Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Экстремальность политического процесса определяется нарушениями норм права (как международного, так и национального), людскими жертвами, разрушениями, другими потерями. И обращение к феномену информационной войны в монографии, посвященной экстремальным формам политического процесса, несомненно, может вызвать недоумение – насколько верно относить информационную войну к экстремальной форме политического процесса? Предварительным ответом может служить определение информационной войны, размещенное на портале «Современная армия»: «Информационная война – это разновидность боевых действий, в которых ключевым объектом воздействия является информация, хранящаяся или циркулирующая в управляющих, разведывательных, боевых и прочих системах противника». Казалось бы, все просто и логично: война означает жертвы и разрушения, а следовательно, и все присущие обычной войне характеристики и последствия. Но ответы на вопросы о качественных характеристиках информационной войны, ее соотнесенности с другими видами военной активности и, что особенно важно в контексте проблем, исследуемых в данной работе, о роли средств массовой информации, журналистики в этом процессе и т. п. не являются столь однозначными и явными. Да и оговорка, следующая в тексте за приведенным определением, подсказывает, что информационная война может вестись как самостоятельно, то есть без применения традиционных средств и способов вооруженной борьбы, так и в сочетании с дру гими видами боевых действий.
Информационная война представляет собой крайне сложное и многогранное явление. Характеристики информационной войны весьма разнообразны и включают в себя пропагандистскую деятельность, политические технологии, применяемые различными группировками в ходе политической борьбы; противоправные действия в информационных сетях, связанные с хищением, искажением или уничтожением информации, нарушением работоспособности самих информационных систем; информационное обеспечение традиционных боевых действий. Каждая из наук выделяет в качестве области своего изучения одну из сторон данного явления, подходит к исследованию информационной войны со своими методами и способами, формулируя при этом свое понимание и определение этого понятия.
В целом категория «информационная война» отражает все аспекты противостояния между государствами с целью достижения подавляющего преимущества над противником в процессе получения, обработки и использования информации.
Одни авторы под информационной войной понимают различные формы обострения информационного противодействия. Другие трактуют ее как действия противоборствующих сторон с использованием информации в любой форме. Отсюда попытка вести летоисчисление информационных войн с самых древних времен [Волковский, 2002; Панарин, 2015]. Особую группу составляют работы, в которых авторы относят информационные войны к войнам будущего, связывая их с возможностью доминирования информационного компонента в политическом противоборстве над ядерным и обычным вооружением. Хотя, некоторые военные ученые, специалисты в области информационного противоборства, считают, что сам термин «информационная война» может рассматриваться только как «качественная характеристика обеспечения современных боевых действий, что не дает никаких оснований считать информацию чуть ли не поражающим фактором и придавать ей решающее значение в деле достижения победы на поле боя» [Костарев и др., 2014, с. 60].
В целом в исследованиях, посвященных информационной войне, целесообразно выделить две основные группы работ. Одна из них отдает предпочтение технологической и организационно-технической стороне явления, то есть использованию информации как средства управления войсками и техникой, нанесению ущерба боевым информационным системам противника, противодействию в радиоэлектронной борьбе [Воробьев, Киселев, 2014]. Наряду с расхожим термином «информационная война» данный вид противоборства имеет специфическое название «кибервойна». Объектом воздействия здесь являются коммуникационные и информационно-вычислительные сети, базы данных органов власти, государственных структур и предприятий оборонно-промышленного комплекса, используемые при выполнении управленческих функций, автоматизированные системы управления технологическими процессами в ключевых сегментах инфраструктуры государства и системы управления войсками и оружием. В ряде работ, отнесенных к этой группе, уделяется внимание информации как средству воздействия на личный состав вооруженных сил – своих и противника [Сайфетдинов, 2014; Гончаров, Артамонов, 2014]. Ранее это преимущественно называлось морально-психологическим или морально-политическим обеспечением боевых действий.
Ко второй группе можно отнести те работы, в которых исследуется использование массовой информации для достижения политических целей в противодействии больших социальных групп [Беляев, 2014; Лисичкин, Шелепин, 1999; Ткаченко, 2011; Почепцов, 2000а; 2000б; Панарин, 2008; 2011; 2012; 2015; и др.]. Именно эти явления в настоящее время представляются в научно-исследовательской литературе и особенно в средствах массовой информации как информационная война, хотя точнее их следовало бы назвать массово-информационной войной. Объектом воздействия в этом виде противоборства является сознание, моральный дух, идейные взгляды, ценности населения и войск потенциального (вероятного) противника.
Так как на практике осуществляются сценарии обоих вариантов воздействия (технологического и идейно-морального), то в данной работе мы рассматриваем те проблемы информационного противоборства, в которых в зависимости от целей и задач конфронтации массовая информация используется как оружие воздействия на сознание и волю политического руководства страны, общественное мнение и систему его формирования (в первую очередь СМИ), социальную среду, духовную сферу, мировоззрение, идеологические установки и психику граждан. Это определение сущности информационной войны, выявление ее критериев, характера, разновидностей, форм проявления. По крайней мере две проблемы из названных имеют весьма важное как теоретическое, так методологическое значение. Первая: в какой мере то или иное информационное противоборство можно назвать информационной войной? И вторая: какими параметрами информационная война отличается от других разновидностей информационной борьбы между социальными общностями? Важно также рассмотреть условия, способствующие проявлению феномена информационной войны и основания, его создающие, выявить, в какой мере информационная война может быть отнесена к экстремальной форме политического процесса, то есть определить экстремальность характера информационной войны.
Ключевым, базовым моментом рассмотрения сущности информационной войны как явления выступает категория «война». Война – специфический социальный конфликт с применением вооружения и любых используемых в этом качестве средств насилия, выступающих способом достижения политических целей и разрешения общественных противоречий политического характера; крайняя, экстремальная форма разрешения межгосударственных либо внутригосударственных противоречий. Рассмотрение соотношения категорий «война» и «информационная война» как видового и родового понятий целесообразно построить на устоявшихся классических определениях сущности войны, ее связи с политикой.
