21. Пропавший и преследуемый
Тауматургическая магия

Ванн Мерсер сумел добиться аннулирования конфискации имения Анборнов, но без регулярных платежей Елены продажа родового гнезда все равно была неизбежной. Аларон занимался поместьем, а свободное время посвящал работе над яликом. Юноша чувствовал себя на седьмом небе, ведь у него на глазах и с его непосредственным участием старый дом вновь обретал черты своего былого великолепия. В то же время он с грустью думал о том, что дом его детства перестанет принадлежать их семье.

Дни сливались воедино. Было легко представить, что во всем мире нет ничего, кроме поместья. Весна расцветала медленно и утонченно. Снег наконец сошел, и ручьи наполнились талой ледяной водой, хотя Альпы все еще оставались белыми. Цветы распускались в высокой траве, беспорядочно выросшей на месте некогда ухоженных газонов. Ветер откуда только не дул, не стихая ни на минуту. Гретхен готовила, убирала и наводила лоск, а ее муж Ферди занимался своим привычным делом – он все время что-то планировал, правда, результаты его трудов так же постоянно оставались скромными.

Подобная, можно сказать, изоляция позволяла Аларону еще и практиковаться со своим нелегальным амулетом в процессе ремонта воздушного ялика. Юноша никогда не добивался особых успехов в сильванистическом гнозисе, управлении деревьями и растениями, однако практика явно шла ему на пользу. Но теперь у него появилась новая серьезная забота: таинственный старик. Когда охватившая их с приходом незнакомца паника миновала, Гретхен уложила старика в постель и продержала несколько дней на курином бульоне, приправляя его всевозможными народными средствами. Физически незнакомец быстро пошел на поправку, а вот говорить он, похоже, не мог. Уборной старик пользовался самостоятельно, но произнести хотя бы слово не спешил. А еще за ним заметили почти сверхъестественную способность бесследно исчезать всякий раз, когда в поместье заглядывал какой-нибудь случайный гость.

Работая с яликом, Аларон начал рассуждать в компании молчуна о несправедливости мира. Юноша был уверен, что старик – маг; чувство присутствия чужого гнозиса в день их первой встречи было совершенно отчетливым, пусть незнакомец с тех пор больше и не демонстрировал своих возможностей. Старик явно был кем-то, хотя Аларон и не представлял, кем именно.

Цим он не видел уже больше месяца, но в один прекрасный день в мартруа она словно влетела в его конюшню-мастерскую на крыльях весенних ветров.

«…Поцеловала розу да-а-а-а-а-ма…» – горланил песню юноша.

– Фу, Аларон, у тебя что, совсем нет слуха? Это просто ужасно…

– Цим! – зашагал он к ней, однако, подумав, что она, возможно, вообще не захочет с ним обниматься, неуклюже остановился. – Входи, входи.

– Уже вошла, идиот. – Подойдя к нему, она легонько таки обняла юношу. Затем ее взгляд упал на воздушный ялик. – Помощь нужна? А, глупый вопрос. Тебе всегда нужна помощь.

Прежде чем Аларон успел что-то ответить, Цим начала шлифовать корпус, параллельно зачаровывая его и работая в три раза быстрее хозяина мастерской. Она стала выглядеть старше, более взрослой: ее волосы были аккуратно заколоты, грудь во время ходьбы пружинисто подпрыгивала под белой блузой, а разноцветные юбки девушки соблазнительно покачивались.

– Как ты, Аларон? – спросила она. – Справляешься?

– Конечно! – Юноша искренне улыбнулся. – Мне здесь нравится. Ну, пока что.

– Рада, что ты нашел хорошее применение моему подарку. Уже научился управлять яликом?

– Эм… Я много об этом читал, но я не могу практиковаться, пока мы вновь не поднимем его в воздух. – Аларон был очень рад видеть подругу, хотя ее приезд заставил его понять, насколько он одинок. – Рамона видела?

– Не-а. Полагаю, силацийский воришка уже стал в своей деревне преступным главарем. Слышала, девчонка Веберов только что заключила помолвку – с кем-то из Бриции. Жизнь продолжается. Но только не здесь.

– Здесь жизнь тоже продолжается, – неуверенно произнес Аларон.

– Нет, ты меня неправильно понял: приятно вернуться туда, где ничего не происходит. Остальной мир катится в выгребную яму. Одни готовятся к войне, другие голодают из-за суровых зим и плохих урожаев. В общем, все как обычно. Ты живешь далеко не в самом плохом месте. – Цим окинула взглядом мастерскую. – Я, кстати, заглядывала к твоему отцу. Он перевез твою мать в ваш дом; ей теперь нужен постоянный уход. Он просил меня сказать тебе, что скоро ему придется продать это место, чтобы было чем оплачивать уход за матерью.

