ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Не понимаю, почему мы не можем просто поплыть по реке в Парагвай, – пожаловался Джон, глядя на медленную зеленую водную гладь того, что в конечном итоге станет рекой Рио-Парагвай.

– Мы начали спускаться вниз по реке из Колумбии, – ответил Дитер, – и все равно прошли лишь только половину пути.

– Водопады и пороги - не моя идея, дружище. В любом случае, твой друг Салли дал нам самолет, – указал на это Джон. – Мы могли бы долететь до Сан-Паулу или даже до Асунсьона, если бы захотели. Но нееееет, это же недостаточно скрытно.

– Ну, это не так, – стараясь сдерживаться, ответил Дитер. – Им было удобнее сойти с самолета в Колумбии, и теперь они не знают, в каком именно направлении мы двинулись. Удивляюсь, ты же столько лет уже в этом вертишься, и не понимаешь, что это как раз то, что нам нужно.

Фон Россбах даже выразил свое недовольство этим, топнув ногой, идя по улице. Местные жители в испуге посторонились, бросая на него тревожные взгляды.

Джон задумчиво нахмурился, ускорив шаг, чтобы не отстать от него.

– Ну, да, это так, – признался он. – И все-таки я не считаю хорошей идеей торчать тут. И хочу открыто сказать, что встречаться с Гармендией - это просто глупо.

Дитер тут же остановился как вкопанный и медленно повернулся, посмотрев на мальчишку.

– Джон, терпеть не могу, когда ты вот говоришь так намеками, как сейчас. Не утаивай ничего, скажи, что ты на самом деле чувствуешь и думаешь по этому поводу, – сказал он.

Пожевав губу, Джон положил руки на бедра и посмотрел на великана.

– Не стану брать свои слова обратно, – сказал он после длительной паузы. – Потому что я прав. Все какие только могут предчувствия говорят мне, что он нападет на нас, если мы снова сунемся к нему, и неважно, что мы будем просить у него об одолжении. Ты наверное знаешь кое-что об этом типе? Слышал же о нем всякие истории, которые крутятся вокруг его имени?

Дитер отмахнулся от тревоги Коннора.

– Про каждого бандита, во все времена, ходят разговоры и всякие байки о нем. И половину из них сочиняет сам же этот гангстер.

– Нет, не он их сочинил! – настаивал Джон. – Хотелось бы мне, видит Бог, чтобы так и было, но ведь это не так, и тебе это наверняка известно. Этот тип больной псих; когда ты к нему войдешь, он взорвется от ярости, как бомба. – Он указал на него пальцем. – И ты знаешь, что я прав. Ты в органах проработал сколько времени?

Разведя руки в стороны ладонями вверх, фон Россбах сказал:

– Если ты до сих пор не смог меня в этом убедить, то ты должен знать, что и никогда не сможешь. Ты скулил по этому поводу все это время, начиная с самой Боготы!

– «Скулил?» Не желать, чтобы нас поубивали - это означает скулить? Знаешь что? Я всю жизнь провел среди бандформирований, террористов, и просто всяких подонков, а то и явных отморозков, и если я что-нибудь твердо усвоил, даю голову на отсечение, это то, что вы, старики...

– «Старики?»

– ...всегда так говорите, когда вам хочется, чтобы мы, молодые, трусливо от этого уклонились. Это значит, что я в это врубился, Дитер. Ты хочешь пойти поговорить с ним с глазу на глаз - окей, вперед. Я пришлю цветы. – Он прошел мимо фон Россбаха. – Я тоже пойду по своим делам, найду сам дорогу домой.

Дитер нахмурился, все еще немного уязвленный этим подколом про «стариков». Но когда Джон прошел мимо него и пошел дальше по улице, до него дошло, что его обязательства перед Сарой не позволяют ему оставить пацана одного. Как бы ему этого сейчас ни хотелось.

– Джон, – сказал он, поспешив по улице вслед за ним. – Подожди. – Он положил руку ему на плечо. – Послушай, мы оба грязные, усталые и голодные. Давай найдем место, где можно остановиться, вымыться и отдохнуть, потом поедим. А после этого посмотрим, что нам дальше делать. Хорошо?

Коннор остановился и вздохнул, а затем повернулся к Дитеру.

– Да - в отношении помыться, отдохнуть и поесть, – сказал он. – Но не жди от меня, что я передумаю относительно Гармендии. – Он посмотрел в лицо своему другу и покачал головой. – Не понимаю, почему ты считаешь, что тебе нужно действовать именно так. Лично мне кажется, что это безумие. Но тебе виднее, может, как никому другому.

Дитер поднял руку.

– Стоп, вот не надо. Ты снова сейчас начнешь все заново. Значит так, как я уже сказал, давай-ка отмоемся и поедим.

Повернувшись к нему спиной, Джон коротко сказал:

– Конечно. Если тебе так хочется.

Фон Россбах смело двинулся сквозь утреннюю толпу. Одет он был просто - в белую рубашку с короткими рукавами, широкие светло-коричневые штаны, светлую соломенную шляпу и солнечные очки. Таким образом, одежда его, насколько это было возможно, ничем не отличалась от того, как были одеты местные мужчины, за исключением его изношенных ботинок для джунглей. Он никогда не носил сандалии; в них было прохладнее, конечно, но чувствуешь себя в них гораздо менее устойчиво, когда по каким-то неожиданным причинам требуется действовать. Несмотря на обыденную для этих мест мягкую одежду, австрийцу не суждено было слиться здесь с толпой; ведь он был на голову выше большинства людей вокруг него, а его телосложение ну никак не соответствовало местному типу. Местные, казалось, почти машинально расходились в стороны, так, будто эта блондинистая громадина была чем-то для них опасна.

Идя вперед, Дитер, хмурясь, думал о своем последнем разговоре с Джоном. Мальчишка отказался пойти с ним вместе, объяснив в оправдание себе это сегодня утром тем, что сказал, что хочет посетить старых друзей. Фон Россбах впервые услышал от него о них, что заставило его задуматься, действительно ли существовали эти старые друзья, или же они были абсолютно мифическими. Ну, по крайней мере, у них не было новой словесной перепалки за завтраком по поводу его визита к Гармендии.

