А Старец тем временем не упускал удобного случая, чтобы отрубить мой эгоизм. Не прошло и немного дней после того, как я пришел к нему, как он мне говорит:

— Эй ты, Хромой, который не может управлять своими ногами, ты мне не скажешь… Если в какой-нибудь день ты выводишь из себя какого-либо брата, он тебя зовет и дает тебе оплеуху, что ты будешь делаешь?

— Я скажу «Благословите».

— Итак, ты скажешь «Благословите»?

— А что еще сказать?

— Хорошо, посмотрим…

Прошло несколько дней, и я думал о Старце: «Он это все уже забыл».

Была пятница, а в субботу утром должен был прийти папа-Ефрем Катунакский для Литургии. Вот приходит Старец и говорит мне:

— Посмотри заранее, что ты будешь завтра петь. Завтра попробуешь.

— Да будет благословенно. — Отвечаю. Тем не менее я даже не имел представления о псалмопении, потому что в миру я никогда не пел. Я слышал певцов на Приходе и со слуха схватывал некоторые вещи. Но я не знал, как петь и не имел опыта.

Утром пришел папа-Ефрем и начал Литургию. Церковка в пещере была очень мала. Здесь стоял Старец, там батюшка Арсений, в центре — я, а ниже о. Афанасий с нашим братом Иосифом.

Начался Малый Вход. По случаю субботы было и коливо. В «последовании службы», которое мы пели после входа, требовалось следующим спеть «Со святыми упокой», то есть в следующее мгновение нужно было уже начинать петь.

 

Выбранное место располагалось на очень крутом склоне, густо поросшем каменными дубами. (Далеко внизу виден скит Малой Анны, пять калив и причал, к которому пристает корабль)

 

Внезапно Старец говорит мне:

— Пой «Со святыми упокой».

Я мало-мальски знал только панихиду, которую слышал вне, в миру. А последовательности, в которой поется на Святой Горе, я не знал и начал петь медленно-медленно на одной ноте:

— Соо святыыы…

Не успел я допеть конца фразы, как грохнул шлепок в Церкви. От затрещины я только успел увидеть в дверной проем блеснувшее как диск веретена небо!

Старец мне говорит:

— Эй, как поешь? Разве так поют?! Папа-Ефрем в алтаре остолбенел…

— Благословите, Геронда! — Отвечаю.

— У нас сейчас что — панихида?

— Благословите, Геронда.

— Прельщенный! Сейчас, как только закончится Литургия, сядешь вон там, около двери, и наклонишься вниз. Все будут выходить, а ты у всех будешь просить прощения как прельщенный, потому что ты такой и есть.

Окончилась Литургия, я причастился и стал на колени около двери.

— Простите меня, отцы! Я — прельщенный.

— Да, верно, ты прельщенный.

— Я впал в прелесть, простите меня…

Настолько строг был со мною Старец. Но в действительности он был очень благословенный человек, его сердце изливалось от любви. Ведь он нас не учил плохому или связанному со страстями, но, напротив, пытался исцелить нас от гордости, которую мы принесли с собой из мира.

 

Не проходил и день, чтобы Старец не устраивал мне взбучку.

— Стручок, сделай нам кофе!

— Да будет благословенно! — Ответил я немедленно.

Я принес кофе и даже «спасибо» не услышал — «плохим плохой». Но только Старцу нужно было отлучиться по случаю прихода папы-Ефрема, он тихо сказал, проходя позади меня:

— Будь благословен всегда, детка!

Вот так Старец сзади меня, со спины, воссылал о мне многие молитвы! Но конечно, я тогда этого не знал. Это мне потом рассказали, когда уже Старец преставился.

 

И если старец был необычайно строг с нами в течении всего дня, то в часы исповеди он был полон любви. Мягко и осторожно он объяснял нам, почему мы совершили ту или иную ошибку, какие причины вызвали тот или иной поступок. Старец объяснял нам и детально разбирал, что происходило с нами от первого приражения помысла вплоть до совершения греха. Он объяснял все это с такой ясностью, что мы говорили: «Он знает нас лучше, чем мы сами знаем себя!».

Это несомненный факт, что все он делал со слезами, с мудростью, чтобы нас привести ко Христу: строгие выговоры, чтобы отсечь эгоизм, — мягкость и взаимопонимание, чтобы исцелить раны, прегрешения. Да так и есть! Ведь добрый врач, который любит больного, не всегда использует только ватку, чтобы исцелить раны, но и жгучий спирт, не использует один лишь острый ланцет, но и обезболивающее… Таким же точно образом и Старец все нужное использовал с невероятными слезами, чтобы нас привести к открытию Благодати.

 

В конце концов, Монастырь, которому принадлежит Скит, вместе со Скитом решили его изгнать. (Монастырь — Великая Лавра)