Вы бы не взглянули второй раз на Чарли, если бы увидели, как он пробирается сквозь толпу на вокзале Пенн-стейшн. Никто бы не взглянул. Никто не взглянул на него даже один раз, кроме маленькой девочки, которая, проходя мимо и держась за материнскую руку, улыбнулась ему с любовью и приязнью. Но никто другой и мимоходом не посмотрел на морячка – совсем мелкого, даже крошечного, и совершенно незначительного.

Однако Чарли этого не знал и уверенно, стремительно шагал сквозь толпу в зимнем вокзальном полумраке. Его белая шапочка, чудом державшаяся на затылке, возвышалась над полом всего на пять футов пять дюймов. Чарли имел представление о своем росте со статистической точки зрения, но чувствовал себя более высоким. Он весил на три фунта меньше Аниты Экберг , но в своих мыслях был здоровяком. Если бы не радостная улыбка, его худое лицо с резкими чертами можно было бы назвать некрасивым, однако Чарли никогда не слышал про комплекс неполноценности и редко задумывался о подобных вещах.

Последние девятнадцать лет его жизненный опыт постоянно вступал в противоречие с врожденным оптимизмом. Чарли довелось видеть жизненные реалии маленьких, незначительных людей – но лишь мельком, ведь он знал благодаря намного более богатому жизненному опыту, почерпнутому из фильмов, что романтика ждет его – как и любого из нас – за ближайшим углом.

Сейчас он свернул за этот самый угол и зашагал по вокзальному переходу к телефонным будкам. Посмотрел на зажатый в руке клочок бумаги с именем и номером телефона. В будке аккуратно набрал номер, не отрывая глаз от бумажки, которую положил на полку под аппаратом. Потом выражение его лица и осанка изменились. Худое тело напряглось, он подался вперед и сдвинул шапку на лоб, набекрень. Улыбка погасла, глаза сузились, одна бровь небрежно поднялась – и все эти незаметные движения создали в мозгу картинку. Чарли ощущал, что его лицо выглядит очень похожим на лицо молодого Рональда Колмана в роли Рудольфа в «Пленнике Зенды». Он откашлялся, готовясь заговорить, и этот кашель был на удивление глубоким, звучным и уверенным.

В двадцати четырех кварталах к югу от Пенн-стейшн, в спальне на четвертом этаже зазвонил телефон. Лежавшая в постели девушка вскочила, чтобы ответить на звонок. На простоватом личике расцвела радостная улыбка, журнал, на обложке которого растрепанная молодая женщина боролась с обезьяной, отлетел в сторону. Девушка заторопилась, и алюминиевые челюсти на туго закрученных прядях ее волос завибрировали, словно антенны. Она была худенькой и маленькой, ростом чуть выше пяти футов, весом – меньше девяноста пяти фунтов. Большая старая кровать просела в середине, девушке пришлось карабкаться на край, чтобы выбраться, и прежде чем она справилась, телефон зазвонил снова.

Само собой, Чарли ничего этого не видел. Он лишь услышал гудки в трубке и, облизнув губы, с надеждой улыбнулся.

Девушка встала, затягивая пояс старенького коричневого халата. Медленно двинулась к телефону, давая ему зазвонить еще раз, покачивая несуществующими бедрами. Надменно оглядела спальню, скользнув отстраненным взглядом по древнему деревянному комоду, карликовому умывальнику, пыльно-серому ковру и обоям с маниакально-депрессивным узором. Потом сняла трубку и заговорила, и голос этой крошечной простушки поразил, даже потряс бы Чарли, если бы он видел ее.

Но он ее не видел – и потому испытал не потрясение, а лишь радость. Так могла бы ответить Ким Новак, или Кэтрин Хепберн, или Грета Гарбо. Да что там, в ее голосе было лучшее от всех трех. «Алло», – вот и все, что она сказала, но это было низкое, звучное, журчащее «алло», отточенное сотнями фильмов, насыщенное, восхитительное и волнующее. Этот чудесный звук в мгновение ока пронесся с окраин к центру, достиг трубки возле уха Чарли – и тут произошла любопытная вещь.

