Глава 9
Всю ночь Птица двигался от Припяти в направлении блокпоста. На всякий случай Сергей решил выйти немного в отдалении от места, где он пересек периметр. Первая заповедь мотоманевренных групп, да и военных разведчиков вообще: не возвращаться назад той же дорогой, по которой пришел. Потому что это почти стопроцентный шанс нарваться на выставленную засаду или мины.
Местность вокруг была незнакомая. Выдерживать нужное направление было нелегко. Но Сергей ориентировался на окружающие звуки. Вплоть до утра издали, как будто со стороны расположения постов, беспрерывно грохотали выстрелы. Били из автоматов, крупнокалиберных пулеметов, разрывались осколочные гранаты. Столь долгий и яростный концерт разнокалиберного оружия ставил под сомнение первоначальную версию о банальной пристрелке.
Эпопея с посещением Зоны слишком затянулась. За трое суток пребывания в этих диких странных местах Сергей вымотался физически и морально. Сокольских просто устал шарахаться от каждого куста и прошел последнее расстояние не таясь, практически в полный рост. Видимо, где-то внутри него отключился защитный механизм самосохранения. А может быть, лимит страха просто исчерпался за последние часы в городе мертвых.
Холодный осенний лес купался в буйстве ярких красок. Под ногами шелестела листва, мягко пружинил мох. Деревья и кустарники, оголив черные, блестящие от влаги тумана ветви, готовились отойти к длинному зимнему сну. Едва позднее утро размазало серой хмарью линию горизонта, Сергей вышел к торфоперерабатывающему заводу. Судя по внешнему виду, эти заброшенные корпуса выработали ресурс еще задолго до катастрофы 1986 года.
Сергей вытащил карту, разложил ее на коленях и, потратив на изучение минуту, понял, что заблудился. Никакого завода на карте не было вообще. Вероятно, при составлении плана местности топографы решили просто не наносить данный производственный комплекс за ненадобностью.
Для определения своего местоположения нужна была точка отсчета. А пока что палец Сокольских безуспешно тыкался в пространстве огромного заштрихованного лесного массива карты. Сейчас ему не мог помочь даже компас. После посещения города магнитная стрелка прибора благополучно скончалась. Теперь от щелчка ногтем она занимала абсолютно произвольное положение. Определить стороны света по иным признакам не получилось. Солнце, которое должно было всходить на востоке, попросту отсутствовало. Унылая серая пелена равномерно заполняла атмосферное пространство. Мох рос не то что с севера, а вообще – отовсюду. Раздраженный этими обстоятельствами, Птица пошел осматривать заводские корпуса.
Под солдатскими ботинками хрустела щебенка. Гулкое эхо шагов разносилось по территории комплекса. Но на многие километры вокруг не наблюдалось и не чувствовалось ни одной живой души.
Подвалы здания были доверху заполнены грязной водой с блестевшей поверху золотисто-масляной пленкой.
Множественные деревянные элементы конструкций прогнили и осыпались трухой. На пожелтевших стенах отслаивался цемент, отчего они походили на зубы курильщика.
Наиболее целым выглядел производственный цех: длинное двухэтажное здание с распахнутыми настежь воротами. Побродив по его пустым помещениям, Сергей решил было подняться выше. Но обнаружил, что лестница, ведущая на второй этаж, капитально разрушена. Балки, державшие лестничный пролет, пришли в негодность, и бетонные ступеньки обвисли на стальных нитях арматуры.
Однако, выйдя на улицу и осмотрев здание вокруг, Сокольских увидел желоб элеватора, по которому торфобрикет когда-то скатывался на погрузку. Желоб был довольно широким; начинаясь от земли, по склону в тридцать пять градусов он уходил в недра верхнего этажа. Расставив ноги лесенкой, словно лыжник, взбирающийся на гору, Сергей осторожно поднялся наверх.
Здесь оказалось побогаче, чем внизу. По углам были свалены тяжелые ржавые агрегаты неясного предназначения. В одном из подсобных помещений нашлись дырявые жестяные носилки, прохудившееся ведро и пожарный багор с трухлявой ручкой красного цвета.
Единственным помещением с сохранившейся дверью оказался кабинет главного инженера. Здесь чудом уцелело даже оконное стекло; правда, столь грязное от пыли и копоти, что оно практически не пропускало света. В углу комнаты расположился старинный письменный стол. Его вывернутые ящики валялись тут же на полу.
