Глава 17
Сюрпризы разъезда у озера
Я ошибся, входная дверь вокзала была чуть приоткрыта. В такую щель легко пролезет мелкий зверь, включая шакала, они на Жестянке тощие. Или домашнего кота, может мы когда-нибудь и найдём себе усатую игрушку. Проход есть, значит крысы и мыши внутри всё проверили, попробовали на зуб. Будь туго открывающиеся ворота гаража приоткрыты, внутри бы обнаружились только скелеты. Да и автомобиль крысы не пощадят. Не знаю, почему они так любят автомобильную технику, особенно им нравится грызть высоковольтные провода, идущие от трамблёра к свечам зажигания. Так что «кюбелю» повезло.
Открытую дверь отметил и Спика.
— Хана ништякам, хвостатые всё попялили, — грустно предрёк он у входа. — Давайте хоть уличные часы свинтим!
— Может и не всё, — ответила Кретова, паркуя гравилёт. После короткой и, я бы сказал, взрывной схватки с волками было принято единогласное и единственно возможное решение — пешая разведка объекта на какое-то время откладывается. Транспорт есть не только средство перевозки найденных материальных ценностей, но и необходимое условие грамотной и своевременной эвакуации храбрых разведчиков в случае столкновения с превосходящими силами не важно каких противников.
Нашему взору предстал небольшой зал ожидания со страшновато свернувшейся в рулончики краской на стенах, с заколоченным вторым выходом, выходящим в сторону перрона, и со старинной ажурной люстрой под потолком. Четыре колонны, поддерживающие потолок, сохранились хорошо. Внутри — запустение и тоска. Всё вокруг покрыто многолетним слоем пыли, а где-то не то плесени, не то грязи. Главным в почти пустом помещении был банкомат старой модели, тоже надёжно законсервированный в пыли. Спика хотел было дунуть на поверхность, но благоразумно передумал. Вытащив из кармана карго-штанов какую-то тряпицу, он осторожно протёр нужное место и объявил:
— Сбербанк, ёлки! Обалдеть, и здесь достал!
— Годная вещь, — сказал я.
— Мальчики, я вас умоляю, — страдальчески поморщилась группер, совсем не обрадовавшись перспективе тащить на Пятисотку ещё и этот тяжеленный агрегат.
— Вскрыть надо, там бабла навалом! — подсказал штурман.
— Есть опыт? Ирина, в группе завёлся взломщик банкоматов, рецидивист!
— И не говори... Нахрена нам эта бесполезная бумага?
— Не скажи. Вообще-то, каждая банкнота это очень качественно сделанная и защищённая штука, на Жестянке не поделать. В любом случае надо привезти Деду, пусть он решает. Запросто можно пустить в оборот. Если их там много, конечно.
— Много, много! — алчно пообещал Спика. — Ну что, камрады? Ломаем ящик? Ещё и всю электронику вырвем.
— Потом крушить будешь, налётчик, сначала всё осмотрим, — решила Кретова.
Особенно осматривать было нечего. Окошко кассы, немного похожее на амбразуру, и соответствующая надпись над ним, рядом в большой рамке висит расписание движения электричек. Бумага ещё сохранилась, а вот буквы и цифры видны плохо, ничего не разобрать. На противоположной стене — стенд с пятнами клея и выцветшими от времени объявлениями, некоторые листочки практически чистые.
Большая угловатая урна, два блока железных сидений с пластиковыми или текстолитовыми накладками — старые, заслуженные. На интерьере зала ожидания ЦУП средства сэкономил.
И три узких двери. За одной из них обнаружилась пустая комната без окон, помещение неизвестного назначения со столом по центру, на котором стоял переносной транзисторный радиоприёмник «Меридиан-210» в тёмно-коричневом деревянном корпусе. Впрочем, цвет под слоем пыли угадывался с трудом. Довольно стильный аппарат с выдвижной штыревой антенной и удобной ручкой. Крысы не смогли подняться по металлическим ножкам стола, и приёмник уцелел. Зачем его тут поставили, такого одинокого? Никакой логики.
— Пока что нам везёт, — усмехнулся я. — Как думаете, оживить можно?
— Спецы решат, — уклончиво ответила Ирина.
Вторая дверь вела в небольшой коридор с совмещённым туалетом и кладовкой, где хранились скребки, веники, мётлы, две швабры и пара вёдер. Здесь же был вход в каморку кассы с окошком, выходящим на перрон. Видно две цистерны, что в них залито?