Исследуя сущность информационной войны, мы вынуждены вновь обратиться к формуле Клаузевица, определяющей суть войны продолжением политики иными средствами. На этом основании любые конфронтационные мотивы в информационном взаимодействии государств можно назвать информационной войной. То же самое можно сказать и об экономической войне (что происходит постоянно и без чего не обходится рыночная конкуренция), и об идеологической войне (имея в виду соперничество политических сил и политических партий, представляющих различные, а порой противоположные идеи в программных документах), и о дипломатической войне (которая ведется непрерывно при отстаивании национальных интересов государств), и даже о геоэкономической войне [Кочетов, 2002, с. 205]. А если учесть то обстоятельство, что отмеченные выше разновидности войн находят свое отражение в средствах массовой информации, реализуясь с помощью и на основе информации, то можно с полной уверенностью утверждать, что мы живем в эпоху непрерывных информационных войн и что наша жизнь – сплошная информационная война. Так ли это?
Формула Клаузевица может быть по аналогии применена и к информационной сфере: информационная война – продолжение политики информационными средствами, средствами информационного насилия. И все же формула, определяющая связь войны с политикой, не претендует на раскрытие сущности войны. Наряду с вооруженной борьбой содержанием обычной, конвенциональной войны выступает вооруженная борьба сторон как главное и решающее средство, а также экономические, дипломатические, идеологические, информационные и другие средства борьбы, которые в зависимости от ряда обстоятельств могут выходить на первый план. Следует учитывать, что информационный компонент содержится в каждой из разновидностей средств борьбы и что информационное воздействие также может носить насильственный характер. «На смену физическому насилию меча, пушек и кандалов, а затем экономическому насилию безработицы и денежного кредита пришло информационное насилие: манипулирование сознанием людей, вторжение в их психику и внутренний мир. “Сетевой компьютинг” – это одновременно и инструмент информационной, политической и культурной экспансии развитых стран. С его помощью возможны изменения политической карты мира и сложившегося соотношения между геополитическими центрами сил» [Информационное общество…, 1999, с. 13–14].
Думается, было бы неверно отсчитывать начало истории информационных войн со времен Древнего Китая и Древнего Рима, с использования обмана или устрашающих знаков и талисманов, дезинформации или введения в заблуждение противника, распространения ложных слухов или заклинаний в попытках повлиять на ход вооруженного противоборства. Хотя, если любое использование информации для доминирования над оппонентом в конфликте называть информационной войной, то вполне можно согласиться с мнением, что «информационные войны на нашей планете велись с тех пор, как люди научились говорить, понимать и соответственно этому пониманию запугивать и дурить друг друга» [Расторгуев, 2003, с. 158].
Информация на всех этапах исторического развития являлась объектом борьбы, она же выступала и средством. При всех исторических видах войн, кроме оружия и техники, которые увеличивали мощь физического воздействия на противника, информация использовалась как для организации управления войсками, так и для обмана врага. Значительную, а иногда и определяющую роль в войнах и сражениях играл морально-психологический фактор, основывающийся на информации, он влиял на стойкость воинов, их боевой настрой и поднимал дух мирных граждан. Одновременно информация использовалась для нанесения ущерба противнику, подавления его воли к борьбе и сопротивлению.
В то же время только при достижении экономикой определенного уровня стало возможным развитие науки и техники, совершенствование технических средств, создание современной системы средств массовой информации, которая обладает способностью и возможностями многократного воздействия на сознание и мотивацию поведения как отдельных индивидов, так и больших социальных общностей людей. Ведь одно дело – влияние прочитанного материала в газете или публичного выступления политика на митинге и совсем иное – возможности воздействия телевидения, интернета (как по эффективности, так и по охвату аудитории). Важно учитывать также последствия целенаправленного, интенсивного воздействия. Именно они сравнимы с достижениями тех целей, которые ставятся в традиционной войне.
Вместе с тем для информационно-психологического воздействия на войска и население противника по-прежнему используются печатные средства – листовки, плакаты, газеты, информационные бюллетени, распространяемые с помощью артиллерии и авиации. По некоторым сведениям, за время войны в Персидском заливе (1990-1991 гг.) на иракские войска и население региона американцами было сброшено более 30 млн листовок. Более 90 % иракских солдат, сдавшихся в плен, читали американские листовки, 88 % из них поверили в их содержание, 70 % по этой причине сдались в плен [Лукин, 2010].
Одним из самых эффективных средств информационно-психологического воздействия на противника в рамках тактических психологических операций являлось звуковещание. Во время войны и вооруженных конфликтов оно осуществляется с помощью звуковещательных станций и других средств усиления голоса – стационарных и переносных, смонтированных на грузовиках, танках, бронетранспортерах, вертолетах и даже самолетах.
Сравнительно новым средством психологического воздействия, которое может найти широкое применение в практике психологических операций, являются синтезаторы (генераторы) голографических и звуковых эффектов в атмосфере. По данным зарубежных средств массовой информации, в ряде стран разрабатываются проекты установки на действующих спутниках лазерно-световых комплексов, способных проецировать на облака различные изображения. «Во время Первой мировой войны 1914–1918 гг. в русских религиозных журналах писали, что нашим воинам в окопах в рождественскую ночь было видение на облаках Богоматери с младенцем. В действительности это “видение” могло быть организовано, если к одному из прожекторов соорудили соответствующую приставку» [Артамонов, 1969, с. 162].
Можно только представить состояние солдат, увидевших на низких облаках облики святых. Как известно, облака являются прекрасным естественным экраном, расположенным на высоте 60-80 км от поверхности земли. Спроецированное на них изображение отчетливо видно на большом расстоянии и создает у неадаптированных адресатов сильный психологический эффект.
