25. Шакалы Ахма
Второй священный поход

У Хадишахов по городу было разбросано много укрытий. Именно в один из таких домов Джамиль и привел Казима с Джаем в рыночный день третьей недели Тхани. На улицах нарастало напряжение, и легионеры патрулировали их в больших количествах. Могучие рондийцы нервничали, и весь город это чувствовал.

Джамиль сказал юношам, что они боятся Хадишахов больше, чем кто-либо. Жестокость Шакалов Ахма стала легендой: они похищали рондийских детей, а получив выкуп, возвращали изуродованные тела. Они сжигали захваченных легионеров живьем. Многие гебусалимцы считали их экстремистами, отступившимися от амтехской веры, но они сражались, когда другие этого не делали. Пока султаны увиливали, Хадишахи воевали. И хотя многие люди осуждали чрезмерно жестокие методы, вся северная Антиопия приветствовала их успехи.

Джамиль и Казим как раз вели тренировочный поединок, когда в укрытие влетела одетая в накидку-бекиру Гурия. Привратник едва за ней поспевал. Девушка пришла с вестями, которые, как она настаивала, должны знать те, кто стоял выше Казима. Так что уже через десять минут Джамиль, проведя их по переулку, спустился с ними в расположенную под ним длинную холодную комнату, освещенную лишь светом догоравших факелов. Во главе низкого стола на подушке, скрестив ноги, сидел Рашид. Он выглядел напряженным. Джамиль низко ему поклонился.

– Мастер, это – Гурия Макани, служанка Рамиты Мейрос.

Сестра Казима простерлась ниц, но в ее глазах читался расчет.

Рашид взглянул на нее с интересом.

– Джамиль говорит, что у тебя есть какие-то новости, девочка.

Голос Гурии звучал тревожно.

– Повелитель, – затараторила она, – магистр поведал моей госпоже, что, вынашивая его ребенка, она сама станет магом. Она сказала мне, что это подобно инфекции. Такое возможно?

– Нет! – услышал Казим собственный вздох.

Рашид погладил себя по подбородку.

– Я знаю, что, вынашивая детей магов, женщины временно приобретают слабые гностические способности. Это общеизвестный факт.

– Но Мейрос сказал Рамите, что они будут сильными и перманентными, – настаивала Гурия.

Рашид и Джамиль обменялись полными сомнения взглядами.

– Я никогда не слышал… Мне нужно будет об этом разузнать. – Эмир взглянул на Гурию с большим интересом. – То, что ты пошла прямо к нам, свидетельствует о твоей сообразительности, девочка. Каково душевное состояние твоей госпожи?

– Она в смятении, повелитель. Она не знает, кто отец ребенка. Если это мастер, то вскоре начнутся проявления «гнозиса». – Она умоляюще взглянула на Джамиля. – Всю нашу жизнь нам говорили, что дьявольские силы магов исходят от союза с демонами. Но Рамита – хороший человек, повелитель! Не ее вина, что мастер выбрал ее!

Глаза Гурии были мокрыми от слез, но Казим знал свою сестру; она редко плакала без необходимости.

Впрочем, у него самого перед глазами все шаталось. Как вообще его милая Рамита могла быть отравлена подобным образом? Однако…

– В любом случае это ничего не значит, сестра. Отец ребенка – я, а не Мейрос.

Гурия посмотрела на него с жалостью:

– А что, если и так, брат? Лорд Мейрос говорит, что она начнет проявлять признаки в следующем месяце. Что случится, если этого не произойдет?

До Казима наконец дошло, и он ощутил пустоту в желудке.

– Мы должны ударить…

Рубанув рукой по воздуху, Рашид раздраженно произнес:

– Тихо, Казим Макани. Дай мне подумать! – Встав, он начал мерить комнату шагами. – Всю следующую неделю Антонин Мейрос проведет в Домусе Коструо, после чего отправится со своим ближайшим окружением на Южный мыс. Атаковать старика в открытую будет самоубийством; единственный шанс – это убить его во сне, а единственным человеком, кто может совершить подобное, является его жена. – Эмир взглянул на Гурию. – Ты ближе всех к Рамите Анкешаран. Ты сообщала, что над ней издеваются. Она сочувствует нашему делу?

Казим открыл рот:

– Рамита ненавидит его…

Рашид вновь поднял руку:

– Тихо, Казим! Я спросил твою сестру. Не говори, пока к тебе не обратятся. – Он вновь посмотрел на Гурию, и его взгляд стал пристальным. – Скажи мне правду.