— Спирт! — смело озвучил Пикачёв, прочитав мои мысли.
— Вам лишь бы нажраться, — беззлобно бросила Кретова.
— У Казаникова нажрёшься, как же... — проворчал я. — Чтобы нажраться, надо чаще в Передел ездить, а не на заброшенные желдорстанции.
— Помечтали? Заканчиваем с вокзалом и идём дальше, — поторопила нас Ирка.
В третью дверь мы вошли практически одновременно. Одновременно же и застыли.
— Вот знал я, что лопаты надо было на гравилёт закинуть, — тихо сказал Спика.
Теперь уже можно признать: группа действительно становится похоронной командой. Судя по всему, скелет осыпался на пол, изначально же человек умер в положении сидя у стены возле окна. Если бы не одежда и оружие, его вполне можно было принять за немца, третьего из разведгруппы. История повторяется. Вот и остатки бинтов.
— Это наш, русский, — глухо сказала Ирина.
Даже в таком ракурсе можно было безошибочно определить, что человек мертв уже давно. Кожа на серо-коричневом лице превратилась в пергамент, частично сползший с черепа клочьями, один глаз устрашающе смотрел сквозь нас пустым высохшим взором, а вместо второго зияла черная дыра. Зато образцово белые зубы покойника находились в отличной сохранности и на виду, лишенные естественного покрова щёк и губ…
Простенький брезентовый рюкзак среднего размера лежит рядом, куртка типа анорак защитного цвета, выгоревшая панамка-афганка... Хорошие раньше красители и ткани выпускали, вещи почти не состарились. Даже цвет не изменился. Здесь тоже хватало стреляных гильз.
— В окно гляньте, — негромко предложил Спика.
Думаю, что эта комнатка, как и помещение без окон напротив, предназначены для начальника вокзала и дежурного по станции. С этой точки отлично просматривались ворота гаража и вход в диспетчерскую. Стрелять удобно.
— Вот отсюда он по фрицам и врезал, — задумчиво сказала наш командир, поднимая с пола тяжёлый ручной пулемёт на разложенных сошках.
— А они ответили, — буркнул я, разглядывая пулевые отметины на стене.
— Не факт, — качнула головой Ирина, — мог и он ответочку загнать, будучи подраненным.
— Сейчас уже не угадать... — вздохнул я невесело.
— Дегтярёва пехотный, ДП, — поторопился Спика, желая вслух определить оружие первым. — Дай подержать!
— С радостью, таскай! — усмехнулась Кретова, передавая ему ношу массой почти в одиннадцать килограммов. — Что притих, Рубин, о чём размышляешь?
— Его звали Исайкин О. Олег? — предположил я, показывая напарникам изнанку головного убора и надпись, сделанную там чернильным карандашом.
Молодые уже и не знают, что это такое, а вот в войсках запасы чернильных карандашей еще долго оставались. Знаю, что у Деда есть несколько штук. Никому не даёт. В Советском Союзе химическими карандашами писали письма или просто рисовали. Послюнил и пиши, образовавшиеся чернила не смоются. В почтовых отделениях к столам были привязаны на веревочке именно химические карандаши, необходимые для заполнения различных бланков или указания адреса на деревянных посылочных ящиках. Они были удобны и в полевых условиях. Не нужны чернила в бутыльке, их можно было спокойно носить в кармане, а при необходимости просто заточить, да и клякс такие карандаши не оставляли. В армии ими частенько подписывали форму, чаще всего шапки, пилотки и панамы.
— Вдруг он не Исайкин, здесь чужую панамку добыл? — усомнился в моей версии Спика.
— А какие у нас есть варианты? — спросил я с раздражением, — Так мы хоть как-то останки идентифицируем, иначе воин останется безымянным. А он наш.
— Пусть будет Олегом Исайкиным, так и захороним, — сказала Кретова последнее слово.
Кивнув, я отодвинул штурмана от окна, высунулся, посмотрел на диспетчерскую, а потом наверх.
— Свесы кровли широкие, дождь в комнату не попадал. Поэтому пулемёт и не проржавел.
— На Жестянке, от дождей, шутишь? — криво усмехнулась Ирина. — Разве что на открытом воздухе будет лежать.
