27. И след простыл
Лукхазан
Невозможно рассказать о Норосском мятеже, не упомянув Сдачу Лукхазана в 910. К тому моменту армии Роблера были вынуждены покинуть Неббскую долину. Однако прежде, чем Роблер смог отступить в Лукхазан, Вульт сдал город, тем самым практически загнав Роблера в ловушку и открыв рондийцам прямой путь на Нороштейн. Падение считавшегося неприступным Лукхазана сделало победу рондийцев неминуемой. Ни Роблер, ни его подчиненные после этого никогда больше не удостоили Вульта даже словом.
Коллегиат Ордо Коструо, Понт
Магам и воздушным кораблям фортификации безразличны, и в современной войне замки стали больше смертельной ловушкой, чем укрытием. Удержать Лукхазан было невозможно. Мои критики – простаки, отказывающиеся признавать стратегические и тактические реалии.
Белоний Вульт, выступление перед Королевской комиссией военных расследований, Нороштейн, 911
Нороштейн, Норос, континент Юрос
Майцен 928
2 месяца до Лунного Прилива
Аларон ничего не сказал родителям о своих открытиях. Он и его друзья не хотели отвлекать Ванна Мерсера, собиравшегося отправиться в Понт с целью спасти семью от банкротства. К тому же они боялись, что Ванн сообщит обо всем Джерису Мюрену, тогда как Аларон по-прежнему не доверял капитану стражи. Поэтому молодые люди держали все, что выяснили, при себе.
– Когда уезжаешь, па? – спросил Аларон отца, занятого заполнением кучи бумаг.
– На следующей неделе. – Ванн выглядел усталым. – Как ты, сын? Сможешь за всем присматривать, когда твои друзья отправятся домой?
– Конечно. Рамон будет здесь до конца майцена, а Цим говорит, что останется и подольше, если нужно. Что до мамы… Ну, ты знаешь… – Юноша слегка вздрогнул. – На самом деле с ней все не так плохо. Думаю, она рада, что вернулась сюда.
– Что будем делать с генералом? – Отец провел пальцами по своим редеющим волосам. – Мы не можем держать его здесь вечно, даже безотносительно рисков, на которые идем. В какой-то момент мы должны будем передать его в руки тех, кто сможет обеспечить ему надлежащий уход. Я должен поговорить с Джерисом Мюреном.
– Нет! Я могу о нем позаботиться. Совет не желает ему добра. К тому же ему уже становится лучше.
Какое-то мгновение казалось, что Ванн начнет спорить, но затем выражение его лица смягчилось.
– Только до конца юнесса, Аларон. Если к тому моменту ему не станет лучше, ты должен пойти к Джерису Мюрену. Обещаешь?
Аларон задумался. К тому моменту они, разумеется, уже раскроют тайну. А если нет… Ну, па ведь будет в Понте.
– Ладно, – сказал юноша, но затем ему в голову пришла одна мысль. – Ты знаешь, кто нашел генерала в день после Сдачи? Я имею в виду конкретного человека.
Ванн нахмурился:
– Нет, но у стражи должна быть запись об этом. Если хочешь, я спрошу Джериса…
– О нет, все в порядке, спасибо. На самом деле ничего такого; мне просто стало любопытно, – быстро сказал юноша и, извинившись, поспешил к своим друзьям.
– Я только что спросил па, кто мог найти генерала, – сообщил им Аларон, – и он сказал, что у стражи должны быть записи. Это означает, что нужно обратиться к Мюрену, но я ему не доверяю.
Рамон важно взмахнул рукой:
– Думаю, мы сумеем найти свидетеля и узнать все у него. Если будем осмотрительны. – Он ухмыльнулся. – А это означает, что за дело нужно взяться мне. Никто не доверяет цыганам, а Аларон не сумел бы действовать осторожно, даже если бы от этого зависела его жизнь. Просто дайте мне денек-другой.
Воспользовавшись своим статусом боевого мага легиона, Рамон получил доступ в библиотеку Арканума. Каждый день он возвращался с аккуратно сделанными записями для Аларона и Цим. Если они были правы насчет руны, то воспоминания генерала должны были быть заключены в кристалл, который затем где-то спрятали.
– Понимаете, если мы найдем кристалл, то сможем вновь собрать его душу и тело воедино, – сказал им Рамон. – И я узнал, кто арестовывал генерала Лангстрита, – добавил он с видом довольного кота.