Взглянув на Казима, Гурия понурила голову.

– Над Рамитой не издеваются. Ее муж с ней ласков и обходителен. И он ей небезразличен. Не думаю, что она выдаст нас, но она… привязалась к нему. – Она вновь посмотрела на Казима. – Прости, брат. Я не хотела ранить тебя, давая тебе знать, что у нее начали возникать к нему теплые чувства.

Мучительное мгновение Казиму хотелось отвесить ей пощечину.

– Я тебе не верю… Она… Когда мы с ней… Она с радостью… Она ненавидит его, я это знаю.

Ощущение в глазах было таким, словно в них налили кислоты.

Рашид даже не удостоил его взглядом.

– Значит, ты не считаешь, что на нее можно положиться? – спросил он Гурию с особым выражением.

– Рамита любит Казима, но она не ненавидит Мейроса, – осторожно ответила Гурия. – Она хочет сбежать и жить с Казимом, но она была бы счастливее, если бы ее муж остался живым. Она – не из тех, кто способен убить другого человека.

– Откроет ли она дверь Казиму, зная, что у него с собой кинжал?

– Возможно, но уверенности в этом нет, повелитель. Было бы надежнее, если бы эту дверь вместо нее открыла я.

Гурия взглянула Рашиду прямо в глаза, и Казим, несмотря на всю свою боль, поразился ее смелости.

– А. Значит, ты хочешь стать нашей привратницей.

В голосе Рашида зазвучал расчет.

Гурия не дрогнула:

– Полагаю, я могу вам пригодиться, повелитель.

Казиму эта ее манера была знакома со времен Аруна-Нагара: торговаться, прибегая к смеси блефа, наглости и частичному знанию настоящей цены товара.

Рашид криво улыбнулся. Наклонившись вперед, он сделал что-то, что заставило его глаза вспыхнуть бледно-голубым светом. Между ними что-то промелькнуло, и Гурия вздрогнула. Она выглядела настолько напуганной, что прикусила губу. Рашид громко рассмеялся.

– Какой интересный у тебя разум, девочка. И да, разумеется, гнозис не имеет никакого отношения к демонам Хеля, раз уж я могу им пользоваться.

Гурия залилась краской. Девушка все еще боялась, однако на ее лице появилось довольное выражение, словно она сделала ставку и выиграла.

Рашид обернулся к Казиму:

– В жилах твоей сестры течет та же кровь, что и в твоих, Казим, и она обладает острым умом. Она получит ту же подготовку, что и ты.

Казим уставился на Гурию. Зачем ей получать ментальную подготовку Хадишахов?

Жеманно улыбнувшись, девушка сказала:

– Мейрос сам уже научил меня некоторым техникам защиты разума, чтобы враги не смогли узнать через меня что-то о его делах.

Посмотрев на нее с одобрением, Рашид хлопнул в ладоши:

– Очень хорошо. Продолжим. Казим, завершающий этап подготовки и инициация начнутся немедленно. К моменту возвращения Мейроса с Южного мыса ты будешь готов. Гурия, ты будешь нашей с Джамилем связной. Вместе мы найдем возможность проникнуть в Казу Мейрос. Тем временем ты должна следить за тем, чтобы твоя госпожа пребывала в спокойствии и неведении. Я считаю, что на ее молчание в этом деле полагаться нельзя. – Он бросил вызывающий взгляд на Казима, но тот прикусил язык. – Важно, чтобы Рамита не паниковала и не беспокоилась, если кровь мага никак себя не проявит. Мы сами исследуем этот феномен, чтобы лучше его понять.

– Я смогу это обеспечить, мой повелитель, – уверенно сказала Гурия.

Она выглядела более собранной, чем чувствовал себя Казим.

– Почему Мейрос выбрал Рамиту? – неожиданно спросил девушку Рашид.

– Женщины в роду ее матери рожают много детей. Она говорит, мол, он считает, что его дети принесут Урту мир.

Рашид фыркнул:

– Значит, он бредит. Нет такой вещи, как мир! – Он насмешливо покачал головой. – Что ж, девочка, ты стала играть для нас важную роль. Какой награды ты хочешь?

Казим смотрел, как его сестра думает. Она всегда была умна, даже слишком, но сделки с повелителями Хадишахов – это совсем другое дело. Юноша поражался ее самообладанию.

– Безопасность моей госпожи и моя собственная – это уже достаточная награда, великий господин, – произнесла наконец Гурия, однако ее глаза были полны лукавства.

