Глава 16
Эхо войны
Дорога возникла неожиданно, начавшись почти сразу за озером.
Только что мы подходили к лесу по низкому разнотравью, и вдруг подарок — брусчатка! Кладка гранитного булыжника была выполнена неизвестными строителями настолько ровно и плотно, что и тоненькой травинке не пробиться через этот каменный панцирь, лишь по краям к рельефной серой ленте склонялись ветви кустарника и какие-то синеватые лопухи с огромными листьями.
Края каменной дороги ровнёхонько обрезаны — словно нагретым ножом полоснули по пластилину. Всё понятно, с железнодорожными путями будет то же самое. Я уже образно представил, как этот объект будет выглядеть с высоты. Помните, как хозяйки тонким стеклянным стаканом вырезают кружочки для пельменей? Примерно так же. Прораб из ЦУПа наложил на земной рельеф свой прорабский «стакан», надавил сверху с силой — вырубил фрагмент с железнодорожной станцией в центре «кружка». Затем собрал готовые кружки в стопку и принялся разбрасывать их — согласно великому замыслу или произвольно, как бог пошлёт, — по поверхности Жестянки.
Мощёная дорога по широкой дуге, как-то опасливо, что ли, огибала густой тёмный лес. Группа двигалась соответственно — насторожившись, ощетинившись во все стороны стволами, Ирина вела глайдер в непосредственной близости от машины. Что делать, пока что мы знаем о здешней фауне только одно: здесь могут водиться махайроды. Нельзя исключить появление и других хищников, пусть не столь крупных, но достаточно опасных.
Вот и объект, группа остановилась.
Участники рейда намертво прилипли к оптическим приборам. Хотелось как можно лучше всё рассмотреть и запомнить самые первые, самые острые впечатления и наблюдения.
— Определяю порядок работы, — наконец заговорила Кретова. — Первым делом находим и обследуем место временной стоянки личного состава и техники, устраиваемся там и закрепляемся. Только потом всё остальное.
— Всё верно, через пару часов начнёт темнеть, — поддержал Спика, глянув на часы.
— Нормально. Здесь есть, где разместиться, — пробормотал я, продолжая жадно осматриваться вокруг.
Строения — это первое, за что цепляется ищущий взгляд, сколько их здесь, какие имеются? Немного. Слева одиноко высится кирпичная водонапорная башня с железным гусаком для заправки паровозов водой. Самих паровозов что-то не наблюдается, как и локомотивов вообще.
Ближе всех расположено отдельно стоящее здание, небольшой дом из шестиметровых бетонных блоков. Похоже, в нём три этажа, причём второй без окон. На первом виднеются ворота большого гаража или склада, обе створки плотно прикрыты. На третьем этаже имеются маленькие оконца и терраса по кругу, обшитая металлом и полностью укрытая от дождей широкими свесами четырёхскатной крыши.
За трёхэтажным домиком на прямоугольной привокзальной площади находится главное станционное здание со стрелочными вокзальными часами над входом, строение весьма неказистое, надо сказать. Дорога из брусчатки пролегает мимо высокого здания с террасой и заканчивается, так же внезапно, как и начинается, возле станции. Брусчатка и здесь обрезана как по линейке. Таким же «ножом».
Третьеразрядная станция нам попалась.
Вот в легендарной компьютерной игре «Сталкер», например, есть станция «Янов Стан», компактная, рационально спроектированная, однако уютная и имеющая характерную наследственную архитектуру от РЖД, в чём-то даже симпатичную. Здесь же мы имеем неказистую бетонную коробку в один этаж с эстетикой силикатного кирпича. Архитектуры в этом «кирпиче» столько же, сколько её в самопальном гараже из ворованных панелей упавшего заводского забора. Окна имеются. Их немного, и все без стёкол. Знакомая практика, в нашей двухэтажке, которую община Пятисотки никак не может довести до ума, изначально тоже не было ни единого целого окна. Почему-то не вмещается стекло в «заготовку для пельменя», не включает его ЦУП в ассортимент поставки.
Всё здесь какое-то маленькое, словно игрушечное... Много мелких деталей, которые глаз не успевает фиксировать.
Удобное место, тихое. И никаких тебе наглых любопытных глаз. Пока, во всяком случае. Привокзальная площадь хоть и в заплатках, но ровная, без волн и ям, следили люди. Метрах в ста от площади ближе к лесу местами ржавела «колючка» ограждения, а далее за деревьями уже колыхался ивняк на берегу озера. Сквозь него виднелся провалившийся асфальт нелепого обрезка ещё одной подъездной дороги, которую в ЦУПе не посчитали нужным выложить боле длинным участком.
