Некоторые привыкли считать наше последнее время худшим прежнего и упрекать нынешний ослабевший, немощный народ, говоря: «Теперь на земле среди людей нет уже чудотворцев, как бывало прежде». Не верьте таким людям. Если хотите знать, – чудотворцы никогда не переводились и ныне имеются. Вот хотя бы всякий, любящий врага своего, уже и есть чудотворец.
Едва не у каждого из нас есть враг – из друзей, из соседей, из равных, из больших нас, из дальних, из ближних – все найдется недоброжелатель, враждующий против нас, поноситель, клеветник. Вот всех таких Господь и повелевает нам любить, говоря: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас». Спросим теперь – что такое чудо? Чудом называется то, что бывает выше естества, выше законов природы. Все, происходящее по обычному порядку природы, не чудесно, никто этому не удивляется, никто чудом того не назовет. Чудо только то, что сверхъестественно, что превосходит силу природы.
Теперь – не чудо, если кто любит любящих его, так как это естественно, но дивно, если кто любит врага, – это выше естества нашего. Не любить врагов человеку свойственно. По природе, по естеству человек старается досадить, отомстить своему обидчику и даже не только при жизни, но и по смерти. Не вопиет ли кровь Авелева к Богу от земли, прося отомстить убийце Каину? Также и души святых, пострадавших за слово Божие, как видел в откровении Иоанн Богослов, не вопиют ли к Господу, громким голосом взывая: «доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» (Откр. 6, 10). Если же так делается по смерти, то тем более при жизни естество человеческое мстительно, как гневное, яростное, не терпящее обиды. Это всяк сам по себе знает. Иному кажется лучшим умереть, чем перенести какую-либо обиду. Если это свойственно природе нашей греховной, то любовь к врагам будет уже делом превышающим природу, чудесным, а отсюда и всякий, любящий врага, есть уже чудотворец.
Какие же чудеса совершает такой чудотворец?
Прежде всего, любящий врага, благотворящий ему, – исцеляет слепого, просвещает не телесно слепого, а ослепленного умом. Слепота ума – безумие, как слепота тела есть помрачение очей. Ничто так не помрачает очи ума нашего, как гнев и ярость. Не напрасно слово Божие увещевает: «Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых» (Еккл. 7, 9). Где видишь ярость, считай, что там дом безумия, – ярящийся гнев граничит с безумием. Когда человек ослеплен гневом, тогда перестает светить ему свет разума, и он не знает, куда идет, не ведает, что творит, подобно тому, как некогда персидский царь Ксеркс, разгневавшись на море, в бурю поглотившее многих из его воинов, приказал в ярости наказать воды морские тремя стами ударов. Ясно, что ярящийся вне себя, лишается разума, уподобляется слепому. Какой же врач и какое лекарство может уврачевать эту слепоту? Незлобие, любовь, благодеяние гневающемуся со стороны тех, на кого он гневается. Видя их любовь, стремление победить добром зло, он и сам себя начинает стыдиться, сознавать свою неправоту и воздерживается от гнева. Таким способом мало-помалу недруг превращается в друга, гнев сменяется любовью, просветляются очи ума, слепец умудряется, видя и сознавая, что напрасно гневается. Вот любящий своего врага уже и чудотворец, просвещающий слепого.
Любящий своего врага волнение моря превращает в тишину. Гневающийся подобен бурному морю. Как то выбрасывает на берег разные вещи, так и он в ярости все тайны своего бывшего друга выдает, всем рассказывает, бесчестит. Кто утишит это волнующееся море? Тот, кто устранит причину волнения. Надо утишить бурю и ветер, а ветер – это противоречия, свара, неуступчивость. Оставь прекословия, уступи, уничтожь причину волнения, и море утихнет. А так как любящий врага уступает ему и не прекословит, то этим самым прекращает волнение и является чудотворцем, превращающим бурное море в тишину.