Юноша вздрогнул:

– Я должен быть там и помогать ему.

– Нет. Он знал, что ты это скажешь. Он хочет, чтобы ты оставался здесь. Он даст тебе знать, если что-то изменится. Думаю, он и правда рад вновь быть с ней рядом. Она уже не такая капризная, как раньше, – во всяком случае, так он говорит. – Внезапно девушка замерла, глядя Аларону через плечо. – А это еще кто?

Обернувшись, Аларон увидел вышедшего из тени старика. Он понятия не имел, сколько тот там простоял.

– Эм… Я не знаю.

– Что значит «ты не знаешь»?

Цим таращилась на старика.

Аларон пожал плечами:

– Он просто пришел около месяца назад. Он не разговаривает, и я не знаю даже, понимает ли он то, что говорю я.

– Месяц назад? – Цим обошла старика, следившего за ней с отсутствующим выражением лица. – Последние три недели стража Нороштейна разыскивает старика, примерно шести футов ростом, с седыми волосами и бородой. – Девушка окинула незнакомца взглядом, словно пыталась прикинуть его рост. – Они говорят, что он страдает от потери памяти. За него предлагается поощрение.

– Ты намекаешь, что я должен получить эту награду? – поинтересовался Аларон.

Цим посмотрела на него так, будто он только что испортил воздух.

– Соль эт Луна, нет! Если он нужен этим подонкам, то ему, вероятно, лучше им не попадаться. А если они предлагают награду – то и подавно, ибо это означает, что у дурака, упустившего его, большие неприятности. Ты присматриваешь за ним, да?

– Разумеется, но…

– Тогда с ним все в порядке. Предоставь бедолаге хоть какую-то свободу. Он, вероятно, только сбежал из тюрьмы для бедняков, где над ним годами издевались. – Она помахала рукой перед лицом старика, чтобы привлечь его внимание, затем поприветствовала на римонском и шлессенском, но дед на это никак не отреагировал. А вот когда Цим вновь начала наполнять корпус кораблика своим сильванистическим гнозисом, старик уставился на исходивший из ее рук свет. – Смотри, это привлекло его внимание.

– Его завораживает гнозис, – сказал Аларон, уже замечавший это раньше. – Стража назвала имя пропавшего?

– Нет, и в этом заключается еще одна странность: никаких упоминаний имен. – Девушка посмотрела на Аларона. – Пообещай, что спрячешь его, если стража придет искать.

– Конечно. Но они никогда сюда не приходят.

Вечер Цим провела в попытках уговорить старика сказать хоть что-нибудь. После этого они с Алароном погрузились в изучение книги об управлении воздушными яликами, а затем хорошенько повеселились, составив вместе два стула и начав изображать движения руля и паруса так, словно управляли своим суденышком. Наконец Цим объявила, что ей нужно поспать, оказавшись вне досягаемости Аларона прежде, чем тот собрался с духом, чтобы попытаться поцеловать ее на ночь.

В ту ночь юноша долго не мог уснуть, остро ощущая присутствие Цим в соседней комнате, а когда ему это все же удалось, его почти сразу разбудил стук затянутых в кольчужные перчатки кулаков в дверь. Почувствовав, что его начинает охватывать страх, Аларон схватил стоявший у двери меч и ринулся вниз. Солнце уже встало. Одетая в ночную рубашку Гретхен стояла в кухонной двери, заламывая руки.

– Кто там? – крикнула она, стараясь, чтобы ее голос звучал властно.

– Стража Нороштейна. Открывайте!

Во рту у Аларона пересохло. Он задумался, где сейчас старик.

– Одну минуту!

Убедившись, что амулет спрятан у него под рубашкой, юноша распахнул дверь, держа меч в руке, но не занося его.

Сержант с квадратной челюстью взглянул сначала на клинок, а затем на Аларона. За ним стояли еще три скучающего вида стражника.

– Ждешь неприятностей, парень? – протянул сержант.

Аларон почувствовал, что краснеет.

– Мы далеко от города, сир. Любой может представиться стражником.

– Справедливо, – проворчал сержант. – Но мы, увы, действительно стражники, и мы ищем пропавшего человека – старого человека, сбежавшего из дурдома. Этот индивид может быть опасен.

Сердце Аларона бешено заколотилось, но его лицо осталось безучастным.

– Нет, сир, я его не видел.