И все же в основе информационной (массово-информационной) войны лежит использование новых и новейших технических средств распространения информации, способных охватить большие территории и огромные массы населения. Радио, телевидение, мобильная связь и интернет становятся основными средствами воздействия, особенно в так называемый мирный период информационной войны, когда информационное воздействие оказывается на население страны потенциального противника, его политическую и экономическую элиту.
При этом распространяемая массовая информация приобретает специфический, направленный характер. Примером может служить деятельность зарубежных радиостанций, информационных агентств и других средств массовой информации в годы холодной войны против СССР. Известно, что в то время 4/5 тиража ежедневных газет, которые выходили за пределами социалистического содружества, 9/10 радиопередатчиков и 95 % телевизионных мощностей контролировались медиаконцернами Северной Америки, Западной Европы и Японии.
С появлением компьютеров и интернета телевидение утратило монополию на домашний досуг, хотя, оставаясь самым доступным и массовым медиа, продолжает удерживать лидирующие позиции в медиапотреблении россиян. Численность парка телеприемников, находящихся в российских семьях, составляет около 86 млн штук, в среднем 1,6 телевизора на городское домохозяйство и 1,3 – на сельское.
По данным ВЦИОМ, в 2013 г. менее половины россиян (43,2 %) отметили, что слушают радио. Этот факт отражает проблемы доступности радио и его значимости с точки зрения содержательного наполнения для жителей страны. Вместе с тем величина аудитории радио в России продолжает оставаться значимой. В 2015 г. в среднем хотя бы раз в сутки к радио обращались 64 % населения и хотя бы раз в неделю – 89 %. Россияне продолжают довольно активно пользоваться радио. В среднем за сутки прослушиванию передач отводилось 252 минуты, или 4 часа 12 минут. Это сопоставимо со среднесуточным временем телевизионных просмотров.
Компании We Are Social и Hootsuite опубликовали исследование, в котором отмечается, что количество активных пользователей соцсетей в мире перевалило за три миллиарда человек и темпы роста аудитории не снижаются. В исследовании приведены следующие цифры: население Земли – 7,542 млрд человек; количество интернет-пользователей – 3,819 млрд (51 % населения); активных пользователей социальных сетей – 3,028 млрд (40 %); пользователей мобильной связи – 5,052 млрд (67 %); активных «мобильных» пользователей соцсетей – 2,78 млрд (37 %). Только с апреля по август 2017-го количество пользователей интернета выросло на 0,2 %, а соцсетей – на 4 % [Рябова, 2017]. В Индии рост вовлеченности в социальных медиа за последний год составил 51 %, в Китае – почти 20 %, а в России – 11 % [Гущина и др., 2014].
Учитывая это, спецслужбы США организовали составление единого электронного каталога известных на сегодняшний день программных средств вывода из строя компьютерных сетей противника. Сегодня известно более 8 тыс. компьютерных вирусов, в том числе около 3 тыс. опасных. Ежемесячно их число увеличивается на сотни. И все это при желании может быть весьма эффективно использовано в интересах информационного противоборства.
За счет новых технических разработок совершенствуются формы и методы ведения информационной войны. Так, в США уже создана и готова к применению станция голосовой дезинформации, позволяющая перехватывать радиопереговоры противника, вносить в них голосами участников радиообмена ложную информацию и передавать ее практически в реальном времени.
С появлением глобальной информационной сети, открывшей возможности для массовых коммуникаций в интернете и сотовой связи в сочетании с технологией воздействия на сознание людей, сформировалась база для реализации идей массового воздействия на население и войска противника, для манипулирования сознанием личности в процессе медиатизации. Такие свойства информации, как релевантность, полнота, своевременность, доступность, эргономичность на основе современных массмедийных технологий и новейших СМИ получают возможность проявиться в полной мере. Эти свойства не только проявляются и многократно усиливаются, но и используются источником и владельцем информации в своих интересах.
Один из первых теоретиков информационной войны Мартин Либики в работе «Что такое информационная война?» рассматривал данный феномен как информационные воздействия, включающие защиту, манипулирование, искажение и опровержение информации, и описывал формы информационного противодействия: командно-управленческую, разведывательную, радиоэлектронную, психологическую, хакерскую, экономико-информационную, кибервойну [Libicki, 1995].
Развитая техническая база – основное, но не единственное условие появления информационной войны. Глобализация социальных процессов, открытость виртуальных пространств создают условия, при которых идеи, взгляды, любая информация могут беспрепятственно пересекать национальные границы и воздействовать на аудиторию безотносительно национальности, социального положения и идеологических пристрастий. Ноополитика становится частью государственной политики при разрешении конфликтов самой различной интенсивности [Никонов, 2012]. Сформировалась ситуация, когда идеи, взгляды, суждения, представления о ценностях не встречают препятствий, не подвергаются цензуре, свободны в преодолении национальных границ. Глобальное информационное пространство не подвержено контролю, но определенным образом наполняется информационными потоками с соответствующим контентом. Массмедийный дискурс не столь хаотичный, как это может показаться, хотя хаос тоже может быть и сознательно создаваемым, и умело управляемым. Массмедиа становятся «крыльями» этого хаоса [Николайчук и др., 2018].
К числу условий, способствующих проявлению свойств информационной войны, следует отнести изменение возможностей достижения целей политики как отражения интересов классов, больших социальных групп, национальных государств и их союзов. Прежнее представление о необходимости покорения народов путем военной агрессии постепенно уходит в прошлое. Конечно, не стоит обольщаться, военная сила была, есть и еще длительное обозримое время будет действующим фактором международной политики, но вместе с тем происходит ее трансформация на международной арене.
С одной стороны, интересы государств, ориентированные на владение ресурсами, не требуют традиционного захвата территорий, а соответственно уничтожения живой силы противника. Ресурсами можно владеть и распоряжаться иным путем. Важно иметь возможности воздействия на политическую и экономическую элиту страны, владеющей ресурсами, важно иметь народ, принимающий ценности потенциального противника. «Перед политтехнологами стоит задача перенесения центра противоборства из материальной сферы в информационную, в ходе которого осуществляется трансформация ментального поля населения тех стран, которые стоят на очереди в геополитической пищевой цепочке субъектов международной политики “хищник – жертва”. При этом для предотвращения сопротивления жертвы агрессии применяется своего рода анестезия – психологическое обезболивание, выполняемое для того, чтобы информационное вторжение воспринималось как “добровольное” желание людей принять чуждые им цивилизационные ценности» [Карякин, Козин, 2014, с. 24].