Рашид выглядел довольным. Казим почувствовал, что он вновь вступил в контакт с разумом его сестры. Эмир посмотрел вверх, словно о чем-то думая, а затем взглянул на Джамиля, будто спрашивал его мнения на этот счет, после чего кивнул Гурии, вид которой стал еще более довольным. Юноша задумался, какая сделка только что была заключена, не уверенный, впрочем, что хочет это знать.

Мысленный голос Джамиля был нетерпелив.

Д… Да.

Джамиль начал нараспев читать в его голове стихи из Священной Книги, пока Казим отчаянно пытался заглушить его голос. Казалось, пролетела целая вечность, пока наконец в голове юноши не наступила тишина.

Казим не мог сказать, сколько времени прошло – часы или минуты – однако Джамиль не останавливался. Он вновь и вновь заставлял его делать такие упражнения, и с каждым разом юноше становилось легче. Наконец Джамиль произнес:

– Достаточно, Казим. С этого момента держись от Казы Мейрос подальше. Если у Мейроса возникнут хоть какие-то подозрения, он с легкостью проникнет в твой разум.

Казим вздохнул. Он уже так долго не видел Рамиту, да и последняя их встреча прошла не слишком хорошо. Юноша скучал по ней, отчаянно желая узнать, чем она занимается. Однако у него были и другие заботы. Он пристально взглянул на Джамиля.

– Что Рашид пообещал моей сестре?

Какое-то время Джамиль задумчиво смотрел на него, а затем произнес:

– Она захотела овладеть гнозисом.

Казим был в ужасе.

– Гурия… Но… Даже я не могу использовать дьявольскую магию, а я – мужчина…

Джамиль усмехнулся:

– Не думаю, что твоя мужественность играет здесь ключевую роль.

– Мы не такие, как ты. Мой отец не был ядугарой, не был одним из этих отродий Шайтана!

– Я никогда не говорил, что он им был, Казим.

Лицо Джамиля оставалось спокойным.

Челюсть Казима отвисла.

– Моя мать… Она была?..

– Нет, и не она тоже.

– Тогда почему Рашид думает, что моя сестра может овладеть гнозисом?

Джамиль пожал плечами:

– Не знаю, но он – мой командир, и я не в том положении, чтобы обсуждать его приказы.

Казим теперь тренировался с удвоенной силой: подкрадывание, взлом замков, карабканье по стенам и деревьям, как с помощью веревок, так и без них – все это давалось юноше легко. Джамиль сказал, что у него никогда не было лучшего ученика, хотя большинство начинало овладевать этим в детстве.

– Ты прирожденный атлет и боец, Казим, – говорил он. – Ты появился на свет, чтобы делать это.

Похвала капитана одновременно наполняла его гордостью и пугала.

Подготовка юноши была не только физической, но и умственной: Джамиль учил его рондийской лексике и грамматике, объяснял структуру сети Хадишахов; он обучал его использованию кодов и паролей, состоявших из сложных комбинаций символов, рассказывал о местонахождении укрытий и ключевых контактах. Хадишахи работали небольшими ячейками, редко взаимодействовавшими друг с другом. Их общение было односторонним, но юноше казалось, что он знает Джамиля лучше, чем кого бы то ни было еще, – лучше Джая, Гурии и даже Рамиты, лучше, чем самого себя. Казим физически тренировался по восемь часов в день, а еще по восемь поглощал знания, так что в оставшееся время ему хватало сил лишь на сон. Было тяжело, однако юноша чувствовал, что в нем рождается новое «я»: теперь он мог убивать голыми руками или точным ударом ноги; его броски стали мощными и меткими; он научился использовать для убийства целую дюжину самых обыкновенных предметов. Научился пробегать огромные расстояния, не уставая.

Дни сливались воедино. Казим давно не поднимал глаз к небу, чтобы взглянуть на луну и звезды, поэтому для него стало шоком, когда он услышал, что эта часть его подготовки закончена. Было новолуние; прошло три недели, восемнадцать дней, за которые он ни разу не подумал о Рамите. Поняв это, послал ей свои извинения в пламенной молитве.

Пришло время его инициации, вступления в ряды Хадишахов. Гарун также был инициирован в качестве богослова. Казим так и не смог понять, сблизился ли Гарун с ним по причине искренних дружеских чувств, или же им руководил расчет; он не забыл, что Джамиль присматривал за ним на протяжении всего марша, а Гарун об этом знал. Тем не менее они часами бок о бок изучали те части Калиштама, которые были посвящены шихаду. Хадишахи должны были понимать шихад и то, почему нельзя было испытывать жалости к неверным, какими бы невинными, слабыми и честными они ни казались. Даже выращенный как язычник ребенок представлял угрозу, а значит, все неверные должны умереть. Это была простая и непреложная истина.