— Целенький! — Спика погладил рукой характерный раструб пламегасителя на стволе. — Вот только жутковато как-то...
— Что именно? — не поняла Кретова.
— Ну, при жутковатых обстоятельствах появился первый пулемёт в гарнизоне.
— Нормально, — отмахнулся я несколько фальшиво, и сам чувствуя ту саму жуть. — С баррелями, знаешь ли, ещё и не такое бывает, поверь. Кстати, это не ДП, если что, а ДПМ, модернизированный после опыта боевого применения.
— Как ты определил?
— Возьми в гарнизонной библиотеке справочники по стрелковому оружию, их там два, и добросовестно проштудируй, — то ли посоветовала, то ли приказала Кретова молодому бойцу. — Затем поговори с ветеранами, поспрашивай. Спасатель должен знать эту тему назубок.
Дегтярёва пехотный, или ДП стал одним из первых образцов стрелкового оружия, созданных в Советском Союзе. Пулемёт массово использовался в качестве основного оружия огневой поддержки пехоты звена взвод - рота вплоть до конца Великой Отечественной, а сразу после войны был снят с вооружения. ДП имели подразделения войск НКВД по охране особо важных предприятий промышленности, гитлеровцы и финны использовали их, заполучив в качестве трофея.
Модификации «Дегтярева» устанавливали на танки и самолёты, торпедные катера и мотоциклы. Это безотказный, достаточно скорострельный и в то же время простой в обращении аппарат с секторным прицелом и плоским дисковым магазином на 47 патронов калибра 7,62х54R — «блином» или «тарелкой».
Модернизированный вариант пулемёта Дегтярёва получил улучшенный спусковой механизм, возможность смены ствола непосредственно на боевой позиции, что ранее сделать было затруднительно, конструктивные изменения отдельных частей и механизмов, а так же новую пистолетную рукоятку, приклад и неотъёмные сошки, которые не отваливались из-за неудачного крепления и не терялись. Узнать бы, где Исайкин добыл такое сокровище?
Группа подвисла, молчание затянулось.
Было очевидно, что на маленькой привокзальной площади случилось что-то ненормальное, противоестественное.
Сколько на Жестянке обитателей, если считать сумму по всем анклавам? Трудно сказать, но населения крайне мало. Сообщества выживших не имеют права терять людей в нелепых стычках, фактически на пустом месте. За что они погибли, ради какой цели? За обрезные доски, банки с фасадной краской и древний транзисторный приёмник с высохшими конденсаторами? Понятно, что нам не удастся, во всяком случае, с имеющимися данными, восстановить полную хронологию событий. Человек с пулемётом мог идти по следам немецкой разведгруппы. Пешком, транспорт Исайкина пока не обнаружен. А мог и жить здесь, будучи очередным странным отшельником.
В свою очередь немцы вряд ли шли целевым порядком, по наводке, могли двигаться наугад в порядке секторной разведки. С такой машиной и таким составом ничего существенного со станции не увезти. Тихо ушли в разведку и навеки пропали, сгинули в саванне. Может, за ним даже спасотряд не стали посылать. Неизвестно, где точно нужно искать пропавших, маршрут они выбирали ситуативно. Кроме группы спецов, уже потеряна бесценная единица автотехники... Начальство всё взвесило и дало отбой спасателям.
Обидно так глупо умереть.
— Парни, нет, вы поняли, что здесь произошло? — почти шепотом спросила Кретова, прерывая общее молчание.
Спика осторожно, чтобы не стукнул, прислонил пулемёт к стене.
— На этой станции случайным образом, я думаю, что это было так, — группер словно аннотацию писал к печальному детективу, — встретились три человека, которым, по большому счёту, нечего делить. И они успешно, мать их, перестреляли друг друга! Чёрт возьми, нахрена, спрашивается?
— Да это вообще гиблое место, — тут же добавил Спика, со второй попытки устанавливая сошки пулемёта на подоконник и прицеливаясь в ворота гаража. — Прошли всего сутки, а у нас четыре трупа!
— И это ещё не все найдены, между прочим, — зловеще пообещал я. — Есть ещё два неудачника, сорвавшихся со скалы, помните? Их никто не прибрал, могил нет, а единственный счастливчик сам каким-то чудом выполз к магистрали. Ясно, что за многие годы люди сюда как-то пробирались. Так что мы вполне можем найти и другие скелеты. Но был один выживший.
