16. Кусок янтаря
Амулет

Аларон сидел, глядя на пепел в камине. Вот уже три недели он почти не выходил из своей спальни. Сквозь покосившиеся ставни в комнату проникал свет, и юноша мог слышать приглушенные звуки улицы: снаружи жизнь продолжалась. А вот его собственная оставалась под вопросом. Вынеся свой вердикт, ректор Гавий, по сути, убил его. Он чувствовал себя таким же серым и холодным, как пепел.

Отец пытался говорить с ним, но Аларон раз за разом удалялся в свою спальню и закрывал дверь. Его ночное ведро было почти полным, и в комнате стояла отвратительная вонь. Юноша не мылся уже много дней. Его волосы стали жирными, голова чесалась. Он не мог есть, впрочем, вряд ли это замечая. Он вновь и вновь возвращался к последним мгновениям церемонии, в который раз задавая себе один и тот же вопрос: что стало причиной этого? Его дипломная работа? Произошедшее в доме матери? Или ему действительно нельзя было доверять? Почему они не позволили его отцу оспорить решение? Почему Мюрен так вцепился в его работу? И кто украл его записи?

Время от времени юноша пытался собраться, но то и дело упирался в тотальную неопределенность. Пути дальше не было. Они лишили его будущего, сделав из него объект для насмешек. Теперь он не мог даже показаться на публике. Аларон думал о бегстве, возможно, на Силацию, где он сможет жить вместе с Рамоном, однако сил у него хватало лишь на сон.

Его начал колотить озноб. Огонь вновь погас. Опустившись на колени, он стал ладонями выгребать из камина золу, пока все еще тлевшие угольки не обожгли ему пальцы. Аларон зашипел от боли. Облачко пепла поплыло по комнате. «Огонь – моя стихия, – подумал юноша с горечью. – Я должен был стать огненным магом. А теперь я не могу даже убрать золу, не обжегшись».

– Аларон? Ты собираешься валяться там и жалеть себя до бесконечности, или мне войти туда и вытащить тебя?

Аларону потребовалось несколько секунд, чтобы узнать голос. Он неуклюже встал. Цим? Вот дерьмо! На нем не было ничего, кроме грязной ночной рубашки, и он сидел в покрытой пеплом комнате, где воняло, как в нужнике.

– Аларон?

Цим вновь постучала в дверь.

– Уходи!

– Нет! Открывай, безвольный придурок!

Взяв ночное ведро, Аларон скользнул к окну и распахнул ставни. Его правую руку все еще жгло. Тяжело дыша, он выплеснул ведро в грязный переулок с обратной стороны дома и, не обращая внимания на донесшееся снизу проклятье в свой адрес, вновь захлопнул ставни.

– Аларон! Открывай!

– Подожди, я… Эм, ты можешь подождать внизу? Пожалуйста?

– Зачем?

– Мне нужно помыться!

– У тебя десять минут, или я уйду отсюда и ты никогда меня больше не увидишь!

– Хель и проклятье! – выругался он, заслышав ее шаги. – Не уходи, я спущусь. Обещаю!

Все конюхи отправились вместе с Ванном на меховые рынки в Гайденхайме, так что ему пришлось самому тащить воду из колодца. Цим, к счастью, нигде не было видно. Стоя босиком в морозном дворе, дрожа как осиновый лист и ощущая себя ребенком, он выливал на себя одно ведро прозрачной воды за другим, пока вновь не ощутил себя чистым. Его разум тоже немного прояснился. Цим здесь. Но ведь она должна была вернуться на юг, разве нет? Завернувшись в мокрый халат, он поспешил на кухню и обнаружил, что там уже разведен огонь, на котором блестело ведро воды. Одетая в свои привычные цыганские юбки, Цим сидела на поварской скамье. Ее собранные в хвост непослушные черные волосы были завязаны узорчатым платком. Золотые серьги девочки сверкали в свете очага. Увидев ее, Аларон едва не расплакался.

– Ты выглядишь чертовски паршиво, – прямо сказала ему Цим. Она указала на огонь. – Я нагрела для тебя воды. Помойся с мылом. И побрейся. – Девочка встала. – Я подожду снаружи. Не хочу даже ненароком увидеть твое истощенное тело. Ты – полный идиот, Аларон Мерсер, – добавила она, глядя ему в глаза.

Спешно сбросив халат, Аларон взял чашку и начал поливать свою задубевшую кожу горячей водой. Затем он кое-как побрился, хотя его руки тряслись так сильно, что он несколько раз порезал себе лицо, и помчался наверх за чистой одеждой, боясь, что Цим уйдет еще до того, как он успеет привести себя в хоть сколь-нибудь презентабельный вид. Спешно набросив первое, что попалось под руку, Аларон провел пальцами по своим мокрым волосам и спустился вниз.

Цим к тому времени уже вернулась на кухню. Критически оглядев Аларона, она протянула ему руку.

– Можешь приблизиться, – царственно произнесла девочка.