Эта подготовка не изматывала физически, но утомляла разум. Восемь часов они изучали Калиштам у ног говорящего с Богом, восемь спали, а еще восемь могли тратить по своему усмотрению. Казим предпочитал посвящать это время упражнениям с мечом, зачастую в одиночестве ритмично танцуя с клинком, которым владел все более уверенно. Он с легкостью побеждал всех, с кем тренировался, включая даже более зрелых и опытных Хадишахов. Теперь против него могли выстоять лишь маги вроде Джамиля, и юноша ощущал в связи с этим злобную гордость.

А напоследок Казим постился вместе с Гаруном. Единственными словами, которыми они обменивались за последние пять дней, были молитвенные вопросы и ответы, но основной задачей, которую поставил перед ними говорящий с Богом, было примириться друг с другом. Казим открыто рассказал о тех гневе и ярости, которые испытывал из-за манипуляций Гаруна. Тот отверг его обвинения, заявив, что Джамиль заставил его поклясться держать язык за зубами. Говорящий с Богом призвал Казима простить Гаруна, и каким-то образом, находясь на вершине эмоционального напряжения, Казим прижал его к себе и, очистившись от гнева, искренне простил.

Он был вынужден совершить еще несколько актов прощения. «Все, что происходит, происходит по воле Божьей», – сказал ему говорящий с Богом. Казим должен был извинить других за их слабости: Испала Анкешарана – за его желание возвысить семью; Джая – за его мягкость; даже Рамиту – за ее сочувствие к мужу. «Это были незлые поступки, – объяснил ему говорящий с Богом. – Прибереги свою ненависть для тех, чье зло осознанно, рождено эгоистичными желаниями и святотатством. Прости даже Антонина Мейроса за его желание породить новую жизнь. Прости рондийцев за их варварство, поскольку ни тот, ни другие не могут перестать быть теми, кем являются. Лишь чистые в вере могут возвыситься над своими инстинктами. Прости – но не забывай и, когда нанесешь удар, не позволяй ни жалости, ни извинению остановить твою руку. Стань клинком Божьим».

Разрезая свою ладонь и клянясь в верности Хадишахам и своему баширу, Рашиду, Казим был охвачен лишенным сожалений пониманием своей цели. Его воля была тверда как сталь.

Затем Рашид выпил с Казимом и Гаруном ледяного арака. После поста сладкий ликер с ароматом аниса быстро ударил им в голову. Шел последний день месяца. Через шестьдесят дней мост Левиафана поднимется из морских глубин, небо заполнят воздушные корабли, и рондийцы начнут свой долгий марш через океан, неся с собой пламя войны. Кошмар начнется вновь.

Рашид хлопнул по столу:

– Однако перед этим Антонин Мейрос должен умереть. После его смерти Ордо Коструо расколется, освободившись от своей малодушной нейтральности. Многие в ордене – амтехцы. Стряхнув тяжесть ограничений, они примкнут к шихаду. Этот поход будет другим, клянусь: в этот раз победа будет нашей, и Антиопия навсегда будет очищена от рондийцев.

Мысль об этом опьяняла. Рашид коснулся плеча Казима:

– Ты – лучший мечник из всех, кого мне доводилось встречать, Казим Макани: ты равен своему отцу, пусть никогда и не видел его мастерства. Ты, будь на то воля Божья, нанесешь самый критический из ударов этого святого шихада: удар, который положит конец долгой и полной злодейства жизни Антонина Мейроса. Гарун, ты станешь связным Казима, будешь обеспечивать его всем необходимым, молиться за него и не позволять ему падать духом. Сделаешь так, чтобы он всегда оставался сильным. Я буду иметь с вами дело напрямую… Перейдем к нашей ситуации. Рондийцы направили имперского посланника якобы для переговоров о мире, но все знают, что это лишь способ внушить дхассийцам и кешийцам ложное чувство безопасности. Посланника зовут Белоний Вульт. Всю следующую неделю Мейрос проведет с ним, после чего вернется домой: именно в этот момент мы и сделаем ход. Я не могу назвать тебе точную дату удара, поэтому будь все время начеку. Когда время придет, ты получишь короткое сообщение. Сейчас твоей основной добродетелью должно стать терпение, Казим Макани: ты должен быть сконцентрированным, спокойным и терпеливым. А время удара уже приближается.