только для него – даже охране пришлось остаться этажом ниже.

– Капитан.

– Мистер Дога.

– Как наши дела?

– Превосходно, мистер Дога. Идем четко по расписанию.

Капитан «Harmony of the Universe» был не в восторге от рейса, в первую очередь от пассажиров, разумеется, но гигантский гонорар заставил его рискнуть, и пока все шло так, как обещал Винчи: команда вела судно из Европы в Америку, находясь под защитой собственной охраны, собственных дронов и не покидая выделенные ей зоны. Благодаря этому не случилось ни одной стычки, и капитан надеялся, что остаток путешествия пройдет без приключений.

– Отличная новость.

– Да, мистер Дога.

– Надеюсь, так будет продолжаться.

– Не сомневаюсь, мистер Дога, – подтвердил капитан и машинально посмотрел на электронную карту, на которой метка «Harmony of the Universe» находилась в трехстах милях к северу от реального положения судна.

Капитан хорошо знал, как обеспечивается слежение за морскими объектами, и понимал, что люди, способные переписать спутниковые данные, попросту не допустят, чтобы что-то пошло не так.

Полицейские окружили их на перекрестке – группу из двадцати примерно бедно одетых латиноамериканцев, среди которых были и мужчины, и женщины, и даже дети. И почти все они были пингерами: замершая у окна Эрна видела дешевые протезы, скрипящие, местами ржавые, грязные и не прикрытые даже самой плохой псевдокожей. Потасканные, изрядно потертые протезы, от которых пахло нищетой, тяжелой работой и безнадегой.

Латиноамериканцы специально привлекли к себе внимание: спокойно, не реагируя на возмущенные крики водителей и сигналы клаксонов, вышли на центр мостовой, развернули самодельные плакаты и медленно пошли вдоль домов, громко, но не очень стройно выкрикивая лозунги на испанском. На перекрестке остановились, заблокировав две улицы, встали в круг и выставили перед собой детей – в надежде помешать подъехавшим полицейским применить силу.

– Что они скандируют? – негромко спросила вышедшая из ванной комнаты Карифа.

– «Нам нужно!» – ответила Эрна.

– Ты знаешь испанский?

– Я свободно говорю на четырех языках.

– А-а… – Карифа помолчала, проглатывая еще одно доказательство превосходства Эрны, после чего буркнула: – Я тоже говорю по-испански. – Подошла ближе и закончила: – Только, наверное, не так хорошо, как ты.

– Necesitamos! – донеслось с перекрестка.

– Что им нужно? – осведомилась мулатка.

– Все, – пожала плечами Мегера, бросив быстрый взгляд на вытирающую грудь Амин. – Им нужны еда, жилье, одежда, пинги, медицинское обслуживание, гражданские права… Им нужно все, чего они не сумели создать у себя. В Европе начиналось так же.

– Здесь не Европа, халявы не будет, – жестко произнесла мулатка, положила полотенце в кресло и принялась искать трусики.

– Они надеются.

– Скоро разочаруются.

– И разозлятся.

– И умрут, – пожала плечами мулатка. Трусики нашлись, и теперь она натягивала свободные штаны-карго армейского образца. – Или сядут в тюрьму.

– Тюрьмы переполнены, – медленно ответила Эрна, наблюдая за тем, как патрульные пытаются рассеять демонстрантов. Зеваки разделились на три группы: меньшая поддерживала возмутителей спокойствия, большая осталась равнодушной, а оказавшиеся в заторе водители шумно подбадривали полицейских.

– Построят новые тюрьмы, – отозвалась Карифа, шнуруя тактические кроссовки. – Людей становится все больше, нужно их где-то держать. – Ты, кстати, собираешься одеваться?

– Речь не о том, что именно с ними сделают: посадят в тюрьму или просто разгонят, – подумав, продолжила Мегера. – Разрозненные группы нищих мигрантов не представляют серьезной угрозы, но требуют внимания и отвлекают полицию, у которой и без того полно забот.

– Сочувствуешь копам? – удивилась Амин, поправляя майку.

– Я сочувствую людям, которых копы не смогут защитить из-за таких вот «возмутителей спокойствия», которые на деле не являются возмутителями спокойствия, – объяснила Мегера. – И мне иногда кажется, что нашествие нищих мигрантов тоже не случайно.

Перекресток постепенно освобождался. Полицейские предложили латиноамериканцам разойтись, а получив отказ, врезались в толпу и принялись валить взрослых на землю, сковывать наручниками и затаскивать в подъехавший автобус. Было видно, что они стараются не трогать детей, но получалось не всегда. Полицейские дроны пытались отогнать репортерские машины, но тех было слишком много. К тому же разгон «несчастных» снимали многочисленные зеваки, и в сети уже появилась «горячая новость».

– Мы ничего не можем с этим поделать, – резюмировала Карифа.

– Да, ничего, – согласилась Мегера. – Но когда начнется война…

– Уже началась, – перебила ее мулатка, доставая подавший голос коммуникатор. – Пришло сообщение от Нкечи: FN23 потопили судно с солдатами «guerreros». Говорят, больше двух тысяч голов захлебнулось, остальных вытащила береговая охрана.

– Черт! – Мегера громко выругалась и направилась к шкафу за чистой одеждой. Бросив по дороге: – Как думаешь, где полыхнет в первую очередь?

– Самые сильные позиции у «guerreros» в Бронксе и Куинсе, поэтому они атакуют Бруклин, – предсказала Карифа. Она успела надеть футболку с длинными рукавами и взялась за наплечную кобуру. – В любом случае, нужно срочно ехать к девчонкам… – И замерла, услышав звонок в дверь. – Ты кого-то ждешь?

– Догадайся, – прошептала в ответ Эрна, так и не успевшая сменить тонкий, едва доходящий до середины бедер халатик на уличную одежду.

– Отойди, – Карифа вытащила пистолет и подкралась к двери. – Кто там?

– Мне нужна Эрна Феллер, – громко ответил стоящий за дверью мужчина.

– Она ушла.

– Давно?

– Час назад.

– Жаль… – и по голосу стало понятно, что мужчина улыбается. – Красавица, надеюсь, у тебя есть разрешение на этот совсем не смешной пистолетик? Это ведь «Магнум», да?

– Я не вооружена.

– Посмотри в окно.

Амин обернулась и выругалась, разглядев зависший напротив квартиры дрон.

– Не делай глупостей, красавица, – жестко предложил Фаусто. – Мисс Феллер, дрон видит ваше отражение в зеркале, вы меня слышите? – Пауза. – Уверен, что слышите. Так вот, меня зовут Конелли, специальный агент GS Конелли, я недавно вернулся из Окситании и хочу задать вам несколько вопросов. Даю слово, что, независимо от ваших ответов, я не стану вас преследовать. Во всяком случае, сейчас.

Карифа перевела взгляд на подругу и вопросительно подняла левую бровь.

– Открой, – велела Мегера, запахивая халат.

– Нам скоро уходить, – напомнила Амин.

– Он не отстанет. Открой.

– Скажешь, что происходит?

– Меня настигло прошлое, – Эрна прикоснулась к плечу Карифы. – Дай нам поговорить. Пожалуйста. Чем быстрее мы закончим, тем быстрее отправимся к девчонкам.

– Точно отправимся?

– Если бы он хотел меня арестовать, спецназ уже выбил бы дверь.

По голосу мулатка поняла, что подруга спокойна и уверена в своих словах, кивнула, молча открыла дверь и отступила на шаг. Отметив, что входить агент не торопится, хотя отлично слышал щелкнувший замок.

– Что мне делать?

– Иди в спальню, собирай вещи и… – Эрна посмотрела подруге в глаза. – Ради всего святого, Карифа, позабудь о своем любопытстве и не подслушивай. Я умоляю: не подслушивай. Потому что любое слово из тех, что будет здесь произнесено, может тебя убить.

– Европейские дела? – криво усмехнулась мулатка.

– Очень серьезные европейские дела.

Карифа вновь кивнула и ушла, пробубнив под нос неразборчивое ругательство. А Мегера снова поправила полы халата и прищурилась, внимательно изучая вошедшего в квартиру мужчину.