Неуверенно подойдя к ней, Аларон наклонился, чтобы поцеловать ей руку, однако Цим внезапно вырвала ее и влепила ему такую пощечину, что он пошатнулся.

– Ты о чем вообще думал, дурак? Ударить городского чиновника? Болтать о Скитале Коринея в зале, полном рондийских магов? Ты хренов самоубийца? Или придурок?

Ее глаза пылали.

– Ты видела Рамона? – сумел произнести Аларон, потирая щеку.

– Табор моей семьи ехал через Силацию и останавливался в его деревне. Он очень волновался за своего приятеля Аларона Тупоголового, похерившего свое будущее. А теперь я здесь и вижу, что ты вознамерился хандрить, пока не помрешь.

– Я не хандрю. Я просто…

Он замолчал.

– Я думала, что ты хоть чуть-чуть сильнее, Аларон. Ты семь лет тайком сбегал из коллегии, чтобы учить меня магии, рискуя отчислением каждый день. Я думала, у тебя кохонес побольше.

– Ты не понимаешь…

Скрестив руки на груди, она сверкнула на него глазами.

– Правда?

Откинувшись на спинку скамьи, Аларон тоже сложил руки. Ее пылающий гнев заставлял его чувствовать слабость.

– Когда они проваливают тебя, это конец. Финал. Ты не можешь использовать амулет, так что твой гнозис жалок, а если они поймают тебя на его использовании, то упекут в тюрьму или еще что похуже. В глазах людей ты отвергнут Богом, и с тобой можно поступать, как заблагорассудится. И перед твоими глазами все время стоит тот, кем ты должен был стать. Я должен был стать огненным магом и присоединиться к священному походу; теперь же я не смогу пополнить легион даже в качестве рядового, потому что остальные бойцы разорвут меня в клочья. Я не мог помогать па в его деле, как он надеялся, и не могу построить ему воздушный корабль, как он того хотел. Я никогда не смогу вернуть ему стоимость моего обучения в коллегии, а теперь еще и матери придется покинуть имение. Всей нашей семье настал конец – по моей вине. – Закрыв лицо руками, он прошептал: – Думаю, мне лучше просто убить себя.

Цим фыркнула:

– Прямо как мальчишка: никакого характера. Одна неудача – и начинаются сопли о сведении счетов с жизнью. – Встав перед Алароном, она убрала его руки и взяла лицо юноши в свои. – Аларон Мерсер, вы с Рамоном дали мне нечто невероятное: вы обучили меня, когда никто другой на Юросе не хотел этого делать, пусть даже вы оба и были до бесполезности дерьмовыми учителями, которые большую часть времени пытались заглянуть в вырез на моей блузе. И я перед вами в долгу. Я хочу помочь тебе – и могу это сделать, если тебе самому хватит мужества помочь себе. Так что, ты вернешься в ту вонючую дыру, которую называешь спальней, и продолжишь ныть о самоубийстве или вернешь себе свою жизнь?

– Это несправедливо, – запротестовал Аларон.

– Бедный мальчик, жизнь несправедлива.

Сняв со своей шеи кожаную тесьму, Цим вытащила из-под блузы камень медового цвета. Его огранка выглядела достаточно грубой, но в темной комнате он обворожительно мерцал. Аларон затаил дыхание.

– Это янтарный амулет, который мои друзья стащили у одного мага в Неббе, – произнесла девочка, поигрывая таинственным камушком. – Если хочешь, он – твой.

Аларон протянул было руку, однако затем отдернул ее.

– Но… Это было бы незаконно. Если бы меня поймали…

Подняв амулет над головой, Цим стала им покачивать. Аларон колебался, не в силах мыслить ясно. Он то протягивал руку, то останавливал себя. Разочарованно вздохнув, девочка повесила камень на один из кухонных крючьев.

– Рукка мио, Аларон. – Она схватила его за плечи. – Тебя обманули. Разве тебе не хочется нанести ответный удар? Разозлись!

– Легко сказать… Я не могу просто…

– Ты можешь просто. Возьми амулет и стань человеком, которым хотел стать. – Развернувшись, она вышла из кухни, рявкнув через плечо: – Используй его!

– Погоди, Цим! – Аларон рванулся следом за ней. – Как Рамон?

– С мелким прохвостом все в порядке. Он волнуется о тебе. Парень недавно расправился с головорезами, посланными местными фамильози, и теперь рассматривает предложение от фамильозо присоединиться к его банде. На Силации дела ведутся так.

Аларон попытался ухмыльнуться:

– Это хорошо.

– Ха. Впрочем, если ты так говоришь… Мелкий придурок звал меня замуж. Размечтался!

Она развернулась, чтобы уйти.

– Цим… – произнес Аларон почти что безумно. – Амулет… Закон…

– Закон, – фыркнула девочка насмешливо. – Закон – это лишь мнение того, кто в данный момент находится у власти. Он не имеет никакого отношения к справедливости. – Она вздернула подбородок. – Амулет – твой, если у тебя хватит смелости, чтобы взять его. Увидимся, Аларон.

