Да что там говорить, когда сам Старец так выразился: — Хорошего послушника я поставлю выше отшельников и исихастов.

— Почему, Старче?

— Потому что исихаст исполняет свою волю, делает то, что сам хочет. Кто ему препятствует? в чем для него его трудность? — Ни в чем! А хороший послушник пришел не для того, чтобы исполнять свою волю, но — волю старца. Вся трудность и состоит в отсечении своей воли, потому что этим ограничивается и подавляется свобода, которая и есть собственное «королевство» каждого человека. В соответствии с мнением свв. Отцов, хорошие и благословенные послушники, как славные атлеты, были вдвойне увенчаны. Поэтому Отцы и побуждали: «Стремитесь, чада, туда, где такое послушание. Именно там и свобода, и открытый путь. Там, где царствуют любовь, согласие, мир, милость и Божественная благодать».

В том случае, если человек не имеет самоотречения и не отрекся от своей воли, тогда он страдает. Все ему становится препятствием: одно ему досаждает, другое режет, третье причиняет острую боль, четвертое его колет, — от всего он страждет. Когда же монах отрекается от своей воли и исполняет Волю Божию через старца, — он живет беззаботно. Он становится как маленький ребенок, как духовный младенец, который не имеет никакого расстройства, никакого попечения о том, спасется он или нет. Он соделывается как бы невесомым и чувствует себя в великом покое. Он спит, встает, — как маленький ребенок. Конечно, младенец ведет себя так по причине незрелости своего сознания, а монах, напротив, младенствует в познании зла, будучи действительно зрелым.

Это мы познали на практике. Те годы, которые мы провели около Старца, мы были сверх-счастливы и имели постоянный Панигир в своих душах. Конечно, были и телесные труды, ношения грузов, бдения…, но мы в себе чувствовали радость, мир и упокоение. И сама смерть и Суд Божий нас не занимали.

Сам я чувствовал такой мир совести, в то время как я был еще послушником, что умолял Бога забрать меня из этой жизни, потому что чувствовал свое Спасение гарантированным.

Как-то, находясь в таком положении, я спросил Старца:

— Геронда, почему я не чувствую трудности от грехов моих, трудности, когда я размышляю или пытаюсь представить трудности исхода моей души, трудности в прохождении мытарств? в молитве я стараюсь почувствовать себя слева от Судии, и не выходит, но безпрепятственно и без усилий я чувствую себя справа? Это не прелесть?

— Эх, Калека! Хорошо. Значит, ты этого не можешь понять? — Спрашивает он.

 

В каливе Честного Креста существовало одно братство папы-Анания. В то время оно насчитывало около десяти отцов. Они были искусными иконописцами и мало-помалу рыбачили для нужд братства. (Рыбалка отшельников)

 

— Не понимаю, — отвечаю.

— В то мгновение, когда ты как послушник взвалил все свое бремя на мои плечи, ты облегчился. О каком проступке тебе давать отчет? в тот момент, когда ты все это взвалил на меня, все это ты уже отложил мне, и это все я уже взял. И вот — ты свободен! Как ты не пойдешь туда? Какая вещь тебе воспрепятствует? А если ты исполнишь свою волю, то бремя твое снова будет на тебе, и ты уже не будешь чувствовать себя так свободно.

Это было правда — мы ничего не делали, прежде не спросив. Мы жили, как пришельцы на этой планете, и ожидали, когда нас позовет благой Бог на выход. Смерть мы считали за ничто.

В то время, как я плохо чувствовал из-за телесной слабости, а именно — у меня были симптомы туберкулеза, мое здоровье нисколько меня не занимало даже в таком важном вопросе. Я заботился только о том, чтобы упокоить старца и освободиться от этой жизни. Так я чувствовал! Когда послушник доставляет упокоение своему старцу, он упокаивает Бога! И старца тоже упокаивает своей духовной жизнью. Насколько послушник продвигается к совершенству, настолько растет упокоение старца и самому послушнику дается благословение Божие. И у нас была радость. От большого послушания, которое мы имели, у нас не было помыслов.

— Геронда, почему у меня нет помыслов?

— Ты свое бремя отдал мне.

Действительно, это мы встречаем в Святоотеческих текстах. Тот же авва Дорофей в «Аскетических словах» объясняет это весьма изящно. Он рассказывает, что когда был новоначальным, оказывал слепое послушание и чувствовал продолжительное духовное упокоение. Когда же он прочитал в Евангелии, что врата Рая тесные и что многими искушениями и скорбями каждый входит в Царствие Божие, он расстроился, потому что имел непрерывное упокоение. Тогда он спросил своего старца Иоанна, называемого Пророком. А тот ему объяснил, что таковы плоды послушания.

Мы отвергли даже здравый смысл, для того, чтобы упокоить нашего духовного отца. Слушались мы и освященного и благовонного простеца старца Арсения. Когда я был еще новоначальным, мы сажали с батюшкой Арсением зеленый лук. Я сам его не сажал, но знал как это делают. Итак, я начал сажать как положено: корнем вниз, а ростком вверх.

О. Арсений мне говорит, чтобы меня испытать:

— Бутончик! Разве так сажают лук?

— А как, Старче?

— Ростком вниз, а корнями — вверх.

— Благословите.

Хотя по логике я был и прав, но в этом я оказал слепое послушание и посадил лук перевернутым. И что же вы думаете?! Не только пророс, но и вызрел отличный лук! Из-за точно выполненного послушания все выросло правильно.

 

В другой раз снова Старец послал нас с одним братом собирать виноград. Весь день мы обрезали грозди и, естественно, ни одной ягодки не попробовали, потому что Старец не дал благословения.

Монах, которому мы помогали, нас просил:

— Да кушайте, отцы, есть благословение.

Но мы отказывались. Он удивился нам и сказал:

— Ну и ну, какие монахи у старца Иосифа!

 

А потом еще и папе-Ефрему Катунакскому он говорил с удивлением следующее:

— Ну папа-Ефрем, каких монахов имеет старец Иосиф! Весь день они срезали грозди и ни одной виноградины не положили в рот! Я им сказал: «Да ешьте же, все благословлено!». А они отвечают: «Благословите, Старче, еще не время для трапезы». Это — правда, мы никогда не преступали благословение Старца.