– Специальный агент GS Фаусто Конелли, – повторил он, демонстрируя жетон.

– Ты один?

– Да.

– Смело.

– На улицах еще не так опасно, как… как будет.

– Я имела в виду твое расследование, Фаусто, – уточнила Мегера, предлагая незваному гостю пройти в гостиную. – Раз ты добрался до меня, значит, знаешь очень много и странно, что тебе позволили зайти настолько далеко.

– Вы неприкосновенны? – попытался пошутить Конелли, но, как оказалось, попал в точку.

– Да, – без смеха подтвердила Эрна. – Я – неприкосновенна.

Несколько мгновений они смотрели в глаза друг друга, после чего агент тихо спросил:

– Я не могу вас арестовать?

– Уже целые сутки не можешь, Фаусто, с тех пор как запущен обратный отсчет. Ты не будешь против, если я переоденусь? – Она принесла из спальни вещи до того, как мулатка открыла дверь, и теперь, абсолютно не стесняясь, сбросила халатик. – После нашего разговора я сразу уеду… сам понимаешь, дела.

– Понимаю, – как только девушка сбросила халат, Конелли молниеносно повернулся к ней спиной. Без страха. Он понял, что его никто не тронет.

К тому же его прикрывал дрон.

– Почему я не могу вас арестовать?

– Ты умный, Фаусто, догадайся, – Эрна улыбнулась. – И прошу, прими бесплатный совет: взвешивай каждое слово, как в этом разговоре, так и в последующих. Сейчас все на нервах, Фаусто, тебя могут прикончить и свои, и чужие.

– Если бы я рассчитывал дожить до пенсии, устроился бы в Диснейленд.

– То есть ты хотел играть в политические игры?

– Я хотел разгадывать головоломки и расследовать громкие дела.

– Получилось? – с искренним любопытством осведомилась Мегера. Она собралась так же быстро, как подруга, надела белье, штаны-карго, удобные кроссовки и футболку с длинными рукавами. Комплект вещей у них был одинаков, за исключением оружия – его Мегера брать не собиралась. – Кстати, можешь повернуться – я одета.

– Да, карьера удалась, – не стал скрывать Конелли.

– Поздравляю.

– Спасибо.

– Как ты до меня добрался?

– Лариса проболталась.

– Пьяная была?

– Она не пьет.

– Колется?

– Она счастлива.

– Как так получилось?

– Лариса обрела любовь.

– Можно только порадоваться столь чудесному событию.

Но по глазам стоящей перед ним миссис Феллер Конелли понял, что она прекрасно знает, что происходит у миссис Феллер.

– Лариса упомянула в разговоре ваше имя, сказала, что Эрну Феллер убил Помпео, но я решил проверить, – рассказал агент. – Без всякой надежды на успех, просто потому что не мог не проверить.

– Потому что хороший детектив?

– Да, я хороший детектив, – с гордостью подтвердил Конелли. – И представьте мое удивление, когда я узнал, что Эрна Феллер… Та самая Эрна Феллер: возраст, номер карточки социального страхования, права… правда, просроченные – все совпадает. В общем, представьте мое удивление, когда я узнал, что мертвая Эрна Феллер недавно вернулась в страну и угодила под карантинный арест.

– Таковы правила: никто не хочет пускать в страну преступников и террористов, – рассмеялась Эрна, усаживаясь в кресло.

– То есть вы не в обиде на государство?

– Ты ради этого сюда приехал? Узнать мнение честного налогоплательщика о принятых в нашей стране нормах безопасности?

– Разве этого мало?

– Необычно.

Конелли помолчал, припомнив совет собеседницы тщательно взвешивать слова, но все-таки решился:

– Вы знали, что вас арестуют и продержат за решеткой. Вы могли въехать в Штаты сотней разных способов, но выбрали тот, по которому вас можно вычислить… Черт, вы даже указали в анкете подлинный адрес!

– Я честна со своей страной.

– Неужели?

– Что-то не так? – притворно удивилась Эрна.

– Почему вы позволили себя найти?

Несколько мгновений Мегера смотрела агенту в глаза, а затем ответила тоном, который четко показал Конелли, что шутки закончились. Разговор стал честным, а фраза получилась жесткой.

– Потому что ты должен был сказать старому педофилу Солу, что Эрна вернулась.

– Это имеет значение?

– Теперь – нет, потому что ты опоздал, специальный агент Конелли. Обратный отсчет запущен, и теперь ублюдок узнает обо всем от меня.

– Логично, – кивнул Фаусто, – но есть еще один вопрос, который не дает мне покоя. Вопрос, который вы не предусмотрели в расчетах.

Мегера подняла брови, показывая, что ей интересно, но промолчала.

– Во всех материалах, которые я сумел отыскать, во всех архивах, включая архивы GS, во всех документах Эрны Феллер приведено ваше изображение. Но перед тем, как мы расстались, Лариса показала старое фото, которое она сохранила…

– Вот сука, – с чувством произнесла Мегера.

Но к удивлению Конелли, произнесла ругательство без ярости, злости или враждебности, с веселой улыбкой, как о подруге, которая подставила ее для того, чтобы повеселиться.

– И теперь я хочу спросить, миссис Феллер, – произнес Фаусто, чуть подавшись вперед: – Кто вы такая?

История нового мира была бы не полна без любви.

Потому что ненависти, злобы и страха в нем довольно, даже чересчур. А любовь приходится выискивать по крупицам, как золото в ручье… Настоящую любовь, конечно, а не платные предложения, которыми переполнена сеть. Кто вообще придумал называть секс любовью? Кто придумал испачкать слово, ведущее мир вперед, и определить им упражнение для получения удовольствия? Make love – сочетание, предназначенное для роботов, потому что «делать» любовь нельзя, как и заниматься, – ею нужно жить. Ею нужно дышать. Ею наполняются и жизнь, и время. В ней смысл, и она… она требует честности.

Потому что настоящая любовь не может быть неискренней.

– Зачем ты хочешь сделать меня счастливой? – спросила Беатрис, положив голову мне на плечо. Она любила так сидеть. И любила так спать. А я обожал зарываться лицом в ее густые каштановые волосы, закрывать глаза и замирать, надеясь, что этот миг будет длиться вечно.

Но во время того разговора мы не лежали, а сидели в гостиной, на диване, перед распахнутыми балконными дверьми и смотрели на бульвар Гарибальди. Это был последний день из двух недель счастья, что мне выпали в жизни.

Солнечный, очень теплый день.

– Делать тебя счастливой для меня так же естественно, как жить и дышать, – ответил я, лаская тоненькие пальчики моей женщины. – Все, что ты скажешь. Все, что ты захочешь.

– А вдруг ты меня избалуешь?

– До сих пор не получилось.

– А вдруг получится? – Иногда Принцесса превращалась в сущего ребенка. – Вдруг я только делаю вид, что люблю тебя, и скоро ты познаешь мое истинное «Я»: увидишь пред собой холодную стерву, которой удалось подцепить богача.

– Ты слишком горда для того, чтобы играть любовь.

– Наверное, потому что я наполовину русская.

– Наверное, – не стал спорить я.

Беатрис подняла голову, посмотрела на меня в упор и очень серьезно произнесла:

– Я тебя люблю, Бен, ты делаешь меня счастливой тем, что рядом, тем, как ты на меня смотришь, как прикасаешься, как улыбаешься, глядя на меня и думая, что я этого не вижу, как слушаешь меня, как расчесываешь мне волосы и как обнимаешь меня, когда мы смотрим на звезды.

Вы не представляете, как я был счастлив слышать эти слова. И как боялся, потому что знал, что за ними последует. Но любовь не живет без правды, и этот разговор должен был состояться, потому что моя Принцесса умна и не удовлетворится тем, что мужчина делает ее счастливой. Любая другая девушка удовлетворилась бы, променяв правду на золото, но не она. И поэтому я с ней.

Беатрис хотела, чтобы счастливы были мы, а не только она.

Она вновь положила голову мне на плечо и попросила:

– Расскажи.

И поскольку мы уже знали друг о друге все, мне не потребовалось уточнять, о чем я должен поведать.

– Когда мы встретились… в метро, в вагоне… когда я снял с тебя очки и увидел твои глаза… Я увидел свои глаза, в которые смотрел за пару часов до нашей встречи.