Ни одного деревянного строения, всё вокруг построено из железобетона или кирпича. За вокзалом сереет что-то вроде подстанции. Просматривается пара блокгаузов красного кирпича. Сразу за ними меж деревьев видна кирпичная «волна» — старинного вида сооружение с изогнутой дугой крышей. Судя по всему, это небольшое, на пару единиц подвижного состава, депо. Рельсы подведённых к депо путей спрятались за окованными железом огромными воротами.
Сбоку щелкнуло, и звук сразу повторился ещё несколько раз — опустив бинокль, Спика принялся торопливо фотографировать увиденное смартфоном. Молодец пацан, сообразил. Если группе придётся срочно рвать когти, то у командира для отчёта о проделанной работе хотя бы снимки останутся.
Присутствие чужих пока что не наблюдается, не видно и зверья, притаилось, изучает. А вот птиц хватает, они ещё не встревожились, перелетают с места на место спокойно, без паники. Отсюда виден кусок перрона и часть рельсовых путей. Их шесть, все разной длины. На путях тут и там без всякой системы стоят товарные вагоны, поодиночке и группами по два. Целого состава не наблюдается, скорее всего, его здесь и нет, жирно будет. Можно предположить, что на станции, кроме уже обнаруженных, имеются и другие строения, разведывать нужно.
— Я правильно предполагаю, что вы думаете так же? — Кретова качнула головой в сторону трёхэтажки.
— Подходит. Диспетчерская? — предположил я.
— Похоже на то, — согласилась Ирина. — С террасы хороший контроль, можно держать всю территорию объекта.
— И на машинистов орать удобно! — не совсем вовремя схохмил Спика.
— Ах, ефрейтор, оставьте свой солдафонский юмор, — поморщилась Ирка.
Технику решили поставить у непосредственно около входной двери трёхэтажки.
— День, остаешься здесь, контролируешь. Мы с Пикачёвым идём наверх, — приказала Кретова, отправляя карабин за спину и вытаскивая из кобуры пристёгнутый страховочным кожаным ремешком ПМ. — Готов?
Спика с сомнением посмотрел на пистолет в руках группера, потом на кобуру нагана на своём ремне, взял наперевес «ремингтон», сглотнул слюну и кивнул:
— Готов.
— Ты впереди, я прикрываю. Начали.
Глянув, как они бесшумно поднимаются по ступенькам, я встал возле входных дверей так, чтобы наблюдать и за подходами, и за лестничными маршами. Тревожных звуков и запахов по-прежнему не фиксировалось. За время жизни на этой планете мой нос научился моментально ловить и распознавать ароматы любой готовки, техногенного пожара, сгоревшего пороха, промышленной и бытовой химии, парфюма и разлива ГСМ. За пределами зоны обитания всё перечисленное — чрезвычайное происшествие, а случайно пролитый на землю бензин посреди саванны — небывальщина.
Эх, если бы и дальше было так спокойно... Без лишней тревоги соберём обильную добычу, обследуем всё не торопясь, закартируем местность, Но почему наши так долго возятся, за пару минут там можно осмотреть всё!
— Не отвлекайтесь на раздумья, товарищ часовой, несите службу в бодрости! — раздался голос сверху.
Задрав голову, я увидел улыбающегося Спику, по пояс свесившегося через ограждение террасы.
— Ты видел часы на вокзале? Надо содрать и впарить переделкинцам, — поделился он сверху ценным соображением.
— Всё ништяк?
— Спокойно, как в морге. День, поднимайся, я наблюдаю, — штурман показал мне карабин Кретовой.
Второй этаж в доме имеется — две просторные комнаты без окон, расположенные по обе стороны от лестницы. Понимая, что наши уже осмотрели помещения, я всё-таки не удержался и посветил фонарём. Сердце радостно забилось. Несколько больших деревянных ящиков, куча стульев и разобранные железные кровати, кондовые такие, с панцирными сетками. В России такие ящики бесхозными не валяются даже если они пустые. Набрал несколько штук, и можно построить стену сарая. Имеющихся здесь ящиков хватит не на стену, а на целую сарайку. А ведь они вряд ли пустые!
Вдоль одной из стен я заметил какое-то полуразобранное оборудование, похоже на торговое... Стоп, не мармит ли это? А вот и витрины.
И как всё это добро увезти?!
Когда ты отправляешься в дальний рейд, рассчитывая, в том числе, нагрести всего того, что мы называем ништяком или лутом, первые же материальные ценности, как говорят наши кладовщики, кажутся тебе настоящим пиратским кладом. Особенно если они, матценности эти, весят больше пары килограммов.