— Утешил, отец родной, вот спасибо! — воскликнул штурман. — Слушайте, мне уже кажется, что вся моя служба в спасателях пройдёт вот так! — он показал рукой на белеющие на полу кости.
— Преувеличиваешь, — возразила Кретова. — Это только кажется. Врачи думают, что вокруг все болеют, занимаются шарлатанством и самолечением, получают дурацкие травмы. Участковым кажется, что жители района — беззаботные глупцы, мелкие пакостники, особенно дети, или преступники... Профессиональная деформация. На Пятисотке нет нацгвардии, войск или полиции, все их функции возложены на нас, спасателей. Поэтому мы и сталкиваемся с трупами, да и самим порой приходится кого-нибудь вальнуть...
С перрона раздался слабый треск, будто кто-то наступил на сухую ветку.
— Ира, я сбегаю на улицу, гляну, — мне пришлось прервать группера.
Она кивнула. Поправив на груди автомат, я быстрыми шагами пересёк зал и вышел из здания. Затем осторожно обогнул вокзал по периметру, внимательно вглядываясь и вслушиваясь. Выглянул на перрон. Везде было тихо, без движения. И никакой жути вокруг, между прочим. Отличная погода, птички поют, повсюду радующая глаз «зелёнка», как же её не хватает в степи...
Вернувшись в комнатку стрелка-пулемётчика, я понял, что Кретова ещё не устала воспитывать молодого:
— Обычный человек очень редко сталкивается с чем-то подобным, потому что насильственная смерть на Пятисотке — большая редкость. Представь, что бы было, убивай здесь хотя бы одному человеку в день! Население всех анклавов испарилось бы за какой-то год, никаких баррелей не хватит для восполнения! Людей беречь надо, вспоминай об этом, прежде чем нажимать на спуск. Только в крайнем случае.
Я вспомнил своё первое собеседование на отборе в спасатели и удивительный рассказ Владимира Викторовича о том, как те из Первых, что сумели после приземления очухаться самостоятельно и открыть люк спускаемого аппарата изнутри, много позже обнаружили на полигоне семь баррелей с несчастными, которые не смогли этого сделать. Тогда же Первыми и были приняты базовые правила общей стратегии спасения, максимального сбережения тех, кого на Жестянку забрасывает таинственный ЦУП. Так и была создана служба спасателей. Поговаривают, что чуть позже Первым была сброшена некая пояснительная записка с указанием границ полигона и обещание стараться сбрасывать баррели и ресурсники только в зону полигона. Но это не точно.
Накопив первый спасательский опыт, я не раз вспоминал эту историю, очень ярко представляя, каково им было, Первым... На купол они бежали марш-броском, выживших тащили в ещё не обжитую Пятисотку на себе. Со всем было плохо: с оружием и лекарствами, с носимыми радиостанциями и транспортом. Лишь позже ЦУП подкинул им от щедрот первый гравилёт...
— Да, Спика, тебе просто кажется, трупов много не будет, — сказал я. — Прежде всего ты спасатель, а не стрелок или каратель. Не так уж и часто приходится всаживать в кого-то пулю. Спасаешь гораздо больше.
— Денис, сколько твоих висит на душе, напомни-ка? — попросила Ирина.
— Трое. Два на полигоне, один в Переделкино, — ответил я после короткой заминки.
— А сколько людей ты спас?
— Ну, ты спросила! Посчитать нужно. Сейчас попробую...
— Не нужно! — остановила меня Ирина. — Двадцать четыре спасённых у тебя.
— Ого! — удивился я.
— У меня семь минусов против сорока пяти плюсов.
— Хорошо вам... — уныло промолвил Спика. — А у меня один застреленный из арбалета в упор и ни одного спасённого. Невелики заслуги.
— Не переживай, коллега, никуда ты не денешься от своих крестников, благодарных тебе до доски гробовой, ещё успеешь накопить плюсов, — утешила его Ирина. — Просто запомни: стрельба для спасателя — дело вторичное, попутное, если хочешь, прикладное. Ты уже представил, поди, как монтируешь «дегтяря» на крыше джипа?
— Есть такое дело! Насквозь видишь, — удивился Спика.
— Забудь и не мечтай! — отрезала она решительно. — Пулемёт гораздо нужней в карауле, часовым на охране периметра. Вот там он может решить исход одного очень плохого для Пятисотки дня, не приведи господь такому случиться! А нам и без него оружия предостаточно. Вон, уже и автоматическим разжились... Как-то быстро это получилось.