Мне не нравилось об этом рассказывать, но я должен был об этом рассказать.

– В тот день я хотела умереть, – очень тихо сказала Беатрис.

– Я тоже.

Она не удивилась. Она просто хотела знать.

– Что должно случиться, чтобы такой человек, как ты, захотел умереть?

И я ответил:

– Я наблюдал за смертью мира.

– И тебе стало грустно?

– Я чувствовал вину.

– И решил спасти меня, чтобы унять это чувство?

– Нет… – я улыбнулся, наслаждаясь особенной прелестью наших объятий. – Когда я увидел тебя, то захотел жить.

– Как я, – эхом отозвалась Беатрис.

– Как ты, – эхом эха прошептал я.

– Мы говорили об этом, и я помню, как расширились твои глаза, когда я сказала, что захотела жить.

– Я поверил в чудо. И чем больше мы говорим, чем больше открываемся друг другу, тем крепче моя вера.

Она чуть подалась вперед и ткнулась мне в шею. Не поцеловала – обожгла дыханием.

– Я сейчас скажу одну вещь, только ты не смейся и не обижайся. И пожалуйста, ответь очень-очень честно, потому что от этого будет зависеть все, что случится дальше, – едва слышно, отчаянно стесняясь, попросила Принцесса.

– Даю слово.

– Ты тоже чувствуешь, что мы с тобой одно целое?

Нет, орки, невозможно… невозможно быть более счастливым, чем услышав это признание.

– С самого первого мгновения.

– Я не могу уснуть, пока ты не спишь.

– Когда ты ворочаешься, я лежу без сна.

– Мне делается грустно, когда ты печален.

– Когда ты улыбаешься, у меня великолепное настроение.

– Когда ты меня обнимаешь, я становлюсь собой.

– Мне достаточно прикоснуться к тебе, чтобы стало тепло.

– И поэтому я знаю… мы оба знаем, что прячем друг от друга боль, – закончила Беатрис. Я вздрогнул. – Тебе кажется, что, встретив меня, ты сумел с ней справиться, но это не так.

Очень умная… очень чуткая… Она знала, что мы можем оставаться счастливыми столько, сколько пожелаем, что можем прожить век, зная лишь друг друга и наплевав на мир, но в этом счастье не будет искренности, только красивый глянец.

Она хотела больше.

И знала, что я могу дать больше.

Она хотела, чтобы я справился с той тьмой, что притаилась в глубине моей души.

– Иногда ты замолкаешь и задумываешься, – рассказала Беатрис.

– Иногда ты долго лежишь без сна, – ответил я, целуя пальчики Принцессы.

– Иногда ты подходишь и берешь меня за руку, потому что мое тепло помогает изгнать демонов, что грызут тебя изнутри.

– Иногда ты злишься на себя за то, что не можешь быть счастливой. Ты понимаешь, что у тебя есть все, но тебе этого мало.

– У каждого из нас есть нечто незаконченное.

– И мы не успокоимся, пока не завершим.

Она посмотрела на меня в упор:

– Мы психи?

Да, потому что тень улыбки на любимых губах свела меня с ума.

– Мы – люди, – ответил я, с наслаждением запуская пальцы в густые волосы Принцессы. – Просто нам недостаточно быть заурядными.

– С тобой все ясно, а откуда это во мне?

– Гордость.

Беатрис прищурилась, не поняв ответа:

– Почему именно гордость?

– А что еще не позволяет смириться?

Ответа у нее не нашлось.

Затем Принцесса кивнула, показывая, что соглашается, и продолжила:

– Мои родители умерли от некроза Помпео, их смерть считается естественной, но я не могу отделаться от ощущения, что кто-то несет ответственность за трагедию: за пережитый мною ужас, за кошмар, который окутал планету. Я не могу ничего доказать, но не могу перестать об этом думать. Мне кажется, что есть люди, виновные в катастрофе, и когда мне так кажется, я испытываю боль от того, что не могу до них добраться. – Беатрис тихонько вздохнула. – Ты считаешь меня сумасшедшей?

– Для этого у меня слишком нестабильная психика.

Она рассмеялась:

– Я знала, что ты ответишь именно так.

Но она поторопилась с выводами.

– Еще не ответил… – я провел рукой по ее щеке. – Беатрис, ты совершено права: виновный во всем этом кошмаре есть, и этот человек – я. – Принцесса побледнела. – Я несу ответственность за смерть твоих родителей.

К чести моей любимой нужно сказать, что она не впала в ярость, не принялась кричать и не покинула меня. Она побледнела – да, но кого бы оставило равнодушным подобное признание? Но не отстранилась, замерла и очень тихо попросила:

– Объясни, пожалуйста, свои слова.

И я понял, что любим настолько, что мне простят что угодно.

– Ты ни разу не спросила моего настоящего имени, – мягко произнес я.

– Я считала, что ты сам его назовешь.

– Александр…

– Не Бенджамин?

– Нет, Бенджамин Орсон – это псевдоним, который я взял, отойдя от дел. В действительности меня зовут Александр Адам Феллер, А2 Феллер.

– Тот самый? – изумилась Беатрис.

– Да.

Потом она долго не могла прийти в себя от того, что не узнала меня сразу. А я шутил, что борода и стрижка здорово меняют людей. Впрочем, так оно и есть.

– Ты спас человечество от Помпео, – произнесла девушка, глядя мне в глаза. – Как ты можешь быть ответственным за смерть моих родителей?

– Я изобрел maNika.

– А я уж испугалась, что ты украл чужое открытие.

– Нет, не украл. – Как же легко говорить правду, когда знаешь, что будешь прощен. Как же трудно говорить правду, когда знаешь, сколько сил понадобится Принцессе, чтобы простить. Я вновь обрел любовь, я заполучил удивительный, неимоверно прекрасный приз, вожделенное сокровище… И рисковал им. Потому что знал: если не расскажу сейчас, рано или поздно Принцесса меня оставит. Любовь не живет без искренности. – Я изобрел maNika не сейчас, а несколько лет назад. Я совершил выдающееся открытие: сделал инвалидов полноценными членами общества, но мои деловые партнеры, люди, от которых я был полностью зависим, решили, что инвалиды – слишком узкий рынок для великого изобретения, они распорядились придержать мое открытие до тех пор, пока не отыщут способ умножить число нуждающихся в maNika.

Узнав мое имя, Беатрис слегка пришла в себя, но сейчас вновь побледнела, потому что догадалась, к чему я клоню:

– Ты хочешь сказать…

Она была умная, догадалась, но мне все равно пришлось произнести эти слова:

– Некроз Помпео разработан в «Clisanto», под руководством Кастора Розена, друга моего детства, и по приказу людей, которые качали меня на коленях. Они превратили население земного шара в инвалидов и потенциальных инвалидов, обеспечив «Feller BioTech» колоссальный рынок сбыта.

– И убив моих родителей.

– И убив твоих родителей, – подтвердил я.

– Ты знал, что так будет? – едва слышно спросила Принцесса.

– Меня никто не спрашивал.

В этот момент я не хотел быть прощенным.

– Почему тебя не спросили? Ты ведь чертовски богат!

– Я не рискнул пойти против сообщества, – мне действительно было стыдно. – Я всего лишь человек, изобретение которого использовали во зло.

И тут Беатрис нанесла удар, вспоминая который, я до сих пор попискиваю от восторга. Вспоминая который, я испытываю благодарность Судьбе, что свела нас. Вспоминая который, я понимаю, что рядом с каждым мужчиной должна стоять женщина, способная выбрать правильный момент и глядя в упор спросить:

– И ты смирился?

Я рассказал, как все началось, орки, как придумал нейрочип и как его использовали стратегические инвесторы, но не думайте, что новый мир родился именно тогда. Нет. Рождение нового мира – процесс сложный и долгий. Он занимает годы, и за это время многое может случиться. Мой брат, дядя Сол, Кастор, Арчер – их расчеты были идеальны, учитывали даже случайности, но они… Они не смогли предусмотреть, что Принцесса спросит:

– И ты смирился?

И наружу вырвется Орк.

Я зарычал.