Ни черта не влезет в этот маленький прицеп. Эх... Горестно вздохнув, я пошёл на третий этаж, где действительно располагалась диспетчерская или нечто подобное. Об этом говорила пыльная аналоговая аппаратура годов семидесятых, выцветшие таблицы на стенде, какие-то сложные графики на стенах, специфический, немного изогнутый железный стол-пульт и примитивные крутящиеся стулья без спинок. Металлический диван-скамья сохранился, а вот деревянный просел, продавил кто-то.
— Здесь и будем жить, — сообщила Кретова.
— Я там кровати видел.
— Все видели. Притащим, соберём, кинем на них коврики и спальники. Можно даже попрыгать, если хочется, как у бабушки в детстве.
Я представил, как мы с Иркой дикими кабанами-пятилетками с дикими ребячьими криками скачем на старой «панцирке», и с большим сомнением покачал головой. На первый взгляд, группа действительно нашла идеальное убежище, в котором терраса для наблюдения имеет особенное, если не сказать стратегическое значение.
— Ира, смотри, сколько здесь аппаратуры... Ёлки, как же не хватает в машине дальнобойной радиостанции!
— Считай, отмучились, День, — с оптимизмом ответила Кретова. — Уж из этого добра наш радист Некрасов точно что-нибудь соберёт.
Интересно здесь! Есть всякая мелочёвка, хотя её не так уж много. На полу стоит большой жестяной рупор с обмотанной изолентой ручкой. Тоже аналоговая вещица, без всякой электроники. К ряду узких шкафчиков прислонилась пачка больших стальных листов, явно не имеющая отношения к интерьеру диспетчерской. Странно... Не дано мне понять логику комплековщиков ЦУПа.
В окно была видна прямоугольная привокзальная площадь, почти весь пассажирский перрон, куда прибывали пригородные электрички и редкие пассажирские составы, вокзальчик и строения за ним. Как оказалось, с депо соседствовало ещё одно здание, ранее мной не замеченное. Какая-нибудь мастерская?
«Проклятье, как же нам всё вывезти?» — эта настойчивая мысль, да что там, настоящий крик беспомощного или отчаявшегося человека раз за разом возникал в голове. Вот уж хапнули так хапнули, не по зубам группе такой ништяк!
Здесь действительно наилучшее место для оперативного базирования. Много преимуществ. Но так считали не все.
— Депрессуха здесь полная, — проворчал штурман. — Эх, податься бы сейчас в Сочи, там море, чикули клёвые…
— Какие чикули, Пикачёв, какие такие Сочи? Тебе мерещится, что ли, не выспался? Ладно, ещё успеем насмотреться, надо пристроить технику, полтора часа осталось до заката, — Кретова потянула меня за плечо, предлагая поторапливаться. — Пошли вниз, там, вроде бы, есть гараж.
— Денис, гильзы! — тревожным шёпотом сообщила Кретова.
Гильз было много. Я поднял одну. Пистолетная.
Возле ворот гаража мы с Иркой встали так, чтобы просматривать подходы к зданию, а Спика, включая фонарь, с усилием потянул тяжёлую створку. Щель увеличилась, и штурман исчез внутри.
Впрочем, он почти сразу же вновь появился на свет божий и с показушной горестью спросил:
— Ребзя, а мы что, становимся профессиональной похоронной командой? Я так не договаривался!
Мы с группером переглянулись и совместными усилиями открыли ворота нараспашку. Запах в помещении стоял сыроватый, чуть затхлый, но не больше. Так пахнет плесень в старых подвалах. Гнили не чувствую, трупного смрада тоже. Ноздри тревожно уловили слабое, почти незаметное амбре разложения живой плоти, человеческий нос способен уловить ничтожные следы жуткого запаха. Эта сигнализация — итог нашей эволюции: здесь кто-то умер, берегись, брат, а то и сам помрёшь.
Большой гараж, а это был именно гараж, не пустовал.
В дальнем левом углу бетонной коробки, прижавшись к стене, стоял очень необычный военный автомобиль, а справа... Там у стены, прижавшись плечами, замерли два тела. Точнее уже две мумии в лохмотьях.
— Ничего себе!
Последующие слова группа тоже произнесла одновременно, эмоционально высказались все трое.
— Вот же сука-судьба, это было неожиданно! — ошарашено вымолвила Ирина, переводя луч фонаря с одного тела на другое. Хотя можно было и не светить, дневного света ещё хватало.
— Да это же фрицы! Ира, День, это немцы, бля буду! — заорал Спика.
— Вот и свиделись... — прошептал я.
Версия о том, что умершими могли оказаться переодевшиеся сталкеры из русского сектора, счастливо разжившиеся иностранным барахлишком, поддержки не нашла. Слишком много очевидных признаков неметчины. Относительно хорошо сохранившиеся куртки бундесвера с флажком на рукаве и характерным камуфляжем уже говорили о многом, нам такие ЦУП не сбрасывает.