С этими словами она удалилась, захлопнув дверь у юноши перед носом. Вздрогнув, Аларон вернулся к очагу. Посидев немного у огня, он наконец взял янтарный амулет, а заглянув в его темные глубины, продолжал погружаться в них, но дна так и не обнаружил.

Тем временем домой вернулась повариха Тула, однако Аларон этого не заметил. А вот когда она дала ему миску рагу, он все слопал со зверским аппетитом.

– Так как ты, Аларон? – спросил Ванн Мерсер.

Аларон оторвал взгляд от огня. Он все еще сжимал янтарный амулет в кулаке. Юноша не слышал, как вошел отец.

– Не знаю, па.

Ванн сжал губы.

– Твой дед, упокой Кор его душу, всегда говорил, что нужно сначала думать о том, чего ты хочешь достичь, и лишь затем о том, как это сделать. Так чего ты хочешь от жизни?

Откинувшись на спинку стоявшего у огня кресла, Ванн ждал ответа.

– Я не знаю. Мне всего восемнадцать.

– Большинство парней твоего возраста уже женаты, и у них есть дети, Аларон.

– Да, но со мной такого теперь не случится, не правда ли? – Сглотнув, он замолчал и некоторое время просидел, не говоря ни слова, пока его отец курил трубку. Наконец юноша заговорил вновь: – Всю свою жизнь я думал, что стану магом, потому что не могу быть никем другим. Но власти – коллегия – говорят, что я не имею права им быть, что я не подхожу. Но я ведь хорошо выполнил тесты, па, и заработал бронзовую звезду. Они сами сказали об этом во всеуслышание – но не выпустили меня! И моя дипломная работа была логичной, что бы они ни говорили, – ее точно сочли достаточно хорошей, чтобы украсть мои записи…

– Что?

Ванн подался вперед. Его взгляд стал очень внимательным.

– Отсюда? Почему ты не сказал мне?

– Эм… Я не думал, что это важно, не после того, как они меня завалили…

– Ты не думал, что похищение записей к твоей дипломной работе во время экзаменов – это важно? Аларон, ты не прав – совершенно не прав. Мы должны сказать капитану Мюрену…

– Нет, только не ему! – спешно перебил отца Аларон.

– Что значит «не ему»? Джерис Мюрен – мой друг, и он – капитан стражи. Если кто и может найти твои записи, то это он. Возможно, мы сумеем добиться для тебя повторных экзаменов. Я встречусь с ним…

– Нет, па, прошу… – И Аларон начал рассказывать Ванну о том, как Мюрен высмеял его дипломную работу, как он ударил Эли Беско – сказать об этом отцу юноша тоже забыл. Открыв рот, он просто не мог остановиться: – Я лишь хотел стать боевым магом и присоединиться к походу, па. Я хотел славы – хотел уважения. Все семь лет учебы я выносил постоянные насмешки со стороны этих высокородных говнюков – Малеворна Андевариона, самого злобного подонка на Урте; Фрэнсиса Доробона, который не годен даже на то, чтобы править аквариумом, не говоря уже о королевстве; Сета Кориона, этого шута. Почему у них есть все, если они не заслуживают ничего?..

Глаза Аларона защипало от слез, и он понял, что плачет. Отец обнял его так, как делал это, когда Аларон был ребенком. Вечер сменился ночью, а юноша так и сидел, прижавшись к отцу и потеряв счет времени.

Наконец он выпрямился и, вытерев глаза, прошептал:

– Что мне делать, па?

Он глядел на янтарный амулет, который все так же сжимал в руке.

Посмотрев на свою погасшую трубку, Ванн Мерсер положил ее на каминную полку.

– Ты должен сделать то, что тебе нужно, Аларон; я не могу поделиться с тобой какой-то особой мудростью. Я – всего лишь простой солдат, влюбившийся в мага; в моей жизни не было ничего, что подготовило бы меня к этому браку или к тому, что я буду растить ребенка-мага. Я люблю тебя, но я представления не имею о том, как тебе следует прожить свою жизнь. Однако я считаю, что в отношении тебя была совершена огромная несправедливость. О Беско я знал – Харфт рассказал мне. Но теперь, узнав еще и об этой краже, я чувствую себя облапошенным; именно поэтому я и хочу поговорить с Джерисом Мюреном. Что бы ни случилось во время твоего выступления, он – хороший человек. Сын, тебя лишили того, что принадлежит тебе по праву рождения. Не в моей власти отменить их решение, однако я буду бороться изо всех сил. Ты неспроста получил подарок от своей подруги. И что бы ни произошло, Аларон, я горжусь всем тем, что ты сделал для этой девочки, больше, чем ты можешь себе представить. Знай: если ты хочешь взять этот камень и это будет означать, что тебе придется бежать, ты все равно навсегда останешься моим любимым сыном.