Потому что вопрос ударил в самое больное место.

– Наш новый мир – твое творение. Наш новый мир вертится вокруг maNika, которую ты ему дал, а значит, ты в нем – первый после Бога. И ты имеешь право спросить за то, что твое открытие использовали во зло.

– Бог не опускается до мести, – сказал я грустно, принимая важнейшее в жизни решение. Но грусть была мимолетной, потому что мне нравилось решение. И я был счастлив, что Беатрис помогла его принять. Моя любовь. Моя Судьба.

– Ты – первый после Бога, и ты…

– Орк, – произнес я, не позволив Принцессе назвать меня человеком. Произнес, потому что вспомнил рычание, вырвавшееся из груди после ее вопроса. И объяснил: – Раз мне нужно сокрушить эльфов, я поведу против них обитателей подземелий.

Последние дни у директора Митчелла выдались горячими. Нарастающая волна гражданского неповиновения со стороны пингеров, которую не удавалось сбить, несмотря на тотальные аресты капелланов, и участившиеся стычки между крупнейшими бандами Восточного побережья требовали от Митчелла предельного внимания и сосредоточенности. Подчиненные рвали директора на части, доклады, совещания и переговоры шли сплошным потоком, но в этом сверхплотном графике Митчеллу удалось выкроить время для Фаусто Конелли.

Правда, специальный агент не просил об аудиенции. И узнал о ней самым неожиданным образом: вышел из дома Эрны Феллер, сел во внедорожник и услышал короткое: «Вас хочет видеть директор».

И все стало понятно.

«Неприкосновенная…»

В приемной пришлось подождать: Митчелл заканчивал совещание. Однако сопровождавшие его телохранители в приемную не пошли, даже на «директорский» этаж не поднялись, других охранников тоже не было видно, Фаусто сидел в комнате один на один с секретарем директора миссис Эриксон и обдумывал причины такой беспечности. Сначала ничего не понимал, но потом вспомнил о сидящем во внутренней тюрьме GS сыне, затем – о том, что совершенно не умеет ни драться, ни обманывать закон, и успокоился, сообразив, что отсутствие охраны не провокация, как он подумал в первую очередь, а хладнокровный расчет.

Да и куда он денется из «Бендера»?

– Специальный агент Конелли!

– Господин директор.

– Проходи, располагайся. Выпьешь?

– Нет, спасибо.

– А я выпью… – Митчелл плеснул себе виски, уселся напротив Фаусто и объяснил: – Сегодня спал четыре часа. Вчера – шесть. Врачи рекомендуют стимуляторы, но я пока обхожусь проверенными средствами.

– Вряд ли вам удастся поспать больше в ближайшие дни, сэр, – спокойно произнес Конелли, слегка сбитый с толку радушным приемом.

– Знаю, – директор сделал глоток. – Слышал, ты закончил расследование?

– Еще нет, сэр.

– Что же тебе мешает сделать последний вывод?

– Инстинкт самосохранения, сэр.

– Блестящий ответ.

– И забегая вперед, хочу сказать, что я не планировал обращаться напрямую к дяде Солу, – произнес Фаусто, взвесив каждое слово. Он понял, что совет ему дали хороший.

– Почему?

Конелли промолчал.

– Потому что не знаешь, кому из нас можно доверять? – с прежней веселостью уточнил директор GS.

– Я уверен, что никому.

– И ты мечешься, Фаусто, ты понимаешь, что нужно пристать к берегу, но не уверен, к какому.

– Да, – поколебавшись, согласился Конелли. – Я такой же, как вы, сэр, Служба сделала меня жестким и скоро сделает подлым. Но пока мне еще не нравится, что вы и дядя Сол используете GS в политических играх. Однако я понимаю, что не смогу ничего изменить, и другие люди, которые окажутся на вашем месте, будут использовать GS точно так же. Я давно отвык ощущать себя идиотом, но теперь то чувство вернулось… Я постоянно был под наблюдением, от меня скрывали факты, которые я не должен был знать, и подбрасывали те, о которых вы хотели поведать, – Конелли посмотрел директору в глаза. – Вы меня использовали.

– Кто-то должен был провести расследование и обо всем узнать, – ответил тот. – Это часть плана.

– Какого плана?

В ответ Митчелл почти дружески улыбнулся и покачал головой:

– Я еще продолжаю тебя использовать, Фаусто.

– Втемную?

– Тебе самому так интереснее, есть над чем подумать. Ведь загадки – твой конек.

И в этом, черт возьми, он был абсолютно прав. И Конелли поздравил себя с тем, что Митчелл знает его лучше, чем он сам.

– Но ведь я уже обо всем догадался: Орк и есть А2. Эта операция была разработана давно, под нее специально готовили людей…

Митчелл остановил его, подняв указательный палец, отставил стакан и официальным тоном произнес:

– Специальный агент Конелли, я получил доклад, в котором сказано, что в результате ваших необдуманных действий погибли два агента GS: Рейган и Гуннарсон. У Департамента внутренних расследований есть основания полагать, что их смерть не была случайностью. Департамент внутренних расследований подозревает вас в предательстве, специальный агент Конелли. Я не во всем согласен с Департаментом, но не могу отмахнуться от предоставленной информации и своей властью арестовываю вас на семьдесят два часа. Как вы знаете, у меня есть такие полномочия.

– Зачем? – почти выкрикнул Фаусто.

– Затем, Пончик, что если все пройдет так, как мы планируем, арест отменят и твое личное дело останется чистым. Если же мы проиграем, арест спасет тебе жизнь. Скажешь дяде Солу, что разобрался в подоплеке происходящего и за это я тебя арестовал. Собственно, так оно и есть.

Несколько мгновений обалдевший Конелли смотрел директору GS в глаза, после чего спросил:

– Почему вы назвали меня Пончиком?

– Джа сказал, что это твой позывной, – рассмеялся тот. – Разве нет?

– Добро пожаловать в Америку, – рассмеялся Мози Руфай, крепко обнимая Сечеле. – Не думал, что у нас получится.

– А я не думал, что сделаю самую большую в жизни ставку, – ответил Крокодил, отвечая на приветствие двоюродного брата. – Самую большую.

– Все будет хорошо, – пообещал Мози. – Ты уже здесь, и значит, все идет по плану.

– Надеюсь.

«Самой большой ставкой» Крокодил назвал свою армию, пятнадцать тысяч бойцов, доставленных из Европы на трех гигантских круизных лайнерах. Один разгрузился в заливе Дэлавер, сошедшие с него боевики объединились с «южной» группой FN23 и направились в Филадельфию; второй высадил бойцов неподалеку от Бостона, и они влились в ряды «северян»; а Дога и те, кто приплыл в Америку на «Harmony of the Universe», оказались неподалеку от Бриджпорта, где встретились с лидерами FN23.

– И снова европейцы будут покорять Новый Свет, – пошутил Крокодил, здороваясь с Узочи.

– Следи за языком, лягушатник, ты говоришь, как настоящий англичанин, – мгновенно нашелся тот.

– Как ты меня назвал, нигга?

– Лягушатником, нигга!

Они похлопали друг друга по плечам и вновь рассмеялись.

И огляделись, с удовольствием наблюдая за царящим на берегу хаосом. С виду – хаосом, но в действительности происходящее было тщательно продумано, спланировано, и каждый находящийся на берегу бандит точно знал, что должен делать. А если не знал – ему быстро и доступно объясняли «десятники» и «сотники» из FN23.

Сходящих с лайнера боевиков пересчитывали и распределяли по грузовикам и автобусам, представляли командирам, объясняли ближайшие задачи. Точнее, главной ближайшей задачей было добраться до места дислокации – под видом рабочих, мобилизованных, студентов и даже заключенных, что вызвало у европейцев сначала недоумение, потом смех.

– Оружие они получат на месте и сразу пойдут в бой, – Мози стал серьезным. – Времени на раскачку нет.

– Слышал, война уже началась? – тихо спросил Крокодил.

– Да, – коротко подтвердил Узочи.

– Вы поторопились.

– Извини, Сечеле, нам сообщили о судне с солдатами «guerreros», и нужно было их топить. На дно пошло почти две тысячи тупых латиносов, а это лучше, чем если бы они приехали в Штаты и стали стрелять в наших бойцов.