В сухом микроклимате гаража, куда даже в сильный дождь не попадает ни капли влаги, сохранилось и оружие. Стволы у немцев имелись на все случаи: злосчастный пистолет-пулемёт MP-40, навеки ставший автоматом «шмайсер», известная во всех странах замечательная магазинная винтовка Mauser 98k со скользящим затвором, образец и прародительница многих моделей оружия, а вторыми стволами умерших были два хаудаха, сделанные из отличных германских двустволок-вертикалок. Спика пару раз отмёл ногой стреляные гильзы, поднял один обрез, прочитал название фирмы и с завистью сказал:
— Нормально немецко-фашистские красноармейцы живут, не бедствуют. Merkel Arabesque в обрезы перепиливают.
— Варвары, что там… Их марка, имеют возможность, вот и пилят, — пожал я плечами, настороженно посматривая в сторону открытых ворот гаража. Как бы нам не отвлечься с печальными последствиями. — Ну, что там, Ира?
— Сильная кровопотеря у обоих, — ответила она, продолжая сидеть на корточках возле страшноватых тел. — От этого и умерли... Бинты на обоих, их уже трудно разглядеть, одни ниточки остались. А вот обёртки от индпакетов.
Я взял в руки куски вощеной бумаги, помял пальцами.
— То есть, кто-то их порвал до полусмерти и загнал внутрь?
— А то ты не знаешь, кто порвал! — буркнула она, поднимая с пола одну из двух фляжек непривычной формы. Энергично тряхнула, внутри не булькнуло. Неплотно закрутили, испарилась водичка. Или же выпили всё в последний час.
— Никто их не рвал! — неожиданно возразил ей Спика, поднимая германскую винтовку. — Видите? Ложу пулей разнесло. — Здесь был хороший бой, парням просто не повезло.
—Вот так вот, замечательно. И кто с кем схлестнулся?
— Тю! Я не криминалист, сама погляди, — ответил штурман командиру.
Я в который раз посмотрел на открытые ворота и разозлился на всех сразу. Нарвёмся сейчас, заигрались!
— Пикачёв, марш на фишку! Нет, стоп! Лестница куда ведёт? — я показал на железную лесенку в дугах безопасности, поднимающуюся к квадратному люку в потолке.
— На второй этаж. Легко открывается. Ты не заметил, что ли?
— Не успел. Давай-ка верхом, посмотришь с террасы.
— Я «шмайсер» заберу, — предупредил он, собирая запасные магазины.
— Валяй, заслужил, — разрешила Кретова.
«Маузер», кстати, тоже нужно забирать, гарнизонный плотник новую ложу сделает, он хороший мастер, проверенный. А эту пока можно обмотать синей изолентой, пойдёт на время. Лишь бы не навсегда, синяя изолента, она такая, может застрять надолго. Вооружённый до зубов штурман скрылся в люке, а мы подошли к миниатюрному авто, сам корпус которого говорил о его военной принадлежности.
— «Кюбельваген», — сходу определила марку Кретова, — или Kubelsitzwagen, восемьдесят второй «Фольксваген», мечта выживальщиков. Немецкий военный внедорожник, выпускавшийся до самого конца войны, самый массовый автомобиль Германии времён Второй мировой.
Теперь и я признал «кюбель», Kubelsitzwagen Type 82 правильного защитного цвета, с характерными рёбрами жёсткости по бокам. Запаска закреплена на капоте, лопата — над крылом левого переднего колеса. Откидная брезентовая крыша поднята. Предельно простая, непритязательная, экономичная и практичная машина. Облегченный открытый кузов с четырьмя дверями и плоскими панелями, задние колёсные редукторы и самоблокирующийся межколёсный дифференциал. Смонтирован автомобиль из усиленных жестяных листов, имеет складное лобовое стекло. На него ставили четырёхцилиндровый оппозитный «карбюратор» с воздушным охлаждением сил на двадцать пять, но этой машинке мощности вполне хватало.
— Кстати, названием Kübelwagen обозначались не только фольксвагеновские Type 82, это общее название для облегчённых и упрощённых армейских авто с брезентом поверху и глубокими сиденьями-лоханками, — поведал я Ирине.
— Kübel с немецкого и переводится как «бадья», «чан», «лоханка», — добавил со стороны ворот Спика.
— Не зли меня! Ещё один знаток немецкого выискался! Ты почему здесь? — со сталью в голосе предупредила штурмана Кретова.
— Командир! Я уже на два раза всё обежал! И сверху проконтролировал. Сейчас ещё раз проверю, сбегаю! Ну, дайте же и мне посмотреть! Я такой чинил вместе с другом-реконструктором. Слышал, что этот малыш был самым известным лёгким немецким авто Второй мировой. И наши его трофеем брали.