Это было уже слишком. Аларон вновь разрыдался, не в силах остановить слезы.

Проснувшись посреди ночи у кухонного очага, юноша достал камень и начал его настраивать. Мысль о том, что он окажется вне закона, странно возбуждала. Когда Цим вернулась через несколько дней, она сжала его руку и пообещала заглянуть еще раз. Аларон вновь осмелился мечтать.

Строгай. Лощи. Полируй. Теши. Шлифуй. Аларона укутывали несколько слоев одежды, а на руках у него были шерстяные варежки, однако изо рта все равно вырывался пар. Мороз был жестоким. Новогодние торжества уже закончились, почти обойдя стороной их тихий дом. Река стояла, скованная льдом. Тяжелые облака затянули небо, а метели каждую ночь наносили свежие белые сугробы. И пусть зима не торопилась сдавать свои права, на дворе уже стоял 928: год Лунного Прилива.

В доме Мерсера наступило нечто, подобное весне. Каждое утро, когда иней начинал искриться в лучах рассветного солнца, Аларон упражнялся с оружием. Под рубашкой у него висел новый амулет, а его шаг стал энергичным; особенно заметным это было, когда к нему заглядывала девчонка из римонских цыган. Впрочем, поварихи и конюхов дела юноши не касались, так что они старались не подавать виду, что заметили это.

У Аларона появилась новая цель. С некоторых пор его перестало волновать, что он совсем не умел придавать с помощью гнозиса форму дереву, а со стихией воздуха управлялся лишь на самом начальном уровне. Он сделает воздушный ялик. Это было не самое рациональное решение, но юноша принял его, поэтому каждое утро, поупражнявшись, брал инструменты отца и начинал работу.

Пока Аларон что-то мастерил, его отец кое-что запасал впрок. Ванн вознамерился отправиться в Понт и вместе с другими пересечь мост Лунного Прилива, чтобы торговать с гебусалимцами и кешийцами, несмотря на угрозу войны. Священный поход не отменял торговли, а после открытия Моста купцы могли сколотить целое состояние.

Мать Аларона теперь жила в квартире в восточной части города вместе с новой поварихой. Имение Анборнов выставили на продажу, и старая Гретхен решила остаться служить новым владельцам. Аларон посещал мать в ее новом жилище, хотя такие визиты и давались ему нелегко. Мать, похоже, не понимала, почему ей пришлось покинуть имение. Впрочем, вспоминая, как ее сын ударил Беско, она каждый раз смеялась, и постепенно юноша начал думать, что поступил тогда правильно, невзирая на последствия.

Аларон как раз забивал гвоздь, когда услышал голос, который надеялся никогда больше не услышать.

– Мерсер, – произнес владелец голоса, растягивая слова. – Чем занимаешься?

Отложив молоток прежде, чем тот начал казаться ему оружием, Аларон обернулся, остро ощущая висевший у него на шее нелегальный амулет.

– Колл.

За несколько последних месяцев Грон Колл не слишком изменился. Его лицо по-прежнему было прыщавым, а волосы – все такими же жирными. А вот одет Колл теперь был богаче. Поглаживая модную мантию из собольего меха, он медленно прошелся по заснеженному двору, тихо посапывая.

– Что за унижение, а? Мечтать о священном походе – и закончить, забивая гвозди. Даже нос из дома высунуть боится. Впрочем, ничего удивительного. Слишком у многих руки чешутся проверить, на что маг-неудачник сгодится в драке. Очевидно, ни на что. – Колл плюнул в снег. – Так чем занимаешься, Мерсер?

– Да так, бездельничаю, – ответил Аларон, стараясь оставаться спокойным.

– Соблазна не возникало, Мерсер? Знаешь… – Колл указал на него пальцем. – Должно быть, тяжело, когда тебя лишают всего после семи лет обучения. – Он обошел вокруг Аларона, злобно на него таращась. – Ты, блин, просто пустое место, Мерсер: тебе следует скромно броситься на свой меч и перестать зря переводить воздух.

Аларон сжал кулаки, но с места не двинулся.

– Я решил заскочить, чтобы воочию убедиться, что ты делаешь, прежде чем отправиться смотреть на воинский сбор. Это то, чем занимаются настоящие мужчины: собираются в поход. Настоящие мужчины, а не педики вроде тебя, Мерсер. Ты – ущербный купчина-членосос.

Глаза Аларона заволокло кровавой пеленой, и он шагнул вперед. Колл потянулся к своему амулету. Его глаза вспыхнули…

Но в тот самый момент во двор вошел еще один человек.

– Есть кто дома? – спросил он, и оба юноши вздрогнули.

– Иди на хрен и дождись своей очереди, – сказал Колл самодовольно.

Однако в то же мгновение юный маг дернулся так, словно был марионеткой, и начал судорожно колотиться головой о ворота конюшни. Кровь брызнула из его разбитой губы, заливая красивую одежду. Потрясенный Колл рухнул на землю.