Над телефонной будкой Чарли на Пенн-стейшн возникло маленькое серое облачко. Его очертания были немного зыбкими, края – тонкими и пушистыми. Из нижней части этого облачка выдвинулся хвост, напоминавший кривую турецкую саблю, и его кончик завис прямо над головой Чарли. Изнутри облачко озарилось мягким розовым светом.

Как ни странно, никто на вокзале не заметил этого облачка. Правда, большинство спешащих куда-то людей хмуро смотрели в пол и не поднимали глаз.

В этом облачке над головой Чарли, сияя яркими цветами, возлежала на софе девушка. Она была очень красивой, в пламенно-огненном вечернем платье, с золотыми волосами, мягкими, как паутинка. Ее глаза были голубыми, ресницы – длинными, губы – влажными и ярко-красными. Однако ее лицо казалось расплывчатым. Пылающее платье подчеркивало роскошную фигуру. Девушка лежала с томным изяществом, приподняв одну ногу, демонстрируя сквозь разрез совершенное полушарие обтянутой нейлоном коленки. Она небрежно держала белый эмалированный телефон, склонив к нему очаровательное лицо. Широкий рукав стекал по бледной тонкой руке.

– Алло? – произнес потрясающий голос в трубке возле уха Чарли, и красные губы девушки в облаке над его головой повторили это слово.

Чарли ответил, и если голос девушки был потрясающим, то его был поразительным. Не слишком высоким и не писклявым; на самом деле этот голос не имел никакого отношения к морячку в телефонной будке. Примерно так говорил «алло» Рональд Колман – точнее, почти так, ведь Чарли тренировался.

– Алло, – произнес изумительный голос Чарли в спальне в двадцати четырех кварталах к югу, и над головой девушки мгновенно появилось другое облачко, очень похожее на облачко Чарли, но не такое пышное и немного более скомканное, ведь потолок в комнате был низким. Стоя с трубкой в руках, девушка головой почти касалась облачка, а самая высоко торчащая ее прядь пронзала его нижний край. Сбоку облачка вырос длинный хвост, изогнулся и завис у левого уха девушки.

Облачко осветилось изнутри, и в нем возник мужчина, отрезанный по пояс нижним краем, однако судя по комнате, в которой он находился, его рост составлял почти шесть футов шесть дюймов. Он мог использовать измерительную линейку в качестве вешалки для пиджака, идеально обтягивавшего его плечи. Пиджак был темным и напоминал смокинг; молодой человек стоял боком, демонстрируя черный галстук-бабочку и девственно-белую накрахмаленную рубашку. Его нос был очень прямым, подбородок – сильным и твердым, черные волосы блестели по бокам и лежали на макушке жесткими волнами. Мужчина в пушистом облачке небрежно опирался о белую полку огромного камина.

– Это Чарльз Блейн, – произнес удивительный голос Чарли в трубке в ладони девушки, и губы мужчины в облачке над ее головой повторили те же слова с легкой улыбкой. Белые зубы сверкнули в свете камина. Внезапно в левой руке мужчины появилась раскуренная сигарета в длинном мундштуке из слоновой кости. Мужчина изящно, аккуратно стряхнул пепел в огонь.

– Я говорю, – продолжил звучный, отточенный голос в телефонной трубке, который внезапно стал тише, мягче, нежнее, – с Энни Бизли?

– Да, – ответила Энни с придыханием Хепберн-Новак-Гарбо и, четко выговаривая слова, закончила: – Это я.

– Что ж, – произнесла трубка возле ее уха, – вы меня не знаете, но… – интимно, мягко, – надеюсь, вскоре узнаете.

В крошечной спальне, в скомканном облачке над головой Энни дворецкий в жилете с горизонтальными полосками контрастирующих оттенков зеленого прошел вдоль книжных полок у дальней стены огромного зала, в котором стоял молодой человек, и тот повернулся, заполнив своей широкой спиной почти все облако.

– Мой корабль прибыл сегодня вечером, – произнес голос Чарли в трубке. – Я служу во флоте.