Что с ним делать?
— Вот и третий раз сбегай, не переломишься! — гаркнул я, тем не менее осознавая, что сейчас у всех нас будет много работы, и на полноценного часового сил группы один хрен не хватит.
Он вернулся через три минуты и снова уставился на авто.
— Зверь-машина! Ни жары не боится, не холода. Вот бы на него ещё пулемёт MG поставить...
— А сверху, с террасы кто будет смотреть? — вопросила Кретова.
— Только что смотрел, всё чистяк! Это вы медленные, так не сможете, а я молодой, резвый! Слушайте, а как мы его тащить будем?
— Хватит мечтать! Растащило, смотрю, молодого да резвого! Неси лопаты, бляха! — распорядилась Кретова.
— Что, опять? — развел руками Спика.
— А ты как думал? Работаем, — злилась Ирина. — Денис, начинай лутовать обоих, забирай нужное, будем выносить, похороним. Освобождать помещение надо, технику загонять! Где этот юнец? Вы что, не видите? Закат начинается, шевелитесь, мать вашу, я тут не собираюсь в темноте торчать мишенью! Наручные часы, фляжки, рюкзаки вскрой... Ну ты лучше меня знаешь. Лут бросай в «кюбель», его завтра осмотрим. Я к воротам.
— Где роем-то? — громко спросил Пикачёв.
— Можно на углу привокзальной площади, рядом, вон там. Видишь остатки газона? Или в другом месте. В общем, сам выбирай, сейчас некогда спорить, — решила Кретова, принимая свою лопату.
Справились быстро, нужда заставила. Мысль о давней перестрелке взволновала всех. Только военного детектива на наши спасательские головы и не хватало... Закончив работу, без передышки загнали внутрь «уазик», рядом припарковали глайдер, закрыли изнутри ворота на засов. Вот так, можно карабкаться.
— Сбегай вниз, запри входную, — погнала Ирка молодого, поднявшись на второй этаж.
Надёжно закупорившись, мы поднялись наверх. И тут мне стало понятно, для чего в диспетчерской нужны листы железа в количестве, и кто их сюда втащил. Немцы народ предусмотрительный.
Быстренько поставили листы напротив окон, закрывая ими тусклый свет керосинового светильника. Теперь в помещении и электрическими фонарями можно пользоваться. Работали на совесть. Перекур сделали, втащив и собрав три кровати. Напарники постепенно обживались, заваривая чай и собирая нехитрый ужин, а я сходил вниз за дополнительными стульями, после чего вышел с ними на террасу.
Гм.. Какое знакомое ощущение незнакомого места!
Нечто подобное я почувствовал на южном КПП в ночном Переделкино. И здесь ни огонька до самого горизонта... Ещё и тишина стоит такая, что аж в ушах звенит. Только естественный природный фон, мозг давно научился его фильтровать: песни сверчков у озера, шорох мышиных пробежек и вопли ночных птиц. Повода кричать «Гунны идут, спасайтесь!» пока что нет.
Тревожность есть.
Кто-то ведь подстрелил германских разведчиков! Я лично осмотрел разбитую ложу, след от пули был виден отчётливо. Да, это случилось давно, и стрелявший по немцам остался в этой схватке победителем.
А победители просто так не уходят.
Наступление утра нового дня обозначил самый оригинальный будильник из всех, мной когда-либо слышанных. Проснулся от непрекращающегося лязганья затвором. Ещё не открыв глаз, я понял, в чём дело, и не ошибся. Похоже, Спику всю ночь тревожили сны о вновь обретённом MP-40, и он раньше времени сменил на посту Кретову, отправив группера спать. Вон он, наш юный милитарист, сидит на террасе, чистит новое оружие, стараясь довести плавность работы механизмов до идеала. Заметив, что я поднялся, штурман приглашающе махнул рукой.
— Тебя-то я и ждал! — обрадовался он. — Понимаешь, надо бы проверить, пострелять. А вы спите. Ты не против?
— Против, — сразу ответил я, сладко потягиваясь и с трудом удерживая зевоту. — Сколько патронов выгреб?
— Четыре магазина, всего в них семьдесят шесть маслят. Для «маузера» сорок две штуки и двадцать шесть картечных патронов для хаудахов. Поиздержались они в ходе боя. Ну Денис... — заканючил Спика.
— Командира разбудишь. Пусть поспит, терпи.
— Уже натерпелся! Да и время.
— Сколько сейчас? — спросил я, ещё не успев надеть свои часы, не люблю спать с браслетом на руке.
— Семь тридцать две. Денис...