Любопытство Сергея привлекла настольная лампа, стоявшая здесь с тех самых, уже давно минувших дней. Огрызок проводки жалко торчал из покрытого ржавой плесенью корпуса. Вместо абажура вокруг лампочки была закручена газета.
Птица прикоснулся к ней. Бумага моментально рассыпалась в сухие клочья, и пальцы Сергея, пронзив воздух, стукнулись о мутное стекло лампочки. Тонко задрожала оборванная вольфрамовая нить.
И вдруг лампочка вспыхнула желтоватым светом – во все положенные ей шестьдесят ватт. Сергей так и замер. Обалдело раскрыв рот, он смотрел на это чудо, словно оно могло исчезнуть так же внезапно, как и появилось.
Этого не могло быть просто потому, что не могло быть в принципе! Через минуту он отвел глаза от светящейся груши и внимательно осмотрел светильник. Ничего особенного, старая послевоенная рухлядь. Дизайн конца 50-х годов. На всякий случай потрогав огрызки проводов, Сокольских проверил корпус на наличие батареек. Естественно, там их не было. В прозрачном цоколе покачивалась оборванная спираль, однако это не мешало лампе испускать столь привычный мягкий желтый свет.
Сокольских осторожно прикоснулся к стеклу и несколько раз стукнул по нему пальцем. Свет потух.
Через полчаса выяснилось следующее: лампа, будучи вывернутой из патрона, горела сама по себе. Конструкция светильника никакой роли в этом не играла. Свет появлялся от прикосновения к стеклу. Лампа абсолютно не нагревалась и, в отличие от своих обычных «подруг», тухла сразу же после серии коротких постукиваний. Контакт при этом должен был быть произведен именно кожей пальцев. На алюминиевую ложку, ткань и дерево лампочка не реагировала.
Вдохновленный этими открытиями, Сергей аккуратно замотал чудесный предмет в мягкую тряпку. Потом уложил ее в пустую консервную банку и спрятал находку в рюкзак.
Проанализировав пройденный путь, вспомнил дома в Припяти: ведь там он расколол несколько похожих ламп. Но те в руках не светились. Значит, таким свойством обладали далеко не все электрические предметы. Здесь же, на заброшенном заводе, это была первая целая попавшаяся ему лампочка.
Профессиональная память бывшего электрика цепко хранила все встреченное на пути электрооборудование.
Хотя… Ну конечно! В дальнем конце пустого коридора под потолком висела здоровенная лампа ДРЛ. Дуговая ртутная люминесцентная лампа применялась для освещения больших производственных помещений.
«Эта штука будет, пожалуй, посерьезней своей маленькой настольной коллеги, – подумал Сергей. – Интересно, есть ли у нее какие-нибудь необычные свойства?» Он подхватил рюкзак и зашагал к противоположной части здания.
В конце длинного, широкого и пустого коридора висел решетчатый светильник. С прозрачного плексигласового корпуса свисали клочья пыли. Вдоль стены под ними протянулись водянисто-коричневые разводы от ржавого железа.
В жизни каждого человека есть момент, когда неведомая сила оберегает его от неминуемой гибели. Кто-то останавливается от чувства смутной тревоги. И после этого долго разглядывает упавший всего в двух шагах кирпич. Другой лежит по шесть часов в снегу, выцеливая в оптику скупой пейзаж Кавказа. Почувствовав беду, он обернется и увидит неслышно крадущегося противника с таким завораживающе блестящим кинжалом. Шестое чувство, ангелы-хранители – кто они, наши незримые спасители?
Вот и сейчас Сергей уже было занес ногу, но вдруг замер и поставил ее на место. А потом внимательно изучил участок пола перед собой.
Вроде бы ничего особенного, но в метре от него пол был удивительно чистым. Словно его только что вымыли с шампунем. Светлое пятно без единой пылинки расползлось от стен до потолка.
Смутно припомнив разговоры с Колей-афганцем, Сергей раскрыл рюкзак. Почти сразу под руку попался сверток с гайками, прихваченными в доме железнодорожника. Взяв одну из них, увесистую и масляную, легонько кинул ее вперед. Та не долетела до пола. Металлический шестигранник вдруг отпружинил, со свистом рассек воздух и по замысловатой дуге выскочил в окно, попутно продырявив закрывавшую проем фанеру.
