6
– Съехали из комнат, говоришь? – спросил Эдриан Тейлор. – И никаких следов Сильверы?
Джимми Дарси смущенно стоял перед вожаком террористов. Совсем недавно Эдриан Тейлор был маленьким, худым и жилистым молодым человеком с безжалостными синими глазами, острым, слегка изогнутым носом и тонким, жестоким ртом. Он знал, что Тейлор был значительно старше его, хотя на сколько, он не мог сказать. С виду Тейлору, если ориентироваться по стандартам, использовавшимся до появления противовозрастных препаратов, было от восемнадцати до двадцати лет. Но Джимми знал, что он был, по крайней мере, в три раза старше. Впрочем, теперь Тейлор был трансформирован.
Джек Беннет изменил его лицо, укоротив и выпрямив нос придав ему небольшую, изящную курносость. Его челюстная линия была перестроена, более мягко изогнута, острые плоскости лица сглажены, щеки округлены, нежная кожа вокруг глаз хирургически изменена, чтобы устранить начальные признаки возраста. У него был полный и мягкий рот с губами, свидетельствовавшими о сладострастии. Уши были маленькими и стройными, с мочками, которые потеряли былую выраженность. Правую щеку Тейлора украшала маленькая мушка. Кадык был удален, а кожа горла разглажена. Линия волос была депилирована, чтобы лоб казался выше. Он обзавелся полной, круглой грудью и привлекающими взгляд женственными бедрами. Сложная операция была выполнена мастерски вплоть до мельчайших деталей. У Тейлора было даже клеймо миледи, fleur-de-lis блудницы, выжженое на плече.
Операции по перемене пола были обратимыми уже в течение многих лет. Цель этой процедуры просто заключалась в том, чтобы дать возможность Тейлору стать «женщиной» для целей миссии. Когда все закончится, Эдриан Тейлор сможет получить свои мужские органы обратно, либо в точности такими, какими они были, либо измененными в соответствии с собственными спецификациями. Но это было не просто замысловатой маскировкой. Тейлор получал извращенное удовольствие, будучи таким, каким он был сейчас. С каждым последующим днем он все больше и больше влюблялся в свое новое тело.
Среди всех Хранителей времени Тейлор был самым известным. У АВР было обширное досье на его деятельность. Он считался экспертом в своей области, безжалостным, хладнокровным и чрезвычайно опасным. Единственное, чего не знал никто вне организации, так это как Тейлор выглядел на самом деле. Мало кто из Хранителей времени когда-либо видел его настоящее лицо. Он менял свою внешность почти так же часто, как большинство людей меняет стиль одежды. Тейлор был настоящим хамелеоном, но, насколько было известно Джимми, он еще никогда не заходил так далеко. Джимми Дарси беспокоили не сексуальные предпочтения Тейлора. Эти не были чем-то необычным. Джимми Дарси пугало то, что у Эдриана Тейлора, казалось, теперь было две личности. Он был и Эдриан Тейлор, и миледи. Иногда он говорил как Эдриан Тейлор и вел себя как мужчина, хирургически замаскированный под женщину. Иногда он говорил как миледи де Винтер, отыгрывая эту роль. И иногда он говорил как миледи, упоминая Эдриана Тейлора в третьем лице, словно Тейлор существовал в другом месте как отдельное и обособленное существо. Он делал это сейчас.
– Никаких следов Сильверы, – еще раз сказал он, рассеянно ощупывая свое горло. – Эдриану это не понравится. Думаю, мы можем с уверенностью предположить, что Сильверы больше нет с нами. Жаль. Должно быть, он недооценил оппозицию. Ты проверил? Ты уверен? Там были только Беннет и женщина?
– Их видели, когда они садились в карету и уезжали, – сказал Джимми.
– Не может быть никаких сомнений, что она агент, – сказал Тейлор. – Беннет предал нас.
– Но он казался полностью преданным делу, – сказал Джимми. – Боже, ты понимаешь, что это значит? Это полный провал! Теперь они знают, кем ты стал! Мы остановлены еще до того, как начали!
– Не обязательно, – сказал Тейлор. Он улыбался. – Это никак не остановит Эдриана. Да и почему это должно его остановить?