– Простите, мастер Колл, я не расслышал ваших слов, – произнес капитан Мюрен. – Что вы сказали?

С мрачной улыбкой Аларон смотрел, как Грон Колл встает на ноги. Тяжело дыша, он заковылял со двора.

– Я расскажу об этом губернатору, – пробормотал он, с трудом двигая распухшими губами, оказавшись на безопасном расстоянии, после чего скрылся за воротами.

«Я расскажу о тебе» было любимой мантрой Грона во время учебы в коллегии.

Аларон медленно выдохнул, но затем вновь затаил дыхание. Обернувшись к нему, Мюрен сухо спросил:

– Ваш друг?

Юноша качнул головой, но затем замер, опасаясь, что капитан увидит его амулет.

– Ну, так как поживаешь, молодой Мерсер?

Глубоко вдохнув, Аларон попытался унять внезапный прилив гнева.

– Ну, сир, я – неудачник. Хотя, возможно, я бы прошел, если бы мою дипломную работу не высмеяли подобным образом.

Мюрен со вздохом сделал жест в сторону скамьи, стоявшей внутри конюшни.

– Ты не против, если я присяду?

Аларон кивнул, не доверяя собственному языку. Но его темперамент все-таки взял свое.

– Как вы могли, сир? – вскричал он. – Я провел исследование, проверил факты гораздо тщательнее, чем это сделали вы, – а вы солгали перед всеми и разрушили мою жизнь!

Мюрен медленно выдохнул, выпустив облачко пара.

– Мне жаль, что ты видишь все в таком свете, – произнес он спокойно.

Аларон вытаращился на него:

– Вам жаль, что я вижу все в таком свете?! Вам, на хрен, жаль?!

С мучительным выражением лица Мюрен поднял руку:

– Тише, парень! – Еще раз вздохнув, он произнес: – Да, мне жаль, но я тогда оказался в совершенно невозможной ситуации.

– В невозможной ситуации? С трудом могу поверить, что я был первым студентом, использовавшим в своей дипломной работе спорную доказательную базу и домыслы. Провались оно все в Хель, прямо передо мной проклятый лизоблюд Сет Корион пытался оправдать сдачу Вультом Лукхазана в присутствии самого губернатора! Вцепились ли вы в него подобным образом? Сказали ли, что его доказательная база – неоригинальное дерьмо? Вы такой же трус, как и все остальные. – Аларон ткнул в капитана пальцем. – Мой отец впустил вас в свое сердце, а вы разрушили мою жизнь.

Мюрен в очередной раз тяжело вздохнул:

– Аларон, послушай, у меня не было выбора. Я не мог позволить тебе продолжать – не перед такой аудиторией. Я думал, что сделал достаточно, но…

– Сделали достаточно? Вы сделали более чем достаточно: они провалили меня! Они не позволили мне даже оспорить…

Мюрен вновь поднял руку:

– Аларон, разреши мне закончить: да, ты зол, и у тебя на это есть полное право. Но можешь на секунду остановиться? Меня попросил прийти сюда твой отец; он говорит, что тебя обокрали. Можешь рассказать мне об этом? Без гневных тирад.

Юноша взглянул на него. «Не уверен, что смогу», – подумал он, но затем глубоко вздохнул.

– Ладно. Конечно. Когда я вернулся домой, кто-то обшарил мои вещи. Записи к моей дипломной работе исчезли. Больше ничего.

– Почему ты об этом не сообщил?

– Кому? – спросил Аларон горько. – Если это не был Грон Колл со своими приятелями, тогда это был губернатор или даже вы. Так кому, провались оно все в Хель, мне было сообщать?

– А, теперь понимаю, – тихо произнес Мюрен. – Я действительно тебя подставил, и из-за этого мне жаль вдвойне.

– По вашим словам, моя дипломная работа в любом случае была вздором, – пробормотал юноша, чувствуя, что его вновь охватывает жалость к себе. – Кому мои записи вообще могли понадобиться?

Мюрен покачал головой:

– Нет, Аларон, в этом-то и дело. Твоя работа не была вздором. Если тебя это утешит, она оказалась слишком правдоподобной. Меня она убедила, как и остальных. Никто не знал об аресте Лангстрита в старом городе, кроме, наверное, самого Вульта и, возможно, еще двух-трех человек из ныне живущих. Хотел бы я, чтобы ты был менее точен или пришел к неверному выводу. Однако ты заявил во всеуслышание о том, о чем даже люди с большими связями на протяжении целого десятилетия лишь шептались. Именно поэтому я и пытался заставить тебя замолчать. Я считаю, что ты вполне можешь оказаться прав и что Скитала Коринея действительно могла быть потеряна здесь, в Нороштейне.

Слова капитана повисли в воздухе. Аларон почувствовал, что его кожа становится липкой от пота. Он кивнул, силясь вдохнуть.

