В это время в Париже Анна потратила несколько дней, чтобы обнаружить месторасположение лагеря эректусов, и еще целое утро ушло на получение пропуска.

Военные сначала подумывали о том, чтобы освободить тюрьмы, но вскоре отказались от этой идеи из практических соображений. В итоге первый центр содержания эректусов устроили в Венсенском зоопарке на окраине столицы. Зоопарк был закрыт еще месяц назад, как и все остальные парки развлечений. Огражденная территория с клетками стала наиболее подходящим местом для содержания эректусов, пока не найдется более подходящее место для их размещения. Это было ужасно символично: больных низвели до уровня животных. Несомненно, именно поэтому армия старалась скрыть этот факт.

Перед решетчатой оградой толпилось более двух сотен людей, которые выплескивали свое негодование. В толпе выделялись плакаты с надписями: «Моя жена – не эректус», «Кто настоящее животное? Посмотрите на себя в зеркало!» и еще «Все братья!».

Анна протянула удостоверение личности охраннику, стоявшему в бронированной будке. Мужчина проверил список и, не глянув на нее, позвонил по телефону. Анна ждала около десяти минут, пока к ней не пришел человек с встревоженным видом. Он поприветствовал Анну без тени улыбки:

– Мадам Монье, я предупрежден о вашем прибытии. Меня зовут Марк Антонетти.

– Спасибо, что смогли меня встретить. Стивен Гордон сказал, что вы можете мне помочь.

Молодая женщина знала, что генеральный врач активно выступал за изоляцию доисторических, поэтому воздержалась высказывать недовольство по этому поводу. Ведь если бы не он, у нее не было бы никаких шансов увидеться с Яном. Анна продолжила с преувеличенным оптимизмом:

– Я практически уверена, что мне удалось наладить общение с Яном Лебелем. Таким образом, я могла бы доказать, что существует возможность…

Антонетти властно прервал ее:

– Мадам Монье, давайте начистоту. Вы здесь только благодаря старой дружбе, которая меня связывает со Стивеном Гордоном. Мне также известно, что вы не берегли свои силы в парке Крюгера. И все же, не теряйте время понапрасну. Человек, о котором вы говорите, больше не существует. Даю вам два дня, не больше… Идемте.

Он повернулся и пошел. С бьющимся сердцем Анна поспешила вслед за ним.

В клетке для пантер теснилось четыре десятка эректусов. Они выглядели пассивными и не проявляли никакого интереса к новому месту. Один из эректусов издал что-то похожее на жалобный крик, который, казалось, выражал глубокий страх. «По крайней мере, их больше не держат в стерильных комнатах…» – подумала Анна.

– Что вы сделали с животными?

– Бо`льшую часть перевезли в другие зоопарки, некоторых разместили в старых зданиях. Надо было освободить место.

– А сколько больных?

– Это конфиденциальная информация.

Клетки следовали одна за другой, и в каждой из них была такая же удручающая картина. Анна была немного удивлена пассивностью эректусов. Женщина пыталась подавить в себе осуждение, но чувствовала, как в ней поднимаются отвращение и злость.

– Не обольщайтесь их спокойствием, – выпалил Антонетти, словно прочитав ее мысли. – Еще двадцать минут назад они дразнили друг друга, и нам пришлось накачать заводил наркотиками. Полагаю, что эректусы действуют по принципу подражания, потому что реагируют одинаково.

– А вы знаете, почему они нервничают?

– Не имею ни малейшего представления. Они как бешеные собаки, которые срываются на поднятый ботинок…

– А что, если эти приступы бешенства спровоцированы заключением? Первый эректус, найденный нами в Южной Африке, вел себя как ребенок и часами играл с куклами. Но что можно ожидать от изолированного индивидуума под действием успокоительного, который внезапно оказался в незнакомом ему месте? Чувствовали бы мы себя отлично, если бы нас вдруг засунули в абсолютно новое место? Абсурдно считать наших предков тупыми плотоядными. Человек прямоходящий отличался впечатляющим интеллектом. Он освоил огонь, смастерил первые топоры и, вероятнее всего, придумал первые азы языка, который мы с вами унаследовали…

– Послушайте, это все, конечно, прекрасно, но не вижу, как это относится ко мне.