– Я не сказал, что этот человек – мужчина, – заметил сержант. – Кребб, осмотри конюшни. Тольтье, обойди дом сзади. Ты не против, если я войду, парень?

– Эм, конечно.

Аларон отступил, лихорадочно думая. Старик обычно спал в конюшнях. А там был ялик – нелегальный ялик… Юноше не приходило на ум никакого объяснения.

Сержант остановился в двери.

– Можешь отложить меч, парень. Мы не бандиты. Доброе утро, мадам, – кивнул он Гретхен, которая была просто возмущена присутствием вооруженных людей в ее доме. Затем сержант посмотрел в коридор и напрягся. – А это кто? – спросил он, покосившись на юношу.

По коридору шла Цим. На ней было одно из платьев матери Аларона, которое она, скорее всего, натянула через голову. Волосы девушки были спутаны.

– Стария ди Бьяккьо, – ответила она мелодично. – Аларон, дорогой, кто эти люди?

– Ты – паренек Ванна? – спросил сержант юношу. – А ты что здесь делаешь? – вновь обратился он к Цим. Окинув ее оценивающим взглядом, сержант ухмыльнулся. – Впрочем, можешь не отвечать. Понимаю, почему вы нервничаете: если ты на ней не женат, то вам лучше молиться о том, чтобы ее родичи об этом не узнали. Твои люди, часом, не видели слонявшегося по округе чокнутого старикана, принцесса? – задал он вопрос девушке. – За него назначена награда.

Цим медленно покачала головой.

– Я поспрашиваю, если деньги хорошие.

– Сержант! – позвал кто-то из конюшен. – Идите-ка, взгляните.

Аларон мысленно застонал. Они с Цим проследовали за сержантом. Стражник по фамилии Кребб открыл дверь конюшни. Старик стоял рядом с перевернутым корпусом ялика.

Сержант прошел мимо старика, словно того там вовсе не было, и погладил корпус.

– Это что, воздушный ялик? Но я слышал, что тебе…

Остановившись, он со значением посмотрел на Аларона.

– О, вы об этом! – подошла к сержанту Цим, тепло улыбаясь. – Аларон просто выполняет работу плотника. В городе у него есть друг, который делает настоящие… Ну, вы знаете. Штучки.

Она магически помахала руками.

Сержант кивнул, словно ее объяснение было достаточно убедительным. Он продолжал вести себя так, будто старика в конюшне не было.

– Что ж, здесь ничего нет. Полагаю, дом проверять не стоит. – Глупо ухмыльнувшись, он подмигнул Аларону. – И знать не хочу, сколько еще таких красоток у тебя здесь припрятано.

Закрыв за собой дверь конюшни, сержант внезапно остановился и вновь взглянул на Аларона.

– А я здесь уже смотрел?

– Эм, да. Только что.

– О, хорошо. Тогда закругляемся.

Как и остальные стражники, сержант выглядел ошеломленным. Странно. Однако через две минуты их компания уже скрылась из виду.

Ноги Аларона подкосились, и он привалился спиной к дверям.

– Это ты сотворила?

Цим медленно покачала головой:

– Я ничего не делала.

– Они прошли мимо старика, словно его там не было. И проглотили чушь насчет ялика без всяких вопросов. А затем он даже не смог вспомнить, что осматривал. Кто-то всерьез поработал с их разумом. Это была ты, да?

Впрочем, когда Аларон произносил этот вопрос, девушка уже качала головой.

Они обернулись к старику. Встретившись с ними взглядом, он рассеянно улыбнулся.

Аларон посмотрел на Цим. Да кто же он такой?

Цим пробыла в имении еще неделю, и за это время они закончили работу над яликом. Аларон привык к тому, что она рядом, хотя по-прежнему не мог уснуть, мечтая о том, чтобы ему хватило смелости постучать к ней в дверь посреди ночи. Герой какой-нибудь народной сказки просто вошел бы туда, подхватив ее на руки, однако Цим, вероятно, убила бы его, попытайся он сделать что-то подобное.

Затем прибыли римонские цыгане. Ванн Мерсер ехал верхом рядом с их повозками, куря трубку и болтая с Мерцеллом ди Реджией. Когда Аларон с Цим вышли из конюшни, ее отец окинул их оценивающим взглядом, и у юноши возникло неприятное ощущение, что если бы он хотя бы пальцем прикоснулся к ней за эти две недели, ему бы не поздоровилось, пусть он и был магом. Задумчиво подергав себя за ус, предводитель цыган наконец кивнул, после чего нежно обнял дочь; цыганские мальчишки поглядывали на Аларона с напускной угрозой.