Молодой человек в облачке над головой Энни неторопливо обернулся. Бабочка превратилась в длинный, красиво повязанный черный галстук, пиджак стал темно-синим. Над левым нагрудным карманом возник двойной ряд лент, мундштук сменила трубка, а на каждом рукаве пиджака появились тройные золотые полосы. Лицо посмуглело от тропического солнца. Молодой человек нежно улыбнулся.

– Один из мужчин, – голос в трубке слегка выделил последнее слово, – один из мужчин посоветовал позвонить вам. Вы помните Бенни? Бенни Айкера?

– О, – воскликнула Энни с веселым, переливчатым смешком. – Милый Бен. Как у него дела? Мы с ним давно не общались.

– У него все в порядке, в полном порядке, – произнес чудесный голос Чарли, и молодой офицер в облачке улыбнулся вместе с Энни, вспомнив милого Бена. – Он не ходил с нами в этот рейс, но предположил, что, быть может – возможно, – вы согласитесь со мной поужинать. Мне незнаком Нью-Йорк.

Энни радостно, возбужденно улыбнулась и нервно зашаркала ногами, подбираясь ближе к телефону. Но когда заговорила, в ее голосе звучало сомнение.

– Что ж… – медленно сказала она. – Я даже не знаю.

Эти милые слова, полные нерешительности, помчались по проводам к Пенн-стейшн, прозвучали в трубке возле уха Чарли, и в розовом облачке над телефонной будкой роскошная девушка в красном задумчиво нахмурилась. Потом ее губы зашевелились в такт голосу Энни:

– Я не одета.

В восхитительное мгновение ока красное платье исчезло из облачка над будкой Чарли, и потрясающая девушка на софе, с вытянутой изящной ногой и приподнятым очаровательным коленом, осталась в розовом бюстгальтере, невероятно тонких шелковых чулках и прелестной нижней юбочке, обшитой кружевом. Обворожительное создание.

Чарли счастливо улыбнулся, и на миг его голос утратил колмановскую глубину, возбужденно подскочив на целую октаву.

– Что ж, – пискнул он, – быть может, я лучше зайду…

– Но, думаю, у меня получится, – торопливо сказала Энни. – Давайте посмотрим.

Голос в ухе Чарли умолк, а девушка над его головой наклонилась, перелистнула страницы лежавшей на столе записной книжки в кожаном переплете, затем откинулась назад и мило улыбнулась.

– Да, сегодня я свободна, – подтвердила Энни.

– Отлично, – ответил Чарли. – Замечательно! – Его голос в трубке Энни снова был глубоким, звучным, бархатистым и мягким. – Мне… заехать за вами?

– Не-ет, – задумчиво протянула она и оглядела комнату. – Это слишком далеко, и нам придется возвращаться в центр. Я встречу вас. Где вы остановились, в каком отеле?

В мягком розовом тумане над ее головой отворилась дверь, и возник официант с большим серебряным ведерком, из которого торчало горлышко длинной зеленой бутылки. Молодой капитан обходительно махнул рукой, указывая место на полу, официант поставил ведерко и тихо вышел из номера.

– Я в телефонной будке, – ответил Чарли. – На Пенн-стейшн. Позвонил сразу, как только прибыл.

На мгновение облачко над головой Энни померкло, затем вновь засияло, и появился молодой капитан в щегольской бескозырке с золотым галуном, сидящий в телефонной будке.

– Что ж, – сказала Энни, – встретимся на вокзале. Вы сказали, Пенн-стейшн? Можем встретиться внизу у эскалаторов.

– Отлично, – согласился он. – Без четверти восемь?

– Постараюсь успеть, – любезно ответила она; вдруг ее глаза расширились, волосы-антенны едва не поднялись дыбом. Рот медленно приоткрылся, и когда она заговорила, все следы Хепберн, Новак и Гарбо исчезли, сменившись голосом неприглядной реальности. – Но как вы меня узнаете? – воскликнула она.

Шестифутовый-шестидюймовый голос из фильмов мягко, восхитительно усмехнулся.

– О, не волнуйтесь, – произнес он. – Я вас узнаю. До встречи. – И с нежной лаской добавил: – Пока.