– Согласен, так лучше, – не стал спорить Дога. – Я просто отметил, что война уже началась.

– Да, началась, – подтвердил Мози. – И ты должен делать то, что умеешь лучше всего.

– Что? – не понял Крокодил.

– Убивать, Сечеле, убивать.

Формальным поводом к началу беспорядков стала удачная атака FN23 на транспортное судно «guerreros». Каким образом Руфай узнал о рейсе, а главное – где раздобыл оружие, позволившее пустить судно на дно, так и осталось невыясненным. Точнее, расследование не проводилось: за три дня Пингербойни – так журналисты назвали кровавый бунт, охвативший все Восточное побережье, – произошло огромное количество преступлений, и расследована была лишь малая их часть. И хотя взрыв набитого солдатами судна стал одним из знаковых событий войны банд, докопаться до истины ни у полиции, ни у GS не получилось, поскольку ни Мози Руфай, ни Узочи Пингер бойню не пережили, а значит, не смогли рассказать, кто им помог провести столь сложную и дерзкую операцию.

Которая в одно мгновение смешала тщательно выстраиваемый пасьянс, начав побоище на неделю раньше, чем планировали кукловоды.

Разъяренные «guerreros» ворвались в Бруклин, мгновенно превратив его в поле боя. FN23 сдержали атаку, но перейти в контрнаступление не сумели, остановили врагов на линии Атлантик-авеню и навязали ожесточенные бои, с применением пулеметов и противотанковых ракет.

Мирные жители толпами побежали из боро прочь, а им навстречу мчались полицейские, которых в спешном порядке собрали со всего города и бросили на подавление беспорядков. На какое-то время ситуация замерла, неустойчиво шатаясь на трех ногах: «guerreros», FN23 и стражи порядка, а затем оснащенные тяжелым оружием «guerreros» разнесли конвой с полицейским резервом, убив и ранив около шестисот человек, ударный отряд FN23 расправился с самым боеспособным подразделением NYPD – отрядом специального назначения, а смертник, управляющий пятьюдесятью начиненными взрывчаткой дронами, превратил в руины 1 Police Plaza.

Затем начали сбивать полицейские вертолеты, и в городе воцарился ад.

– Крушить все их точки: букмекерские конторы, бары, клубы! Мочить сутенеров и пушеров! Не жалеть никого!

Мози Руфай не ожидал, что его настолько увлекут боевые действия. Он чувствовал себя главнокомандующим, Наполеоном, спланировавшим великое сражение, и наслаждался, получая от войны едва ли не сексуальное удовлетворение. Нет, пожалуй, не «едва ли», а самое что ни на есть удовлетворение; иногда, когда никто не видел, Руфай поглаживал себя и улыбался. И признавался себе, что никогда, даже после первого убийства, не испытывал столь замечательных чувств.

Но в гущу событий Мози не лез, прятался в подземном бункере, подготовленном по совету Джа, и контролировал перемещения отрядов FN23 с помощью дронов и взломанных муниципальных камер. Разумеется, он был не один: Руфаю помогали пятеро помощников, которые передавали его приказы «войскам», однако Мози был единственным, кто представлял картину происходящего целиком.

Во всей ее кровавой красоте.

Он знал, что «guerreros» ворвутся в Бруклин, был готов к уличным боям, однако отвечать готовился не только здесь. Во-первых, Мози выделил большой отряд для полной зачистки Статен-Айленда и Нью-Джерси, где его люди начали громить и латиноамериканцев, и ирландцев с итальянцами, намереваясь раз и навсегда поставить под контроль FN23 гигантский нью-йоркский порт. Но главный сюрприз ожидал «guerreros» в родном Бронксе, в который вкатилась толпа отборных головорезов Сечеле Дога. Бронированных внедорожников и грузовиков на всех не хватило, боевики перемещались на угнанных седанах, в фургонах и даже автобусах, но это их не смущало: они привыкли и не к такому. А еще они привыкли никого не жалеть.

– Я хочу, чтобы Бронкс превратился в пустыню! Чтобы в нем не осталось ни одного «guerreros»! Чтобы при их упоминании местных тошнило от страха! Убивайте всех!

Мози перевел взгляд на огромный, во всю стену коммуникатор, на который поступало изображение с дронов: горящие дома, разгромленные витрины, трупы на тротуарах, разбитые и перевернутые автомобили, и… И его бойцы: на пикапах и грузовиках, на мотоциклах и бронированных внедорожниках, подавляющие «guerreros» и с земли, и с воздуха: над Бронксом летало не менее трех десятков пингер-дронов, поливающих врагов из пулеметов.

– Никого не жалеть! – крикнул Руфай и захохотал.

– Полиция Нью-Йорка перестала существовать, – доложил начальник Оперативного департамента.

– Вообще? – поднял брови Митчелл. Последние двадцать минут он был занят – общался с несколькими застрявшими в городе инвесторами, успокаивал, ободрял, оправдывался, вот и пропустил основные городские новости.

– 1 Police Plaza разрушена, там ведут спасательные работы. Спецназ уничтожен. Управление потеряно полностью…

– Мэр уже запросил помощь у Национальной гвардии?

– Он очень хотел, – вступила в разговор миссис Эриксон. На правах секретаря директора она принимала участие в большинстве сетевых совещаний, давая Митчеллу подсказки и справки.

– Что же ему помешало?

– Террористический акт, сэр. Четыре минуты назад сообщили, что кортеж мэра подвергся атаке дронов-камикадзе. Никто не выжил. Мне очень жаль, сэр.

Однако тон миссис Эриксон оставался традиционно сухим и деловым. Судя по всему, эмоции она приберегла для похорон.

– Итак, самый большой город планеты остался без управления, – пробормотал Митчелл.

– При всем уважении, сэр, самый большой город планеты – Шанхай, – зачем-то сообщил начальник Оперативного департамента.

– Однажды ты действительно выведешь меня из себя, – директор GS подошел к окну и посмотрел на город, над которым поднимался густой черный дым. Еще не над Манхэттеном, но Бруклин, Статен-Айленд и Бронкс пылали так, словно подверглись атаке нацистов. – Студия готова?

– Да, сэр.

– Через десять минут прямой эфир: я должен обратиться к Нью-Йорку.

– Да, сэр, – начальник Оперативного департамента помялся. – Вы собираетесь отправить в бой спецназ GS?

– И потерять его? – удивился в ответ Митчелл. – Видно же, что уголовники отлично вооружены, а раз они не испугались прямого столкновения с полицией, то чувствуют себя очень уверенно. Война «guerreros» и FN23 стала детонатором: в Нью-Йорке грабежи, мародерство, насилие… Люди напуганы. Я попытаюсь их успокоить и укажу безопасные зоны, которые мы будем защищать до подхода Национальной гвардии. Больше мы ничего сделать не сможем.

Но если в самом городе царил хаос: разрозненные полицейские группы не имели четкого плана, управления и защищали то, что могли защитить, в первую очередь себя самих, то весь Нью-Йорк продолжал оставаться под наблюдением. Передавали изображение уцелевшие видеокамеры, высоко в небе, вне зоны досягаемости переносных зенитных комплексов, кружили тяжелые дроны, как ударные, так и разведывательные; а еще выше, с орбиты, за улицами Большого Яблока внимательно следили спутники. Огромный город ни на мгновение не оставался без присмотра.

Информация стекалась в штаб-квартиру GS и по мере необходимости передавалась находящимся «в поле» оперативникам. В том числе – Джа как руководителю одной из тактических групп. Правда, ему требовалась информация определенного рода для целей, о которых законопослушные сотрудники GS не должны были знать, поэтому обслуживал Винчи не один из рядовых операторов, а сидящий в отдельном кабинете заместитель начальника Информационного центра.

– «Воздух» по-прежнему чист: вертолеты в Нью-Йорк залетать не рискуют, а дроны легли после удара средствами РЭБ.

– Что Национальная гвардия?

– Они оценили происходящее и заявили, что запустят свои беспилотники только перед тем, как пойдут в город.

– Разумно, – одобрил Винчи.

– Согласен, – поддержал его оператор.