— Не сомневаюсь, что и Дед так посчитает, — поддакнул я и заныл: — Нам бы рацию дальнобойную...
— Вот ты ещё начни! Давайте здесь заканчивать. Рубин, осмотри труп, что там при нём ценного. Спика...
— За лопатами, — кисло сморщившись, продолжил штурман, подхватывая помповое ружьё. Свой «шмайсер-MP-40» Пикачёв оставил в гараже. Патроны бережёт? Нет, так распорядилась группер, посчитав, что дробовик может пригодиться.
Пока он ходил в диспетчерскую, а Кретова ещё раз осматривала помещения вокзала, я обыскал одежду и рюкзак. В последнем нашелся сменный ствол для ДПМ и запасной диск. Сменка это хорошо. ДП греется от очереди всего в десять патронов. С патронами дело обстояло неважнецки. Два пустых магазина, похоже, что в кровавом огневом контакте Исайкин расстрелял всё до последнего патрона. Нашлись россыпью в рюкзаке. Я быстро посчитал: сорок одна штука, трассирующих нет, во всех обычные пули со стальным сердечником. Не густо, таким количеством даже один «блин» не набьёшь полностью. Сам рюкзак тоже пригодится, ни одной дырки.
Что там ещё есть из существенного? Котелок армейский, тщательно выскобленный от кострового нагара, кружка-ложка, бородчатый ключ неизвестно от чего, простенький складной ножик с болтающимся клинком. Расчёска алюминиевая, твою мать... Чёрт, посмотрел на голый череп, лежащий под окном, и мне опять стало не по себе. Хорошо его хвостатые падальщики объели, качественно.
Наручных часов при покойнике не оказалось, как и второго ствола. Нет, не тянет пулемётчик Олег Исайкин на опытного следопыта-рейдера, отправившегося выслеживать разведгруппу иностранцев. Тот бы экипировался более основательно, продуманно.
Повторение — мать учения, Спика вернулся не только со штыковыми лопатами, но и с крафтмешком, на втором этаже диспетчерской их целые пачки.
— Лопаты разбирайте! — заорал он издали.
Разберём, штурман, разберём…
— Давайте побыстрее. Рубин, Пикачёв, собирайте останки, захороните Исайкина рядом с немцами. Отрабатываем объект полностью и больше к нему не возвращаемся. Когда-нибудь памятник поставим с надписью «Так нельзя». По остальному — включаем режим «ограбление». Ломаем банкомат, берём имеющуюся наличность, выдираем всю электронику. Кто там грозился бэтменом подлететь к уличным часам и свинтить их? Спика, ты не волнуйся, мы тебя снизу будем страховать, смартфонами, фотки выложим в интернет.
— Ага, лично подпишу, — едко добавил я.
— Какой интернет, где интернет?! — возбудился молодой. — Юморите? Чтоб вас поносом тряхнуло, юмористов, с такими вещами не шутят!
— Стол надо бы прихватить и один диванчик, в гараже поставим, — деловито произнёс штурман.
— Верно, гараж без дивана и стола превращается в обыкновенный хлев, — поддержал я напарника.
— Приплыли, теперь мои мужики в гараже пропадать начнут… — проворчала Ирка.
Закончив прения сторон, мы приступили к делу.
Мне что, копать так копать, стрелять так стрелять. Вот только богато уже в тихом оазисе постреляли суетные людишки... Хватит уже, пожалуй. Наступило время мемориалов.
Высоко в небе неторопливо проплывали мелкие тучи, изнуряющая жара спала, но и грядущий дождик не просматривался. А он не помешал бы. Дождь прибьёт пыль, освежит зелень подступающего к разъезду леса. Однако и без него работалось вполне комфортно.
Я посмотрел вдоль линии рельс на расположенные в створе сигнальные точки автоблокировки. Что-то мистическое есть в заброшенных железнодорожных путях и станциях. Как и своё очарование заново открываемой истории места. Ранее по этим рельсам перевозили генеральные грузы, куда-то ехали сонные пассажиры, на путях умело работали люди. Теперь всё это во власти природы, да ещё и чужой. Пути постепенно зарастают мхом и кустарником, кажется, что жизнь на них замерла навсегда. Но это только кажется.