– Тебе известно, что за знания в ней содержатся? – спросил Мюрен, но затем качнул головой, словно отвечая на свой собственный вопрос. – Вот и мне тоже. Она бесценна. Если бы Скитала досталась Аргундии, Паллас бы пал. Если бы она досталась римонцам… Во имя Кора, если бы она попала в руки к дхассийцам или кешийцам, мы сражались бы с язычниками здесь, на Юросе, и проигрывали бы войну. Во всей империи не найдется столько золота, чтобы купить эту Скиталу. Сила превращать людей в Вознесшихся – это величайшее сокровище имперского трона. Таким могуществом наделяются лишь самые верные из его слуг. Империя не может рисковать, превращая в Вознесшихся кого попало. А теперь ты озвучил то, о чем лишь немногие осмеливались даже шептаться. Что Скитала утрачена… Сам император, должно быть, трясется с утра до ночи в ожидании новостей о том, что какая-нибудь новая клика Вознесшихся планирует его свергнуть. Можешь себе это представить?

Аларон не мог.

– Я просто подумал, что это интересная тема для диплома… – прошептал он. – Подумал, что я очень умный. Я никогда не предполагал, что могу оказаться прав…

Минуту они помолчали, а затем Мюрен стал расспрашивать юношу о краже – о том, когда он заметил, что записи пропали, о том, пытался ли он выяснить, кто мог это сделать. Аларон не пытался. В тот день он был просто сломлен, чтобы сделать хоть что-то.

– Если что-то вспомнишь или тебе придет в голову мысль о том, кто может быть с этим связан, приходи ко мне, – сказал ему Мюрен. Он протянул руку, и Аларон медленно ее взял. Какая-то его часть начала прощать капитана. – Ты хороший парень. Загляни, если вспомнишь что-то еще. Или если Грон Колл вернется.

Мюрен ушел, Аларон же так и сидел, глядя на падавший снег. Ему хотелось поговорить с Рамоном или Цим, но они были далеко.

Повозкой правил Ванн Мерсер. Аларона немилосердно трясло, однако напротив него сидела Цим, и это стоило любого дискомфорта. Под серебристым небом они ехали к имению Анборнов. Из их ртов вырывался пар. «Мы собираемся нарушить несколько законов», – размышлял Аларон, поражаясь самому себе. Он поглаживал корпус сделанного ими с Цим ялика.

Табор Цим вернулся в середине февро, так что в воздухе уже начинало чувствоваться приближение весны. Цыгане дожидались их на неухоженном газоне перед имением. Бедная Гретхен бросала на них встревоженные взгляды. Вот уже пару месяцев экономка жила в имении одна. Вдобавок она разделяла бытовавшие в империи страхи перед цыганами. Шесть ярких повозок выстроились по краям газона, а их владельцы рассыпались по траве. Повсюду носилась напоминавшая бабочек пестро одетая малышня. Такого количества детей Аларон не видел со времен учебы в коллегии. Их крики заглушали все вокруг. Одетые в белые рубашки и черные рейтузы мужчины стояли неподалеку, ухватившись за рукоятки ножей. Закутавшиеся в шали женщины подозрительно хмурились. Цим предупредила их, что римонцы магов не любят, но они приехали сюда, чтобы заключить сделку.

Несколько человек вызвались помочь Ванну разгрузить заднюю часть повозки и спустить с нее корпус ялика, после чего они под руководством Аларона стали устанавливать мачту с рулем и распутывать такелаж. Ванн тем временем беседовал с предводителем цыган Мерцеллом ди Реджией, отцом Цим. Это был высокий, гибкий мужчина с волнистыми волосами и впечатляющими усами. Все окружающие относились к нему с большим уважением – с человеком, который, влюбившись в неизвестную женщину-мага, оставил себе ее ребенка, явно следовало считаться. Они с Ванном потягивали кофе, посмеиваясь над царившей вокруг суматохой, словно были лордами, наблюдавшими за выступлением труппы комедиантов.

Аларон надеялся, что все будет выглядеть хоть немного серьезнее. Впрочем, не появись Цим у него во дворе неделей ранее, не получилось бы даже этого. Она была лучше Аларона во всем, чем они занимались, в данном случае – в зачаровании корпуса ялика таким образом, чтобы он поглощал и использовал воздушную тауматургию. Цим сидела в окружении цыганок, не обращая внимания на вертевшихся вокруг мускулистого вида молодых мужчин с длинными волосами и лицами, которые, казалось, просто неспособны улыбаться. Все они поглядывали на Аларона с враждебным превосходством. «Вот только вы, ребята, не способны заставить вещи летать, – мысленно парировал он. – Хотя, конечно, я пока тоже не знаю, сумею ли сделать это». Возможности провести тестовый полет в городе не было, так что попрактиковаться он не мог. Но если все получилось, то отец Цим купит ялик за большие деньги. «Поэтому лучше бы ему летать так, как он должен», – подумал Аларон.