– Э-э… – с сомнением протянула Энни, уставившись на неприглядные жизненные факты, которые, впрочем, быстро скрыл розовый туман.

– Договорились, – ответили Кэтрин, Ким и Грета и томно попрощались: – Пока.

Красивый молодой морской офицер в облачке над головой Энни поднял сумку и небрежно зашагал прочь, ответил на салют какого-то солдата и скрылся в тающей дымке.

На Пенн-стейшн Чарли вышел из телефонной будки, подтянул брюки, надвинул шапку на один глаз и ушел, счастливо улыбаясь, в то время как девушка в облачке над будкой взяла конфетку из коробочки на столе и поднялась, упершись руками в бедра, одобрительно осматривая свою фигуру. Затем, покачивая бедрами, двинулась куда-то, напевая «Toujours L’Amour», и растворилась в воздухе.

Без семнадцати минут восемь, если верить огромным часам над колоссальным входом, на Пенн-стейшн кипела жизнь. Под недостижимо высокими сводами мельтешили крошечные фигурки, носясь по необъятным акрам мраморного пола. Возле эскалаторов, медлительно спускавшихся и поднимавшихся к длинному коридору, что вел на улицу, скопилась небольшая очередь. Кто-то ждал в стороне, сбоку от эскалаторов, вглядываясь в лица в толпе.

В одной из таких ждущих группок стоял Чарли в свеженачищенных, сияющих ботинках, скрестив руки на черном платке, спускавшемся на грудь. Его губы беззвучно насвистывали, и время от времени он покачивался с пятки на носок и обратно с удовлетворенно-терпеливым выражением на лице.

С другой стороны эскалаторов ждала Энни в зеленом матерчатом пальто с бобровым воротником. Она надела новую черную шляпку и стояла, сдвинув ноги, скромно сложив руки на блестящей сумочке из лакированной кожи. Ее бледное личико стало еще белее от пудры, на губах была красная помада, волосы спадали из-под шляпы ровными, жесткими волнами. Она казалась крошечной и милой, очень аккуратной и очень юной. С выжидательной надеждой она смотрела на проходивших мимо людей.

Они спокойно ждали: Чарли – на одной стороне эскалаторов, Энни – на другой, их головы медленно поворачивались, изучая толпу. Пару раз они поглядывали на часы, но расслабленно, не тревожась, потому что было только без шестнадцати восемь. Их взгляды случайно пересеклись, глаза встретились на мгновение, но отчужденно, не задержавшись, и скользнули дальше, высматривая кого-то, кто еще не появился, кого-то совсем другого.

Они ждали, терпеливо и мирно, и почти одновременно их глаза затуманились, а над головами вновь возникли одинаковые облачка. Облачка были овальными, дымно-белыми, они выгибались красивыми арками, и из каждого тянулся, к макушке Чарли или макушке Энни, сужавшийся книзу хвост.

Облачка были плоскими, тонкими, как бумага, и почти соприкасались над эскалаторами. Время от времени голова высокого мужчины или женщины на эскалаторе проходила через нижний край облачка, но никто этого не замечал. Никто из сотен людей на огромном вокзале не видел этих облачков; лишь один пожилой мужчина, спешивший к поездам на Лонг-Айленд, посмотрел вверх, изумленно прищурился и покачал головой, словно не веря своим глазам. Потом крепче стиснул газету под мышкой, ускорил шаг и скрылся в переходе на нижний уровень.

В облачке над головой Чарли виднелся кусочек вокзального пола прямо перед ним. По нему торопливо шли люди. Однако в облачке они были размытыми и призрачными, за исключением одной фигуры, резко выделявшейся среди остальных. Она могла быть моделью, или актрисой, или наследницей восьмимиллионного состояния. Она была стройной и высокой, с волосами шелковистыми, как кукурузные рыльца, и сияющими, словно новый золотой слиток. Ее движения были грациозными, как у танцовщицы, ноги – изящными и очаровательными, на ней было невнятное, но дорогое черное пальто; через одну руку был перекинут неопределенный, но роскошный мех. Она была невероятно хороша, хотя ее лицо тоже казалось немного расплывчатым и она будто искала кого-то. Чарли стоял под облачком, прикрыв глаза, покачиваясь на пятках, и радостно улыбался.