– Я не понимаю, – сказал Джимми. – Как теперь мы можем продолжать?
– Ты не думаешь, Джимми.
Он снова был Эдрианом, внезапно вставшим на ноги и нервно меряющим комнату шагами.
– Разве не я всегда говорил тебе не терять веру? Хорошо, теперь им известно, что я стал миледи. Что из этого? Ты забываешь, что время на нашей стороне.
– Хроноплата, – сказал Джимми. – Мы можем вернуться в прошлое и переиграть их! Ну, конечно, мы можем вернуться назад и спасти Сильверу, а потом…
– На хрен Сильверу, – сказал Тейлор. – Он допустил ошибку и заплатил за нее. Нет, нам не нужна плата, Джимми, пока не нужна. Мы всегда можем использовать ее как крайнее средство, если понадобится, но мы все еще впереди. Сценарий развивается гладко. Может, они и знают, кто я, но в данный момент они не знают, где я. И, в конце концов, это мы угрожаем изменить историю, помнишь? Они здесь, чтобы сохранить статус-кво. Если они знают, что я стал де Винтер, то они наверняка понимают, что настоящая миледи мертва и все тут. Им нужна де Винтер. Или, выражаясь точнее, им нужна де Винтер, как гарантия того, что события в этом периоде истории будут развиваться так, как должно. Они могут внедрить собственную де Винтер, но они не решатся это сделать, пока я рядом. Нет, сначала им придется разобраться со мной, а это будет совсем не просто.
– Но сам факт того, что они знают, – сказал Джимми, – тот факт, что они здесь…
– Только делает игру более интересной, – сказал Тейлор.
– Игру? – сказал Джимми.
– Конечно. Эта замечательная и увлекательная игра только что стала более сложной. Мы с АВР играли в нее много лет, и теперь она достигла своего апогея. В этом будут участвовать их лучшие люди, можешь быть уверен. И это не только те двое, которых мы обнаружили. Тот, кого убил Сильвера, не был одним из лучших, иначе бы Сильвера не убрал бы его так легко. Насчет женщины я не уверен, но мужчина… Это был расходный материал. Возможно, его единственной целью было нас выманить. Да, он бы так и сделал, – сказал Тейлор, кивая головой и улыбаясь.
– Кто?
– Мой старый приятель Мангуст, – сказал Тейлор.
Внезапно он показался очень счастливым.
– Какой еще Мангуст?
– Мы играли с ним в кошки-мышки многие годы, – сказал Тейлор. – Он лучший агент АВР. Он мой допельгангер. Ни один из нас не знает, как выглядит другой. О, Джимми, это будет весело! Иногда я одерживал верх, иногда – он, но на этот раз, на этот раз я собираюсь его сделать! Я сделаю его, Джимми. Я захвачу его и подержу некоторое время, мы потолкуем о старых временах, а потом я его убью. Это будет чудесно.
Мысленно Джимми Дарси не сомневался, что Эдриан Тейлор был сумасшедшим. По поводу всего остального у Джимми были большие сомнения. Он вступил в Лигу темпоральной презервации, потому что его старший брат погиб в войнах во времени. И все для чего? Чтобы защитить свою семью? Для защиты отечества? Имела ли смерть Денни какое-либо отношение к защите своих, к патриотической преданности, к чему угодно, что имело бы хоть какой-то смысл? Нет, все это было частью какой-то грандиозной игры, войн на бумаге, переставь десятичную точку – и еще сто человек погибнет. Просто бесконечная эскалация, чтобы машина была смазана и в рабочем состоянии, чтобы продолжала двигаться до тех пор, когда, рано или поздно, произойдет неизбежное. Человек уже расколол атом, а теперь угрожает расколоть время. Единственное движение, которое имело хоть какой-то смысл, было движение Альбрехта Менсингера. Альтернативы не существовало. Войны во времени следовало остановить. Они были величайшей глупостью человечества. В своих попытках овладеть природой и собственной судьбой Человек, наконец, зашел слишком далеко. Он отравил себя и окружающую среду, в которой жил, лишил Землю ресурсов, проявил презрение ко всем делам божьим. Но и этого было недостаточно, чтобы поставить под угрозу его будущее. Теперь Человек угрожал своему прошлому.