В этот раз тестовый полет прошел успешнее: Аларон и Цим не врезались ни в дом, ни в росшие во дворе деревья, и пусть они управляли яликом неидеально, им удалось безопасно приземлиться. Деньги были заплачены, и девушка, поцеловав Аларона в щеки и обняв его, вновь присоединилась к своим людям. Когда цыгане уезжали, темноглазые юноши смотрели на Аларона уже искренне уважительно.

– Хорошая работа, сын, – сказал отец. – Во всех смыслах. – Поймав на себе вопросительный взгляд сына, он пояснил: – Ты не наделал глупостей с девочкой, закончил ялик и не рухнул во время полета. – Он похлопал Аларона по плечу. – Именно в таком порядке. А с ремонтом как дела?

Юноша ухмыльнулся:

– Хорошо. Я покажу тебе гостиную. Мне пришлось вставить новое стекло и поменять все…

Аларон проговорил с отцом всю ночь, однако по какой-то причине вообще не вспомнил о старике. Он заметил его стоявшим у конюшни, когда они облетали поместье, но цыгане, похоже, его не видели, а к тому моменту, когда они приземлились, старик исчез и больше за весь вечер так и не появился. Юноша намеревался упомянуть его в разговоре с отцом, но почему-то все время забывал о незнакомце.

На следующий день они открыли библиотеку его матери. Ее книг там уже не было, однако в библиотеке все еще оставались кое-какие вещи: старые монеты и медали, свернутая карта времен Мятежа с подписями, указывавшими на положение войск. За письменным столом валялась старая кешийская сабля. Уборка заняла бóльшую часть дня. В последний раз поужинав с Гретхен и Ферди, они отдали им ключи. Имение было продано; его новый владелец – Йостин Вебер, отец Джины – должен был вступить в права владения на следующий день.

– Вебер смог себе это позволить лишь потому, что выдал Джину за сына каких-то виноделов из Бриции, – хохотнул Ванн. Он покосился на Аларона. – Вижу, ты не очень расстроен, не правда ли? – Увидев, что сын пожал плечами, он сказал: – Похоже, что нет. Хотя, рано или поздно, мы должны попытаться тебя женить. Одно лишь то, что ты лишен права законно использовать свои силы, не означает, что ты не можешь произвести на свет магов; ты все еще завидный жених, парень.

Аларон решил ничего ему не отвечать.

Йостин Вебер приехал за ключами на следующее утро. К всеобщей радости, он пообещал оставить Гретхен и Ферди. Увидев, что Джины с ним нет, Аларон почувствовал облегчение.

После отъезда Вебера Аларон в последний раз заглянул в конюшни, чтобы убедиться, что он упаковал все плотницкие инструменты. Я буду скучать по этому месту, по Цим, по ялику. По всему, правда…

На его плечо легла рука, и юноша едва не пробил головой крышу.

Рядом с ним стоял старик. Его лицо ничего не выражало, а глаза были полны тайны. Как я мог о нем забыть? Сердце Аларона бешено заколотилось.

– Па! – позвал он. – Па!

Юноша не отрывал глаз от старика, боясь, что тот исчезнет, стоит лишь ему моргнуть.

Когда Ванн вошел и увидел старика, его челюсть отвисла. Трубка стукнулась об пол, но он этого не заметил. Еще никогда Аларон не видел своего отца настолько шокированным. Он растерянно смотрел, как тот потянулся к старику, словно пытался коснуться призрака. Но поняв, что его рука настоящая, Ванн упал на колени и, рыдая, поцеловал ее.

– Милорд… Милорд…

– Па?

Его отец плакал.

Вытерев глаза, Ванн благоговейно уставился на старика.

– Аларон, – прошептал он. – Это Большой Яри. Это генерал Ярий Лангстрит.

Годовщина Вознесения, также известная как Жертва Коринеева, была самым важным религиозным событием корианской веры, однако в 928, накануне Третьего священного похода, она приобрела особое значение. Большая часть легионов уже отправилась в этапные лагеря в Понте. Солдаты, снабженцы, гонцы и многие другие двигались по запруженным трактам континента на восток. Магические манипуляции с погодой позволяли трактам оставаться сухими, но вызывали бури и наводнения в других местах. Урожаи гибли из-за гроз, неестественного града и возникавших не по сезону снежных штормов. Фермеры, рыдая, сыпали проклятья вслед пролетавшим на яликах молодым боевым магам, ни о чем не ведающим и безразличным. В военных лагерях счет жертв шел на десятки, ведь многие желали свести старые счеты. Хаос царил по всему Юросу.