Вообще-то, пора бы вставать. Промедлим, Кретова нам же и ввалит за саботаж и преступное пренебрежение разведывательными мероприятиями. Надо выходить на улицу и хотя бы в ознакомительном порядке осмотреть все вокруг.
— Хорошо, две коротких по три, проверишь автоматику. Но после того, как я кофе групперу сварю. После пальбы бери бинокль и смотри, не затрепетал ли кто.
— Да я уже сварил!
— Будь на террасе, я выйду. Сам понимаешь, девушке умыться надо, вниз сбегать, пёрышки почистить.
— Хорошо всё-таки быть мужиком. Высунул конец за ограждение, и поливай планету. А им как? Ну, если оперативно?
— Не боись, Ирина справится, — уверил я молодого со знанием дела.
Напрасно вредный завсклад Пятисотки пытался оставить группу без ценного чайника. Здесь нашли, в диспетчерской. Почти не мятый, и не алюминиевый, а из китайской кастрюльной стали.
Я вернулся в диспетчерскую, налил две кружки крепкого кофе и поставил одну на стол возле кровати с дрыхнувшей Ириной. Затем отодвинул от окон пару стальных листов, впуская в помещение живительный утренний свет. Махнул рукой штурману, почти сразу же услышав сухой треск двух очередей и счастливое восклицание снизу:
— Зашибись!
Кретова открыла глаза и уставилась на меня.
— Это Пикачёв автомат испытывает, — торопливо успокоил я подругу. — Ир, мы пока это, на террасе постоим. Кофе на столе, самая правильная температура.
На дворе было солнечно.
Когда ночью стоял на фишке в предпоследнюю смену, весь мир вокруг представлялся мне Долиной теней, обителью шорохов, населённой призраками. А призраки всегда опасны, они могут скрадывать жертву незаметно для человека. Призраков я лично не видел, просто не люблю их заранее, ночью убедился. И ни головки чеснока под рукой, ни спасительного серебра в стволе. А сейчас солнце. Как же хорошо и спокойно!
Солнце словно взорвалось утренним выплеском, по всей саванне сверкали пятна расплавленного золота. Красота! Густая темная синева чистого кусочка неба и поднимающиеся на западе миражи, к югу — густая зелень высокого леса, почти тайги. А на северо-западе, у далеких Чёрных гор светилась далёкая радуга, как бы показывая: «Сюда, искатель, сокровища здесь!».
— Надеюсь, стрелял с умом?
— Вон по той стене, — пальцем показал Спика. — Мы ж с понятием, правила ТБ знаем, здесь могут гулять женщины и дети.
— Остряк! — хмыкнул я. — Наблюдаем.
Какое-то время я внимательно разглядывал ещё с вечера выставленные маркеры или определенные таковыми приметы — расположение веточек и камешков возле входных дверей и углов зданий. Их никто не потревожил. Двери вагонов всё так же были закрыты, на земле видимых следов не появилось.
— Ночью как?
— Без примечательного обошлось, — понял Спика. — Разве что со стороны озера кто-то пару раз подвывал. Тоскливо так... Походу, волки местные. Интересно, они тут такие же, как степняки или крупнее?
— Чёрт с ними, лишь бы Красные Шапочки не объявились, — ответил я.
— В точку! — согласился штурман.
— Спика, так как твой новый ствол называть будем, решил?
— Решил, а как же. MP-40 — как-то коряво, не звучит. Без легенды. Буду называть «шмайсером». Знающие и так в курсе, что это за машинка, а тем, кто в оружии не разбирается, всё равно.
Кретова вышла на террасу прибранная, свеженькая. И не подумаешь, что пятнадцать минут назад она сладко сопела.
— Мальчики, с добрым утром! Спасибо за кофе. Готовы к подвигу? Вы, кстати, волков ночью слышали?
— Что за райончик, то лев саблезубый, то волки! — Спика сложил ладони рупором и зычно проорал в сторону спрятавшегося за высокими деревьями озера: — Эй, вы! Выпускайте Кракена! Не мелочитесь!
— Пешком пойдем? — осведомился я.
—Давай глайдер возьмём. На всякий, — ответила Ирина. — Сам видишь, тут и Кракен может появиться.
— Зато мы знаем, кого ему скормить первым, — я нехорошо посмотрел на штурмана.
— Всё понял, уже у ворот! — молодой положил левую ладонь на голову, правой отдавая честь.
— Не торопитесь, предлагаю другую схему, — что-то у меня сегодня наметился какой-то День сопротивления. — Зачем нам гравилёт, у вас ноги ещё не атрофировались? Рюкзачки на плечи и вперёд, пройдёмся ножками, тихо, без гонки. Зафиксируем найденное, а вечерком обсудим, накидаем список и план погрузки.