– А как наши друзья?

В отличие от Мози, Джа расположился не в подземном бункере и даже не в подвале, а в задней комнате небольшого магазинчика на тихой манхэттенской улочке. Бои здесь еще не начались, и Винчи чувствовал себя в безопасности даже за простыми металлическими ставнями, которые закрыли витрину два дня назад и с тех пор не поднимались.

– Семейство Гуфье решило вырваться на свободу.

– Не хотят сидеть в Рокфеллер-центре?

– Антуан сказал, что его спецы сумеют провести конвой в Лонг-Айленд, – оператор помолчал. – Припугнуть их?

– Нет, нужно устроить показательную порку, – после короткого размышления ответил Винчи. – Как они едут?

– Собираются вырваться через Куинс.

– Хорошо, если изменят маршрут – немедленно сообщай, – Джа переключил канал связи. – Сечеле!

– Слушаю, – коротко отозвался Крокодил.

– Ты перекрыл дороги на Лонг-Айленд?

– Да.

Передав бойцов в распоряжение двоюродного брата, Крокодил сохранил контроль над несколькими крупными отрядами и разместил их там, где потребовал Винчи.

– Минут через пятнадцать через мост Куинсборо будет прорываться конвой. Его необходимо показательно уничтожить. Справишься?

– Разумеется.

– Видите? Все происходит так, как я обещала: они собираются в башне, – произнесла Эрна, указывая на монитор. – Второй конвой за полчаса.

Кружащие вокруг Рокфеллер-центра разведывательные дроны – их Мегера выпустила в небо после удара РЭБ и зарегистрировала в сети как репортерские, – внимательно наблюдали за улицами и безошибочно определяли машины, которые направлялись в подземный паркинг «крепости миллиардеров». Для обычных посетителей паркинг был закрыт, а у въезда стоял массивный бронированный внедорожник частной службы безопасности.

– Кто в лимузине? – глухо спросила Оити.

– Какая разница? Наша цель.

– Женщины, старики и дети?

Несколько секунд Мегера смотрела длинной в глаза, демонстрируя удивление неожиданным для главаря гангстеров вопросом, после чего прохладным тоном ответила:

– В лимузинах перемещаются биометрические данные, необходимые для доступа к огромным фондам. И хочу напомнить, что мы ни в коем случае не собираемся причинять гражданским вред. Мы запишем их биометрию и запрем в подвале. Они останутся живы, но окажутся чуточку беднее, чем до встречи с нами.

В отличие от многих других банд, «pixy» пока не проявляли активность: тихо сидели в хорошо защищенном комплексе, покидая его только для того, чтобы вышвырнуть со своей территории обнаглевших конкурентов. Война между «guerreros» и FN23 до Манхэттена не докатилась, беспокойство доставляли только равные кланы, и пикси справлялись. Полицейские их тоже не трогали: не давали повода.

То есть пока все развивалось по плану.

Однако Эрна не могла не заметить, что Оити ведет себя нервно. Не задиристо, как обычно, а именно нервно: общается грубее, срывается по любому поводу и постоянно – машинально! – прикасается к рукоятке висящего на поясе пистолета. Все собравшиеся в кабинете Вашингтон пикси были в черных армейских комбинезонах, но только длинная явилась вооруженной.

– Почему богачи не улетели из Нью-Йорка?

– Потому что все полицейские вертолеты, которые патрулировали город и поддерживали наземные отряды, сбиты, – развела руками Эрна. – У «guerreros» и FN23 оказались ПЗРК. Так что в ближайшее время ни один пилот даже за очень большие деньги не рискнет лететь в Нью-Йорк. А выехать из города они не могут из-за уличных боев.

– Кто-то, похоже, попытался, – неожиданно произнесла Карифа, кивая на одно из «окон». Поступающее на него изображение не нуждалось в пояснениях: четыре горящие машины: колесный броневик, уткнувшийся во вставший поперек дороги большой рефрижератор, согнувший длинный фургон, но не пробивший, два лимузина и замыкавший конвой внедорожник. Все машины открыты, валяются трупы. – Они проскочили мост Куинсборо, но нарвались на засаду. Думаю, их друзья знают, что произошло, и не будут рисковать.

– Да, – кашлянула Вашингтон. – Увидев такое, даже самые рисковые ребята предпочтут затаиться.

Основное сражение шло между «guerreros» и FN23, но после разгрома полицейского управления осмелели все бандиты и проходимцы Большого Яблока. Уголовники отправились за добычей, город превратился в поле боя и грабежа, и любой конвой мгновенно становился объектом охоты.

– Что нам нужно? – Нкечи перевела взгляд на Мегеру.

Оити вздохнула, но оставила вопрос без комментариев.

– Башня, – уверенно ответила Эрна, указывая пальцем на нужную точку. – Только она.

– Трудная цель, – вздохнула Вашингтон.

– Самая трудная, – уточнила Мегера. – Башню защищают профессиональные наемники из частной военной компании с опытом проведения серьезных боевых операций, дроны всех возможных модификаций, включая четыре ударные машины, автоматические пулеметные точки…

– Разве это законно? – не выдержала Карифа. – Кто им разрешил поставить пулеметные точки в центре города?

– Им плевать на законы, – пожала плечами Эрна. – Им приказали превратить башню в неприступную цитадель – и они превратили. Но падать духом не надо: в их силе кроется их слабость. – Тон Мегеры не оставлял сомнений в том, что она уверена в каждом слове. – Они превосходно подготовились к атаке многочисленной, но плохо подготовленной толпы и не подумали, что будут делать, если против них пойдут профессионалы.

– В чем отличие? – криво улыбнулась Оити.

– Отличие – в комплексе подготовительных мероприятий, – подтвердила Мегера. – С помощью дронов, которые вы закупили, я смогу нанести по Рокфеллер-центру удар РЭБ высокой мощности. Вся их система управления вырубится на три-четыре минуты.

– И автоматическое управление огнем? – недоверчиво прищурилась длинная.

– И автоматическое управление огнем, и связь с дронами, которые ослепнут и оглохнут, – подтвердила Мегера. – Но есть проблема… – Она увеличила нужную часть карты и указала на одно из зданий. – Семнадцатый полицейский участок на 51-й улице.

– Разве не всех полицейских уничтожили? – хмыкнула Карифа.

– Они сидят так же тихо, как мы, поскольку главная задача Семнадцатого участка – служить резервом охране Рокфеллер-центра, до которого они могут добраться за пару минут.

– А если доберутся, то накроют нас, – догадалась Нкечи.

– В Семнадцатом участке есть собственный, отлично подготовленный и великолепно оснащенный отряд спецназа, – сообщила Эрна. – Если они ударят нам в тыл, мы не устоим.

– Значит, нужно атаковать их, – твердо произнесла Вашингтон. – Одновременно с башней.

Дым.

Какую бы гадость ни устроили люди, главным признаком творимого ужаса был и всегда будет дым. И где бы ни случилась гадость: в Пакистане или Австралии, Канаде или Конго, в городе или в сельской местности, когда начинаются беспорядки, всегда приходит дым.

И сегодня он пришел в Нью-Йорк.

Поганый черный дым.

Горели дома и магазины, машины, автобусы и сбитые вертолеты, горели верхние этажи высоких зданий и перекрытые мосты. Огонь запекал Большое Яблоко, наполняя его небо черным дымом.

Лариса вернулась с террасы в гостиную, взяла со стола коммуникатор, выдержала несколько секунд, готовясь к разговору, набрала номер, а когда услышала «Алло?», испуганно спросила:

– Кастор, что происходит? – и по ее голосу было понятно, что Лариса с трудом сдерживает рыдания.

– Они поторопились! Эти придурки начали на пять дней раньше, и мы не успели провести эвакуацию!

– Что? Кто поторопился? – Лариса сделала вид, что ничего не понимает. – О чем ты?

– Не важно, – опомнился Розен. – Зачем ты звонишь?

– Догадайся, – прошипела в ответ миссис Феллер. Но прошипела не слишком зло, чтобы не разозлить собеседника. И чтобы переход от растерянности и страха к женской ярости не показался чересчур быстрым. – Я в городе, у себя в пентхаусе, и мне… мне очень страшно. Кастор, я боюсь!