Наконец ялик был готов – небольшое одномачтовое суденышко для двух человек, с глубоким корпусом и шестью втяжными стойками для приземления. Приходилось признать, что корпус выглядел несколько грубоватым, но Цим, которая, в отличие от Аларона, умела кое-как управляться с магией природы, ему с этим помогла. Воздушным магом она тоже была лучшим, чем он, зато Аларон знал теорию и был лучше подготовлен, поэтому мог считать этот проект большей частью своим. Работать с ней вместе было сплошным удовольствием, но даже это не могло сравниться с тем чувством, которое он испытывал, держа Цим за руку и помогая ей подняться на борт ялика под настороженными взглядами цыганских мальчишек. Увидев, что они готовятся к взлету, дети вздохнули, с трудом сдерживая свой восторг.

– Ты готова? – спросил он уверенно.

Цим нахмурилась:

– Ты точно знаешь, как управлять этой штуковиной?

Аларон пожал плечами:

– Ничего сложного.

Наверное, он слегка покривил душой, хотя юноша помнил кое-что из того, чему его учили в коллегии. Да и что им, собственно, было терять?

Его отец держал чашку густого черного кофе. Он одобрительно кивнул. Аларон помахал ему в ответ, и его мысли вернулись к полету. Воздушный гнозис всегда давался юноше с трудом, ведь он был магом стихии земли – элемента, противоположного воздуху. Впрочем, за время работы над яликом он обнаружил в себе небольшую склонность к стихии воздуха. К тому же ему нравилось строить судно, за исключением тех моментов, когда приходилось выковыривать занозы из-под ногтей.

Я никогда бы не закончил его без Цим, но она без меня никогда бы не узнала, с чего начать. Закрыв глаза, он позволил гнозису влиться в корпус. Легонько вздрогнув, ялик немного приподнялся над землей. Они с Цим радостно переглянулись, и девочка тоже стала медленно наполнять корпус своей энергией, пока веревки не остались единственным, что не давало суденышку взмыть ввысь.

– Отпускай! – крикнул Аларон.

Цим перевела его команду на римонский, и молодые люди отвязали веревки. Ялик взвился в воздух. Два фута. Три. Шесть. Дюжина. С земли донеслись восторженные возгласы наблюдавших за невиданным зрелищем. Внезапный порыв ветра наполнил паруса. Цим взвизгнула, а Аларон схватился за румпель.

– Поворачивай! – завопила девочка, указывая на деревья перед ними.

Рассмеявшись ее испугу, юноша потянул за румпель, и они медленно заскользили над поляной. Внизу раздавались приветственные крики на римонском. Дети бежали следом за ними, дико размахивая руками. Чувствуя, как его наполняет гордость, Аларон помахал им в ответ. Даже их отцы вскочили на ноги.

Внутри у юноши расцвели надежды. Но когда они повернули, корабль потерял ветер. Более легкая носовая часть ялика задралась вверх, так что теперь ветер дул им в лицо. «Это ведь плохо, да?» – подумал Аларон, стараясь сохранять спокойствие. Парус хлопнул по мачте. Затем он вновь поймал ветер, однако не с той стороны, с которой было нужно, и они начали медленно скользить назад. Румпель стал бесполезен.

«Это точно плохо», – признал он.

– Аларон, сделай что-нибудь! – закричала Цим, дико жестикулируя.

Оглянувшись в том направлении, куда она указывала, юноша увидел приближавшееся к ним огромное окно гостиной своей матери.

– Дерьмо! Приземляй его! – крикнул он, пытаясь выпустить гнозис из корпуса.

Однако энергия циркулировала в дереве, и Аларон не смог извлечь ее оттуда достаточно быстро. Цим нырнула под парус, но этим лишь сместила бóльшую часть веса судна к корме, и оно наклонилось назад. Цим с визгом упала к Аларону на руки, и ялик, под крики перепугавшихся цыган, ударился мачтой в окно верхнего этажа.

– Рукк! Стой!

Цим всем весом упала на него, изо всей силы врезавшись в Аларона лбом. Суденышко накренилось, выровнялось, а затем, увлекаемое мачтой, пробило рулем окно гостиной как раз в том месте, где обычно сидела мать юноши. Сломавшись, мачта скользнула по оконной раме. Парус разорвало посыпавшимися на них осколками стекла. Аларон прижал к себе Цим, стараясь защитить их обоих от этих осколков и кусков дерева. Корпус ялика вошел в комнату и, пробив портрет лорда Грацина Анборна и стену, на которой тот висел, застрял в ней. Вокруг повсюду валялись обломки мебели.

Гретхен открыла дверь в гостиную, но тут же, взвизгнув, испарилась. Снаружи не доносилось ни звука. Зарывшись лицом в волосы Цим, Аларон молился, чтобы все это оказалось сном. Девочка пахла гвоздикой и пачули, а ее тело было упругим и теплым. Возможно, все это – лишь сон?

– Аларон, пусти, идиот, – прошипела Цим. Она отползла назад и встала на ноги. – Рукка мио!