Оценив это, Птица сглотнул ком в горле и попятился назад. Еще три брошенные гайки отрикошетили под разными углами. А последняя лихо просвистела у него возле уха и пробила стену чуть выше головы. После этого Сокольских решил прекратить эксперименты. Без сомнения, это была аномалия.
Так, по словам Николая, сталкеры называли странные, не поддающиеся обычным законам физики, участки в Зоне. Какие-то из них были вполне безобидны. Например, представляя собой замысловатую оптическую или звуковую иллюзию. А другие, наоборот, считались невероятно опасными. Подобные вот этому, невидимому для человеческого глаза пятну, они вытворяли с живыми существами страшные штуки: могли вывернуть наизнанку тело, разорвать, сплющить, превратить в мокрое место. Не приведи бог попасть в одну из них.
Также люди замечали, что птицы и животные каким-то образом чуяли подобные места и всегда обходили стороной. А вот человек мог обнаружить такое аномальное пятно лишь по некоторым косвенным, едва различимым признакам. Скверным было то, что эти аномалии постоянно видоизменялись и перемещались по Зоне. Одно успокаивало: такие пакостные места встречались довольно редко.
Вернувшись в комнату-кабинет, Сергей забаррикадировал тяжелым столом входную дверь. Достал из своих запасов кусок рыболовной сети, закрепил его с внутренней стороны оконной рамы. Снаружи за отблеском грязного стекла сеть была не видна. Но ее ячейки были своеобразной страховкой: они могли остановить брошенную в окно гранату и, отпружинив, выкинуть обратно. Надежная защита от того, чтобы проснуться от звука битого стекла и перекатывания «эфки» по полу. О подобной практике «зачисток» местности Сокольских знал не понаслышке.
Устроив лежбище возле стены, Птица достал остатки провизии и, привычно разогрев ее над пламенем сухого спирта, наскоро перекусил.
Укладываясь спать, Сергей зажал в кулаке амулет с трубящим ангелом. Пластинка быстро нагрелась от тепла рук. Подушечками пальцев можно было нащупать на полированном металле малейшие неровности и царапины. Вновь размышляя о том, какой смысл вкладывал художник в изображение на амулете, Сергей и сам не заметил, как сомкнул глаза.
Сном это назвать было нельзя, скорее дремой, когда человек одной ногой находится в реальном мире, а второй – в воображаемом.
Сквозь грязный сумрак приютившего его помещения Серега разглядел туннель. Унылую вытянутую в кишку трубу, без начала и конца. Ни света, ни звука, ничего, кроме вязкой пустоты. На корточках, обхватив руками колени, сидел наголо стриженный мальчишка: не по-детски обреченный взгляд, резко очерченные скулы, потрескавшиеся губы. Знакомый облик попавшего в беду человека.
Птица медленно подошел поближе, чтобы рассмотреть парня. Тот был одет в казенные серые суконные штаны и куртку. Над правым нагрудным карманом белел прямоугольник ткани с аккуратно выведенными буквами: «Сокольских Д. Ю. Второй отряд». У Сергея нехорошо застучало в висках.
Этот парнишка был его родным племянником, Димкой, сыном ушедшего из жизни брата Юрия, который вместе с женой погиб пять лет назад. Их красный жигуль раздавила тяжелая фура заснувшего за рулем дальнобойщика. Осиротевший Дима жил сначала у двоюродной бабки, а потом, связавшись с местной шпаной, попал в колонию для несовершеннолетних. Поделать с этим Птица ничего не смог. Когда вести о случившемся дошли до него, было уже слишком поздно. Простить себе этого Сергей так и не смог.
Потом, словно искупая эту вину, он навещал племянника всякий раз, как только выдавалась такая возможность. Привозил посылки на «малолетку», писал письма. Срок Дмитрия шел к концу, и уже через год парень должен был покинуть стены исправительного учреждения. А вот гляди же ты.
Сокольских вспомнил Костю Шухера.
– Димка, ты… тоже умер? – Птица с трудом подбирал слова, все еще надеясь, что происходящее – просто дурной сон.
Парень вскинул голову и каким-то хриплым, совершенно чужим голосом ответил:
– Нет, дядя Сережа. Пока еще нет. – Он помолчал, а потом добавил: – Хотя уже должен бы. – И, поддернув рукав куртки, показал разрезанные на руке вены.