По мнению американских экспертов, информационное обеспечение военной операции НАТО в Югославии доказало, что глобальная компьютерная сеть становится перспективным и эффективным средством формирования общественного мнения и продвижения в международные СМИ определенной информации. Ее пользователи, в число которых входят правительственные и неправительственные организации и учреждения, научные центры, редакции СМИ многих стран, не только получают самую разнообразную и обширную информацию, но и сами выступают в роли ее создателей и распространителей.
И если, говоря о войне, мы всегда подразумеваем применение силы, то в данном случае сама сила приобретает новые качественные характеристики: насилие и принуждение становятся не только (и не столько) физическими. Силовые, насильственные характеристики информационного воздействия все больше задействованы при достижении политических целей. Причем данное воздействие значительно отличается от информационного в процессе пропаганды. Среди доминирующих компонентов властвования – сила, богатство, знание. По сути, ничего не изменилось. Изначально информационный компонент вооруженной борьбы был ничтожен и сводился к традиционному использованию основных функций информации, как это происходит в любом социальном процессе. Информация, играющая важнейшую и незаменимую роль во взаимодействии и функционировании сложных систем, в конфликтах во многом определяет возникновение, развитие и завершение ситуации противодействия и борьбы оппонентов. От сигнала, означающего начало битвы, и пламенной речи предводителя до информационной войны как самостоятельного явления политического противоборства – такова метаморфоза информации в вооруженном конфликте. Но именно в постиндустриальную эпоху качество информации позволило усилить взаимосвязь и взаимообусловленность силы, богатства и знания, а также завуалировать применение насилия, что позволяет сделать ежедневную жизнь ненасильственной.
«Мягкая сила» заняла достойное место в арсенале современных государств, отстаивающих национальные интересы далеко за пределами своих границ. Знание, по выражению Э. Тоффлера, «производит то, что высшие военные чины в Пентагоне любят называть “самым главным оружием рядового”. Оно может быть применено для наказания, вознаграждения, убеждения и даже изменения. Оно может превратить врага в союзника. Лучше всего то, что, обладая верными знаниями, можно в первую очередь обойти нежелательные ситуации, а также избежать излишних трат и средств» [Тоффлер, 2009, с. 37–38]. А ведь, как известно, по большому счету, знания – это результат накопления информации, а информация – канал приобретения знаний.
Обозначенные выше общемировые условия появления информационной войны удачно дополняются обстоятельствами внутренней ситуации, складывающейся в странах с демократическим режимом правления. В этих государствах велика роль общественного мнения, и правительства проводят политику с оглядкой на требования внутренних политических сил, подверженных влиянию самых различных взглядов и идей, которые не всегда соответствуют национальным интересам. Вот почему весьма важным условием информационной войны представляются появившиеся новые возможности воздействия на индивидуальное и общественное сознание и манипулирование ими в силу политического и идеологического плюрализма, политики толерантности, либерального законодательства. Эти условия являются также благоприятной средой формирования «пятой колонны», создающей внутренний фронт информационной войны.
Различная степень использования информации как оружия, варианты его применения, разнообразие объектов направленности проявляются в разных видах противоборства и зафиксированы в таких понятиях, как «холодная война», «психологическая война», «морально-психологическая война», «идеологическая война», «пропаганда и контрпропаганда». В этих категориях зафиксированы исторические, а также социально-политические свойства противоборства, особенности социально-психологического воздействия на реального или потенциального противника. Главное же состоит в том, что основой воздействия во всех названных видах противостояния является информация, которая влияет на сознание, волю, ценностные установки людей. В научной и популярной литературе используется множество понятий, которыми обозначают зачастую однотипные явления противоборства политических сил на основе информационного ресурса.
В нашей стране внимание ученых к собственно информационной войне как социально-политическому явлению возникло в последние два десятилетия, прежде оно было сконцентрировано на идеологической войне, психологической войне, пропаганде и контрпропаганде – формах противоборства, в основе которых также лежит информация.
Одним из первых отечественных ученых, попытавшихся создать концепцию информационных войн, является С. П. Расторгуев, который трактует понятие «информационная война» как «открытые и скрытые целенаправленные информационные воздействия информационных систем друг на друга с целью получения определенного выигрыша в материальной сфере» [Расторгуев, 1998, с. 36].
Г. Г. Почепцов рассматривает информационные войны с точки зрения информационно-пропагандистских и информационно-психологических операций. Информационная война, по его мнению, – «это коммуникативная технология по воздействию на массовое сознание с долговременными и кратковременными целями» [Почепцов, 2000а, с. 10].
Информационная война не ведется на полях сражений при помощи военной техники, а осуществляется в когнитивном пространстве социума (некой совокупности знаний и представлений) с помощью информационных сообщений. Поэтому анализируя это явление в русле когнитивной лингвистики, Л. В. Коцюбинская предлагает следующее определение: «информационная война – это информационные воздействия на общественное (массовое) сознание с целью внесения изменений в когнитивную структуру, с тем чтобы в дальнейшем получить изменения в поведенческой структуре» [Коцюбинская, 2015, с. 95].
Термин «холодная война» был применен для обозначения глобальной геополитической, экономической, идеологической конфронтации между Советским Союзом с союзниками и США с союзниками (середина 1940-х – начало 1990-х). Важными средствами ведения холодной войны являлись идеологическая кампания, пропаганда и контрпропаганда, подчас принимавшие формы психологической войны. В США в 1950 г. было создано Управление ведения психологической войны, которому был подчинен ряд специальных служб (ЮСИА и др.). В СССР действовала разветвленная структура, включавшая многие организации и ведомства (Совинформбюро, ВОКС, «Международная книга» и т. п., а также вузы, начавшие после войны подготовку журналистов-международников). Советская система пропаганды подчинялась Главному управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) и его внешнеполитическим отделам, которые одновременно курировали пропагандистскую деятельность созданного в 1947 г. Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформа).