– Все будет хорошо.

– Помоги мне, Кастор, мне нужно в убежище. Сол сказал, что ты еще не уехал из города…

– Ты разговаривала с дядей Солом?

– Конечно, – Лариса нервно хохотнула. – К кому мне еще обращаться? Мой муж в Вашингтоне, любовники разбежались…

– Все?

– Кастор, заткнись! Ты поможешь или нет?

– Вытащу я тебя, вытащу… – проворчал Розен, коротко переговорив с Гельмутом, начальником своей охраны. – Ты сможешь спуститься к подъезду?

– Наверное… Да, смогу.

– Хорошо, – еще одна пауза. – Лариса, мы за тобой заедем.

– Спасибо, милый.

– Будем ровно через пятнадцать минут.

Недостаточно просто начать убивать. Нужно, чтобы война стала частью города. Чтобы вошла в него не только дымом и стрельбой, выбитыми витринами и разбитыми авто, не только трупами на улицах, женскими рыданиями и громким смехом убийц – не только. Война должна войти внутрь каждого, обратившись или страхом, или злобой. Должна убедить, что есть лишь один закон – силы, и нужно либо его блюсти, либо ему подчиниться. Война должна набрать мощь – как цунами, а потом наброситься на мир, безжалостно топя его в себе. Не сметая, а поглощая. Наполняя собой каждую душу. Призывая нападать, защищать или бежать – других глаголов у войны нет.

И у тех, кто планировал кризис, все получилось: в Нью-Йорк пришла война.

Настоящая.

Патентованная.

Сначала «guerreros» и FN23, после полицейского разгрома к бойне присоединились мелкие банды, сообразившие, что есть возможность урвать жирный кусок, а затем достали оружие мирные граждане – когда поняли, что защищать их некому.

– Какова обстановка?

– Манхэттен переживает нашествие беженцев, сэр, – доложил стоящий перед стариком секретарь. – Жители Нью-Йорка поверили, что остров устоит, и бросились под нашу защиту. Но беспокоиться не о чем: совместные патрули GS и полиции контролируют все переправы и не пропускают вооруженных людей.

– Оружия здесь полно, – обронил старик.

– Полностью с вами согласен, сэр, – склонил голову секретарь. – Но директор Митчелл ручается, что на острове нет тяжелого оружия, за исключением ПЗРК.

– Надеюсь, он не ошибается.

– Я тоже на это надеюсь, сэр. Кроме того, директор Митчелл направил к Рокфеллер-центру специальный отряд на тот случай, если нам потребуется поддержка, а Семнадцатый участок не сможет ее обеспечить…

– Нам может понадобиться поддержка? – поднял брови старик.

– Как вы правильно заметили, сэр, оружия на острове полно, и стычки на улицах происходят постоянно. Полиция и GS пока не допускают их превращения в массовые беспорядки, но все может измениться.

– Арнольд молодец, – поразмыслив, одобрил дядя Сол. – Какова обстановка в остальных боро?

– Хаос, сэр. Полиция уничтожена, тюрьмы разгромлены, на улицах царят хаос и насилие.

– Репортеры?

– В восторге, сэр, взоры всех мировых медиа направлены на Нью-Йорк.

– Жаль, что Челленджер занят… – старик побарабанил пальцами по столешнице и распорядился: – Передай режиссеру, что репортажи из города должны подчеркивать преступления пингеров. Помогите миру увидеть ужасы, которые они творят. Необходимо показать опасность этих чушек.

– Да, сэр, – кивнул секретарь.

– Кадры из Нью-Йорка должны поддерживать встречу Бартона с президентом.

– Сечеле, как твои дела? – вальяжно осведомился Джа, увидев на экране коммуникатора физиономию Крокодила.

– С конвоем разобрались.

– Знаю, видел, – Винчи помолчал. – Я спрашивал о другом.

– Ты мне скажи, как у меня дела, – проворчал француз. – В последнее время ты стал для меня источником новостей.

Камера коммуникатора давала не слишком большой обзор, но Винчи видел, что Сечеле находится в продуктовом магазине, превращенном в импровизированный командный пункт: на заднем плане виднелись стеллажи с консервами, к которым то и дело подходили бойцы.

– Ты потерял уверенность в себе?

– Я ею преисполнен.

– Вот и хорошо, – Джа перешел на деловой тон. – Сечеле, мне нравится, как твои парни работают в Бостоне и Нью-Йорке, но что на юге? Почему вы проигрываете Филадельфию?

– В Филадельфии «guerreros» оказались крепче, чем мы ожидали, – признался Крокодил. – Мози даже думает вступить в переговоры и предложить обменять Бостон на Филадельфию. И продолжить бои за Нью-Йорк.

– Разумно.

– То есть ты не против? – удивился француз.

– Что тебя удивляет?

– Мне казалось, ты заинтересован в длительных беспорядках.

– Освободившиеся силы отправятся в Нью-Йорк, что меня полностью устраивает, – ответил Винчи. – Но я хочу, чтобы ты оттянул начало переговоров хотя бы до завтра. Отправь в Филадельфию дополнительные резервы.

– Э-э…

– Я не закончил, – в голосе Джа зазвенел металл. – Концепция поменялась: ты должен продержаться до утра. Завтра в полдень можешь бросать своих бойцов и прятаться – никто тебя искать не станет. Но если сольемся раньше – нас прикончат. И тебя, и меня.

– А тебя за что? – не понял Крокодил.

– За то, что обратился не к тому парню.

– Ясно… – француз помолчал. – Насчет того, что меня не станут искать, – правда?

– Даю слово.

– В таком случае, я все сделаю.

– Хорошо, – Джа выдержал паузу. – Теперь самое главное, Сечеле: ночью в Большое Яблоко войдет первая колонна Национальной гвардии.

– Черт!

Трусливое восклицание заставило Винчи улыбнуться:

– Не волнуйся, Сечеле, все под контролем. Хорошая новость заключается в том, что федералы не станут применять авиацию, поскольку судьба полицейских вертолетов им не понравилась. Национальная гвардия направится в город по земле… Сообразил, к чему я веду?

– Кажется, да, – хмыкнул Крокодил. – В Нью-Йорке много рек.

– Именно, Сечеле: много широких полноводных рек, – рассмеялся Джа. – А теперь слушай, как мы поступим…

Больше всего Нкечи боялась ошибиться со временем нанесения удара. Поторопиться или подождать? Атаковать сейчас, когда кровавые события выходят на пик, или дождаться, когда война банд пойдет на спад, и ударить по расслабившимся защитникам Рокфеллер-центра? Удержит ли GS Манхэттен, как пообещал в обращении Митчелл, или остров накроет кровавая волна? Директор GS держался очень уверенно, но вряд ли у него есть достаточно сил, чтобы противостоять всем и сразу… Но полыхнет ли Манхэттен? Все знали, что Митчелл слов на ветер не бросает, а бандиты трусливы, их цель – грабеж, а не война, и GS они боятся до колик…

Когда же бить?

Нкечи никак не могла решиться, бесилась, и находиться рядом с ней было решительно невозможно. Даже Оити старалась держаться подальше, чего уж говорить о Мегере и Карифе? Девушки сбежали из кабинета, едва закончилось совещание, и не показывались Вашингтон на глаза.

– Все так же? – негромко спросила мулатка, отыскав Эрну в баре у бассейна.

Мегера сидела за столиком, уткнувшись в коммуникатор – в последнее время это стало ее излюбленной позой, – и не реагировала ни на что вокруг. Но услышав голос Амин, обернулась, улыбнулась и ответила:

– Ага, думает… – Взяла у Карифы бокал с газировкой (на алкоголь Нкечи ввела строжайший запрет) и сделала глоток: – Спасибо.

– Чем занимаешься? – мулатка уселась на соседний стул.

– Ломаю GS.

– Правда?

– Только никому не рассказывай, – театральным шепотом попросила Мегера и подмигнула подруге. Было видно, что она устала и рада возможности отвлечься.

– Зачем ломать еще и GS? – не поняла Амин.