Кровь черными разливами медленно впитывалась в хлюпающую ткань. С трудом отведя взор от располосованной худой мальчишеской руки, Сергей заметил красный треугольник, пришитый возле «зэковского» плеча.
– А-а-а… – Проследил его взгляд Димка. – Это я за «актив» «стойку держу». – Парень прикрыл глаза. – Тяжело на «малолетке», дядя Сережа. Вы вот воевали, но даже представить себе не можете, каково здесь. А вены свои я ворам в карты проиграл. У меня другого выхода не было. – Он опять замолчал и как-то нехорошо, с бульканьем, закашлялся: – Даже не больно было. В ШИЗО холодрыга, так что я вроде как заснул. Вот «кум» наш удивится.
Птица внутренне содрогнулся, представив, как начальник оперативной части колонии, на жаргоне «кум», по зову дежурного зайдет в помещение штрафного изолятора. И найдет там худого, скорчившегося в луже крови мертвого мальчишку.
– Туннель видел. Думал, сказки все это. Оказалось – правда. Как будто поднимает тебя и тащит, – продолжил племянник, – только «голый вассер» вышел, то есть облом. Дернуло меня куда-то в боковое ответвление, оказывается, такие есть. Чудно все это… – Парень опять закашлялся и закрыл рот кулачком.
– Почему все это происходит? – потрясенно спросил Сергей. Сначала сослуживец, теперь племянник. Череда мистических видений смешала в кучу явь и небыль.
– А действительно – почему? – Дима повторил вопрос и заинтересованно посмотрел на родного дядю.
– Может быть, я тоже умираю? – Птица вдруг успокоился и присел рядом с племянником.
– Нет, вы-то живы… – Пацан к чему-то прислушался. – И я, кажется, тоже… не умру. Но я вам должен кое-что сказать. Это важно! – Он покрутил тощей шеей и прищурил левый глаз.
Птица кивнул:
– Говори, Димка.
– Вы должны спешить, дядя Сережа. Беда просыпается. Торопитесь уйти из того места, где вы сейчас находитесь!
– Из комнаты? Со старого завода? – удивился Сергей.
– Нет! Вообще. Если захотите, то можете вернуться позже, когда все произойдет. Многие потом вернутся. Но если сейчас останетесь – погибните!
Выслушав, Сокольских грустно ответил:
– Рад бы уйти, но я заблудился. А те, кто меня ищут, очень хотят вычеркнуть из списка живых.
Племянник поморщился и махнул рукой:
– Им уже не до вас. Я чувствую это. Всюду ощущается страх людей и животных. Вам надо уходить! А насчет дороги… вы вот что. Идите вдоль крестов. До конца. А там сами поймете куда.
– Каких крестов? – не понял Сергей.
Но паренек пропустил этот вопрос и опять к чему-то прислушался.
– Кажется, я все-таки буду жить, дядя Сережа. Я шаги слышу. Меня сейчас найдут. Может, и спасти успеют. Вы, если останетесь живы, приезжайте ко мне.
Сергей вдруг заметил, что окружающие племянника контуры словно бы подернулись дымкой.
Юный арестант вытер ладони о колени брюк и закончил:
– Только я не вспомню об этом. Про туннель. Странно, еще ничего не случилось, а я уже знаю, что не вспомню.
Пространство вокруг них стало стремительно темнеть. Димка горько улыбнулся и вздохнул:
– Кажется, все.
А глаза Птицы вдруг заволокло сажей, и его будто за ноги кто-то выдернул из забытья.
* * *
На станцию группа Ямпольского вернулась с трофеем. Уже возвращаясь домой, ученые наткнулись на поваленную вышку ЛЭП. Ее проржавевший металл в изобилии покрывали гроздья странных мерцающих кристаллов. Поколдовав над ними инструментами полевой лаборатории, Кобзарь сделал ряд интересных открытий.
Кристаллы имели отрицательный радиационный фон, то есть медленно, но верно поглощали в себя радиацию с других предметов. Помимо этого, сам собою восстанавливался заряд батарей находившихся в непосредственной близости приборов. Значило ли это, что удивительные кристаллы перекачивают радиацию в электроэнергию? Это еще предстояло выяснить в более серьезных лабораторных исследованиях.