– Господин Антонетти, вы говорите не как специалист! Мы должны понять эректусов, чтобы предоставить им место в обществе! У этих людей очень развит головной мозг, объем которого равен тысяче кубических сантиметров, а это две трети объема мозга Человека разумного!

– Почему вы убеждены, что больные, зараженные регрессивным вирусом, обладают таким же разумом, как наши предки? Может быть, инфекция и вовсе разрушила нейроны? Вы не можете быть в этом полностью уверены!

Антонетти выглядел раздраженным. Они пошли в сторону здания, ранее служившего ночлегом для жирафов. Военный открыл замок массивной стальной двери. Мускусный запах внутри помещения перебивал все остальные. Молодая женщина и генеральный врач шли рядом друг с другом по центральному коридору. По обе стороны находились огромные клетки, оснащенные маленькими окошками.

– Я поместил вашего друга в отдельной клетке. Вам так будет проще.

Внезапно поднялся крик, за которым сразу же последовали жалобные стоны.

– Непонятно, почему они так себя ведут. Такое впечатление, что они разговаривают.

– Вероятно, они зовут на помощь.

– Вот, это здесь… У вас есть защитная маска?

– Да. Она всегда при мне.

– А тазер?

– В нем нет необходимости.

– Вы уверены? Могу вам дать.

– Не стоит.

– Понятно. Как-никак, но это ваша жизнь.

Мужчина посмотрел в смотровое окошко, прежде чем провернуть ключ в замке. Анна тем временем натягивала маску, закрывающую рот и нос.

– Вы можете меня оставить с ним наедине?

Антонетти пожал плечами. Она начинала его нервировать своими гуманистическими рассуждениями. Врач показал солдату, надзирающему за камерами, знак подойти.

– Ну, раз вы не боитесь быть укушенной… Когда закончите, постучите в дверь, и капрал вам откроет.

– Спасибо.

Прежде чем войти, Анна подождала, пока Антонетти уйдет. Ей не хотелось, чтобы тот был рядом, когда она, наконец-то, увидит Яна.

В глубине клетки в полной прострации и с пустым взглядом сидел человек-обезьяна. На щиколотке виднелось кольцо с выбитым номером. Чтобы не напугать любимого, молодая женщина присела на колени в двух метрах от него.

– Ян, здравствуй.

Потолочная лампа стала мигать. На долю секунды Анне стало страшно, что они сейчас погрузятся во мрак, но свет стабилизировался, осветив угрюмое лицо эректуса.

– Это я, Анна, – заговорила она, постукивая себя в грудь.

Он не отреагировал, словно не присутствовал в этом мире.

– У меня всего два дня, два дня, чтобы показать им, что в тебе осталось что-то от человека. Милый, отреагируй, помоги мне. Надо им доказать, что я не зря теряю время.

Анна достала из сумки разные предметы, принадлежащие Яну. Кепку, которую он носил каждое лето. Она была очень потрепанной, но все уговоры выбросить ее были безуспешны. Комикс Шабуте, обожаемый, по его словам, за «поэтическое настроение». Фотографию, на которой они были изображены вдвоем, счастливые, в объятиях друг друга. И его наушники. Ян безо всякого интереса рассматривал предметы, затем сделал гримасу при виде наушников и нерешительно протянул руку, чтобы осторожно к ним прикоснуться.

– Дорогой, это твое. Ты узнаешь их?

Сложно было расшифровать последовавший за этим рык. Анна выбрала на iPod один из его самых любимых треков – «Bobby Jean» Брюса Спрингстина – и надела на него наушники, не заметив ни капли сопротивления. Энергичный и меланхоличный звук саксофона разрывал ей сердце. При первых нотах взгляд Яна озарился. Анна едва осмеливалась дышать. Осознавал ли он что-то? Повлияло ли что-то на его амнезию и проникло ли в его разум?

Человек-обезьяна принялся раскачиваться взад и вперед, но не от тревоги, а словно находился под гипнозом песни. Чувствовал ли он музыку, или это были воспоминания?