– Когда мы отправимся на операцию, наш конвой обязательно привлечет внимание, – объяснила Эрна. – GS, охрана Рокфеллер-центра и Семнадцатый участок постоянно сканируют Манхэттен, большое количество вооруженных машин вызовет у них подозрение, а нам это не нужно.

– Я понимаю.

– Поэтому я взломаю GS и скачаю действующие коды безопасности. В результате нас будут считать полицейским спецназом, направляющимся на охрану южных переправ.

– Круто, – оценила Карифа.

– Круто, – подтвердила Мегера. Сделала еще один глоток, внимательно посмотрела на подругу и вопросительно подняла бровь: – Ты почему такая грустная?

– Я нормальная.

– Я вижу.

– Что ты видишь?

– Ты не такая, как всегда.

– Не такая? А кто сейчас такой, как всегда? – мулатка кивнула на настенный коммуникатор. Звук был выключен, однако поступающие с улиц изображения не нуждались в комментариях. – Это мой город, Эрна. Хороший он или плохой, принес он мне счастье или нет, но я в нем родилась, я в нем выросла, а сейчас в нем идет война.

– Что мы можем сделать?

– Что? – холодный тон заставил Амин растеряться.

– Что мы можем сделать? – повторила Мегера, глядя подруге в глаза. – Позвонить в GS и сказать, что мы готовы сотрудничать? Они обрадуются, но что дальше? Мы просто не получим свой кусок пирога. – Она помолчала, а затем накрыла рукой ладонь Карифы. – Мы и так сделали все, что могли: сидим тихо, собрали всех своих здесь, охраняем их…

– Но наш город гибнет! – воскликнула Амин и услышала в ответ… Нет, не равнодушное, хотя равнодушие в тоне сквозило, не обреченное, поскольку Эрна ни о чем не жалела, услышала жесткое и убежденное:

– Все города когда-нибудь падут, – произнесла Мегера тоном, не допускающим возражений. – Потому что Вечный только один.

– Осторожно!

Автобус не собирался их таранить, слишком опасно. А вот заблокировать проезд – пожалуйста. Водитель резко вывел тяжелую машину на перекресток, выключил двигатель, поставил на ручной тормоз и бросился наутек. Чуть позади, окончательно перекрывая проезд, замерла здоровенная бетономешалка, однако планы боевиков рухнули, точнее – взорвались, когда посланная с головного броневика ракета влетела в автобус и взорвалась, заставив его подпрыгнуть и сдвинуться в сторону, врезавшись в витрину небольшого кафе. Громыхнул еще один взрыв – то ли бензобак рванул, то ли забытые в автобусе гранаты, и Кастор крикнул:

– Вот так!

А Лариса закрыла глаза и сжала руками виски:

– Боже!

Потому что не ожидала, что их поездка в Рокфеллер-центр превратится в прорыв.

– Справа цель! – рявкнул Гельмут.

Неудачное начало бандитов не смутило. Или же они просто не смогли остановиться. И в тот момент, когда конвой добрался до перекрестка, справа появился пикап с установленным в кузове пулеметом, и по борту внедорожника застучали тяжелые пули.

– Я боюсь! – закричала Лариса. – Кастор!

– Гельмут!

– Броня выдержит, сэр!

А скорость помогла прорваться.

Пассажиры находились в большом, надежно бронированном автомобиле, который действительно выдержал обстрел. А идущий в арьергарде броневик повернул башню и разорвал нахальный пикап тридцатимиллиметровыми снарядами.

И обернувшаяся Лариса успела увидеть, как бандитский автомобиль врезается в припаркованные у тротуара машины. И взрывается.

– Невероятно…

Ошеломленный Кастор сглотнул и молча кивнул. А привычный к подобным вещам Гельмут едва заметно пожал плечами и негромко произнес в передатчик:

– Хорошая работа, парни.

– Заслуживает премии, – торопливо сказал Розен.

– Босс говорит, что вы заслужили премию.

– И от меня, – добавила Лариса.

– Двойная премия, парни!

В ответ раздались довольные возгласы.

Конвой Кастора Розена III состоял из пяти машин. Впереди мчался здоровенный военный броневик с ракетной установкой и пулеметной башней, оснащенный форсированным двигателем, который обеспечивал ему и скорость, и мощные таранные способности: было видно, что при необходимости броневик снесет препятствие не только ракетами. За ним шли два одинаковых бронированных внедорожника, а замыкающими выступали две легкие армейские бронемашины. Плюс стая дронов: три ударных и россыпь разведывательных.

Конвой производил серьезное впечатление, бандиты разлетались в стороны, как кегли, и в какой-то момент Кастор предложил попробовать прорваться в Лонг-Айленд, но Гельмут покачал головой, сказав, что любой мост или тоннель станет для них ловушкой.

«Несколько вооруженных машин заставят бандитов думать, что кто-то вывозит из города ценности, и они приложат все силы, чтобы захватить нас».

И предложил действовать в строгом соответствии с планами ЧС.

– Почему бездействует полиция? – с горечью спросила Лариса, увидев людей, выносящих продукты через разбитую витрину магазина. Простых людей, не боевиков.

– Полиция занята войной, – ответил Кастор.

– И поэтому не мешает грабежам?

– Не может помешать, – угрюмо уточнил Гельмут. – Полиция и GS патрулируют мосты и тоннели, чтобы не пропустить на остров бандитов. Сейчас – это единственное, что они могут сделать.

– А что будет с нами?

– Башня хорошо защищена, но если комендант решит, что ситуация обостряется, нас немедленно переведут в автономный подземный бункер, в котором мы сможем провести столько времени, сколько потребуется военным, чтобы навести в Нью-Йорке порядок.

– Почему не сразу?

– Потому что в Рокфеллер-центре абсолютно безопасно, миссис Феллер, – с улыбкой ответил Гельмут. – Это настоящая крепость.

– Повредить все мосты и тоннели? – уточнил Руфай, глядя на Крокодила через экран коммуникатора. – Сечеле, брат, ты спятил? Зачем?

– Я ведь сказал: ночью в город войдет Национальная гвардия.

– Нам тоже об этом сказали, – кивнул Мози. – Пусть входит.

– В смысле? – растерялся Крокодил.

– Мы решили все свои вопросы, – развел руками лидер FN23, с удовольствием глядя на изумленного двоюродного брата. – Мы зачистили Нью-Джерси и Статен-Айленд от итальянцев и латиносов. Мы полностью контролируем порт, а значит, можно остановиться.

– И ты не будешь добивать «guerreros»? – Крокодил не мог поверить, что кровожадный Руфай упустит возможность утопить старых недругов в крови. Не мог. А потом вспомнил, что он не в Европе, где война велась до последнего солдата, и все встало на свои места.

– Брат, невозможно откусить больше, чем можешь проглотить, – самодовольно разъяснил свои резоны Мози. – Я взял Нью-Йорк и север Восточного побережья. Я договорюсь с властями, прикажу не сопротивляться Национальной гвардии и обвиню в войне «guerreros». А учитывая, что они первыми вошли в Бруклин, мне поверят. Я хочу выжить, брат, и владеть тем, что взял.

Появившийся в кадре Узочи кивком подтвердил слова главаря FN23. И хотя на его металлическом лице не отражались эмоции, Крокодилу показалось, что Узочи улыбается. И он неожиданно понял, что если бы совещание проходило очно и он находился рядом с двоюродным братом, ему бы уже прострелили голову.

Просто потому, что Мози не хочет быть виноватым.

– Ты всегда был умным, – медленно произнес Сечеле.

– Спасибо, – кивнул Руфай. – Но ты не волнуйся, брат: твои парни заработали право занять точки и территории, которые мы очистили от «guerreros». Приезжай, обсудим.

– Хорошо, Мози, скоро приеду.

Крокодил отключил связь и потер рукой подбородок.

Что делать? Положение, которое изначально не выглядело блестящим, стало критическим. Теперь ему грозила смерть как с той, так и с другой стороны, причем двоюродный брат убьет его обязательно, а вот сотрудничество с хитроумным белым оставляло хоть какую-то надежду.

«Хорошо, что я не сказал Мози, что у меня все готово к взрыву, – подумал Крокодил, постукивая пальцами по замолчавшему коммуникатору. – Иначе он бы все сделал, чтобы меня остановить».