Глубинное противоречие между капиталистической и социалистической моделью, невозможность конвергенции, по сути, является основной причиной холодной войны. Две сверхдержавы – победительницы во Второй мировой войне пытались перестроить мир согласно своим идеологическим установкам. Холодная война осуществлялась средствами, не характерными для обычной войны, не военными средствами: одной из главных составляющих конфронтации была идеология. Эмоциональную оценку того периода, выразившуюся в самом определении «холодная война», как отрицании войны традиционной («горячей»), вполне дополняет термин «идеологическая война». Со временем конфронтация стала элементом идеологии двух сторон и помогала лидерам военно-политических блоков консолидировать вокруг себя союзников перед лицом внешнего врага. Внутренняя логика противостояния требовала от сторон участия в конфликтах и вмешательства в ход событий в любой части мира. Острое политическое и идеологическое противостояние между коммунистической и западной либеральной системами охватило практически весь мир. Усилия США и СССР направлялись прежде всего на доминирование в военной сфере.
Содержательная идеологическая сторона холодной войны по-разному оценивается в исторических научных отечественных источниках. Она называется как идеологической, так и психологической войной. В основе идеологического противоборства (в то время еще не использовался термин «информационная война») была пропаганда собственной идеологии и образа жизни, а также дискредитация в глазах населения «вражеских» стран и третьего мира официальной идеологии и образа жизни противоположного блока. Борьба идеологий велась в формате «пропаганда – контрпропаганда». С этой целью создавались радиостанции, вещавшие на территорию стран идеологического противника, выпускалась идеологически острая литература и периодические издания на иностранных языках, активно использовалось нагнетание классовых, расовых, национальных противоречий.
Каждая из систем пыталась доказать свои преимущества и жизнеспособность в экономике, политике, социальной и духовной жизни. Уже в 1960-х годах Советский Союз отказался от идеи пролетарской революции в мировом масштабе, перейдя к политике мирного сосуществования. И хотя для доказательства своих преимуществ ему стало достаточно эффективной контрпропаганды, заявленная противоположной стороной цель, интенсивность информационного противоборства, используемые приемы, а в конечном итоге и результаты вынуждали признать противостояние полноценной информационной войной несмотря на привлечение и иных средств.
Идеологическая война рассматривалась как специфический этап реализации стратегического плана войны против СССР. Цель действий – измотать, ослабить противника до такой степени, чтобы заключительный этап потребовал минимальных политических, экономических, военных и других ресурсов.
Разрушение духовных ценностей русских (как за рубежом называли представителей всех национальностей Советского Союза), навязывание чуждых установок в жизни, экономическое изматывание СССР в гонке вооружений, массовая подготовка и внедрение агентов влияния – такой была методика борьбы Запада.
Подлинность и авторство приводимых ниже слов, раскрывающих суть идеологического наступления Запада, якобы произнесенных в последние месяцы Второй мировой войны будущим директором ЦРУ Алленом Даллесом, активно подвергались сомнению в постсоветское время. Делается это и сейчас, например в Википедии, ставшей основным источником знаний для многих молодых людей. Но даже если согласиться с опровержениями и усомниться в авторстве и документальной точности приводимой далее цитаты, то возникает вопрос: почему на практике происходит именно так?
«Окончится война, все как-то утрясется, устроится. И мы бросим все, что имеем, – все золото, всю материальную мощь на оболванивание и одурачивание людей. Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы неизменно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания.
Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность, отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением… исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс.
Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и прославлять так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности.
В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, взяточников, беспринципности.
Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркомания, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство. Национализм и вражда народов, прежде всего вражда и ненависть к русскому народу – все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности.
Мы будем браться за людей с детских, с юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь. Станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов» (цит. по: [Хлобустов, 2005]).
Противостояние двух систем базировалось на противодействии информационных потоков, как сейчас можно оценить, противоположных по направленности, содержанию, ценностной мотивации и ориентации. Причем это была не только и, быть может, не столько вербальная массмедийная информация. Конечно, определенный круг людей был знаком с запрещенной в СССР литературой, голос Запада пробивался через шум «глушилок», будоража умы и влияя на настроения молодежи, творческой и научной интеллигенции.
Значительную роль в крушении идеалов социализма сыграла информация иного свойства, информация, которую нес с собой материальный мир. Во-первых, новым типом информационного влияния были бытовые вещи, изготовленные на Западе, которые часто оказывались лучше, ярче, привлекательнее. Сталкиваясь с ними, обыватель моделировал в своем сознании образ западного мира, совсем иной, нежели его представляла советская пропаганда. Не следует упускать эту особенность и сегодня, в условиях глобализации всех сторон жизни. Как еще можно оценить тот факт, что в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбург и других городах вольготно себя чувствуют магазины, в которых продаются модные вещи со стилизованной фашистской символикой и символикой организаций, объявленных в России вне закона? Один из таких брендов запустил солист некой популярной в среде украинских неонацистов музыкальной группы, которая проводила концерты, перечисляя все полученные за билеты деньги на вооружение «Правого сектора», запрещенного в России. Сам музыкант входит в руководство этой политической партии.
Символика, о которой идет речь, обычно соседствует с товарами для единоборств, пищевыми добавками для бодибилдеров и т. д., что свидетельствует о желании их поставщиков формировать идеологию для молодых людей, подготовленных занятиями со штангой и боксерской грушей к уличным схваткам. Возникают вопросы: каким образом завозится в Россию эта продукция (причем в огромных количествах), как отправляются деньги за нее на Украину, и насколько возможен контроль?