Интересно то, что сразу за перроном параллельно насыпи железной дороги под землёй был уложен какой-то трубопровод, мы обнаружили три смотровых колодца. Видны штурвалы больших вентилей Что должно перекачиваться по этим трубам, и что перекрывают эти вентили — загадка. Несмотря на прекрасно сохранившийся трап, я, разумеется, сам в колодец не полез, и Спике не разрешил. Хоть и было ужасно интересно. Но без подготовки, хороших фонарей, защитных костюмов и, желательно, газоанализатора, нормальный человек туда не сунется.
Название станции на прямоугольном фанерном щите еле прочитывалось вблизи, а с двадцати метров не читалось вообще. Буквы больше напоминали не элементы шрифта, а призрачные тени, отброшенные на щит со стороны.
— Чем они малевали?
— Из самоклейки вырезали и наклеили. Потом она оторвалась и унеслась по рельсам в леса, — ответил я Спике.
— Не на века сделано, — покачал он головой. — Так вот как объект называется! Станция «Озеро Дивное».
— По-моему, подходит.
— Не знаю, подходит или нет, я озеро и рассмотреть-то толком не успел. Денис, слушай, а давай сходим к этому Дивному на вечерний клёв, а? Спиннинг и плавки лежат в «уазике», там же сетка. Посидим спокойно, помедитируем, вытянем пару щук по шесть кило каждая, а то и сома усатого.
— Кракен не помешает рыбалке? — улыбнулся я. — Вообще-то, неплохо было бы. Костерок разведём. Чайничек возьмём, ведро для ухи, фляжку заветную...
— И чтобы без баб!
— Вот с этим будет сложно, — цыкнул я зубом, — согласовать надо.
Услышав это, Спика тут же схватился за рацию.
Пш-ш...
— Ирина, как слышишь, приём?
— В канале. Что у вас?
— Да мы это... Собрались с Рубиным вечером отдохнуть мальца, на озеро сходить. Речку вытекающую найдём, должна же она быть. Ухи тебе принесём, с дымком. Ненадолго, часика на три.
— Не пущу! Исключено! — хрипло рявкнул динамик рации. — А если членогрызы какие-нибудь на дно утянут, мне потом в темноте багром вас искать, непутёвых? Не пущу, сказала, некогда! Отставить отвлекаться на постороннее! Только оставила одних, и тут же размечтались, уставшие... Вопросы есть? Конец связи.
Вопросы мы задать не успели.
— Вот и сходили пацаны на вечернюю зорьку... — разочарованно протянул Спика.
— Ага, и без баб, — поддакнул я.
Но рация опять ожила. Пш-ш...
— Передумала? — с детской надеждой спросил Пикачёв.
Не тут-то было.
— Наблюдаю оленя на восточной границе станции. Забираю?
Кретова, отработав этот способ наблюдения и контроля до совершенства, подвесила неподвижный гравилет на трёхметровой высоте в сотне метров от нас, встала на плите и вот уже долго рассматривала территорию станции через оптический прицел. На такой трюк и глянуть страшно, у меня вестибулярный аппарат сразу шалить начинает.
— Не надо нам твоего оленя, некогда! — злорадно ответил штурман. — Конец связи.
С тушей возиться не хочется, не такое уж быстрое это дело, а запаса продуктов хватает. И своих, и трофейных. В «кюбеле» обнаружились крупы, сухари и консервы немецкого производства в ассортименте, а в боковом кармане рюкзака Исайкина — две банки говяжьей тушёнки от абаканского завода «Мавр», продукция пятилетней давности. То есть вполне годные к употреблению консервы, проверено.
— Помечтали и хватит, пошли к цистернам, — предложил я.
К этому времени успели осмотреть пять товарных вагонов, больше на путях недосмотренного подвижного состава, кроме группы отдельно стоящих цистерн, не осталось. Поначалу мы скисли: три пустых вагона подряд. Но затем ЦУП решил поощрить группу за системность работы и упорство, подкинув серьёзного ништяка.
В одном оказались метизы и сварочные электроды в ассортименте. Ящики по обе стороны стояли штабелями. Гвозди и шурупы, винты и болты, гайки и шайбы... Практически всё, что может пригодиться при ремонтных работах. Там же лежали двуручные пилы и ножовки, долота, тесла, рубанки разных типов, простенькие плотницкие топоры и молотки, отвёртки, напильники и кусачки. И никакой китайщины, всё мощное, кондовое. Вот только с консервационной смазкой комплектовщики несколько перестарались.