На следующий день Аларон встретился с Гансом Леманном, тем самым стражником, имя которого узнал Рамон, в захудалом трактире, по иронии называвшемся «Летняя мечта». Темный маленький зал пропах табаком, аромат которого смешивался с вонью, доносившейся сквозь открытое окно из проходившей под ним сточной канавы. Пиво было разбавленным, а изо рта трактирщика несло колбасой.
Во время Мятежа Леманн служил в страже сержантом. Вся молодежь сражалась, потому в страже остались служить лишь те, кто был либо слишком стар, либо очень слаб для того, чтобы воевать. Леманну тогда было за пятьдесят, и всего через несколько лет он должен был выйти в отставку. Сейчас он уже разменял восьмой десяток, и хотя его некогда мускулистое тело заплыло жиром, глаза старика оставались ясными, и он был счастлив поболтать о былых временах. При упоминании Ванна Мерсера эти глаза засияли, и сердце Аларона наполнилось гордостью.
Юноша спросил о генерале, и Леманн вздохнул.
– Стоит только закрыть глаза – и я вижу старину Яри так, словно это было вчера. Он выглядел совершенно потерянным. Думаю, сдача далась ему тяжело.
– А разве генерал не должен был быть в лагере? – спросил Аларон.
– А мне почем знать, парень? Первой его нашла Труди, убиравшаяся в часовне…
– В какой часовне? – перебил его Аларон взволнованно.
– В той, что у дуба с северной стороны Пордавинской площади. Яри бродил в ней, когда его нашла Труди. Его глаза опухли от слез, однако он не мог говорить и, похоже, даже не знал своего имени. Труди послала мальчишку, чтобы он нашел меня и моего приятеля Родде. Мы усадили его, закрыли часовню и как раз думали, что делать дальше, но, должно быть, слух распространился, поскольку из дворца пришли люди и забрали его.
– Вы имеете в виду людей короля или рондийцев?
– Люди нашего собственного короля, парень, но они выполняли приказы рондийцев. Видишь ли, рондийцы нас оккупировали, но их силы были распорошены, так что они поставили нас, стариков, следить за порядком в нижнем городе. Некоторых из лукхазанских плакс помиловали; одного поставили во главе стражи – проныру по фамилии Фирелл.
Аларон почувствовал, как его глаза лезут на лоб.
– Дарий Фирелл? – прошептал он.
– Ага, так его звали. Он был одним из тех, кого рондийцы поставили в качестве переходных властей. Парень, продавший нас с потрохами, тоже участвовал.
– Белоний Вульт?
Сержант Леманн сплюнул на пол:
– Ага, он.
– Но разве он не был взят под стражу после Лукхазана?
– Рондийцы его помиловали. Он уже тогда был в Губернаторском дворце. Не сомневаюсь, что выдавал рондийцам наши секреты и набивал собственные карманы золотом. Он завсегда был изворотливым попрошайкой.
– Значит, Фирелл. Он работал на Белония Вульта, который был заодно с рондийцами…
– Ага, так оно и было. И это им народной любви не добавляло. Им пришлось проломить несколько черепов, чтобы добраться до генерала, но в конце концов они очистили часовню и увели Лангстрита. С тех пор Лангстрита не видели. Полагаю, они убили старину Яри. Бедолага. – Допив пиво, Леманн со значением взглянул на Аларона, который, поняв намек, махнул служанке, чтобы та принесла еще. – Ты настоящий джентльмен, парень, прям как твой папаша.
– А почему люди об этом не знают? – спросил юноша. – Все книги говорят, что Лангстрит сдался вместе с Роблером.
– Ну, на то они и книги. В них полно брехни. Генералы были соперниками, парень. Враждовали как силацийцы. Вульт и Лангстрит друг друга ненавидели, а Лангстрит был у Роблера в фаворе. Старина Яри был крепким орешком, а Вульт – чванливым павлином. Я всегда считал, что Фирелл увидел шанс для Вульта заполучить Лангстрита.
– Что случилось с остальными, кто это видел? – задал вопрос Аларон. – С Родде и Труди?