Однако на станции их ждал неприятный сюрприз.
Шибина и Волков, не принимавшие участия в вылазке, сейчас сидели на стульях, словно провинившиеся школьники, и безмолвно пытались подавать Ямпольскому и вернувшимся товарищам какие-то знаки. Это странное поведение объяснялось очень просто: здесь присутствовали Лисовец и несколько его подчиненных из СБУ.
– Опять вы? Я даже не успел соскучиться, – невесело пошутил Ямпольский, оценивая обстановку. В помещении явно провели обыск – пусть и аккуратный, но все же в глаза сразу бросалось, что вещи лежат не на своих местах: многие папки вынуты из шкафов, вскрытые коробки с образцами не опломбированы.
На этот раз Лисовец не стал изображать дружелюбие.
– Давайте не будем ходить вокруг да около, Валерий Семенович. – Куратор сел за профессорский стол. – Я уже в курсе вашего «путешествия» на территорию, посещение которой нами не было согласовано. Более того, при нашей последней встрече я ясно дал понять, чтобы вы остерегались такого рода самодеятельности.
– Завидую вашей осведомленности, господин Лисовец. – Ямпольский сгреб в сторону папки с отчетами и сел на диван. – Однако вы не допускаете, что мы, например, просто могли сбиться с маршрута?
– Бросьте, профессор, – поморщился офицер СБУ. – Мы с вами не дети, и тут не театр юного зрителя. Куда вы ходили, я знаю, зачем – тоже догадываюсь. Я даже понимаю, что послужило причиной такого опрометчивого поступка. – Лисовец постучал пальцем по какой-то бумажке. – Ошибочно доставленный вам груз. Надо сказать, вы очень оперативно произвели вскрытие образца. Отдаю должное вашему мастерству и сноровке. Однако обсуждать это я сейчас не вижу смысла. Я к вам по другому поводу. Мне нужна ваша консультация.
– Вот как? – Ямпольский был обескуражен. Он готовился как минимум к психологической дуэли, но оппонента, как оказалось, интересовало отнюдь не это.
– Да. За последние сутки кое-что изменилось. Животные Зоны: кабаны, волки, лисы, зайцы и прочие – словно посходили с ума. Зверье по непонятным причинам мигрирует из центра Зоны отчуждения за ее пределы. Оно без разбора, всей массой прет на колючую проволоку и минные заграждения. В ряде мест животные просто снесли укрепленный периметр и вытекли из охраняемой территории. Многих зверюг, смертельно искалеченных противопехотными минами, солдатам пришлось добивать, чтобы животные не мучились. То еще зрелище, скажу я вам. Не для слабонервных.
– И что вы хотите от меня? Чтобы я объяснил вам этот феномен?
– Именно. Вы давно работаете в ЧЗО. Едва ли не старейший и самый опытный полевой сотрудник – с того момента, как все завертелось. Кто, как не вы, может высказать наиболее правдивую гипотезу?
– Я думаю, вы не совсем откровенны со мной, Лисовец. Этой миграции предшествовало что-то еще. То, о чем вы умолчали. Ведь само по себе, пусть и такое странное, поведение животных вряд ли могло обеспокоить вас настолько, что вы решились вновь повидать меня. Самоубийственный исход фауны лишь пенка на кастрюле убегающего молока. Да, это явный признак того, что события идут кувырком, но не причина.
– К сожалению, я не знаю этой причины, профессор. Я такой же государственный сотрудник, как и вы. Да, по другому ведомству, с иными полномочиями и, может быть, с некоторым доступом к ряду закрытой информации. Но заметьте, именно с некоторым. Если бы я знал всю полноту картины, то какой был бы мне смысл задавать вам подобные вопросы?
– Хорошо. Я постараюсь дать вам ответ. Но только в той мере, в которой сам могу понять что-либо из имеющихся у меня домыслов, разрозненных фактов и собственно логики.
– За неимением иного буду рад и этому, Валерий Семенович.
– Тогда извольте. Вы хотели знать, почему животные бегут? Они предчувствуют катастрофу. И ее последствия, рядом с которыми смерть от пули двуногих, то есть нас с вами, покажется избавлением.
– Вы уверены? – Лисовец удивился. – Не могло ли это быть последствием воздействия на животных, например, газов, магнитных волн или еще чего-то подобного? Нельзя ли предположить, что основная масса просто ринулась вслед за обезумевшими вожаками стай?