Тем не менее на рассвете 18 мартруа, в День Жертвы, в каждом городе и каждой деревне молчаливые толпы начали стекаться в церкви и соборы, чтобы помолиться и воздать благодарность за Вознесение Коринея и Благословенных Трех Сотен. Одетые в белое маги провели в молитвенном бдении всю ночь, после чего, на рассвете, начали шестичасовую церемонию. Под удары огромного колокола каждого из Трех Сотен называли поименно, и потомки этого Вознесшегося присоединялись к молитве. Никто не был забыт: у угасших родов всегда были «духовные наследники», присутствовавшие на церемонии от их имени. Не было их лишь у одной из Вознесшихся: ненавистной Селены, «Коринеи», сестры-предательницы Коринея, от чьей руки он принял мученическую смерть.

Последним, разумеется, был назван сам Кориней. Молитву вел самый высокопоставленный из присутствовавших магов – в Палласе это был император Констант. Затем Мать Империи Луция получила двадцать одно коленопреклонение, которого, по решению теологов, заслуживала живая святая.

Завершившись в полдень, религиозные церемонии перетекли в самое крупное уличное торжество года, в рамках которого местные правители раздавали подаяние беднякам. А учитывая, что люди вроде Белония Вульта были из числа тех, кто ставит свою репутацию превыше всего даже в те периоды, когда казна чувствует себя опустошенной, празднование Дня Жертвы всегда проходило с размахом.

Аларон вырос, мечтая о том, как сам однажды примет участие в бдении, о том, как будет стоять перед собравшимися рядом со своей матерью и тетей Еленой, слушая, как произносят имя Бериала, его предка из числа Трех Сотен. Еще одна разбившаяся мечта…

– Уверен, что не хочешь пойти, сын? – остановился у двери его отец.

Мать, одетая в плащ с красным капюшоном, держала его за руку. Аларон рад был видеть их вместе, пусть они и постоянно ссорились.

– И увидеть, как невежды восхваляют самодовольных подонков? Вот уж спасибо, па.

Весело махнув им на прощание, юноша налил воды в чайники, заварил чая и отправился наверх, в гостиную, которая теперь была полна старых книг ма. Ярий Лангстрит все время проводил там, читая поэзию. Они пытались читать ему вслух исторические книги о Мятеже, надеясь, что это вызовет у старика хоть какой-то отклик, но тот не проявлял к ним никакого интереса. Родители хотели привести Лангстриту мага-целителя, однако Аларону удалось отговорить их от этого. «Если бы стража желала ему добра, они бы не искали его в атмосфере такой секретности, – заметил он. – Они объявили бы, что народный герой пропал, и попросили бы помочь вернуть его, а не шныряли вокруг так, словно он является каким-то грязным секретом». Мать поддержала Аларона, и целителя вызывать не стали.

Тесла беседовала с генералом часами. Ее попытки выудить из него хотя бы слово увенчивались не большим успехом, чем усилия ее мужа и сына, но, по крайней мере, ей было интересно; никогда еще на памяти Аларона она не выглядела настолько оживленной.

Юноша обнаружил Лангстрита в его любимом кресле. Налив им обоим чая, Аларон выбрал поэтический сборник и начал читать вслух. Постукивая пальцем в такт ритму стиха, генерал недовольно заворчал, словно он ему не понравился. Его совершенно не привлекали военные поэмы вроде «Атаки Реттона», но очень радовали всеми любимые произведения пасторальной поэзии вроде «Садов Соля, садов Луны» и «Любовь неуловима, как вода». Аларон уже готов был сдаться и смириться с тем, что генерал так ничего и не вспомнит.

Раздался колокольный звон, знаменовавший собой окончание религиозных церемоний. Встав, Аларон выглянул в закопченное окно и увидел голубей, выпущенных в небо с Соборной площади в четверти мили от их дома. На какую-то секунду юноша пожалел, что не пошел туда; в детстве он всегда любил День Жертвы. В его карманах лежали деньги, воздух был наполнен запахом готовившихся сладостей, повсюду выступали лицедеи и предлагались всевозможные увеселения, а рядом с ним были его друзья. Но теперь мысль о том, что он будет чужаком на этом празднике, пряча лицо, чтобы не быть узнанным, превращала эти воспоминания в яд. Аларона накрыла волна жалости к себе, и он замолчал.

Рука коснулась его руки, и юноша увидел, что на него смотрит Лангстрит. Старик указывал на открытые страницы поэмы, которую он перестал читать.