Вожди лиги с удовольствием цитировали Томаса Джефферсона, который говорил, что правительство слишком важно, чтобы вверять его судьбу народу. Народ демонстрировал ошеломляющую безответственность, избирая лидеров, чья собственная преступная глупость превзошла даже глупость тех, кто привел их на должности. Элита более не могла руководить. Кто-то должен был указать путь.
В лиге состояли те, кто придерживался самых строгих принципов, установленных Альбрехтом Менсингером, но были и такие, кто считал, что того, что делает лига, недостаточно. Именно эта, более воинственная группа, привлекла Джимми Дарси. И уже из нее он был завербован в Хранители времени.
Внутри Джимми Дарси кипела злость. Она питала его террористическую деятельность. Он не видел этического противоречия в использовании насилия для достижения мира. За тысячи лет человеческой истории пассивный способ никогда не срабатывал. Идеология мира была чужда милитаристам. Насилие – только его они понимали. Кое-кто в лиге считал, что цель не оправдывает средства. Джимми тоже когда-то в это верил. С тех пор он стал намного более прагматичным, более реалистичным. Он понял, что это не его дело – оправдывать средства. Его поведение было навязано ему людьми, которые оставались совершенно не затронутыми никаким другим курсом действий. Пусть они оправдывают средства, кричал Джимми голубям мира в лиге. Они дали нам наши инструменты. Тем, кто морально прав, не нужно ничего оправдывать. Один из лидеров сопротивления по имени Арафат однажды сказал, обращаясь к Организации Объединенных Наций: «Я пришел с оливковой ветвью в одной руке и автоматом в другой. Не дайте оливковой ветви выпасть из моей руки».
Голуби в лиге предлагали оливковую ветвь. Ее постоянно игнорировали. Хранители времени стреляли из автомата. В этом случае игнорирование означало смерть.
Глубоко в душе Джимми Дарси все еще верил в мир. Это было то, за что он боролся. Он сражался с машиной войны. Когда машина войны будет разрушена, он будет счастлив выронить автомат в пыль, чтобы больше никогда из него не стрелять. Он не верил, что Эдриан сделает то же самое. Нет, Эдриан найдет другое сражение, начнет собственную войну, если понадобится. Даже Хранители времени боялись Эдриана, потому что Эдриан всегда пребывал в состоянии войны, с миром и с самим собой. Но Эдриан был им нужен. Он был эффективен. Они дали нам наши инструменты.
– Это не игра, Эдриан, – сказал Джимми. – Это борьба за выживание. Конечно же, ты видишь это, не так ли?
Эдриан удивленно посмотрел на него.
– Конечно же я могу это видеть, Джимми. Как ты не понимаешь, что борьба за выживание – самая увлекательная из всех игр? Ставки высоки, и победитель получает все. Жизнь – игра, Джимми. Идея в том, чтобы играть на выигрыш. И мы победим, потому что на этот раз мы контролируем доску. Мы в наступлении. Миледи написала письмо англичанину. Заметь, не просто какому-нибудь англичанину. Она писала Джорджу Вильерсу, герцогу Бекингемскому. Это было любовное письмо. Оно было не от миледи, хотя написала его она. Бекингем подумает, что оно от королевы. Он уже получил его и, несомненно, оно заново воспламенит его страсть к королеве. Я умею обращаться со словами, поверь мне на слово.
– Я не понимаю, – сказал Джимми.
– Да, ты не поймешь, зато поймет Ришелье, и это то, что действительно имеет значение. Это ему весьма понравится. Точнее, он сказал мне, что жалеет, что это не пришло ему в голову. Конечно, он выдаст идею за свою, но ничего страшного. Все это укладывается в план.