Речь идет не только в деньгах. Как известно, по итогам 2017 г. Россия заняла третье место в списке инвесторов в украинскую экономику. Ношение определенной одежды – знак принадлежности к определенной среде. Украинские праворадикалы умело направляют в Россию скрытые инструменты пропаганды своих идей, популяризируя не просто марки одежды, но и своих героев и свои ценности. Надевая ее, люди не только косвенно спонсируют, но и одобряют их деятельность.
Во-вторых, носителем информации об условиях жизни людей на Западе было искусство. Экранизация художественных произведений, их демонстрация в кинотеатрах и по телевидению позволяли зрителям кроме основного сюжета получать массу информации о жизни за рубежом. Сейчас препятствий к восприятию действительности западного мира нет, а вот с культивированием идеалов, образцов для подражания дело обстоит не столь благополучно, хотя положение медленно исправляется. И дело здесь не в бюрократическом ограничении, а в здоровой конкуренции художественных произведений и культивировании высоких идеалов, национальных традиций, ценностей.
В-третьих, носителями «иной» информации были представители партийно-номенклатурной, художественной, спортивной элит, побывавшие за границей и увидевшие привлекательные стороны буржуазного образа жизни. Они были не только носителями иной информации, но, по существу, и иной идеологии. Сегодня, когда образ жизни людей нашей страны вполне адаптировался к условиям общества массового потребления, а деньги для многих превратились в основной стержень смысла жизни, вытесняя идеалы справедливости, истины и красоты, причин для идеологического противостояния как будто бы не осталось. Да к тому же мы деидеологизированы Конституцией РФ на государственном уровне. Но на новом этапе развития возникают, по сути, те же вопросы: в какой мере устремления отечественной элиты соответствуют национальным интересам страны, в какой мере элита выражает эти интересы, если представители власти, крупного бизнеса не только обучают своих детей за границей, владеют там собственностью, что, впрочем, естественно в глобализирующемся мире, но и свои денежные накопления хранят за границей, имеют двойное гражданство, видимо, связывая свое будущее с зарубежьем?
Г. Г. Почепцов, рассматривая холодную войну как вариант информационной войны, отмечает, что «основным информационным конфликтом этого периода можно считать несоответствие потоков. “Противник” побеждал использованием необычных информационных носителей, которые активно генерировали в воображении реципиента новый для него мир в очень идеализированном виде. Потребитель информации подставлял себя в необычные социальные позиции, реально не имея на это оснований. Если сказанное было результатом информационной экспансии, хотя и необычного вида, то внутри страны информационное поражение можно понять отталкиваясь от того, что основной моделью коммуникации того периода была “кухня”, а не официальное информационное поле. Появился двойной язык, двойственные стандарты для обсуждения тех же вопросов дома и на работе. Личностные контакты как более эффективные уверенно побеждали официальные источники влияния» [Почепцов, 2000б].
И если побеждает тот, кто применяет необычные информационные средства, то при подготовке к информационному противоборству следует учитывать все особенности информации, возможности ее свойств и носителей. Авторы монографии «Крылья хаоса. Масс-медиа, мировая политика и безопасность государства» весьма удачно подметили своеобразие холодной войны как пропагандистского конструкта: она является «достаточно комфортной с точки зрения социального бытия, поскольку, с одной стороны, формирует устойчивый, но размытый образ внешнего врага, “активного” “чужого”, что так или иначе поддерживает мобилизационный тонус социальной системы, а с другой – не требует личного участия индивида в противодействии таким угрозам, поскольку в “холодной войне” достаточно участия государственных институтов в режиме “мирного времени”. Важным моментом в данном случае является согласие со стороны большей части общества на усиление роли в повседневной жизни указанных институтов, в первую очередь армии, дипломатических ведомств, спецслужб, пропагандистского аппарата» [Николайчук и др., 2018, с. 49].
Сегодня понятие «холодная война» имеет более широкую трактовку и применяется для характеристики обостренных отношений между государствами и внутри них. По масштабу они могут быть глобальными и региональными, по субъектам противоборства и аренам развертывания – межгосударственными (межблоковыми) и внутригосударственными, по способу применения невоенных средств – с комплексным или относительно самостоятельным применением отдельных их видов (информационные, экономические, психологические войны и др.) [Серебрянников, 2009, с. 77].
Холодная война ведется всеми средствами, кроме военных. Выработка стратегии и ее осуществление возлагается преимущественно на министерство иностранных дел, хотя и согласовывается с другими заинтересованными ведомствами, в том числе и с министерством обороны. Сама стратегия холодной войны препятствует перерождению невоенных инцидентов в военные действия, хотя силовой механизм государства частично в ней задействован, что проявлялось опосредованно в виде угрозы силой, гонки вооружений, демонстрации силы.
Идеологическая война представляет собой одну из форм информационного противоборства, в основе которого лежит противостояние идеологических воззрений, взглядов, концепций. По сути, идеологическая борьба характеризует сражение самых различных политических сил за доминирование, но перевод ее в плоскость идеологической войны ставит противника в состояние борьбы за выживание. Идеологическая война ведется информационными средствами самых различных форм, содержание которых составляет идеология. Несмотря на технические приоритеты в развитии военного дела, многие специалисты до сих пор считают идеологический фактор непреходящим [Микрюков, 2013].
Крен в сторону эмоционально-волевого воздействия на противника имеют психологическая и морально-психологическая война. Они проявляются в информационной войне, поэтому не зря в современных исследованиях по информационной войне чисто информационный аспект часто переходит и в морально-психологический и идеологический [Манойло и др., 2012]. Крупный специалист в области психологической войны В. Г. Крысько определяет ее как «совокупность различных форм, методов и средств воздействия на людей с целью изменения в желаемом направлении их психологических характеристик (взглядов, мнений, ценностных ориентаций, настроений, мотивов, установок, стереотипов поведения), а также групповых норм, массовых настроений, общественного сознания в целом» [Крысько, 1999, с. 5]. Среди всех видов воздействия в психологической войне ученый на первое место ставит информационно-психологическое воздействие, при котором происходит воздействие словом, информацией, преследуется цель формирования определенных идеологических (социальных) идей, взглядов, представлений, убеждений. Именно это вид воздействия носит наиболее массовый характер, в отличие от психогенного, нейролингвистического, психотронного и др.