– Прости, старик… генерал, если вы – действительно он. Я просто…

Старик недовольно постучал по странице аккурат на той строке, на которой Аларон остановился.

– Ладно, ладно…

Во второй половине дня юношу пробудил от дремоты резкий стук в дверь. Увидев, что старик даже не пошевелился, он крикнул «Иду!», после чего отправился вниз. Открыв дверь, Аларон замер.

Опершись о дверной косяк, перед ним стояла Цимбеллея ди Реджия.

– Счастливого Дня Коринея, Аларон.

Поцеловав его в щеку, она скользнула внутрь. Она была в своей обычной одежде римонской цыганки, белой блузе и покачивавшихся пестрых юбках, однако сегодня она надела еще больше браслетов, а серьги в ее ушах были крупнее. Ее распущенные эбеновые волосы шелковым каскадом струились до самой талии. Колокольчики у нее на лодыжках звенели при ходьбе. Девушка выглядела просто потрясающе.

– Ты, похоже, чем-то огорчен, – заметила она беззаботно. – О, и не закрывай дверь.

– Почему?

– Чтобы я тоже смог войти.

В дверном проеме появилось весело ухмылявшееся лицо Рамона. На нем был шитый серебром дублет из черного бархата и кожаные штаны с отворотами. Черная щеточка усов придавала ему почти взрослый вид.

– Рамон! – у Аларона отвисла челюсть. – Что ты здесь делаешь?

– Да, я тоже рад тебя видеть. Мы ищем, где бы остановиться. У тебя есть свободная комната?

Продолжая ухмыляться, Рамон обнял друга. Они с Цим прихватили с собой кучу еды и напитков, так что сразу потащили Аларона в гостиную. Все трое ни на минуту не переставали болтать.

– Ты выглядишь… ну, богатым, – произнес Аларон озадаченно.

Он привык видеть друга в обносках.

Рамон самодовольно улыбнулся:

– Разумеется, я богат! У себя в городке я – единственный римонский маг на пятьдесят миль вокруг, так что я могу задирать цены так, как только захочу. Местные фамильозо кормятся с моей руки. Жизнь чудесна, если ты не против небольшой паранойи.

Его лицо стало круглее и приобрело выражение самоуверенности, которого Аларон никогда не замечал во времена их учебы в коллегии. Аларон вспомнил слова Цим о том, что он предложил ей выйти за него замуж; тогда юноша не воспринял ее слова всерьез, а теперь он понимал, как Рамону хватило на это смелости.

– Я должен присоединиться к треклятому легиону во время похода, – заметил Рамон с раздраженным смирением, – но в остальном все хорошо. Но что насчет тебя, Ал? Цим говорит, что ты стараешься не высовываться после того, что эти подонки с тобой сделали.

Аларон вздохнул. В сравнении с жизнями его друзей, его собственная жизнь была ужасно унылой.

– Ну, я не могу использовать гнозис публично, так что некоторое время я провел в имении. Цим и я вместе построили ялик, – добавил он, произнеся «Цим и я» с особым выражением.

Рамон рассмеялся:

– Слышал, вы влетели в окно и разрушили полдома.

– Только в первый раз, – быстро ответил Аларон.

– А что там с этим стариком? – спросил Рамон. – Я слышал, за него предлагают тысячу крон.

Так много? Ничего себе! Аларон посмотрел на друга серьезным взглядом.

– Это секрет. Он просто взял и появился в имении. – Рассказав Рамону все подробности, юноша добавил: – А сейчас он наверху.

– Вы уже узнали, кто он? – спросила Цим.

– Идемте наверх, и я скажу вам.

Когда они встали вокруг старика, тот резко проснулся и оглядел каждого из них по очереди. Его губы едва заметно шевельнулись, но затем он вновь заснул.

Рамон посмотрел на Аларона и Цим.

– Вы это почувствовали? – юноша помассировал себе виски. – Он порылся в моем разуме с помощью мистицизма или гипноза, а затем оставил меня в покое. Но он мог сделать вообще все, что угодно; моих щитов словно и не было. – Рамон уставился на Аларона. – Кто он?

Закрыв дверь, Аларон прошептал:

– Па говорит, что это – генерал Ярий Лангстрит.

– Но разве Лангстрит не умер? – нахмурился Рамон. – Не сошел с ума, не впал в маразм и все такое?

– Па говорит, что это он, и в его словах можно не сомневаться; он сражался под началом генерала во время Мятежа. Он не говорит и использует гнозис, даже не зная об этом. Па хотел пойти к стражникам, но я отговорил его – во всяком случае, пока что.

– Почему? – спросил Рамон.