Девушка в облаке изящно повернула голову, с милой озадаченностью на лице пытаясь различить что-то среди прохожих или – встав на цыпочки – поверх них. Потом внезапно она улыбнулась и быстро зашагала вперед, приветственно раскинув руки.

«Чарли? – произнесла она певучим, словно флейта, голосом. – Чарльз Блейн?»

И в облачке ей навстречу шагнул мужчина.

Он немного напоминал мечтательного морячка, стоявшего под облаком. На нем тоже была униформа, но идеально облегавшая поджарое, мускулистое тело. Его лицо тоже было худым – точнее, худощавым, – и он был похож на Чарли, словно красивый брат на гадкого утенка. И хотя девушка, которую он теперь держал за руки, была не ниже пяти футов шести дюймов, моряк в облаке оказался выше ее. Под этой счастливой сценой, на вокзальном полу, Чарли мечтательно улыбнулся.

В соседнем облаке над головой Энни молодой морской офицер тоже торопливо шагал по вокзалу, его лицо было нетерпеливым и внимательным. Потом он улыбнулся и грациозно побежал, умело лавируя среди тусклых призраков. И под длинным хвостом, тянувшимся из этого облачка, Энни застенчиво улыбнулась, не поднимая глаз.

Внезапно сцена в облачке Чарли погасла, словно кто-то выключил свет, а само облачко начало покачиваться и коробиться, расплываясь по краям. Потом оно рассыпалось на длинные полосы, которые извивались, будто дым, распадаясь на все более мелкие нити, что набухали, истончались и растворялись в воздухе. А Чарли, вытянув шею и приоткрыв рот, уставился на девушку, что пробиралась сквозь толпу в отдалении, направляясь к эскалаторам, возле которых он стоял.

Она была еще красивей, чем обитательница облачка Чарли, и намного реальней. Она была стройной, элегантной, хорошо одетой, и хотя у нее не оказалось меха, на руке она несла большую зеленую сумку. Однако девушка не улыбалась, а хмурилась, властно оглядываясь, нетерпеливо пытаясь разглядеть что-то сквозь толпу, и она определенно шла к подножию эскалаторов, у которых стоял Чарли.

Он встретил реальность – и, как всегда, встретил ее смело. Но почему-то, как часто бывало с Чарли, эта реальность получилась не слишком приятной. Хотя он улыбнулся и вытянулся во все свои пять футов пять дюймов, Чарли видел, что приближавшаяся красавица, несомненно, была выше его. И глядя, как она раздраженно осматривает толпу на своем пути, он с трудом мог вообразить, чтобы она остановилась перед ним и со словами: «Чарли? Чарльз Блейн?» – радостно улыбнулась ему.

Тем не менее Чарли робко улыбнулся. Хотя его мозг приказал лицевым мускулам изобразить веселую, любезную улыбку, на деле она получилась слабой и неуверенной. Он посмотрел на свою рубашку, которая сидела на нем откровенно плохо, и нервно пригладил ее. Его ладони стали мокрыми, язык облизнул губы. Чарли моргнул, снова оглядел себя, а когда поднял глаза, в них сквозило сомнение, и улыбка почти погасла. Не совершил ли он ошибку, позвонив этой девушке?

Мгновение он стоял, боязливо улыбаясь, глядя на эту высокую, заносчивую красавицу. Потом улыбка растаяла окончательно, и на его лице возникло болезненное выражение человека, который на миг увидел себя глазами окружающих.

Над его головой появилось облачко, и в нем была эта девушка с зеленой сумкой. Уперев руки в бедра, она гневно, недоуменно смотрела сверху вниз на крошечную, ничтожную фигурку в мятой морской форме. Тут нервы Чарли не выдержали, и он быстро спрятался за полной женщиной. Быть может, девушка его не заметит.

Морщась от собственной презренной трусости, повернув голову к эскалаторам, он глядел в пространство, готовясь отрицать любую причастность к Чарльзу Блейну, хотя и не думал, что до этого дойдет. И хотя его взгляд прошел прямо над головой Энни, он не увидел тающих облачков белой дымной субстанции, которые, отчаянно извиваясь, растворялись в воздухе.