Мальчишка, похоже, не понимал, что контрабандист - это возможность, а если имеется возможность, ее нужно использовать. Да, имелись и другие способы добраться домой, но все они были гораздо более проблемными по сравнению с тем, если получить поддержку местного криминального авторитета. В свое время, когда он служил в Секторе, Дитер извлекал немалую пользу из людей, гораздо более опасных, чем Лазаро Гармендия. Конечно, в те времена, если вдруг что-нибудь с ним случилось бы, за его спиной всегда была поддержка в виде эскадронов смерти Сектора. Но даже после выхода в отставку у него все еще оставались в Секторе друзья.

Правда, многие из них теперь его разыскивали, чтобы допросить, избив до полусмерти. Но, по крайней мере, он считал, что они не станут выходить за рамки уж самых крайних крайностей. Ведь все равно протекционистская защита должна была там существовать и сохраняться. В конце концов, если Сектор разрешит каким-то преступникам убивать своих отставных агентов, пострадает моральных дух подразделения. А Сектор всегда старался поднимать и укреплять моральный дух.

Другое дело, Джон не понимал, что за типом был этот Гармендия. Нажмите на нужные клавиши - и всякий раз будете получать одну и ту же реакцию. Дитер был уверен, что сможет разыграть этого контрабандиста, как на пианино. А парнишка просто своенравно упрямится. Или возможно, проблема заключалась в его возрасте. Возможно, он пытался самоутвердиться. Что характерно для подростков. Возможно, это также было связано с отсутствием его матери. Дитер задумался об этом на мгновение, но затем отбросил эти мысли в сторону. Что бы ни происходило с парнем, это было крайне не вовремя и чертовски раздражало.

Джон смотрел на шагавшего вперед фон Россбаха с неприятным ощущением тревожных дурных предчувствий. Было такое чувство, что отличный бразильский кофе, который он выпил за завтраком, до сих пор еще его бодрил и бил в башку. Может быть, это беспокойство было вызвано тем, что он не знал, что именно имелось у мамы на этого контрабандиста, чем она держала его за яйца, и ему очень не нравилось, что такой важной информации у него не было. Или, может быть, он просто слишком упрямился и задирался. Но в глубине души что-то говорило ему, что Дитер направляется прямиком в осиное гнездо, с поднятой головой, расправленными плечами и с выключенными мозгами.

Что случилось с этим здоровенным парнем за последние дни? Тогда, в первый раз, они прошли сквозь джунгли без единого обострения взаимоотношений. Но в этот раз у них возникали вспышки недовольства друг другом с самого первого дня. Он думал о последних неделях. Может, в последнее время он был раздражительней обычного, или может, Дитер внезапно стал более раздраженным, а если да (в ответ на оба эти вопроса), то почему? Внезапно перед глазами у него встала картина улыбающейся ему Венди, и пьянящая память о ее поцелуях захлестнула его волной эндорфинов, и он с улыбкой покачал головой. Да, ну, может в этом дело. Возможно, Дитеру тоже не хватало мамы.

Он осмотрелся на улице по сторонам, а затем отправился к особняку Гармендии не тем путем, каким пошел Дитер, а другим маршрутом. Если он поспешит, то окажется там до того, как фон Россбах влезет в неприятности. Джон посчитал, что секретная дверь, которой он воспользовался несколько месяцев назад, была либо заблокирована, либо находилась под наблюдением, либо и то, и другое вместе. К счастью, он знал и другой путь внутрь, который нашел именно он, и который улучшила его мама. Он считал, что он все еще достаточно худенький и сможет туда пролезть. Но оттуда можно было только наблюдать. Из туннеля невозможно было проникнуть в дом, но, по крайней мере, он будет знать, что случится с его большим другом. Тогда, быть может, если повезет, он будет в состоянии чем-то помочь. По крайней мере, таков был дежурный план.

Было бы хорошо, если бы было темно. Чтобы попасть на территорию особняка, ему необходимо будет совершить небольшую прогулку по канализационной трубе, а затем выбраться из решетки ливневой канализации. Но в течение нескольких минут он окажется на виду, под ярким утренним светом, когда будет двигаться непосредственно к самому дому. Ничего не поделаешь. Этот Дитер был прилежным служакой и к тому же жаворонком, рано встававшим. Каковым Гармендия вряд ли являлся; еще одно основание не ожидать от него гостеприимного приема. Джону также оставалось надеяться, что задворки не будут патрулироваться разного рода охраной, какой бы она ни была, в поисках лиц, пытающихся проникнуть в окрестные особняки. Местная «элита», чуть ниже уровня тех, кто мог позволить себе иметь своих личных охранников, объединялась и нанимала людей для присмотра за всем этим районом. Да и по-настоящему богатым это тоже было по нраву, потому что они извлекали для себя из этого выгоду, не тратя ни копейки.

Фомкой, которую он «позаимствовал» из своей мини-гостиницы, он приподнял решетку сливной канализации, пролез в нее и спрыгнул вниз, дав возможность решетке захлопнуться у него над головой. Подобные трюки всегда стоили ему некоторых участков кожи, но за исключением звука захлопывающейся крышки никаких следов его проникновения он за собой не оставил. Он опустился на корточки, широко расставив ноги над скользким зеленым ручейком по центру канализационной системы - это действительно была по большей части именно ливневая канализация - и утиными шажками двинулся по направлению к особняку Гармендии, немного морща нос. Канализация практически примыкала к стене поместья контрабандиста, была утоплена в зелени, окружавшей сад, и она была чертовски узкой. Джону пришлось спустить с себя рубашку и обмазаться вазелином, чтобы, извиваясь, пролезть по ней. И все равно он истекал кровью к тому моменту, когда он выбрался наружу, благодарный судьбе в первый раз в своей жизни за то, что он был из числа стройных, а не такой горой мускулов, как Дитер. Он до сих пор еще рос в груди и плечах, в этом сомнений не было.