— Погрузки... Ещё и «кюбель» на Пятисотку тащить, — заныл Спика. — Как? Может, всё-таки оживим его? Я бы за руль сел. А насчёт пешего хождения скажу так: полезно, я не против.
— Оживлять не будем, — резко отреагировала Ирина.
— Почему? — поинтересовался я.
— Страшно, — призналась боевая подруга. — Нужно всё проверить, подтянуть…
— Что там подтягивать? Придумаешь, тоже… — возмутился Спика. — Техника рабочая, немцы на неисправной не поехали бы!
— Нет, я сказала! «Кюбель» оживлять не будем, второпях можно и угробить. Сперва нужно всё осмотреть, провести ТО, заменить масла и всё такое. Поставить свой аккумулятор опять же, а не снимать второй с «уазика».
— Ладно, принимается, — я не стал спорить, поняв, что она действительно опасается за сохранность ценнейшего аппарата. Побережём нервы группера.
— Вот! — кивнула Кретова, — Набивайте торбы, пешеходы. Воду не забудьте.
— И пожрать? Завтрак на ходу, как вариант, — вспомнил я о хлебе насущном.
— Выход через десять минут, — подвела черту Ирина.
Первыми были осмотрены самые дальние вагоны, стоявшие слева от диспетчерской. Я изначально не рассчитывал, что все они будут наполнены добром, так не бывает. И всё-таки три пустых вагона подряд не способствуют хорошему настроению. Зато в четвёртом нас ждала достойная награда, вагон был гружён отличной обрезной доской. Следующий, пятый, — брусом. В группе не оказалось специалиста по сортам древесины, поэтому экспертная оценка свелась к оценке Пикачёва:
— Крутые деревяхи.
И сразу опять всплыло сакраментальное «Как тащить?», эта проклятая фраза звучала уже трагически, обещав повториться ещё много раз.
— Если навскидку, то можно собрать подвеску на глайдер, и возить небольшие пакеты им, — рассуждал командир.
— Перевалку надо сделать на трассе. Сварить новый прицеп с трубой для длинномеров и челночить. Такие называли «санта-мариями». Одни здесь грузят, два глайдера складируют штабель у выхода на дорогу, там тоже звено работает. А «уазик» отвозит на прицепе в гарнизон, — несло штурмана.
В следующем вагоне мы обнаружили лакокрасочные материалы. Чего здесь только не было! Кисти, валики, поддоны... Этого количества хватит, чтобы на три раза выкрасить всю Пятисотку! Кстати.
— Спика, ты граффити увлекался?
— Баловался по малолетке, неплохо получалось, — важно ответил мне штурман.
— Тогда карабкайся внутрь, Айвазовский. Поищи аэрозольные баллончики. Если не найдёшь, бери банки с белой краской и, например, красной. Надо на всех зданиях написать крупными цифрами числительное «500». Чтобы знали, враги, чья это отныне собственность. Поставь на краю, ближе к вечеру заберём.
— Класс! — штурман поднял к небу большой палец.
— У нас лестницы нет, — проворчала Кретова.
— Зачем нужна лестница, если есть гравилёт? Поднялся, завис и малюй себе, — с искренним недоумением ответил вновь назначенный Бэнкси, и сконфузившаяся Ирина сухо закашлялась.
Итого, из девяти осмотренных вагонов материальные ценности имелись в трёх. Не самая лучшая пропорция. И всё же это удача. Напротив перрона вагонов не было, они, в том числе три цистерны, стояли дальше к востоку. Заранее договорившись, что осматривать вагоны и здания будем системно, по порядку и ничего не пропуская, мы пошли к кирпичной водонапорной башне, хотя Спика ворчал:
— Чего там смотреть-то, трубы старые да ржавчину?
— Дверь есть, значит, заходим, — строго сказала Кретова.
— Вот увидите, только время спалим.
Естественно, башня оказалась безнапорной, давление сюда давно не подаётся. Все подобные сооружения похожи друг на друга. Они могут быть круглыми в сечении или многоугольными, для узкой или широкой колеи. Эта могла обслуживать паровозы любой колеи, хотя путей узкоколейки на разъезде не было. Лишь пятнадцатиметровый отрезок непосредственно под башней.
Экипировка водой паровозов производилась через настенные раздаточные краны, расположенные на стене башне. Этим объясняется увеличение диаметра строения снизу вверх: к нижней узкой части подходили паровозы узкой колеи так, чтобы хватило длины нижнего настенного крана до горловин их водяных баков; путь широкой колеи был чуть дальше от башни, чтобы паровоз мог брать воду через верхний настенный кран на широкой части здания. Входная дверь одна, внизу, хотя я видел башни-колонки, у которых наверх вела внешняя железная лестница. И одно небольшое оконце наверху. Словно щель в доте.