Затем любящий врага утишает силу огня. Гнев врага – это «огонь, сожигающий лес, пламя огня, опаляющее горы» (Пс. 82, 15). Такой огонь сожигает то высоту твоих добродетелей, то доброе имя ближнего, добрую его славу. Для угашения всякого огня нужны или вода, или устранение горючего материала, – огонь гнева прекращается кротким молчанием и всякого рода снисхождением. Как пылающий огонь гасится водой, так душа, сильнее печи пылающая от внутреннего огня – гнева, успокаивается одним словом, сказанным с кротостью. Иногда же полезно бывает, снисходя гневающемуся, удалиться с глаз его, – это как бы дрова разметать, чтобы порознь они скорее погасли. Тому научает и апостол, говоря: «Дайте место гневу» (Рим. 12, 19), т. е. снизойдите, уступите, удалитесь немного от гневающегося. И опять, любящий врага – чудотворец, угашающий силу огня.
Он же горечь превращает в сладость, как Моисей горькие воды Мерры в сладкие. Горечи полна вражда людская – раздражения, ярости, гнева, крика, злоречия со всякой злобой (Еф. 4, 31). Вот эта-то горечь пусть и уничтожится. Моисей горькую воду превратил в приятную на вкус, вложив в нее дерево, – здесь пусть таким сладким деревом будет слово приятное, слово доброе, произнесенное ненавидящему, или добро, оказанное ему. Таким путем любящий врага вливает и в него сладость своей любви, превращая его гнев в сладость дружбы и любви.
Далее, всякий гневающийся без меры уподобляется бесноватому. Много случаев дает и история, и обыденная жизнь, когда гневающийся является поистине бесноватым. Человек в ярости бывает страшен на вид: глаза его изменяются, лицо багровеет, голос становится диким, сам кусает свои губы и пальцы, скрежещет зубами, и все домашние боятся его, как бесноватого, скрываются от него. От такого неистового кто и чем изгонит беса ярости? Бесновался иногда от ярости и гнева царь Саул. Тогда Давид брал гусли, игрой отгонял от царя духа нечистого. Верно, чудесны были эти гусли и дивная игра. И чем более злобствовал и неистовствовал Саул, ярясь на кроткого Давида, последний изливался тем в большем незлобии, тем умиленнее играл на гуслях и пел, достигая наконец того, что нечистый дух оставлял исполненного злобой Саула. Известно, что не может быть приятной игры на гуслях, если согласно не настроены струны, – не может также и гневный бес быть изгнан из недруга, если изгоняющий не настроит себя добрыми расположениями ко врагу. В гуслях каждая отдельная струна только тогда издает приятные звуки, когда настройка приведена в созвучие с другими, – тогда и весь инструмент может услаждать слух слушающих стройными аккордами. Подобным образом и люди только в согласии друг с другом могут жить жизнью, приятной Господу Богу, а бесам страшной. Любящий своего врага уступает ему с незлобием и кротостью, соглашается с ним, берет на себя вину раздора, говорит: «Я виноват», – и всем этим изгоняет гневного беса, превращает в мир и согласие гневную ярость. «Сладкие уста умножают друзей, и доброречивый язык умножит приязнь» (Сир. 6, 5).
А знаете ли, как боролся с врагами своими святой первомученик архидиакон Стефан? Озлобленные иудеи стали его побивать камнями. Летят на мученика камни, как дождь, а он о врагах своих молится: «Господи, не поставь им греха сего!» (Деян. 7, 60). Вот это великая любовь ко врагам и великая твердость – принимать телом удары, а сердцем не злобствовать, об убийцах молиться! Вот святой уже изнемог телом, уже колена его не выдержали, согнулись к земле, но изнемог ли он душой? Нет, он смотрит на небо, видит славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога… И уже наверное превзошел многих чудотворцев, взяв такой подвиг на себя. Поистине он последовал заповеди Своего Господа: «любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, и будете сынами Вышнего» (Лк. 6, 27, 35).
Эта заповедь всегда рождает чудотворцев – и в древние, и в новые времена, и пусть никто не говорит, считая худшим наше время, будто ныне нет уже чудотворцев. Люби врага твоего – будешь новый чудотворец, и свою и его душу спасешь. Если не веришь – испытай на себе, только начни. Сам Сын Божий будет тебе в этом деле помощник и поручитель – «небо и земля прейдут, слова Его не прейдут» (Лк. 21, 33).