Он осмотрелся вокруг, насколько смог, сквозь решетку канализации и ничего не увидел. Он вылез из стока и беззвучно лег на влажную почву под бугенвиллеями, жасмином франжипани и различными другими тропическими кустами, высматривая мины-ловушки или камеры. Он не обнаружил ни тех, ни других.

«Вор, не являющийся параноиком», – подумал он с удивлением. Кажется, он раньше таких не встречал. Он плечами влез в рубашку и огляделся, прислушиваясь к любым звукам, которые могли исходить от людей. Джон был поражен тем, что Гармендия допустил, что такой длинный участок решетки так близко располагался от несомненно слабого места в его периметре. Если только это не было какой-нибудь ловушкой. Но одна мысль его успокоила. Сад был без сорняков и аккуратным, но все растения были старыми, что указывало на то, что это никого особо не заботило. Поэтому он мог рассчитывать на то, что, по крайней мере, останется незамеченным садовниками. Он все еще никак не мог объяснить отсутствия электронного наблюдения. Это означало, что контрабандист полагался на своих дуболомов из охраны, которые его сторожили.

«Учитывая то, что они совместными усилиями так и не додумались установить здесь лампочки, это, наверное, означает, что они невероятно жестоки». Он внутренне застонал, проклиная высокомерие Дитера; такие жлобы и бандиты, как здесь, могут быть тупыми, как ящик с камнями, но они могут быть невероятно изобретательными в пределах их собственной ограниченной сферы деятельности.

Он сосредоточился на вопросе, как пройти по открытой местности между зеленым поясом вокруг стены и зеленым поясом вокруг дома. Он стал искать возможный путь.

Примерно через пятнадцать минут он отыскал полукруг кустарника, который тянулся к дому, сокращая пустое пространство между зданием примерно до двадцати футов. Джон вытащил окуляр, который пронес с собой, и осмотрел дом. Он не заметил ни намека на движение в широких окнах, которые смотрели сверху туда, где он прятался. Но это еще ничего не означало. Если кто-то сидел или стоял в десяти футах от окон, то они ему видны не были.

Он подождал минут пять. Ему хотелось бы, конечно, чтобы можно было это сделать подольше, но он понимал, что ему нужно попасть внутрь, в противном случае Дитер может стать котенком, которого понесут к реке еще до того, как он выйдет из своего укрытия. Джон встал и быстро двинулся под защитой кустов вокруг дома. Он не стал бежать; это привлекло бы внимание, хотя бы только краешком чьего-то глаза. Как только он зарылся в густых зарослях кустов, он направился к входу в туннель.

Это вообще-то был не туннель; а больше похоже на вентиляционную шахту, которая шла из подвальных технических помещений под зданием. Ведь эта местность все же находилась в пойменной равнине реки, и строители хотели подстраховаться от наводнений, а также добиться некоторой циркуляции воздуха. По крайней мере, так считала мама. По-видимому, туннель превратился в шоссе для крыс и других паразитов, поскольку прежний владелец участка перекрыл шахты там, где они начинались, у фундамента здания. Рабочие не очень хорошо с этим справились, и мама разобрала в одном месте кирпичи, заменив их маскировочной ложной дверью.

Он не получил никаких смертельных укусов ни от одной твари, пока полз в полной темноте; а ведь на это нельзя было особо рассчитывать, особенно на границах Амазонии. У нижней кромки скопилось немного земли и грязи; он вытащил карманный ножик и убрал ее, а затем просунул лезвие в щель между ложным и настоящим раствором кирпичной кладки и осторожно стал открывать дверь. Сначала лезвие опасно изогнулось, и он подумал, что она не откроется: он собирался уже вытащить его, когда дверь начала отодвигаться. Он схватился ногтями за край и с трудом ее приоткрыл, пока не смог просунуть туда руку и отодвинуть маленькую дверцу. Джон наклонился и заглянул в темную дыру. Вдалеке был слабый свет, а в самой шахте простынями висела паутина. Он вздрогнул. Дело было не только в том, что он не любил пауков; здесь многие из них были ядовитыми, и его не радовала перспектива быть ими укушенным.

Прикусив губу, он стал протискиваться вперед. По крайней мере, размеры его подходили. Примерно через двадцать футов он начал в этом сомневаться. «Может, пора мне бросить эти детские штучки, типа того, что бегать от собак или ползать по воздуховодам». Вообще-то по размерам он подходил, но подходил, черт, практически впритык. «Выбраться отсюда будет просто блядски сложно!»

Гармендия специально потратил немалое время, чтобы побриться и одеться, прежде чем спуститься вниз и встретиться со своим прибывшим без всякого приглашения, незваным и самым нежелательным гостем. Этот туалет был проведен отнюдь не в честь этого человека, а для того, чтобы дать время возмущению внутри себя утихнуть с убийственно опасного до уровня простой жертвы оскорбления. А это большинство знакомых этого контрабандиста, будь то соперники или же работавшие на него, посчитали бы более чем достаточно опасным.

Он старался усмирить свой гнев не из страха перед Сектором или его агентом, а потому, что хотел узнать, много ли фон Россбаху было известно о его тайне, и кто ему о ней рассказал, если вообще рассказывал. Как только у него появятся ответы, ну тогда, агент Сектора может просто стать жертвой несчастного случая в силу своего фатального невезения. Он мог бы упасть в реку, например, в том месте, где собираются кайманы. Гармендия улыбнулся, представив себе эту картину: крокодилы, вгрызающиеся и рвущие на части тело иностранца. Это привело его почти в хорошее настроение.

Он обнаружил фон Россбаха в небольшой столовой, попивавшего кофе и курившего огромную сигару. Раздражение в нем усилилось, когда он обнаружил, что его слуги принесли австрийцу напитки и закуски без его разрешения. Он разберется с этим позже.

Дитер поднял на него глаза и увидел Гармендию, стоявшего в дверном проеме, с глазами, все еще чуть опухшими ото сна, но сверкавшими от ярости и ненависти. Где-то в глубине души у него пробудилось тревожное ощущение, и он признался себе, что, возможно, Джон говорил дело.

Контрабандист вошел в комнату и встал перед ним.

– Вам тут удобно, сеньор фон Россбах?

– Очень удобно, спасибо, – сказал Дитер, а затем отхлебнул из своей чашки. – Ваш повар делает отличный кофе с молоком.