Выявление сущностных характеристик информационной войны потребует определения ее сходства с пропагандой и контрпропагандой и отличия от них, хотя на практике они тесно переплетены и трудно различимы. По признанию У. Донована, известного специалиста спецслужб: «Пропаганда на заграницу должна использоваться как инструмент войны – искусная смесь слухов и обмана, правда – лишь приманка, чтобы подорвать единство и сеять смятение… В сущности, пропаганда – острие первоначального проникновения, подготовка населения территории, избранной для вторжения. Это первый шаг, затем вступает в действие пятая колонна, за ними диверсионно-десантные части, или “коммандос”, и наступают дивизии вторжения» (цит. по: [Яковлев, 1983, с. 56]).
Пропаганда интерпретируется и как распространение в обществе каких-либо взглядов и знаний путем постоянного и детального их разъяснения, и как система деятельности, направленной на распространение знаний, художественных ценностей и другой информации с целью формирования определенных взглядов, представлений, эмоциональных состояний, оказания влияния на социальное поведение людей, и как популяризация политических, философских, религиозных, научных, художественных и иных идей в обществе посредством устной речи, средств массовой информации, визуальных и иных средств воздействия на общественное сознание. Кроме того, под пропагандой понимается последовательная, достаточно продолжительная деятельность, направленная на создание или информационное оформление различных событий с целью влияния на отношение масс к какой-либо проблеме или явлению; механизм широкомасштабного внушения взглядов; информация, влияющая отрицательным образом, или вводящая в заблуждение, используемая для поддержания интереса к вопросу, требующему решения; умышленно провоцируемая и направляемая кампания с целью заставить людей принять данную точку зрения, позицию или ценность. «Часто пропаганду связывают с “промыванием мозгов”, дезинформацией или акциями, заслуживающими порицания с точки зрения обеспечения общественного благополучия» [Евдокимов, 2012, с. 138]. Именно в таком варианте пропаганда смыкается с информационной войной или выступает ее формой.
По мнению Гарольда Лассуэла (Ласвеля), именно деятельность государства по формированию общественного мнения в привязке к военным задачам на внешнем и внутреннем фронте и есть настоящая пропаганда, ведь для достижения стратегических целей необходимо сплотить общество и мобилизовать своих граждан на борьбу с врагом. Пропаганда, наряду с военными и дискриминационными экономическими мерами, одно из главных орудий борьбы с неприятелями. Да и сама пропаганда, как отмечал американский политолог, имеет военные корни: «Когда общество доведено до сознания того, что войну начал неприятель… то можно сказать, что пропагандист достиг цели… Каждый народ, начавший войну, непременно должен быть неисправим, порочен и развратен. Упирая прямо на эти его свойства, мы только принимаем меры предосторожности, главная цель которых убедить, что враг способен даже на такую чудовищную вещь, как наступательная война. ‹…› Народ-противник почти всегда ведет себя с демонстративным высокомерием и заносчивостью. Неприятель не только нагл, он – алчен. Неприятель ведет пропаганду, основанную на лжи. Неприятель заносчив, груб и жесток» [Ласвель, 1929, с. 8].
Не вдаваясь подробно в характеристики пропаганды, можно отметить ее отличия от информационной войны:
1. Пропаганда – односторонний процесс, в отличие от информационной войны, в которой задействовано не менее двух сторон. И только появление контрпропаганды как противодействия пропаганде позволяет проводить их равноценное сравнение.
2. Степень интенсивности. Именно интенсивность информационного обмена мы определяем одним из критериев, определяющих факт проявления информационной войны.
3. Используемые приемы. Информационные войны не регулируются международным законодательством, в них доминируют приемы, способы, методы, основанные на обмане, лжи, дезинформации, клевете и т. д. Точка зрения противника в данном случае, в отличие от пропаганды, не взвешивается и не оценивается, а искажается и используется в достижении своих целей. Информация используется не как довод, а как насилие.
4. Цель: все же пропаганда стремится доказать, убедить и переубедить оппонента, пусть даже ложными аргументами, недостоверными данными; а информационная война направлена на то, чтобы обмануть, надломить, победить. Навязывание оппоненту чуждых ему целей, идей, разрушение его ментальности для достижения политических выгод – основное, что отличает информационную войну от пропаганды, которая проводится в интересах воздействующей стороны. Конечно, отличительные грани здесь весьма условные и тонкие, ведь и сама пропаганда может осуществляться с разными целями.
Исторический опыт показывает ее схожесть с информационной войной, при этом условия осуществления пропаганды, ограниченность в средствах, односторонность воздействия (в качестве информационной агрессии) не позволяют возводить ее в ранг войны.
Наконец, можно отметить расхождение этих явлений по объему, размаху проявления. Пропаганда может входить в информационную войну как прием, как ее составная часть, но информационная война не может стать составной частью пропаганды. В литературе можно встретить попытки показать схожесть этих явлений посредством вычленения позитивной (конструктивной, белой) и негативной (деструктивной, черной) пропаганды. Первая понимается как стремление довести до потребителя те или иные взгляды, интересы в убедительной, доходчивой форме. Предполагается, что позитивная (конструктивная) пропаганда помогает личности, социальным группам найти наиболее перспективные, истинные смыслы, идеи, ценности и не направлена на слом, уничтожение позиций оппонента. Деструктивная, черная обладает противоположными качествами. Руководствуясь принципом «цель оправдывает средства», негативная пропаганда направлена на разжигание социальной вражды, эскалацию социальных конфликтов, обострение противоречий. В этом отношении информационная война и негативная пропаганда весьма схожи, но все же не стоит сущностные характеристики пропаганды сводить только к негативному воздействию и манипуляцию сознанием личности.