– Оба в могиле, парень. Труди уже тогда была немолодой, а Родде… Его пырнули ножом в кабацкой драке несколько месяцев спустя. Скверная получилась история: он помирал целую неделю. – Старик мрачно вздохнул. – Все молодые парни сражались вдали отсюда, а девчонки и носа не высовывали на улицу, боясь грязных рондийских ублюдков. Сомневаюсь, чтобы происходившее видел кто-то младше пятидесяти. Большинство из них уже, должно быть, в земле – в конце концов, это было так давно. Быть может, я – последний из тех, кто все видел.
Его лицо стало еще более угрюмым.
Подвинув ему свое пиво, Аларон встал и поблагодарил сержанта Леманна, который, впрочем, вряд ли его услышал. Старик смотрел в окно, и в его подернутых пеленой глазах стояли слезы.
Аларон и Цим обнаружили часовню на Пордавинской площади как раз там, где и указал старый стражник. Ей было больше шести сотен лет; изначально солланская, она все еще хранила следы священных символов Соля и Луны. Однако дверь часовни была выломана, и внутри все провоняло гнилью и мочой. Ее не снесли лишь потому, что там располагались исторические захоронения первых магов, поселившихся в Нороштейне, – разрушать все, что касалось магов, было незаконно.
Они огляделись вокруг: на полах давным-давно не осталось никаких следов, мебели не было, а облупившиеся стены покрывала плесень. Унылое, заброшенное место.
– Думаешь, он сделал это здесь? – спросил Аларон. – Наложил на себя эти руны?
– Кто знает? – девушка-цыганка пристально посмотрела на Аларона. – Если мы и правда найдем Скиталу Коринея, полагаю, мы должны отдать ее Ордо Коструо. Они поклялись служить миру. Что думаешь?
Аларон сглотнул. Он не ожидал, что она задаст этот вопрос без предупреждения.
– Не знаю, – ответил он. – Антонину Мейросу больше никто не верит, разве нет? Он потерял Мост. Так как ему можно доверить Скиталу? Возможно, он просто вернет ее императору.
– Рондийцы властвовали над всеми остальными слишком долго. Если Ордо Коструо получит ее, они смогут вернуть контроль над Мостом и остановить войны.
Аларон взглянул на хорошенькое личико Цим, обрамленное спадавшими волной черными волосами, и ему захотелось просто ее порадовать.
– Вероятно, ты права, – произнес он с надеждой.
– Я тебе об этом напомню, – сказала девушка.
Она посмотрела победоносно и в то же время загадочно.
– Не забывай, что с этим должен согласиться и Рамон, – нервно предупредил юноша.
Если бы я наклонился поближе, я мог бы ее поцеловать…
Цим отвернулась.
– Он согласится, – заверила она. Ее силуэт был особенно отчетливым в лившемся через дверь свете. Она выглядела по-ангельски недосягаемой. – Здесь ничего нет, – добавила девушка. – Пойдем.
– И что теперь? – поинтересовался Аларон вслух. – Часовня пуста. Если мы не узнаем, что Фирелл с собой забрал, мы в тупике. – Он запустил пальцы себе в волосы. – Двадцать лет – это такой долгий срок. Люди губернатора, вероятно, уже все уничтожили. И след простыл.
Рамон ухмыльнулся:
– Если бы это была Силация, я взял бы нескольких парней и сказал Фиреллу пару ласковых. Вот только мы в Нороштейне, а Фирелл – магистр, который может всех нас зашвырнуть на Луну.
– Фирелл, вероятно, уже вообще не имеет к этому никакого отношения, – пробормотала Цим. – Нам нужен Вульт.
– Он в Гебусалиме, – сказал Рамон. – В Аркануме только об этом и говорят. – На этой неделе Рамон подтвердил свое зачисление в легион и должен был отправиться на воздушном корабле в Понт в начале юнесса, меньше чем через месяц. – Он выступает в качестве посланника императора.
Аларон потер лицо:
– Часовня пуста, и мы не знаем, куда двигаться дальше. Мы в тупике.
Цим взглянула на Рамона:
– Он не понимает, как делаются дела в Римонии, не правда ли?
Аларон с тревогой посмотрел на обоих:
– Ты о чем?
– Ну, наши дальнейшие шаги вполне очевидны, – произнес Рамон, облизав губы. – Бьюсь об заклад, Вульт догадался, что у остальных генералов есть Скитала, и разозлился, что его оставили за бортом. Когда Фирелл привел Лангстрита с поджаренными мозгами, Вульт подумал, что это имеет какое-то отношение к Скитале, и сделал так, чтобы Лангстрит исчез. Вероятно, он провел последние двадцать лет, пытаясь разрешить ту же самую проблему, над которой мы кумекаем сейчас. Но, я уверен, Лангстрит никогда не показывал эту головоломку с рунами Вульту, так что у того был лишь человек с амнезией. Убить его или держать при себе в надежде, что он придет в себя? Вульт наверняка предпочел ждать.