– Очень рад, что вам понравилось, – прорычал Гармендия. Он подошел ближе и сцепил руки за спиной, яростно пожирая глазами бывшего агента Сектора.

– И вы тоже были так добры, что приняли меня в столь короткий срок, – добавил фон Россбах, фальшиво улыбаясь.

– Оу, – сказал Лазаро с притворным удивлением. – Значит, у меня был выбор?

Дитер сделал еще один глоток и улыбнулся.

– Вообще-то нет.

Контрабандист огляделся.

– А где же ваш молодой друг? Я ожидал, что он придет вместе с вами.

Покачав головой, Дитер сказал:

– На этот раз нет. – Он поставил чашку с блюдцем на стол рядом с собой. – Я посчитал, что еще раз должен обратиться к вам за помощью.

– За какого рода помощью?

Дитер начал испытывать раздражение от упрямства контрабандиста, нависшего над ним.

– За помощью в поездке. Почему бы вам не присесть, чтобы мы могли это обсудить?

– Потому что, – тихо сказал Гармендия, шагнув вперед так, что их ноги чуть ли не соприкоснулись. – Я не хочу садиться, равно как и не хочу больше вам помогать и вообще не хочу видеть вас. – Внезапно он усмехнулся, и в глазах его мелькнуло чистое зло. – Но раз вы пришли, я сделаю все, чтобы вас развлечь.

«Ого», – подумал фон Россбах.

Джон осмотрел комнату, в которой они с Дитером принудили Гармендию содействовать им в последний раз, когда были здесь, и обнаружил, что она пуста. Он не стал проверять кухню, которая легко обнаруживалась по запаху кофе и готовившейся пищи, так как он был уверен, что фон Россбаха там не будет. Хорошо было бы иметь план этажа.

«Вероятно, они в гостиной или, может быть, в какой-нибудь столовой», – подумал он.

Здание это, бывший особняк каучукового барона, было достаточно большим, чтобы в нем имелись оба этих помещения: «красный каучук» был очень прибыльным в конце прошлого столетия, из-за наличия тысяч долговых рабов-индейцев, которых можно было нещадно эксплуатировать, даже загоняя в могилу, на сборе млечного сока латекса в джунглях.

Он направился обратно к кухне, полагая, что, если бы у него была столовая для завтрака, он бы расположил ее там, где кофе и тосты не остынут, пока их подают на стол. Продвигаясь медленно и осторожно, ему показалось, что он уловил рокот голоса Дитера. «Отлично, верно угадал, Коннор!» Он полез по трубопроводу, пока не оказался под той комнатой, откуда доносился голос фон Россбаха. Угол для наблюдения у Джона оказался неважным, и ему пришлось довольствоваться подслушиванием. Разговор шел не так, как хотелось того Дитеру.

– Вы заявились в мой дом, – говорил Гармендия, расхаживая вокруг своего нежеланного гостя, – отдаете приказы моим слугам, чувствуете себя как дома, а потом... – он вернулся и взглянул на фон Россбаха, подняв палец – говорите мне, что я должен сделать вам одолжение. – Он улыбнулся и наклонил голову. – Вы очень беспардонный и напористый человек, сеньор.

Дитер затянулся сигарой и сузил глаза, смакуя насыщенный гаванский дым, который так хорошо сочетался с прекрасным горным кофе. Он чувствовал бы себя еще лучше, если был бы вооружен, но это было бы глупо: люди Гармендии были профессионалами, если не первоклассными спецами.

– Вы не пожалеете, если окажете мне такую услугу, дорогой мой старый друг, – сказал он. – И вы только пожалеете, если этого не сделаете.

И тут контрабандист психанул и слетел с катушек; он схватил серебряный кофейник и замахнулся им на Дитера. Гигант выбросил вверх руку и выбил его у контрабандиста, забрызгав того горячей жидкостью. Гармендия взвизгнул, больше от ярости, чем от боли. В стене, выходившей на веранду открылись двери; они же по сути представляли собой планочные жалюзи и не являлись препятствием для звука.

«Черт», – подумал Дитер.

Гармендия попытался обхватить его за шею над плечами; Дитер сунул ему через плечо в лицо сигару, и контрабандист отскочил назад, завопив от страха, когда сигара чуть не попала ему в глаз. Это дало Дитеру время и возможность схватить двоих из первой волны людей Гармендии и ударить их головами друг о друга, со звонким стуком, заставившим всех в комнате содрогнуться. Всех, кроме того, кто оказался у него за спиной. Глаза Дитера слегка расширились, когда он ударил его в живот со всей своей огромной силы. Кулак погрузился в слой жира и отскочил от мышц, похожих на... «Нет, не на резину. На каучуковое дерево». Этот громила был на добрых шесть дюймов (15 см) выше Дитера, с выступающими бровями и огромным носом на лице. По строению тела он напоминал грушу, но большая часть этой туши представляла собой не что иное, как жир. Откуда-то вдруг появилась его рука размером с мухобойку «Весёлого Зелёного Великана» и ударила австрийца в ухо. В комнате потемнело, и Дитер почувствовал, как у него стали сгибаться колени. В следующее мгновение он сумел вернуть их в рабочее состояние, как раз к тому моменту, когда на него навалилось еще шесть громил Гармендии. Гармендия плюнул в разбитое лицо Дитера, а затем замахнулся в него всей своей силой. Кулаком он ударил австрийскому здоровяку прямо в челюсть, и у фон Россбаха закатились глаза, а голова откинулась назад. Телохранители выпустили его, и австриец повалился на пол без сознания. Яростно матерясь, Гармендия потер себе кулак, а затем потряс рукой. Он повернулся к Дитеру и жестоко ударил его в живот.

– Ублюдок! – крикнул он и снова ударил его ногой, чуть не потеряв равновесие.

– Сдохни, мразь! – Охранник достал пистолет и оттянул затвор.

– Нет! – сказал Гармендия, ударив по стволу пистолета и отведя его в сторону. – Идиот! Это слишком безболезненно для него будет и слишком быстро. И не здесь! – Он впился яростным взглядом в потерявшего сознание человека, задумчиво жуя губу. – Отнесем его к реке. – Он усмехнулся. – Там наверняка есть голодная живность. Нет?