– Я по-прежнему не…
– Успокойся, Джимми, я все тебе объясню. В этом городе живет в высшей степени очаровательная дама по имени Камилла де Буа-Траси. Она просто обожает интриги, особенно любовные. Она ничего не может с собой поделать. Довольно долгое время она была посредником между Бекингемом и Анной Австрийской, своего рода покровительницей сердец. Она обожает эту роль. Ришелье, конечно же, доложили об этом. После этого он стал относиться к миледи еще более благосклонно. Получив это письмо, Бекингем обязательно приедет во Францию. Он может быть на пути в Париж прямо сейчас, пока мы говорим о нем. Он придет к Камилле де-Буа-Траси, и будет организована встреча. Конечно же, Ришелье попытается его схватить, Бекингем – враг Франции.
– Теперь я вспомнил, – сказал Джимми. – Согласно истории, Бекингем ускользнул, так ведь? Только мы собираемся это изменить, верно? Да, это изумительный план. Если не дать мушкетерам помочь Бекингему сбежать, то Ришелье его схватит. Если нет, то мы можем схватить его, и тогда у нас будет заложник. У них не будет выбора, кроме как выслушать нас! В любом случае, им придется выполнить корректировку, которая существенно осложнится нашей готовностью им помешать.
– Нет, нет, Джимми, вот видишь, ты совершенно не понимаешь игру. Я намерен сделать так, чтобы Бекингем сбежал.
– Но… зачем же тогда было заманивать его в Париж?
– Чтобы подготовить следующий акт этого сценария, – сказал Тейлор. – Но пока тебе не стоит всем этим заморачиваться. Для тебя есть другая работа. Я хочу, чтобы вы с Тонио нашли Джека Беннета и этого агента. Посмотрим, не выведут ли они вас на кого-нибудь еще. Узнайте что только сможете, а потом убейте их.
Джимми ушел, чувствуя себя сбитым с толку. В том, чтобы дать Бекингему сбежать, не было никакого смысла. Очевидно, что для достижения их цели потребуется корректировка. Простой акт угрозы создать разделение течения времени никогда не приведет к тому, что их требования будут удовлетворены милитаристами. Нет, угроза должна быть доставлена прямо к ним домой. Им придется столкнуться с ситуацией корректировки, в которой вмешательство Хранителей времени станет дополнительным фактором помимо всех остальных трудностей, присущих такой задаче. Теперь они обладали хроноплатой. Это дало им преимущество. Они могут создать ситуацию корректировки, вмешаться в ее процесс, а затем переместиться в другой период и все повторить. Они могли бы повторять свои требования и продолжать создавать одну корректировочную ситуацию за другой, заставляя милитаристов уделять проблеме все больше и больше внимания, истощая их финансовые резервы, создавая нагрузку на корпус рефери, АВР и команды по корректировке, кусая машину войны за пятки, пока она не перестанет быть экономически эффективной, пока они не поймут, что они никогда не смогут победить. Это был логичный ход действий.
Но Эдриан Тейлор не был логичен. Или Джимми не мог понять его логику. Что он задумал? Определенно его прикрытие было сорвано, но его это совершенно не заботило. Он создал прекрасную возможность для ситуации корректировки, но он уходил от нее, используя ее, чтобы устроить… что?
Джимми начал сильно сомневаться в успехе операции. Успешная террористическая тактика подразумевала нанесение удара и уход от возмездия. Сейчас у них была возможность провернуть подобный вариант, но Тейлор ею не воспользовался. Он выстраивал что-то другое, какую-то более сложную игру. Каким-то образом в АВР была получена информация об их операции, для предотвращения которой те заслали по меньшей мере одну группу агентов. Это Тейлора не беспокоило. Его прикрытие было раскрыто. Это также его не волновало. Один из членов этой группы исчез, скорее всего, был убит, возможно, взят в плен для допроса, с тем чтобы раскрыть всех членов их ячейки. Это Тейлора не волновало. Что же могло его волновать? Для чего понадобилось это бессмысленное преследование предателя Беннета и агентов? Зачем было идти на ненужный риск, если все, что требовалось сделать, это быстро создать ситуацию корректировки, нанести удар и сбежать, а потом все повторить где-нибудь в другом месте, связывая силы противника до тех пор, пока они не поймут, что у них есть только один выбор – капитулировать или столкнуться с разделением времени? Разделение было тем, чего никто не желал: ни милитаристы, ни Хранители времени, и уж точно не лига. Ключ к успеху заключался в том, чтобы балансировать на этой рваной грани между корректировкой и катастрофой, выматывать корпус рефери корректировками до тех пор, пока они не признают собственную глупость и не остановят войны времени. Но для Тейлора все это было игрой, бессмысленным, безумным соперничеством с агентом, который в течение многих лет наступал ему на пятки. Это ставит под угрозу всю операцию.