Аларон жестом предложил им обоим сесть.

– Я об этом уже думал. Помнишь мою дипломную работу? Я сказал, что Лангстрит может иметь какое-то отношение к пропавшей Скитале…

– Опять твоя треклятая дипломная работа! – закатил глаза Рамон.

– Но если я прав…

– Это очень большое «если», Ал!

– Да, но допустим, что я прав. Капитан Мюрен мне так и сказал. Я вам об этом рассказывал? Ладно, позже; как бы там ни было, если я не ошибся в своей работе, это все бы объяснило: Лангстрит – единственный из мятежных генералов, кто все еще жив. Но у него амнезия или что-то в этом духе. Если бы ты думал, что он прячет Скиталу, то разве сам не стал бы его скрывать, пока у него в голове достаточно не прояснится для того, чтобы сказать, где ее нужно искать?

– Но зачем им держать его здесь? Почему не разобрать его мозги на части в Палласе?

– Возможно, они уже пытались, и им это не удалось. Быть может, они привезли его обратно, в надежде, что привычные виды вернут ему воспоминания. Или, возможно, он был у местных, а в Палласе об этом даже не знают.

– Но если допустить, что твое притянутое за уши объяснение верно, – как он сбежал, с потерянной-то памятью? И зачем ему приходить к тебе?

– Не знаю. Возможно, кто-то спас его, а затем потерял. Или его силы вернулись, и он ушел, не осознавая, что прячется. Или, быть может, это эксперимент, призванный проверить, что он будет делать, если окажется предоставленным самому себе, и они следят за ним…

Аларон замолчал. Вот это действительно неприятная мысль.

– Если бы они за ним следили, то на нем была бы руна-метка. – Рамон помахал блестящим черным камнем на серебряной цепочке. – Тебе нравится мой амулет? Предыдущий владелец потерял его. Можешь в такое поверить? – подмигнув Аларону, он вновь обернулся к старику. Сжав амулет в руке, юноша сконцентрировался. – Нет, думаю, он чист, если только руна не была скрыта кем-то, кто более искусен в иллюзиях, чем я.

– То есть практически любым магом, – вставила Цим. Однако, проверив старика, она тоже покачала головой. – Я согласна с Воришкой: он чист.

Дверь открылась, и все трое резко обернулись, встав в боевые стойки. Рассмеявшись при виде круга решительных лиц, Ванн Мерсер воскликнул:

– Я сдаюсь! Пощады! – Он взглянул на Аларона. – Обсуждаете нашего гостя, да? Надеюсь, все останутся обедать?

– На самом деле они некоторое время поживут у нас, па. Ты не против?

Ванн Мерсер согласно улыбнулся:

– Разумеется.

Компания друзей стала бальзамом для одинокой души Аларона. Популярные песни, которые они горланили, перепив глинтвейна, развеселили даже его мать. Юноша завидовал той свободе, которой наслаждались Цим и Рамон, однако они пообещали ему, что будут чаще его навещать. Аларон даже сам начал планировать поездку на Силацию.

– Ты не должен этого делать, Аларон, – рассмеялась Цим. – Они оберут тебя до нитки.

– Эй, я маг! – запротестовал Аларон. – Я могу о себе позаботиться.

– Ты – самый наивный желторотик на Урте, – произнесла Цим насмешливо. – Силацийцы съедают таких, как ты, с потрохами.

– Не все силацийцы – воры, – ответил Рамон, защищаясь. – В отличие от цыган!

– Ха! Я расцениваю это как оскорбление. Дуэль! – объявила Цим, сверкнув глазами.

Под ободряющие возгласы Аларона Рамон и Цим стали защищать друг от друга свои куски торта, управляя вилками с помощью гнозиса. Вилки сталкивались, бросались в атаку, делали финты. Победив, Цим с радостным гиканьем бросилась в пляс. В углу у окна Ванн и Тесла читали наизусть отрывки поэм Коллиани дремавшему генералу, пока трое молодых магов демонстрировали друг другу чудеса гностической эквилибристики. С каждым бокалом вина их трюки становились все более амбициозными и неуклюжими. Это был самый счастливый вечер в жизни Аларона за несколько последних лет.

Наконец, проводив Лангстрита и Теслу в их спальни, молодые люди разошлись. Юноши отправились в конюшню с обратной стороны дома, оставив комнату Аларона Цим. Они говорили, пока у них не начали слипаться глаза, – о коллегии, о походе, о Лангстрите. Говорили обо всем и ни о чем. Рамон признался, что дома у него осталась служанка, согревавшая ему постель, и Аларон почувствовал себя последним девственником на Урте. Юноши задавались вопросом, когда Цим выдадут замуж.