И не увидел бледного лица Энни, испуганного и напряженного, и ее глаз, уставившихся на молодого человека, который был на несколько дюймов выше любого в толпе у эскалаторов. Этот молодой человек не был капитаном, капитан-лейтенантом или хотя бы младшим лейтенантом флота. На козырьке его фуражки не было золота, однако на рукаве была одинокая полоса энсина , и он выглядел подходящим владельцем для голоса, который слышала Энни в телефонной трубке. Он был красивым и опрятным; он напоминал выпускника Йеля и определенно кого-то искал. Энни стиснула кулачки, потирая ладони пальцами. И отвернулась, но не смогла сдержать радостной улыбки.

Прошло несколько секунд. Энни осторожно шевельнула головой, потом дернулась и открыто уставилась на красивого молодого энсина, который стоял, обтекаемый толпой, и с улыбкой держал за руки стройную блондинку с большой зеленой сумкой.

Чарли тоже уставился на них. Он смотрел, как высокая, красивая молодая пара целуется – весело, небрежно, – как после недолгой беседы разворачивается и уходит, взявшись за руки, в толпу. Он стоял не шевелясь и глядел, как они исчезают, его впалая грудь под рубашкой не двигалась. Когда они скрылись, грудь Чарли поднялась, и он испустил долгий, несчастный вздох разочарованного облегчения.

В двадцати футах от него, там, где стояла Энни, прозвучал такой же звук, утонувший в вокзальном гуле.

Маленький тощий морячок и крошечная худая девушка медленно, устало сдвинулись с места, посматривая на часы и встревоженно оглядываясь, хмуро изучая лица вокруг. Несколько секунд они бесцельно шагали туда-сюда, вновь и вновь поглядывая на часы, разворачиваясь и возвращаясь к эскалаторам. Потом внезапно Чарли замер, и его лицо сморщилось от ужаса, а над головой возникло облачко пара, к которому вскоре присоединились еще несколько. Облачка сгустились, выросли и стремительно, словно в обратном просмотре, слились в одно аккуратное облако. Однако на этот раз его хвост напоминал молнию, острый кончик которой впивался прямо в череп Чарли. В облачке возникло лицо, заполнив его целиком. Наверное, это лицо принадлежало женщине; по крайней мере, окружавшие его тусклые, спутанные волосы были длинными. Само лицо казалось круглым, одутловатым и ноздреватым, глазки – маленькими и свиными, нос напоминал жирную каплю. Оно глупо улыбалось – точнее, ухмылялось, – демонстрируя два кривых зуба, нависавших над нижней губой в углах широкого рта.

«Чарли? – произнесло оно отвратительным, скрежещущим голосом. – Чарли Блейн?» И расплылось в радостной, свирепой улыбке. Чарли поморщился и вздрогнул, крепко зажмурившись от ужаса.

Рядом с этим невнятно бормочущим, пускающим слюни монстром, в белесом тумане над головой Энни, стоял моряк ростом четыре фута с бледным лицом слабоумной лошади. Как и у прежних обитателей облачка Энни, его тело было широким, но в бедрах, не в плечах, поскольку плечи у него отсутствовали вовсе. Желтые следы яйца виднелись рядом с толстыми губами. Над глазами, посаженными настолько близко, что их внутренние уголки почти соприкасались, не было бровей – для них просто не осталось места, потому что волосы начинались прямо над глазными впадинами, густая масса жестких волос, поднимавшихся по узкому черепу к заостренной макушке. Энни съежилась под этой маниакальной, похотливой фигурой, уставившись в пол, сражаясь с тошнотой.

Потом облачка-близнецы померкли и растворились, и стоявшие под ними люди открыли глаза, бледные и потрясенные. Они снова принялись шагать взад-вперед, поглядывая на часы и на прохожих, но на этот раз с мрачными опасениями.