Джимми задумался, можно ли доверять Тейлору руководство операцией. Основываясь на недавних доказательствах, ответ должен был быть громким «нет». Но Тейлора некем было заменить. Для этого нельзя было просто созвать ячейку и проголосовать за его отставку. Нет, если бы дело дошло до этого, Тейлора пришлось бы устранить, а это было бы нелегко. Тейлор был опасен. Тейлор был настолько подозрительным, что превратился в параноика. В распоряжении Тейлора был тот мускулистый немец, Фрейтаг, смертоносная зверюга, которая могла сломать его, словно ветку, всего одной рукой. И у Тейлора была хроноплата. Джимми был в одиночестве. Он мог бы прощупать Тонио, но он должен быть очень осторожным, очень искусным.
Сейчас же ничего не оставалось, как выполнять приказы Тейлора. Беннет и женщина будут найдены, допрошены и убиты. Придется рисковать, но что ему оставалось делать? Он выполнит приказы Тейлора, но операция будет на первом месте. Он прозондирует Тонио, он будет внимательно следить за Тейлором, и он будет ждать своего часа. В конечном счете, все всегда сводится к времени.
Д'Артаньян был влюблен. Вернее, он испытывал вожделение, хотя еще не набрал ни возраста, ни опыта, которые бы позволили ему ощутить разницу. Он и три мушкетера, сразу стали друзьями после стычки с гвардейцами кардинала и провели большую часть вечера, обсуждая таинственную женщину, вмешавшуюся в бой на их стороне. Никто из них никогда не видел ее раньше, и каждый был ею очарован. Каждый поклялся раскрыть ее личность, каждый утверждал, что именно его она намеревалась спасти, и каждый лелеял в отношении дамы собственные невысказанные амурные замыслы.
В течение следующих нескольких дней их внимание было занято этой восхитительной загадкой, что не помешало им принять участие в еще одной незаконной разборке с гвардейцами Ришелье. Благодаря заступничеству де Тревиля перед королем и тайной радости самого Людовика от посрамления людей Ришелье, мушкетеры не только избежали наказания, но и удостоились похвалы, которую хозяин мог бы воздать своим гончим, обнаружив, что те порвали превосходящую стаю собак. Король был особенно восхищен кадетом Д'Артаньяном и, узнав, что тот беден, подарил ему кошель с сорока пистолями.
Гасконец отпраздновал это событие, купив новый прекрасный костюм и обзаведясь слугою – замызганным и засаленным пугалом в человеческом облике по имени Планше. Портос обнаружил его спящим в куче мусора. От него исходил ужасный запах, но он был благодарен, как бездомная собака, реагирующая на доброту незнакомца. Все это очень понравилось гасконцу, но совершенно не поспособствовало утолению его нарастающей страсти. Д'Артаньян был молодым человеком необычайной простоты. В любой момент времени его внимание могло быть полностью занято лишь одной вещью. Новым отвлекающим фактором стало появление жены его домовладельца, красавицы Констанции Бонасье. Его мысли были заняты таинственной женщиной из грязевой лужи, и он полным ходом вынашивал планы по ухаживанию и соблазнению. Тем не менее, таинственная женщина все еще оставалась недостижимой и неуловимой загадкой, и было совсем непонятно, где ее искать. С другой стороны, Констанция была очень реальна, она была рядом и доступна, – чтобы это понять, особой проницательности не потребовалось. Д'Артаньян, будучи в высшей степени прагматичным молодым человеком, просто переключил передачи и перенаправил свое внимание на более доступную цель.
Тот факт, что с Констанцией Бонасье также была связана некая тайна, и то, что она была замужем, только подлило масла в огонь. Собственно, будущий рогоносец обратился к нему буквально на днях, предлагая забыть об арендной плате, если лихой месье Д'Артаньян, уже завоевавший нечто вроде репутации фехтовальщика, поможет спасти Констанцию от ее похитителей. Что само по себе возбудило любопытство гасконца.