Его люди улыбнулись.

– Пираньи? – спросил один.

– Нет, нет, – сказал Гармендия, отмахнувшись от этого предложения. – Слишком сложно будет найти. Вполне подойдет кайман. – Его глаза засверкали при мысли об этих больших ящерах. – И они же крупными кусками глотают!

Все засмеялись.

– Но сначала я позавтракаю как цивилизованный человек. Заприте его в багажник машины. – Контрабандист отвернулся, а затем снова повернулся к ним. – И поставьте машину на солнышке.

Его люди снова засмеялись и потащили туда Дитера.

«Ё-моё, – подумал Джон. – Похоже, ожидается поездочка на лодке».

Он стал отползать назад и обнаружил, что ему приходится прилагать к этому огромные усилия. Пролезть внутрь было тяжело, но вот когда он стал толкать себя назад, ему показалось, будто он вдруг сразу как-то потолстел. Не прошло и минуты, как он оказался застрявшим в воздуховоде. Рубашка его задралась у плеч, и он не мог ее ни опустить, ни снять; и из-за этой избыточной прослойки ткани он застрял, как пробка в бутылке.

«Здорово! – подумал он. – Просто замечательно». Затем он заставил себя успокоиться и задуматься над этой проблемой как бы стороны. Он снова сдвинулся чуть вперед, и вот наконец, рубашка начала опускаться вниз. После того как она несколько расправилась, он стянул ее с себя через голову, извиваясь так, что ему захотелось стать сверхгибким, прямо-таки гуттаперчевым. А затем он возобновил свое продвижение задним ходом, таща за собой и рубашку. «Слава богу, со штанами таких проблем не возникло».

Примерно после тридцати минут потных, клаустрофобических усилий Джон, наконец, вылез из ямы у стены особняка. Некоторое время он просто лежал там, наслаждаясь чувством освобождения, и прохлаждаясь на горячем, влажном, душном, но замечательном воздухе снаружи. Затем он заставил себя подняться на ноги и стал искать лимузин, оставленный на солнце.

Джон без труда обнаружил эту машину. К несчастью, вокруг нее торчала целая толпа отморозков. Один сидел прямо на багажнике, положив ноги на задний бампер, а двое других, облокотившись на машину, прикалывались над его шутками. Один из них был таким огромным, что Джон аж заморгал, недоумевая, а вдруг этот тип просто оптическая иллюзия. У всех у них были небольшие подозрительные выпуклости под свободными рубашками-гуайяберами.

Джон навскидку прикинул пару идей насчет того, как бы их отвлечь, но затем отверг их. Под соседним деревом находилось еще двое. Оттуда, где он прятался, сидя в кустах на корточках, ему были видны лишь эти пятеро, но он готов был поклясться, что поблизости было еще несколько. Плюс тут были прохожие, некоторые из них могли вызвать полицию... а многие местные полицаи были друзьями Гармендии. Хорошими друзьями; влиятельными друзьями.

«Для этого нужно создать ого-го какое отвлечение», – подумал он. Типа того, что держать пистолет у виска Гармендии. Это если бы у него был пистолет, а у него его не было. Вопрос этот стал чисто теоретическим, потому что в этот момент контрабандист вышел и дал им знак, чтобы они заводили машину. «Видимо, Лазаро передумал завтракать. Или он на диете». Он посмотрел на его потные челюсти, уже синие от проросшей щетины. «Наверное, он просто спешит».

Если б только он не пробыл в этом проклятом туннеле дольше, чем надеялся. И теперь лучше всего ему было попытаться последовать за ними или, если это не удастся, добраться до реки и надеяться отыскать их там. Джон бросился бегом к стене, надеясь, что большинство громил сейчас борются за места в лимузине и поэтому не заметят его; он почувствовал, как по спине его пробежал тревожный холодок. Все оборачивается очень нехорошо. Почему бы Дитеру хоть раз в кои-то веки к нему не прислушаться?

Воспользовавшись ветвями кустарника, который уже начал превращаться в дерево, Коннор сумел довольно высоко подпрыгнуть, ухватившись руками за верхнюю кромку стены, затем он подтянулся и спрыгнул вниз с другой ее стороны. Его сердце чуть ли не остановилось, когда лимузин проехал прямо рядом с ним. Он лишь чудом остался незамеченным. Гармендия, должно быть, был сильно отвлечен своими планами относительно фон Россбаха. А его телохранители не обратили на Джона внимания, кроме того, что он был безоружен.

Джон встал и лишь посмотрел на них, уезжавших прочь, а затем побежал по улице, продумывая самый быстрый и короткий путь к реке. Во время бега он заметил женщину на мопеде, мчавшуюся к нему, и решил, что ей придется сейчас оказаться пешеходом. Женщина была уже немолода, но в то же время она не казалась и пожилой. На ней была светло-голубая рубашка, бежевая юбка и большая соломенная шляпа, крепившаяся у нее на голове прозрачным платком. Огромные солнечные очки делали ее похожей на жука. Джон бросился к ней, и женщина затормозила, а мотоцикл занесло.

– Простите, сеньора..., – начал говорить Коннор, потянувшись к ней руками.

Джон? – сказала она, снимая солнечные очки. – Я вас обоих тут уже обыскалась...

– Мама? – От облегчения, которое он почувствовал, у него чуть было не подкосились колени. – Нет времени, – сказал он резко и сел позади нее на мопед. – Дитер в беде. Поезжай вон за той машиной.

Сара закатила глаза.

– Ну вот, я уже надеялась, что настанет день, когда я больше никогда не услышу и сама не буду произносить эту фразу, и что же? – сказала она, поддав газу своей небольшой взревевшей машине и двинувшись по дороге. – Так что же с вами приключилось? – спросила она, радостно ощущая его руки, обнявшие ее. Она так скучала по нему.

– Дитер отправился к Гармендии за помощью в возвращении в Парагвай, – объяснил Джон.

Сара нахмурилась.