– Я бы подумал, что она уже должна быть замужем, а не шататься туда-сюда, делая вид, что ей хочется… – заметил Рамон. – Обычно римонские цыгане в этом плане еще хуже силацийцев. Они выдают девчонок замуж, как только у тех начинаются месячные. – Он ткнул Аларона под ребра. – Она, вероятно, сказала своему отцу, что ждет, когда ты сделаешь ей предложение, амичи.

С этой приятной мыслью они и уснули. Впрочем, ни один из юношей особо не верил в сказанное.

Все изменилось одним пяденичным утром, через две недели после Дня Жертвы. Рамон шумел по поводу того, что он должен вернуться домой прежде, чем ему придется отвоевывать свою собственную деревню. Никто уже давно ничего не слышал об охоте за генералом, и Аларон начал надеяться, что она закончилась. Родители юноши спорили внизу о том, когда Ванну следует отправляться в торговую экспедицию в Понт, а трое молодых людей были наверху, читая Лангстриту, даже несмотря на то, что старик уснул. Цим нашла книгу римонской поэзии и читала ее вслух на их с Рамоном родном языке. Аларон на римонском не говорил, однако ему нравилось слушать, с какой страстью девушка читает стихи. Она как раз дошла до середины «Эт иль Луне секвире» – «И следует Луна» – Мекрония, элегии утраченной любви, когда к ней внезапно присоединился гортанный голос.

Молодые люди обернулись, вытаращившись на Ярия Лангстрита, который смотрел на них, повторяя фразу вновь и вновь.

– Приведите па! – прошипел Аларон, не отрывая глаз от старика.

Но прежде, чем кто-либо успел среагировать, генерал упал на колени и уставился на собственные руки, начавшие светиться гностическим светом. Перед ним в воздухе вспыхнуло пламя, складываясь в змеевидные фигуры. Открыв рты, трое молодых людей шагнули назад. Цим схватила с письменного стола перо, окунула его в чернильницу и начала рисовать, ни на секунду не прекращая смотреть на огненные фигуры.

Каждый вздох генерала был полон боли, будто он пытался собраться с силами, чтобы произнести что-то важное. Он смотрел в лицо то Аларону, то Цим, то Рамону, словно почти узнал их. Затем взгляд старика переместился к огненной фигуре, висевшей в воздухе перед ним, – и в следующее мгновение, столь же внезапно, энергия в нем угасла, а его глаза закатились. На пол генерал упал уже без сознания. Пламенная фигура исчезла, и трое молодых людей метнулись к старику.

Аларон приложил ухо к его груди.

– Он все еще дышит. Приведите па…

Тем временем Рамон уже выбежал из комнаты в поисках Ванна.

Прошел целый полный тревоги час, пока генерал вновь не очнулся. Уложив его в постель, они столпились вокруг, а Цим поила старика водой из ложки. Внезапно он что-то залопотал, беспомощно озираясь. Лангстрит напоминал затравленного зверя.

Шагнув к нему, Ванн взял его за руку:

– Сир, вы в порядке? Вам больно? Кто это с вами сделал?

Генерал застонал, после чего ушел в себя. Больше они не смогли вытянуть из него ни единого слова, а Рамон отменил свое возвращение домой.

– Пока такое творится, я никуда не поеду, – сказал он Аларону.

Когда они наконец остались втроем, Цим показала юношам фигуры, появившиеся во время приступа Лангстрита. Они составляли сложный рисунок, гораздо более причудливый, чем руны, которые они изучали в коллегии. Руны были символами из примитивного Йотического алфавита. Маги стали обозначать ими каждый конкретный гностический эффект, используя их в качестве скорописи, однако они представляли собой лишь мнемонические подсказки, не являясь магическими сами по себе.

– Только маленькие дети и Сет Корион используют руны для того, чтобы творить заклинания, – сказал Рамон. – Но я никогда не видел ни одной настолько сложной.

Аларон присмотрелся к фигуре.

– У ма где-то есть книга о рунах. Там их гораздо больше, чем тех, которым нас учили в коллегии. Я попробую ее найти.

Спустя несколько минут юноша вернулся с небольшим томиком. Им не удалось найти фигуру, выжженную в воздухе Лангстритом, но молодые люди были исполнены решимости. У них появилась новая цель. Что-то происходило, и это происходило с ними.

Снаружи колокол пробил полночь, возвещая о наступлении последнего дня апрафора. До Лунного Прилива оставалось два месяца.