Оказалось, что крестный отец Констанции был камердинером королевы, и что он обеспечил ей место во дворце в качестве камеристки и компаньонки Анны Австрийской. Констанция жила во дворце, навещая своего мужа, который был гораздо старше ее, два раза в неделю. После того, как она пропустила визит, Бонасье получил письмо. Он показал его Д'Артаньяну. Там было написано: «Не ищите вашу жену. Она будет вам возвращена, когда минет в ней надобность. Любая попытка ее искать приведет к вашей гибели».
Д'Артаньян не совсем представлял, как он будет искать даму, а тем более спасать ее от похитителей, но история его заинтриговала, и он был не в том положении, чтобы отказаться от бесплатной комнаты и питания. Он толком даже не успел поразмыслить над этим, как произошли две необычайно интересные вещи. Бонасье был арестован гвардейцами кардинала и увезен на допрос, а в его отсутствие появилась не кто иная, как похищенная Констанция, которая сбежала от похитителей, спустившись из окна с помощью связанных узлами простыней. Она направилась прямиком домой, чтобы найти убежище у своего мужа, но вместо него обнаружила Д'Артаньяна. Гасконец мгновенно смекнул, что сложившуюся ситуацию мадам Бонасье нашла совсем не неприятной.
Он видел, что Констанция была очень молода и красива и, очевидно, обладала здоровым сексуальным аппетитом. Он знал, что дворец предоставлял множество возможностей для романтических забав, но Констанция, будучи замужней женщиной, должна была блюсти свою репутацию. Во дворце нет возможности понять, кто тебя заложил. Для многих придворных стукачество было весьма выгодным занятием. Более того, большую часть своего времени девушка проводила в компании королевы.
Констанция почти не скрывала, что возможность страстного и восхитительного тайного романа, оказавшаяся на расстоянии вытянутой руки, возымела свой эффект. Ее знойные взгляды не остались незамеченными Д’Артаньяном. Ее муж был намного старше, и гасконец подозревал, что визиты мадам Бонасье дважды в неделю к мужу мало что сделали для удовлетворения ее желаний. В конце концов, она встречала при дворе красивых господ и, по сравнению с этими кавалерами, Бонасье выглядел очень блекло, если вообще выглядел. Д'Артаньян, с другой стороны, был молодым, мускулистым, лихим и симпатичным, и свой недостаток придворных манер он более чем компенсировал энтузиазмом. Что касается поклонов, поцелуев рук, обнимания плеч с целью утешения явно подавленной молодой женщины, то на преодоление расстояния от входной двери Бонасье до спальни у Д'Артаньяна ушло порядка двадцати минут.
В перерывах между объятиями, поцелуями, «пожалуйста, не надо» и «я не должна» Констанция объяснила обстоятельства своего похищения. Впрочем, она не вдавалась в детали. Она не сказала Д'Артаньяну, что по обычным секретным каналам до Анны дошло сообщение о том, что герцог Бекингем получил ее письмо и прибыл в Париж в ответ на ее призыв. Анна была по понятным причинам расстроена, ведь она не писала такого письма. Было очевидно, что это ловушка, подстроенная, чтобы схватить ее возлюбленного, врага Франции. Кто-то из близких ей людей был информатором, несомненно, на содержании Людовика или, что еще хуже, Ришелье. Не имея больше никого, кому можно было бы доверять, Анна обратилась к Констанции, умоляя ее пойти в дом Камиллы де Буа-Траси и предупредить герцога о предательстве. Она была на пути к дому на Rue de la Harpe, когда ее схватили несколько мужчин, которыми руководил граф де Рошфор.
Картина, которую она обрисовала Д'Артаньяну, была намеренно расплывчатой, и он принял ее без лишних вопросов, потому что мозги гасконца были не столько ориентированы на разговор, как на соблазнение красивой жены домовладельца, которое продвигалось, прерываемое слабыми возгласами протеста и лишь символическим физическим сопротивлением. (Пожалуйста, нет, не надо, о, месье, я всего лишь слабая женщина).