– И для этого он отправился к Гармендии? Это то же самое, что пытаться топором прихлопнуть муху.

Джон пожал плечами.

– Он считает Лазаро контрабандистом и, кажется, не считает, что он может быть опасен. В любом случае, эээ...

«Оххх», – подумала Сара. Когда Джон вот так запинался, это означало, что он собирался сказать ей что-то такое, что ей могло не понравиться.

– Что? – требовательно спросила она.

Он сжал губы на секунду, а затем выпалил:

– Гармендия считает, что ты рассказала нам какую-то его большую, мрачную тайну, поэтому он содействовал нам в тот первый раз, когда мы раньше приезжали сюда к нему и обратились к нему за помощью.

– Черт! – пробормотала Сара. – Это была невероятная глупость с твоей стороны, Джон!

– Но на этот раз он сделал исключение, – поморщился Джон. Это было еще мягко сказано, учитывая тот факт, что Гармендия собирался бросить Дитера на съедение крокодилам.

Покачав головой, Сара сказала:

– Если бы ты только знал. Я вообще удивляюсь, что вы еще здесь живы на этот раз.

Впереди она заметила тот самый большой лимузин. Она проанализировала то, что им было известно. «Так, мы знаем, кто находится в машине, мы знаем, куда они едут и зачем. И как нам быть?»

– Мама, у тебя есть оружие?

– Не тебе ли меня знать лучше всех? – спросила она. – Посмотри сбоку от сиденья.

Джон открыл одну из соломенных корзин, прикрепленных к мотоциклу сбоку. Там он обнаружил завернутый в красно-белое шахматными квадратиками полотенце-салфетку «микро-Узи» и три запасных магазина, а также светошумовую гранату.

– А как насчет тебя? – спросил он, вновь набросив на оружие салфетку.

– Будешь меня прикрывать, – мрачно сказала она.

Некоторое время они ехали молча, оказавшись в густонаселенном районе, и движение здесь стало плотным и совсем уж дохлым; здесь можно было получить права, заплатив менту небольшую взятку, если вообще сочтешь нужным заморачиваться с получением этих прав. К счастью, лимузин вынужден был снизить скорость и постоянно тормозить, чуть ли не чаще, чем их маленький мопед; повсюду были грузовики, безвкусно и цветасто выкрашенные и зачастую доверха заполненные ящиками с птицей. Один раз Саре даже самой пришлось притормозить, чтобы не оказаться прямо позади них.

– Мама, – вдруг сказал Джон. – Я тут подумал, нам нужно их остановить до того, как они доберутся до яхты Гармендии.

Сара ничего не сказала, так как ее внимание было сосредоточено на дороге, но она чуть повернула голову, чтобы показать, что она его слушает.

– Если мы прострелим им шину, они остановятся.

– Да, – согласилась она. – Но мы все равно окажемся вдвоем против пятерых, и впридачу с Дитером у них в руках.

Джон сильно выдохнул.

– Да, и в любом случае твой «микро-Узи» для этого не подойдет.

Сара вновь немного помолчала, но затем Джон почувствовал, как она смягчилась.

– Не самая лучшая идея, конечно, – сказала она, – но это лучшее, что у нас пока есть. Взгляни в другую мою сумку.

Откинувшись назад, Джон недолго порылся в корзине.

– Круто! – сказал он, – один из тех самых складных дробовиков. – Он обнял ее одной рукой, осматривая его. – Я мог бы догадаться, что у тебя будет с собой что-то подобное. И разрывные пули! Просто здорово!

Сара улыбнулась.

– Да, я всегда нахожу что-нибудь практичное, что может поместиться мне в дамскую сумочку.

Она газанула, когда они оказались в районе берега реки, пустынного в это время года, и стала сокращать расстояние, даже рискуя оказаться прямо за лимузином. Сара чувствовала себя так, будто на груди у нее нарисована мишень, хотя из-за тонированных стекол невозможно было понять, заметили ли они ее вообще. Она почувствовала, как Джон постарался отрегулировать весовую нагрузку, приготовившись поднять дробовик, чтобы выстрелить сбоку в лимузин.

Внезапно огромный черный автомобиль резко увеличил скорость.

– Они нас заметили, – пробормотала она.

– Давай, мам, мы теряем их, – сказал Джон.

Сара нажала на газ до упора; к сожалению, на мопеде это мало что значило.

– Мама!

– Это максимальная скорость, Джон! Мы на мопеде, ради всего святого, а не на крутом Харлее!

Он с раздражением выдохнул.

– Блииин, эта ситуация кажется мне странно знакомой.

– Нет. Знакомой она будет, если они попытаются сбить нас, когда мы будем находиться в машине, которая будет казаться стоящей на месте.

Она поморщилась; ее жизнь, похоже, снова выходила из-под контроля, если она стала оценивать плюсы и минусы по таким совершенно диким критериям. Джон впился глазами в лимузин, как будто он мог снизить его скорость простой силой воли.

Впереди дорога резко поворачивала, и лимузин снизил скорость. Сара же нет, она наклонила мотоцикл при повороте, словно гонщик, и они быстро стали их нагонять. Здания с обеих сторон стали редеть, это были огромные ветхие склады - оставшиеся со времен каучукового бума или, может, одного из обанкротившихся мегапроектов семидесятых годов.

– Давай, давай, давай, – подначивал ее Джон, почти шепотом. Он почти автоматически перенес вес на другую ногу, чтобы уравновесить вес мамы, а глазами следил за своей целью.

– Вот, сейчас, Джон, – сказала мама. – Сейчас лучший момент из всех возможных.

Он поднял дробовик, прицелился и выстрелил. Краткая огненная грохочущая вспышка с запыленной, в рытвинах дороги; промах. Лимузин ударил по тормозам, слегка завиляв, и мопед обогнал их, свернув в переулок.

– Мама! – протестующе закричал Джон. – Какого черта ты делаешь?