Очень ценный вагон. Всё-всё, уже традиционный логистический вопрос задавать не буду. А вот помечтать нужно, это подбадривает. С таким количеством электродов разных типов в гарнизоне можно организовывать отдельный сварочный пост, заниматься строительством повозок и массово изготавливать решётки на окна. Сейчас немного варит только Левша, трясущийся за каждый потраченный электрод.
Ещё один счастливый вагон был набит разнообразной кухонной утварью. Да не простой, «семейной», а общепитовской — многолитровой, крупноразмерной, предназначенной для полевых лагерей, воинских частей и выездных строительных бригад. Собственно посуды совсем немного — простенькие глубокие миски и кружки. Зато много алюминиевых котлов и чугунных казанов разных объёмов, поддонов и кастрюль, сковород и вёдер, переносных наспинных термосов из крашеного дюраля, деревянных мешалок, похожих на лопату, обычных поварёшек и черпаков на длинных деревянных ручках. Чтобы промешать таким инструментом содержимое котла, в котором варят кашу на целую роту, требуется сильная рука, не каждый сможет.
— Ножи предусмотрены? — крикнул я Спике, который обезьянкой ползал по верхним ящикам.
— Вроде бы видел в углу! Здоровенные, как мечи! Трудно вытащить... Денис, тут чайников полно!
— Сколько?
— Штук сорок, большие!
Есть на свете справедливость! Мне захотелось по крышу обвязать «уазик» гроздьями чайников с гнутыми носиками и в таком сюрреалистическом виде подъехать к стратегическому ангару-хранилищу. Вызвать наружу вредного завсклада и небрежно так вопросить из-за руля: «Видишь это богатство, жмотяра? Больше не увидишь, на переплавку везу! Будешь знать, как обижать спасателей».
— Так вот где вы? Мужики, как всегда, держатся ближе к кухне, — послышался голос группера, Ирина уже привычно руководила прямо с глайдера. — Ну-ка, ну-ка! Дайте я сама посмотрю.
Следующие полчаса мы дружно ворочали крепкую тару, отбирали образцы и грузили их на плиту гравилёта.
— Надо кое-что и себе отжать, на группу, — вспомнил я о важном.
— Само собой! — кивнула Кретова. — Да, знатный товар, качественный. Будет, чем на ярмарках в Переделе торговать.
— Я бы не топился с торговлей, Ира, обрушим рынок к чёртовой матери. Тут осторожно надо, постепенно, чтобы дать время жестянщикам переквалифицироваться на выпуск менее массовой продукции.
— Да не спорьте вы, две трети этого вагона наш пищеблок проглотит и не подавится, — заявил Спика. — Они там вечно жалуются на нехватку кастрюль.
Неожиданно много времени пришлось потратить на проверку трёх железнодорожных цистерн. Точнее, двух типовых цистерн и одного необычного вагона, внутри которого находились два огромных танка под наливной груз по двадцать тонн каждый.
Простукивание обычных цистерн ничего не дало, мы не специалисты, а сравнить звук не с чем. Пришлось подниматься на гравилете и вскрывать их сверху, проверяя содержимое с помощью огромных поварских черпаков, которые всё равно пришлось удлинить.
— Ни черта тут нет. Если что-то и осталось, то на самом дне, — подвёл итог Спика, устав орудовать неудобным громоздким инструментом.
— Ничего, в третьем точно что-нибудь будет, — оптимистично предрекла Кретова.
Нельзя было не заметить, что необычные танки сконструированы и размещены так, чтобы сберечь содержимое от излишнего тепла и ультрафиолета. Всё это наводило на мысль, что внутри может находиться режимный, может, даже пищевой продукт. В тени, за толстыми стенками, может быть, это что-то типа термоса. А значит, груз особенно ценный.
Вскрыть первый танк удалось легко. Спика уже сноровисто опустил внутрь уродливый черпак и, стараясь не пролить, сразу вытащил.
— Жёлтенькое! — объявил он сверху.
— Это замечательно, — сухо заметил я, — хуже, если бы было синенькое. А точнее?
— Сейчас определим! — подмигнул нам разведчик и к полному шоку остальных бойцов группы отпил из черпака прямо через край!