Потом она сделала продолжительную паузу, во время которой был проведен анализ степени ее слабости. Все это время Констанция цеплялась за него и тараторила об ужасах своего плена, словно шок от этого испытания был настолько велик, что она не совсем понимала, что делает. Услышав, как она обличала «этого лакея кардинала со шрамом», Д'Артаньян вспомнил мужчину из Менга и потребовал от нее подробностей. Вскоре он узнал, что человек, с которым он повздорил в таверне, был не кто иной, как граф де Рошфор, правая рука Ришелье.
Закончив с «объяснением», Д'Артаньян смог мыслить немного яснее. Одеваясь, он пришел к выводу, что дом Бонасье будет первым местом, куда нагрянут гвардейцы, когда обнаружат, что их подопечная сбежала. Поэтому он решил отвести Констанцию в дом своего друга Атоса, где она будет в безопасности. Когда они прибыли в апартаменты Атоса на Rue Ferou, мушкетера там не оказалось. Впрочем, у Д'Артаньяна был ключ, и они зашли внутрь, после чего он сказал ей, чей это дом, и что она будет здесь в безопасности. В отсутствие Атоса Д’Артаньян вдруг подумал о кое-чем еще, но прежде, чем она согласилась дать ему любые дальнейшие «объяснения», Констанция уговорила его выполнить важное поручение. Он должен был подойти к воротам Лувра с калиткой со стороны Rue de l’Echelle и спросить Жермена.
– И что тогда? – нетерпеливо спросил Д'Артаньян.
– Он спросит, чего ты хочешь, – сказала Констанция, – и ты ответишь вот этими двумя словами – «Тур и Брюссель». После этого он сделает все, что ты скажешь.
– И что мне приказать ему сделать? – сказал Д'Артаньян, не испытывая особого любопытства по поводу задания, но желая поскорее с ним разделаться.
– Ты попросишь его вызвать valet de chambre королевы, – сказала Констанция, – а потом отправишь его ко мне.
Д'Артаньян убыл в большой спешке, рассчитывая на то, что чем скорее он вернется, тем скорее Констанция сможет объяснить ему всю эту интрижку. Он сделал то, что ему сказали, и подошел к малым воротам Лувра. Он передал сообщение Жермену, и тот, еще больше его озадачив, посоветовал найти друга с отстающими часами, чтобы у него было алиби, так как поручение, которое он выполняет, может доставить ему неприятности. Все это становилось довольно загадочным.
Д'Артаньян немедленно отправился к капитану де Тревилю. Прибыв на место, он перевел стрелки часов на три четверти часа назад, после чего провел некоторое время в пустой беседе со старым солдатом, по ходу которой отпустил замечание о времени. После этого, обеспечив себе алиби на случай, если кто-то поинтересуется его местонахождением в тот вечер, Д'Артаньян выставил на часах правильное время и отправился в дом на Rue Ferou в надежде получить дальнейшее объяснение этих таинственных событий. По дороге он думал о Констанции и удаче, которая привела к нынешнему положению вещей. Он уехал из дома без гроша в кармане, а теперь оказался в Париже, кадетом, который вскоре станет мушкетером, с такими прославленными друзьями, как Атос, Арамис и Портос, и таким же уважаемым покровителем, как капитан де Тревиль. У него была новая одежда, положение, удобное жилье, за которое после возвращение Констанции мужу ему больше не придется платить, и теперь у него есть любовница, которая, будучи замужем, не сможет предъявлять ему необоснованные требования. В общем, он неплохо справился. Оставалось только стать мушкетером, отомстить этому негодяю, графу де Рошфор, и узнать личность и местонахождение той таинственной женщины, которую он видел в монастыре Дешо. А пока что у него была Констанция.
Д’Артаньяну она казалась воплощением женственности. У нее были голубые глаза и длинные темные волосы, красивый курносый нос и подтянутая фигура с полной грудью и длинными стройными ногами. В свои двадцать пять она была чуть старше его, что делало ее еще более желанной. Правда, она была чрезвычайно разговорчивой, но и в этом были определенные преимущества – ему будет несложно поддерживать с ней светскую беседу. Да и тот факт, что она, похоже, была вовлечена в какие-то сомнительные дела, означал, что она будет нуждаться в защитнике, и где она найдет более подходящего кандидата?