Сара ничего не ответила; она была слишком занята тем, что пыталась уберечь их от потенциальной катастрофы. «О чем я только думаю? – ругала она себя. – Позади меня едет Джон!» Едет у нее за спиной, пытаясь продырявить машину, битком набитую безумными головорезами. Нет ничего важнее Джона. Ничего! Даже Дитера фон Россбаха, который уж должен был быть осторожнее и не связываться с таким ротвейлером, как Гармендия. Особенно когда он был вооружен одной только тайной, о которой ничего даже не знал. Как она могла забыть об этом хотя бы на секунду?

– Мама, – сказал Джон, наклонившись к ней ближе. – Помнишь, мы несколько минут назад говорили о том, что они бросятся на нас? Так вот, они это начали делать!

«Черт!», – подумала она.

Послышался выстрел, и впереди них со стены посыпались обломки.

– И они в нас стреляют, – добавил Джон. Шутки кончились. – И у них автоматическое оружие, – продолжал он, а в это время что-то, и несколько этого «что-то», пронеслось в воздухе очень близко от них со звуком «фьюить-фьюить-фьюить».

Она начала вилять на мопеде туда-сюда. «Надолго это не поможет», – подумала она. Лимузин уже их догонял.

Джон рискнул оглянуться. Из окон автомобиля высунулись боевики, и все они стреляли.

– Мам? – спросил он, немного дрожащим голосом. Рядом с ними свистели пули, осыпая их землей и осколками зданий.

Сара увидела впереди какой-то темный участок, предупредивший ее об узком проезде между довольно плотно стоявшими рядом друг с другом зданиями, и она повернула туда. К сожалению, он был достаточно широк для лимузина, и она поняла, что они последуют за ними. Они приближались к ним, и в отчаянии она стала высматривать боковые проезды, не найдя ни одного, и она проехала поворот, обнаружив за ним лишь тупик.

Мопед занесло, и он чуть не перевернулся, но ей удалось остановить его в скольжении, сбоку от главной дороги. К ним летел лимузин, и Сара в ужасе ахнула. Боевики, намеренные теперь схватить своих жертв живыми, прекратили огонь, но высунулись из окон еще больше, выкрикивая оскорбления и угрозы. Они быстро приближались, и Сара задалась вопросом, не намереваются ли эти придурки разбиться о стену.

– Джон! – сказала она и соскочила с мопеда, приготовившись запрыгнуть на капот лимузина. Через секунду рядом с ней стоял и ее сын.

Проезд этот за обманчивым поворотом почти незаметно сужался. Еще до того, как водитель успел остановиться, автомобиль занесло в этот узкий проезд; боевики исчезли, и сверкающие стороны автомобиля заскрежетали, зажатые каменными стенами окружавших его зданий.

– Ни хрена себе! – Джон поморщился. – Должно быть, им там не сладко!

Сделав выдох, Сара на мгновение опустила голову. Затем из лимузина донесся какой-то стук. Те, кто в нем уцелел, пытались выбраться через лобовое стекло. «Спасибо тебе, Боже, за пуленепробиваемые и ударопрочные стекла», – подумала она.

– Пошли, – сказала она сыну. – Уходим отсюда, пока они оттуда не выбрались.

Джон фыркнул от удовольствия и взялся за мотоцикл. Вместе они подняли его на капот и закатили его на крышу. Они слышали, как внутри машины кричали и стучали в лобовое стекло и крышу. Когда Джон с Сарой забрались на крышу, раздались выстрелы, сопровождаемые криками и проклятиями, когда пули рикошетом стали отлетать обратно внутрь бронированного покрытия.

«Они похожи на кистоунских копов, – подумала Сара, недоверчиво качая головой. – Я знала, что у Гармендии люди находчивостью не блещут, но Джон и в семилетнем возрасте уже действовал лучше!

Когда они спустились с лимузина сзади, в нем воцарилась тишина. Сара взглянула на непроницаемое стекло и открыла свой подсумок. Она вытащила оттуда набор отмычек и принялась химичить с замком багажника. Последовала серия ударов по заднему стеклу машины.

– Хочу только напомнить тебе, Лазаро, – сказала Сара, негромким голосом, несмотря на то, что ей нужно было говорить довольно громко, чтобы быть услышанной с заднего сиденья, – что это стекло - единственное, что нас разделяет. – Она посмотрела в окно. – А ты стрелял в моего сына.

На некоторое время наступила тишина, а затем появилось смутное подобие физиономии, это Гармендия постарался максимально ближе прильнуть к заднему стеклу.

– Ты обманула меня, Коннор! Этот твой придурок там, он угрожал всё рассказать!

– Я не нарушила своего слова, – твердо сказала Сара. – Парнишка блефовал, Лазаро. Я поклялась тебе, что никогда никому не скажу, и я никогда не скажу ничего, даже ему. – Ее глаза сузились. – Я не часто даю слово, Гармендия, и не нарушаю его, когда его даю. Но я его нарушу, если ты не отвяжешься!

Физиономия контрабандиста в окне пропала, в лимузине наступила тишина. Сара вернулась к работе над замком. Секунд через тридцать она его вскрыла.

– Давненько ты не практиковалась в этом, мама, – сказал Джон, когда крышка отскочила вверх.

– Критиковать тут все мастаки, – проворчала Сара. Затем она втянула воздух сквозь зубы, взглянув на фон Россбаха. – Охххохо, – сказала она.

Наш великан лежал на боку, руки у него были связаны за спиной, а светлые волосы все в крови. Как и половина его лица, а нос и один глаз уже вспухли.

«Вот уж точно без выпивки тут не обойтись», – вдруг подумалось Саре. Внутри нее бушевал хаотичный и путаный клубок эмоций, ужаса от состояния своего друга, смешанного с состраданием, а также ярости в отношении Гармендии за то, что он с ним это сделал. Не говоря уже о том, что она сильно гневалась на Дитера за то, что он совершил такую глупость, и на Джона за то, что он подверг себя риску, и на саму себя, за то, что она подвергла риску Джона. Это ее просто потрясло. Она облизнулась. «Точно, выпить бы чего-нибудь стоящего...» Но не поможет все равно. «Подымить тоже было бы неплохо, но и это бесполезно». Она глубоко вздохнула и прогнала от себя коварно подкравшееся к ней тягучее влечение.

– Ты в сознании? – спросила она, стараясь сохранять в голосе спокойствие.