— Рехнулся?! Сдохнешь ведь! — заорала на него Кретова.
— Усё в порядке, шеф! Никто ещё не сдох от подсолнечного масла! — проорал Спика в ответ.
— Да иди ты! — не поверил я.
— Объём несите, налью, сами посмотрите!
Ради такого дела Кретова бегом, а не на гравилёте метнулась к «посудному» вагону и вернулась, вытянув перед собой кастрюлю с крышкой. Янтарная прозрачная жидкость на самом деле восхитительно пахла жареными семечками! Я последовал примеру штурмана и чуть пригубил. Масло, чтоб я лопнул! И никакого постороннего привкуса, в том числе и горечи.
— Не какое-то там рафинированное, натуральный продукт, прошу заметить! — всё не мог успокоиться молодой дегустатор.
— Чёрт, а оно чистое? — попыталась хоть в чём-то усомниться Кретова.
— Наверняка, — почти уверенно ответил я.
Не станут же в ЦУПе подбрасывать нам отраву. Вот только вряд ли оно полностью «натуральное», как сказал штурман. Скорее всего, какие-то меры по консервации и стабилизации были приняты, чего-нибудь набодяжили.
Продукт регламентированный. Перед тем как заливать масло в объемную тару, соответствующие рабочие наверняка проверяют ёмкость на наличие загрязнений и посторонних предметов, иначе залитое в грязную тару чистое качественное масло непременно испортится.
Немного подумав, Кретова сняла пробу и сказала:
— Вроде бы настоящее... Всё равно не увлекайтесь, надо отвезти медикам на химанализ. Может, оно только как топливо сгодится.
— Через час всё станет ясно, товарищ командир, — ответил я, поглаживая живот. — Спика, закрывай крышки и спускайся! М-да, надо брать большую фермерскую флягу.
— Эх, ржаного хлебушка бы сейчас... — мечтательно молвил специалист по маслам уже стоя на земле.
— Если сделаете мне печурку в диспетчерской, вечером, так и быть, сладкие оладьи спеку, — необдуманно заявилась на подвиг Ирина.
— Сделаем! — рявкнули мы хором.
— Ух ты! А с кастрюлей-то что делать? Вылить подсолнечное масло у меня рука не поднимается, — она с сомнением посмотрела на пропитанные креозотом шпалы и галечную подушку под ними.
Как же она поднимется, если на пищеблоке нам выделили всего триста граммов рафинированного...
— Ставь на глайдер, — решительно посоветовал я. — Ты же у нас водила первого класса, не расплескаешь. Представь, что чудо-вагон только что испарился. Вж-жух! И нету! Кастрюлька резко прибавляет в цене! Не так ли?
Вечерело. Группе осталось доразведать здание депо из старого красного кирпича и небольшое строение сбоку от него.
Хорошо работаем, бодренько.
Сколько же здесь всего! Нет, такое богатство не долго останется без хозяина.
На этой станции рефлекс поисковика-добытчика буквально заставит каждого жителя Переделкино, грабителей из саванны и, конечно же, нас, спасателей, дрожать от напряжения. Мы что, мимо ходить будем? Никто мимо не пройдёт, гости обязательно появятся.
Не сложно представить реакцию матерых сталкеров, кидающихся голодными шакалами на любой блеснувший в траве кусок железа, доведись им увидеть такую непростительную расточительность и бесхозяйственность! Да за любой из этих вагонов городские торгаши голыми спляшут, а потом по главной улице Передела в таком виде и пробегут.
Стройматериалы, металл, мебель, расходники, оборудование — чего только нет на станции!
И всё на Жестянке будет востребовано, всё пригодится людям. Железная изгородь с заострёнными штырями? Срезать и забрать! Сарай из профнастила — упакуйте! Груда кирпича, это настоящий клад! Электрика, аппаратура, старые уличные светильники и даже рельсы. Порой мы чуть не подвывали от жадности. Котлы, мармиты, жаровни, кюветы… Почему земное человечество так не ценит предметы материальной культуры?! Выкидывает их, меняет без всякой надобности, ломает по дурке, рациональное замещает бесполезной понтовнёй. Тут же — грузи всё подряд, фронтальным погрузчиком!
Какие гравилёты, здесь и каравана внедорожных грузовиков «Урал» не хватит.
Гости будут. Знать бы только, когда именно.