Проходя мимо Rue Cassette, он заметил человека, пробирающегося украдкой с Rue Servadoni. Ветер сдул капюшон с его головы, который был сразу же возвращен на место, но не раньше, чем Д'Артаньян увидел, что человек, столь скрытно передвигающийся по темнеющим улицам Парижа, был не кто иной, как Констанция Бонасье. Рассчитывая, что она будет ждать его возвращения после выполнения полученного от нее задания, он был озадачен, увидев, как она куда-то устремилась по улице, очевидно, намереваясь что-то предпринять. Держась на расстоянии, он последовал за нею по нескольким улицам и переулкам, пока она не подошла к двери дома на Rue de la Harpe. Она трижды постучала в дверь, огляделась, сделала паузу, а затем постучала еще три раза. Дверь открылась, и можно было видеть, как она разговаривает с кем-то внутри дома. Д'Артаньян смотрел, недоумевая. Мгновение спустя Констанция сделал шаг назад, и появился высокий мужчина в длинном плаще и в большой, надвинутой на лицо шляпе. Он взял ее под руку и они поспешили в ночь.
– Так вот оно что! – подумал Д'Артаньян. – Меня отослали с каким-то дурацким поручением, чтобы она сбежала на свидание с другим любовником!
Разъяренный, Д'Артаньян поспешил за ними. Он догнал их на углу переулка и Rue Vaugirard, пробежал мимо них, затем развернулся и достал свою рапиру, преградив им дорогу.
– Итак, – сказал он, – вот как ты со мной поступаешь, да?
Констанция ахнула и отступила на шаг.
– Месье, я вас не знаю, – сказал незнакомец. – Боюсь, вы приняли меня за кого-то другого. У нас нет ссоры. Пожалуйста, отойдите в сторону.
– Д'Артаньян, ты с ума сошел? – сказала Констанция.
– Вы знаете этого человека? – сказал незнакомец.
– И очень хорошо меня знает, месье, – сказал Д'Артаньян. – И мне вот тоже интересно узнать, как вы с нею познакомились?
– Д'Артаньян, не будь дураком, – сказала Констанция. – Это тебя не касается.
– Не касается!?
– Дама права, – сказал незнакомец, – это не ваше дело. Вы вмешиваетесь в то, о чем ничего не знаете, и было бы хорошо, если бы вы вложили шпагу в ножны и продолжили свой путь.
– Вложить мою шпагу в ножны? Нет, месье, лучше достаньте свою и объяснитесь!
– Очень хорошо, если вы настаиваете, – сказал незнакомец, откидывая и доставая собственную рапиру.
– Милорд, прошу вас! – вскрикнула Констанция.
Д'Артаньян нахмурился.
– Милорд?
– Да, тупица, – сказала Констанция. – Милорд, герцог Бекингем! А теперь ты нас всех погубишь!
Внезапно все прояснилось. Для премьер-министра Англии быть любовником скромной горничной в Париже было смешно. Если бы ему понадобилась горничная, в Лондоне, в них не было бы недостатка. Но что, если ему нужна хозяйка этой горничной…
– Тысяча извинений, милорд, – сказал Д'Артаньян, опуская меч. – Боюсь, я совершил ужасную ошибку. Но я люблю ее, понимаете, и я ревновал, и я… Пожалуйста, простите меня, ваша светлость, и скажите, как я могу служить вам.
– Вы храбрый молодой человек, – сказал Бекингем. – Вы предлагаете мне свои услуги, и с той же откровенностью я принимаю их. Следуйте за нами на расстоянии двадцати шагов до Лувра, и если увидите, что кто-то за нами следит, будьте хорошим парнем и убейте его.
Бекингем снова взял Констанцию под руку, вложил свой меч в ножны, и они поспешили к Лувру. Д'Артаньян с мечом наготове отсчитал двадцать шагов, а затем последовал за ними, оглядываясь по сторонам в поисках кого-то, кто мог бы следить. Он никого не увидел. Но только потому, что он был не слишком наблюдательным.