– Еле-еле, – ответил он.

Дитер повернул голову и посмотрел на нее. Его глаза превратились в щели посреди синей кожи. Он попытался улыбнуться.

– Ох, Дитер, – сказала она, и сердце ее сжалось.

Протянув руки, она осмотрела, чем он был связан. Джон коснулся ее плеча, и в руке его щелкнуло лезвие ножа-бабочки. Она взяла этот дьявольски острый небольшой ножик и разрезала сизалевый шпагат, размотав веревку у того места, где он впился ему в запястья. Покачав головой, она отступила на шаг назад и посмотрела на него.

– Пошли, – сказала она, – надо вытащить тебя отсюда.

– Ты говоришь прямо как медсестра, – пошутил он.

Сара ничего не ответила, но поддержала его за плечо, чтобы он не упал. Джон поспешил тоже протянуть руку, поддержав его с другой стороны. Взглянув на мопед, Джон сказал:

– Мам, мы не сможем его вывезти на нем. Мы будем похожи на группу китайских акробатов.

Приложив руку ко лбу, Сара сжала губы и задумалась.

– У вас есть место, где можно остановиться? – спокойно спросила она. Джон кивнул. – Окей, – сказала она. – Сходи угони машину. А я поеду за вами на мопеде. А после того, как мы затащим его внутрь, сможешь вернуть ее на то же место.

Без лишних слов Джон побежал.

– Ты неплохо его обучила, – сказал Дитер, впечатленный, как всегда, тем, как работали вместе Джон с матерью.

– Заткнись, – бесцеременно сказала она. Затем она нахмурилась на него. – Можешь прилечь, пока он не вернется.

– Думаю, нет, если не возражаешь, – сказал австриец.

Он схватился за край багажника и стал оттуда вылезать. Сара стала его поддерживать, чтобы он не упал.

– А есть ли в том смысл?

– Да. – Дитер пошевелил больной челюстью. – Боюсь, что снова потеряю сознание. – Он присел на задний бампер.

Коннор! – крикнул Гармендиа изнутри лимузина.

Она походу удивилась, что он был таким настойчивым.

– Да? – ответила она.

– Вытащи меня отсюда!

Если учесть ту замечательную компанию, в которой он оказался, она вполне могла понять его отчаяние.

– Подожди, – крикнула она ему в ответ.

– Не беспокойся, – сказала она Дитеру. – Я не собираюсь ничего делать, пока вы двое не выберетесь отсюда. Но и в этом случае я могу лишь дать ему совет. – Она слегка улыбнулась и покачала головой. – Ты идиот. Ты это понимаешь?

– Джон советовал мне не делать этого, – признался он.

– Я так и думала, – сказала она.

Он слегка нахмурился, а затем поморщился, почувствовав боль от движений.

– Как ты догадалась?

– Ты был один в багажнике, – сказала она.

Джон с Дитером уехали минут уже десять назад, им обоим потребовалось довести его обратно по проезду к машине, угнанной Джоном. Сара покачала головой, вспомнив, насколько он был слаб. В идеале им лучше было покинуть город до того, как Гармендия выберется из этого проезда, но состояние фон Россбаха делало этот вариант маловероятным.

Она глубоко выдохнула и захлопнула крышку багажника.

– Ладно, – сказала она. – Чем вы там внутри занимаетесь?

– Задыхаемся и ждем, когда ты нас отсюда вытащишь, – огрызнулся Гармендия.

Сара усмехнулась.

– Ну, думаю, я могла бы прострелить несколько отверстий в окне, и вы сможете его выбить. Но на вашем месте мне бы эта идея не очень-то понравилась.

– И что вы предлагаете, сеньора? – издеваясь, сказал Лазаро.

– У вас есть сотовый телефон? Почему бы вам просто не позвонить в свой гараж? – спросила она. – Вам все равно понадобится эвакуатор. Я не твоя мамочка, Лазаро. И не собираюсь этим заниматься. Ты бы не оказался в таком положении, если бы не занимался таким идиотизмом.

«Не говоря уже о том, что и я не должна была делать таких идиотских глупостей». Когда она находилась в полубезумном состоянии, она и то действовала более осмотрительно. «И теперь, когда я знаю, что они все еще где-то тут, возможно, мне нужно снова сойти с ума».

Лазаро постучал по стеклу.

– Кстати, о сумасшедших.

– У меня нет с собой телефона.

Сара закатила глаза.

– Ладно, – сказала она. – Кому ты хочешь, чтобы я позвонила?

Спустя сутки они ехали по дороге в Асунсьон на какой-то старой развалюхе, которую она заполучила за какой-то старый долг. Гармендия согласился оставить их в покое при условии, что они немедленно покинут город и больше никогда с ним связываться не будут. Это произошло потому, что Лазаро был положен полностью на обе лопатки обновленной, вменяемой и здравомыслящей Сарой.

«Наслаждайся этим, пока можешь, – подумала Сара. – Кто знает, как долго это продлится».

– Мама? – спросил Джон. – С тобой все впорядке?

Она положила руку себе на бедро, ощутив скомканную повязку, наложенную под тканью одежды; рана кровоточила не сильно, но нужен был врач, чтобы вытащить пулю, а времени не было.

– Бывало и лучше, но все заживет. Еще один шрам из лоскутной их мозаики на мне, – продолжала она, улыбаясь вспухшему, всему в синяках лицу Дитера; вскоре оно расцветет всеми цветами радуги.

– Я не должен был оставлять тебя там одну с Гармендией, – сказал он, мучаясь за содеянное.

– Это был не он. Это один урод-телохранитель, – терпеливо повторила она. – А Гармендия застрелил его, сразу же после этого. Если бы ты там был, ты мог бы словить пулю - и возможно, между глаз.

– Гармендия его застрелил? – спросил Дитер. – Того, похожего на гигантского неандертальца в гуайабере?

– В спину, – сказала Сара.

Дитер коснулся своего лица, поморщившись.

– Незнакомое ощущение.

– Эти синяки?

– Нет, чувство зависти к Гармендии, – сказал австриец. – Очень хотелось бы мне стать тем, кто застрелит этого типа, очень.