Они ходили и стояли, ждали и смотрели, и наконец их взгляды снова встретились и разошлись, однако теперь они заметили друг друга. Их взгляды вернулись обратно, опять встретились и замерли, потом снова разошлись. Чарли и Энни отвернулись. Но почти сразу снова посмотрели друг на друга – и на этот раз не стали отворачиваться.

Чарли изучал опрятную девушку в зеленом матерчатом пальто. Она нисколько, никоим образом не напоминала чудесных созданий, что прошли через облачка над его головой, но с другой стороны… Теперь его лицо уже не казалось таким испуганным и настороженным. Девушка была на целых три дюйма ниже Чарли, и впервые после того, как он увидел красавицу с большой зеленой сумкой, его плечи начали распрямляться. Эта девушка не была моделью, ей никогда не стать актрисой, но она выглядела опрятной, молодой и свежей, и пока он разглядывал ее, ужас окончательно покинул Чарли, и его поникший дух оживился. Без особых на то причин Чарли вновь почувствовал себя здоровяком. Он вытянулся в полный рост, сдвинул шапку набекрень и улыбнулся – как же это было приятно – не снизу вверх, а сверху вниз.

Мечтательница Энни смотрела на этого моряка, однако над ее головой не появилось розовое облачко. Теперь ее глаза, по-прежнему немного боязливые и встревоженные, глядели на мир с практичной, реалистичной стороны. Она видела, что он не капитан и на его груди нет золотых крылышек. Но он был живым, трехмерным и настоящим. Он был здесь и сейчас – и улыбался ей. И когда он улыбнулся, Энни заметила, что у него… вполне симпатичное лицо. Она улыбнулась в ответ и шагнула ему навстречу. Они поздоровались немного смущенно, заговорили немного торопливо, и каждый из них продолжал изучать другого. Теперь Энни говорила собственным голосом, без признаков Хепберн, Новак или Гарбо. Когда они убедились, что не ошиблись, она посмотрела на него, с некоторым вызовом тряхнула головой и сказала:

– Готова спорить, вы думали, что я похожа на Грейс Келли или какую-нибудь киноактрису.

– Конечно, нет, – галантно ответил Чарли, тоже своим голосом. – То есть… конечно, нет. Вы отлично выглядите. Просто классно. – И, немного помедлив, добавил: – Это вы, должно быть, решили, что я похож на Марлона Брандо.

– Вовсе нет, – насмешливо возразила Энни. – Вы такой, как я и думала. – И в некотором смысле она в это поверила. – Вы… симпатичный, – сказала она и улыбнулась.

Они немного пообщались, взволнованно болтая и смеясь, наконец выбрали место для ужина, возле Бродвея и кино, и повернулись к выходу с вокзала. И когда они повернулись, два облачка в последний раз возникли над их головами. Фигура в облачке Энни выглядела почти как Чарли – почти, но не совсем. Когда Энни посмотрела на Чарли, фигура в ее облачке немного подросла; когда она перевела взгляд на его улыбающееся, смеющееся лицо, фигура над ее головой, по-прежнему очень похожая на Чарли, постепенно стала немного красивей. И немного выше, немного элегантней.

Глядя на улыбающееся, оживленное лицо у своего плеча, Чарли начал замечать его лучшие черты: красивый изгиб бровей, твердую, юную линию подбородка. Фигура в тумане над его головой, облаченная в зеленое пальто Энни, стала заметно симпатичней и в каком-то смысле роскошней. Чарли понравилось увиденное.

Держась за руки, они зашагали к выходу, не отрывая глаз друг от друга. Над их головами два облачка, словно воздушные шарики или мыльные пузыри, столкнулись и отскочили, потом столкнулись снова и слились в одно. В этом единственном большом облаке две фигуры, напоминавшие Энни и Чарли, держались за руки и шли рядом, с каждым шагом становясь все выше и привлекательней, все красивей и соблазнительней. В конце концов облако вплыло в клуб дыма над курившим сигару толстяком и уже не выплыло оттуда.

На тротуаре перед вокзалом они миновали молодого энсина и девушку с зеленой сумкой, садившихся в такси. Чарли и Энни мимоходом посмотрели на них, но лишь с легким интересом и дружеским пониманием.