– Вы пришли себя успокоить, господин Лисовец? Или все-таки узнать мое мнение? Так вот, вы недооцениваете братьев наших меньших. У них очень тонкое чутье на те вещи, которые люди просто разучились замечать. Слышали что-нибудь про кошек и собак, предсказывающих землетрясения? Это – то же самое. Только сейчас звери чувствуют, что, если останутся здесь, их участь будет хуже, чем просто быть погребенными под развалинами. А то, что вы упомянули сразу несколько таких исходов за один короткий промежуток времени, говорит о том, что нечто страшное уже близко. Мы с вами на пороге приближающейся катастрофы. Если у вас есть хоть толика здравого смысла, оглянитесь вокруг. Мы уже столько времени бьемся вокруг загадки Зоны отчуждения и до сих пор не приблизились к ответу ни на шаг.
– Я понимаю, куда вы клоните, профессор. Снова будете просить привлечь к проблеме мировую общественность? Давайте я вам, наконец, кое-что объясню. В своем текущем виде выселенная Зона отчуждения более чем устраивает нас. Наследие СССР в виде полигонов и лабораторий удобнее всего использовать вдали от чужих глаз и ушей. Да-да, я не открыл вам сейчас бог весть какую тайну. Украина – самостоятельное и независимое государство, со своими целями, амбициями, если хотите. И сейчас, благодаря выпавшему всем нам шансу, это государство может стать по-настоящему серьезным игроком на мировой арене. Таким, с которым будут считаться не только соседи, но и ведущие западные страны. Разве вам бы этого не хотелось?
– Знаете, Лисовец, я сильно сомневаюсь, что Служба безопасности Украины и те, кто за вами стоят, смогут удержать Зону. Сейчас вам кажется, что это вы ее используете. Однако мне видится по-другому: это Зона использует вас. Вашу страсть к власти, жажде наживы. Время неумолимо истекает. И как только Зона наберется силы, она даст понять, кто на самом деле здесь хозяин. И да, почему вы и подобные вам решили, что можете говорить за всю Украину?
– Я понимаю ваше недоверие к нашей организации, Валерий Семенович. Но знаете, профессор, все-таки мы работаем для того, чтобы обеспечивать безопасность, целостность нашей державы, что бы вы там себе о нас ни думали. И скажу больше, мы уже в шаге от того, чтобы в ворохе событий, казалось бы, не связанных меж собою фактов и сплетен найти кое-что ценное.
– И что же такое вы там нашли? Очередного неблагонадежного сотрудника?
– Не ерничайте, Ямпольский. Речь о действительно серьезных вещах. Все говорит о том, что здесь, в Зоне, кто-то проводит некий эксперимент. Это либо повторение, либо дальнейшее развитие того, что уже случилось некоторое время назад, когда образовалось то, что мы называем Зоной. До сих пор мы не знаем того, что за этим стояло. Однако на этот раз с уверенностью могу сказать, что СБ уже дышит этим экспериментаторам в затылок.
– Так кто же это?
– А вот этого я вам сказать не могу. Не потому, что не доверяю. И не потому, что на этой информации стоит гриф высшей секретности. Просто, я сам до конца не могу понять мотивов и структуры данной организации. Я вообще долгое время сомневался в том, что все это дело рук людей. Я готов был поверить в пришельцев, в потусторонние силы, но человеческий фактор в появлении Зоны был для меня весьма сомнителен. До недавнего времени.
– А что такого случилось в это недавнее время?
– То, что раньше было зыбкими тенями, полунамеками, обрело реальность. Структура, прямо или косвенно ответственная за эксперимент происхождения Зоны, активизировалась. И именно поэтому я против того, чтобы сюда сейчас свалилось мировое сообщество. Будет много шуму. И главное, это вспугнет наших загадочных экспериментаторов. А ведь их активность все равно что маяк, на свет которого и идут наши сотрудники Службы безопасности.
Ямпольский долго и задумчиво смотрел на Лисовца, а потом произнес:
– Знаете, я бы хотел вас предостеречь. Как бы в охотничьем азарте вы ни упустили что-то действительно важное – тот момент, когда эксперимент войдет в неуправляемое пике, а ваши сотрудники, стремящиеся к «маяку», окажутся мотыльками, летящими в пламень паяльной лампы.