Мы полезли внутрь, не подозревая, во что сейчас влипнем.
Прав был Спика, внутри смотреть оказалось не на что.
Допотопная запорная и раздаточная арматура, много труб и нечто похожее на рабочее место. На осмотр хватило трёх минут, в течение которых я понял, что группа уже зажралась. А ведь только начали! Тем не менее, даже абсолютно пустой вагон на нищей Жестянке имеет огромную ценность.
— Ловить тут нечего, пошли дальше, — вынес вердикт штурман, очень довольный столь удачным предсказанием, и первым спустился вниз.
Он открыл дверь, громко сказал «Ой!», словно увидев чудовище, и тут же захлопнул, закидывая крючок петлю.
— Волки, братцы! — выплеснул свой испуг штурман, не дожидаясь вопросов.
— Твою мать!
Волков я встречал редко, вблизи Пятисотки в основном попадается шакальё.
— Какие, сколько? — я оттолкнул его в сторону и прильнул к небольшой щели, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь.
— Рыжие с серым, похоже, степняки! Только большие очень и шкурой потемней! Успел увидеть троих и ещё хвост, все взрослые. Значит, не меньше четырёх. Перед дверью — вожак размером с трамвай! Тише разговаривайте!
— Ну, сейчас наговоришь... — нахмурилась Кретова, стаскивая сплеча СКС. — И кто же это у нас не захотел взять гравилёт, а? Что теперь делать будем?
— Еда и вода есть, — напомнил Спика.
— Раз четверо, значит, там целая стая. Их больше. Денис, чё молчишь?
— Предложил, мой был косяк, — неохотно повинился я. — Что делать... Что делать, да? Ясно одно: стая нам спокойно работать не даст.
— Мочить надо! Всех! — горячо выдохнул Спика.
— Нельзя мочить всех, им на смену из саванны тут же явится другая стая. Это же оазис. Их настёгивать надо, пока не появится рефлекс. Чтобы даже не думали подходить к человеку.
— Чёрт! И как ты их настегаешь, а, Рубин? Пока что мы в ловушке. Не в рукопашную же...
— В ножи не пойдём, — согласился я. — Так сколько их?
— Я сейчас! — с этими словами пулей Спика умчался наверх и вскоре вернулся с безнадёжными сведениями.
— Ни черта не вижу! Сюда бы этого сраного архитектора... Из амбразуры будет виден только паровоз, если он встанет внизу, земля вообще не просматривается. Шестерых насчитал, но прямо внизу ещё сидят, сволочи... Есть возможность чуть-чуть высунуть репу или руку с револьвером, но тогда не прицелишься. Да и ствол легко выронить.
— Говорил же тебе, сделай страховочный ремешок, как у меня! — рыкнул я, снимая рюкзак. — Так, есть решение!
— Ты что надумал? — с подозрением поинтересовалась Кретова.
— Гранатой их рвану. Карманная артиллерия всегда себя оправдывает.
— Той, которую вы в карьере испытывали? Башню уронишь!
— Не уроню, не боись. А ты что предлагаешь, командир? Стенка на стенку? Короче. Поднимитесь на лестницу повыше. Сразу после взрыва открывайте дверь и шмаляйте во всё что движется.
Окно в операторской действительно больше напоминало амбразуру, ещё и лишённая стёкол крестообразная рама вмонтирована далековато от улицы... Если высунуться? Открыл и вытянул голову, насколько смог. Тесно, зараза, обзор отвратительный. Но кое-что я успел заметить и оценить. Мне показалось, что эти волки действительно несколько крупнее степных. У страха глаза с диоптриями, известное дело. Хорошо, что прицельно метать не придётся, не отскочит.
— Граната! — предупредил я, поджигая запал.
Бам-м!
Тряхнуло гораздо сильней, чем в карьере, с потолка дружно посыпалась штукатурка. Внизу раздался многоголосый вой, затем захлопали выстрелы с громкими матами в паузах, и я рванул к своим с «парабеллумом» в руке.
Неподалёку от входа в водонапорную башню лежали четыре неподвижных волчьих туши. Я рассчитывал, что будет больше. Умные зверюги успели сообразить, что шипящий и дымящийся на земле предмет может быть опасным и успели отскочить подальше. Да и осколки пошли высоковато, судя по отметинам. Спика всё ещё стрелял из «ремингтона» в сторону леса, торопясь задеть удирающих волков.
— Хватит уже, мажешь, копать пора, — остановила буйного стрелка Кретова.
— Видели, как боец Пикачёв их шуганул! Скилл вырос! — он повернулся, глядя на нас бешеными глазами. — Человек — царь природы!
— Если у него есть граната, — уточнил я, похлопав его по плечу.