Подняв голову, юноша огляделся. Комната превратилась в настоящее море обломков. Сломанная мачта по-прежнему удерживалась спутанным такелажем. Ее верх торчал из разбитого окна. Пол усеивало разбитое стекло.

Цим упала на колени, и ее плечи затряслись. Аларону понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она истерически смеется.

Столько труда… Аларону хотелось скорее плакать, чем смеяться, но вырвавшийся из его горла звук был чем-то средним. Юноша откатился в сторону. Тяжело дыша, он лежал посреди разрушенной гостиной.

Через несколько секунд в окно уже заглядывало множество дружно охавших детей.

– Цим? – сумел наконец произнести Аларон. – Как думаешь, твой отец после этого захочет его купить?

Сделка, разумеется, не состоялась, но они расстались друзьями.

– Моя дочь снова поможет твоему сыну, – сказал Мерцелл Ванну. – Это лучше цирка.

Учитывая все произошедшее, Аларон чувствовал себя не так плохо. Да, полет обернулся катастрофой, и да, весь табор смеялся до упаду. Однако Цим обняла его за плечи и поцеловала в щеку.

– В следующий раз мы заставим его летать правильно, – прошептала она ему на ухо.

Это стоило дороже любого золота.

Аларон сидел в одиночестве в конюшне имения Анборнов, глядя на лившийся с неба дождь. На дворе стоял конец февро, и Ванна не было. Цим тоже уехала вместе с остальными цыганами. Сейчас они путешествовали где-то в низинах на севере. Ветер выл так, словно ему было больно. Ветви деревьев колотили по крыше. Уже несколько недель Аларон не видел ни одной живой души, кроме Гретхен. Впрочем, его это устраивало, ведь так он мог сконцентрироваться на ялике. Они решили починить его здесь, где Аларону не придется опасаться, что кто-нибудь сможет почувствовать его гнозис. Юноша работал и по дому, ремонтируя разрушенное яликом и устраняя ущерб, причиненный зимними холодами.

А еще он читал книги по теории воздухоплавания. Все оказалось не так просто, как он думал.

«Возможно, если бы ты прочел их заранее, мы бы не упали», – заметила Цим перед отъездом.

«Но люди учатся летать совсем не так», – попытался объяснить он.

Ему таки удалось избавиться от своей изматывающей депрессии, как от балласта во время шторма. То, что у него появились занятие и цель, разумеется, сыграло свою роль, однако Аларон понял, что важнее всего была компания: люди, с которыми можно было делиться своими мыслями, вместе работать и смеяться, сочувствовать друг другу. Ему было достаточно даже дружеской беседы с Гретхен за чашкой чая с медовыми пирогами.

Янтарный амулет Аларон использовал с осторожностью и лишь тогда, когда это было необходимо. Повсюду тренировались легионы. Люди и снаряжение стекались в столицу. Все готовились к великому маршу к Понту. Когда шесть норосских легионов выдвинутся туда, он будет в числе очень немногих молодых людей, оставшихся дома. Но что бы ни ожидало их всех впереди, сейчас Аларон ощущал необъяснимое удовлетворение от работы с яликом и осторожно раздувал огонек маленького костерка, который ему удалось разжечь на пепелище своей жизни.

Весенние дожди уже начались, так что в тот день шансов проверить, насколько качественно он отремонтировал судно, у Аларона не было. Положив руки на корпус и закрыв глаза, юноша начал осторожно подкармливать ялик, нежно вдыхая в дерево свою энергию. Если бы он приоткрыл глаза, то увидел бы, что доски начали мягко поблескивать в полумраке мастерской.

Внезапно Аларон напрягся, почувствовав, что по корпусу прокатилась небольшая волна воздушного гнозиса, приветствуя его. Открыв глаза, юноша начал на ощупь искать молоток. В комнате послышалось движение. Аларон замер. Его сердце бешено заколотилось.

По другую сторону верстака стоял старик, глядя на свои руки, которым касался противоположной части корпуса. Несмотря на свой рост, он был согбенным, а его седые волосы – спутанными. Из косматой бороды гостя торчали соломинки, а его взгляд блуждал где-то далеко. Он выглядел так, словно его тащили через кусты. Его одеяние, при ближайшем рассмотрении оказавшееся ночной рубашкой, было испачкано грязью и покрыто пятнами от травы. Старик промок до нитки, как будто долго шел под дождем.

– Кóровы яйца! Кто вы, провались оно все в Хель, такой? – выдохнул Аларон.

Он был скорее удивлен, чем напуган.

Старик съежился.

– Ммнгх! – кашлянул он сдавленно, вздрогнув от звука собственного голоса. – Ммнгх!

Прижав ладонь ко рту, старик упал на колени.

– Сир? Сир? – Схватив конскую попону, Аларон бросился к нему. – Вот, позвольте мне помочь.

Старик взглянул на юношу, и его глаза расширились от ужаса.

– Гггнхх!

Глаза старика закатились, и он упал на землю без чувств.

Аларон позвал на помощь Гретхен.