Когда мелодия закончилась, ему стало скучно, он сдернул наушники и отбросил их. Выражение лица эректуса снова стало угрюмым и еще больше привело женщину в отчаяние. Анна попыталась привлечь его внимание фотографией, но безуспешно. Ян снова находился за непроницаемой стеной, в своем мире, куда ей не было входа. Анна была более чем убеждена, что причиной этому были не успокоительные, а, скорее всего, одиночество и лишение свободы.

Молодая женщина положила в сумку фотографию, кепку, а когда собралась взять комикс и наушники, неисправная лампочка вдруг окончательно потухла, погрузив камеру в кромешную тьму. На секунду Анна подумала, а не сделал ли это Антонетти нарочно, наказав ее таким образом за визит. Возможно, он решил напугать ее до такой степени, чтобы навсегда отбить желание продолжать свои эксперименты. Этот ублюдок наверняка был на такое способен.

Анна услышала шум. Похоже, Ян двигался, но было непонятно, что именно он делал. Мог ли он ее видеть? Унюхать точно мог. И мог ли он ее атаковать? Она была в его власти. «Он может меня укусить, а я ничего не взяла для защиты, даже этот чертов тазер…» – подумала Анна.

Анна была на грани паники, когда свет снова включился. Он сначала неуверенно замигал, а затем загорелся желтым светом. Ян сидел в глубине помещения, на его голову были надеты наушники. Молодая женщина подавила восклицание. Она вспомнила гипотезу, согласно которой эректусы обладали сумеречным зрением. Конечно, никто из палеонтологов не смог представить неопровержимые доказательства этой гипотезы, но этот случай подтверждал догадку… Нужно будет сделать несколько тестов.

Как бы там ни было, Ян вдруг стал таким тихим. Он погрузился в себя, и палеонтолог решила оставить его в покое. В любом случае у нее еще будет время вернуться сюда с оборудованием для забора анализов. Тогда он обязательно вспомнит о ней или, по крайней мере, почувствует дружелюбное присутствие уже знакомого человека, а не охраны.

Анна поднялась и как можно тише постучала в дверь:

– Капрал, пожалуйста, откройте.

Вернувшись в машину, Анна поспешила набрать номер Стивена Гордона, несмотря на то, что в Нью-Йорке сейчас было четыре часа утра. К удивлению, он ответил ей после первого гудка, словно ждал ее звонка:

– Ну что? Вы его видели?

– Да. Ваш друг сдержал слово.

– Как все прошло?

– Не так уж плохо. Но этот зоопарк… Господи, Стивен, с ними обращаются, как с дикими животными. Их засунули в клетки…

– Знаю. Но на данный момент мы ничего не можем сделать.

– Когда же что-то изменится?

– Как только главы государств вынесут решение о судьбе эректусов. Расскажите мне о встрече.

– Я дала Яну послушать его любимую песню. Он довольно четко отреагировал.

– Это обнадеживает…

– А еще он был под действием успокоительного. Мне понадобится больше времени, чтобы сделать выводы. Сегодня вечером попробую снова с ним пообщаться.

– Анна?

В голосе Стивена слышалось смущение.

– Да? – ответила настороженно палеонтолог.

– Знаю, что эти тесты имеют для вас большое значение, но я хотел бы, чтобы вы их перенесли. Мне необходимо, чтобы вы приехали в Нью-Йорк. Я сделал так, чтобы вас услышали на дебатах о принятии статуса эректусов.

– Я не могу приехать. Не сейчас. Антонетти дал мне всего два дня.

– Ваше свидетельство может все изменить. Вы прожили все изнутри. Вы были там практически с самого начала эпидемии.

– Вы тоже.

– Нет. Вы подозревали о регрессии еще десять лет назад и были правы, когда все выступали против вас. Ваше слово будет весомей моего.

– Мне очень жаль, но я не могу оставить Яна. Я нужна ему.

– Вот именно. Лучший способ защитить его – это приехать в Нью-Йорк. А что касается Антонетти, то я еще заставлю его пересмотреть свою позицию. Анна, не бросайте меня, прошу вас…