Объяснение Рамона, похоже, соответствовало фактам.
– Вульт занимает должность губернатора уже много лет, – продолжил он. – Доклад о Лангстрите слишком важен, чтобы оставлять его где попало, но и слишком секретен, чтобы доверять его слугам, так что он должен быть среди его личных вещей. Потому вполне очевидно, что нам нужно забраться в дом Вульта и найти его.
– Вы оба сошли с ума! – произнес Аларон в неверии. – Вы говорите о Белонии Вульте, губернаторе Нороса и чистокровном маге. У него там должны стоять обереги и, вероятно, ловушки или даже призрачные стражи либо конструкты. А мы ведь даже не знаем наверняка, что информация действительно там. Это нелепо!
– О, она будет там, – ответил Рамон уверенно. – Подумай: личная и чувствительная информация вроде этой должна храниться в резиденции, расположенной отдельно от администрации. Он неженат, поэтому после заката там будет только стража. Решительному и умному магу не составит труда пробраться туда. После этого нам останется лишь найти нужный ящик – и дело сделано.
Аларон хлопнул ладонью по столу:
– Это безумие! Малейшая ошибка поднимет на ноги всю дворцовую стражу. Стоит нам лишь потревожить его обереги – и он сразу обо всем узнает.
– Вульт в Гебусалиме, – настаивал Рамон. – Узнает или нет, он все равно не сможет ничего сделать.
– Лично – возможно, но он с кем-нибудь свяжется, и сделает это чертовски быстро. Возможно, с самим Фиреллом.
– Нет, не свяжется: мы говорим о личных вещах, Аларон. Фиреллу он бы в этом деле доверился не больше, чем нам…
Аларон вскинул руки:
– Ты просто воплощение здравомыслия, да? У нас нет даже самого ничтожного шанса на успех, а когда мы потерпим неудачу, нас арестуют, убьют или то и другое одновременно. Мысли здраво…
Рамон встал:
– Я и мыслю! Ты что, струсил, Аларон?
– Не струсил! – Аларон тоже встал и ткнул Рамона пальцем в грудь. – Есть разница между храбростью и самоубийством, шибздик. Пытаться вломиться в дом к Вульту – идиотизм. – Он обернулся за поддержкой к Цим. – Ты-то ведь со мной согласна!
– Это самоубийственная идея, – начала девушка, – но я согласна с Рамоном. Это единственный путь вперед. Без него мы – в тупике.
– Давайте взглянем на это логически, – вновь заговорил Рамон, оживленно жестикулируя. – Разумеется, там будет стража, но дворец вряд ли хорошо защищен, потому что Вульт не может доверять ничьим оберегам, кроме своих собственных, и уж точно не допустил бы никого другого в свой личный кабинет. Он будет за тысячи миль от Нороштейна. Возможно, он ничего даже не почувствует, а если и почувствует, то ничего не сможет с этим сделать. Дворец должен стать простым дельцем. Что это за маги, если они не смогут пробраться мимо нескольких стражников?
– А что насчет оберегов? – Аларон по-прежнему был полон сомнений. – Даже простой магический замок, запертый чистокровным магом, не по силам ни одному из нас. Так как нам пройти обереги, установленные кем-то настолько могущественным, как Вульт?
Встав в театральную позу, Цим указала на Ярия Лангстрита, спавшего в своем кресле.
– Та-да! У меня есть для вас Вознесшийся. У него достаточно сил для того, чтобы прорваться сквозь обереги Вульта так, словно их вообще нет.
Рот Рамона изогнулся в кривой ухмылке.
– Цимбеллея, белла амора мио! Ты гениальна!
– Но он же даже сапоги себе завязать не может, – возразил Аларон. – Как нам добиться от него помощи?
– Я знаю как, – настаивала девушка.
Посмотрев на нее, Аларон с обреченным видом сел.
– Ладно, ладно. Но что мы вообще знаем о проникновении в дома?
Рамон расхохотался:
– Я – силациец. Это у меня в крови.