В связи с тем, что любые разновидности социальных отношений строятся на коммуникации, в основе которых лежит информационный обмен, важно определиться с тем, какие формы информационного обмена на уровне противоборства можно назвать войной, а точнее информационной войной. Как мы уже отмечали, в настоящее время весьма распространена практика любую активизацию конфликтного взаимодействия сторон на основе информационного обмена считать информационной войной. Более того, публицистический подход к оценке данного явления приводит к тому, что любая интенсификация информационного обмена в период обострения межгосударственных отношений дает основание заявлять о начале информационной войны. Аналогично применение подобной терминологии при объявлении других необычных войн. Это происходит в силу того, что категория «война» и другие близкие понятия удобны как категориальный инструментарий для описания явлений новой эпохи, которые по своим последствиям, степени напряженности и наносимому ущербу сопоставимы с подлинной войной. Данная сравнимость, сопоставимость и используется в публицистике. Так, например, введение максимальных ограничений экономического взаимодействия государств названо «ядерной бомбой в экономике». Аналогично появление терминов, обозначающих прочие так называемые войны – «молочные», «нефтяные», «банковские», «сырьевые» и др. В связи с событиями на Украине и обвинениями в адрес России в средствах массовой информации замелькал термин «санкционная война». Все они отражают конфликт, в котором противостоящие, конфликтующие стороны пытаются навязать свою волю противной стороне, используя тот или иной повод для конфликта или его предмет. В одном случае предметом спора выступают молоко, минеральная вода, вино, мясо и т. д. как импортный товар, который запрещается к ввозу под предлогом несоответствия определенным стандартам. В другом случае – материальные ценности: углеводородное сырье, валюта, возможности владеть ими и распоряжаться.
Можно согласиться с мнением, что это явления нового времени, когда даже спортивные соревнования превращаются в спортивные войны. Парадокс, но это происходит благодаря тому, что соревнования скорости, мастерства, силы, выдержки, выносливости подменяются конкуренцией технологий и используемых в мире спорта новых материалов, медикаментозных стимуляторов, заказных судейств, а высшие спортивные достижения выдаются за доказательства уровня развития государства в целом.
Спорт оказался настолько втянутым в политику, что само участие или неучастие в Олимпийских играх стало выражением позиции государства в международных делах. Известно, что XXII летнюю Олимпиаду в Москве по инициативе США бойкотировали более 60 государств, осудив ввод советских войск в Афганистан в 1979 г. В противовес московским играм в Филадельфии были проведены Olympic Boycott Games с участием 29 стран. Через четыре года СССР также организовал бойкотирование Олимпиады в Лос-Анжелесе, проведя альтернативные состязания – «Дружба-84».
Впрочем, использование спортивных соревнований в политических играх не новшество. СССР стал членом МОК в мае 1951 г. Дебют советских спортсменов состоялся в 1952 г. в Хельсинки на летних Играх, но зимнюю Олимпиаду, проходившую ранее в Осло в этом же году, СССР пропустил. Одной из причин называется неготовность команды показать наивысшие результаты. Комитет по делам физкультуры и спорта посчитал, что «на международных соревнованиях нужно выступать, только наверняка добиваясь победы. Уверенности, что будут победителями советские спортсмены, у руководства Комитета нет» [Астахова, Кошелева, 2014, с. 67].
Спортивные страсти на уровне «спортивных войн» не только не утихают, но и усиливаются, несмотря на призывы ведущих российских политиков не связывать спорт с политикой. «Мы четко следуем Олимпийской хартии, где прямо указано о недопустимости использования спортсменов в политических целях, и последовательно выступаем за тезис о том, что спорт – вне политики, – заявил В. В. Путин на открытии Первого форума Всемирной ассоциации олимпийцев в Москве в октябре 2015 г. – Считаем важным разработать и принять отдельную резолюцию Генассамблеи ООН, которая бы окончательно закрепила принцип деполитизации спорта в международном праве».
К числу первых официальных документов, зафиксировавших применение информации как основного средства военного противоборства, можно отнести директиву Министерства обороны США от 21 декабря 1992 г. под названием «Информационная война». В 1993 г. в директиве Комитета начальников штабов № 30 уже были изложены основные принципы ведения информационной войны. А в 1997 г. появляется следующее ее определение: «Действия, предпринятые для достижения информационного превосходства в интересах национальной стратегии и осуществляемые путем влияния на информацию и информационные системы противника при одновременной защите собственной информации и своих информационных систем» [Панарин, 2012].
Государства – члены Шанхайской организации сотрудничества, подписывая соглашение о взаимодействии по обеспечению международной информационной безопасности, определили, что под информационной войной следует понимать «противоборство между двумя или более государствами в информационном пространстве с целью нанесения ущерба информационным системам, процессам и ресурсам, критически важным и другим структурам, подрыва политической, экономической и социальной систем, массированной психологической обработки населения для дестабилизации общества и государства, а также принуждения государства к принятию решений в интересах противоборствующей стороны».
И. Н. Панарин определяет информационную войну как «комплексное воздействие (совокупность информационных операций) на систему государственного и военного управления противостоящей стороны, на ее военно-политическое руководство, которое уже в мирное время приводило бы к принятию благоприятных для стороны – инициатора информационного воздействия решений, а в ходе конфликта полностью парализовало бы функционирование инфраструктуры управления противника» [Панарин, 2015, с. 136].
Пытаясь глубже проникнуть в сущность этой формы информационного противоборства, ученые обращаются к определению его широкого и узкого смысла. В широком смысле информационная война – это один из способов противостояния двух государств, которое имеет место главным образом в мирное время, где объектами воздействия наряду с вооруженными силами и гражданским населением являются общество в целом, его государственные административные системы, структуры производственного управления, наука, культура и т. д. В узком смысле это один из способов боевых действий или непосредственной подготовки к ним, имеющий целью достичь подавляющего преимущества над противником в процессе получения, обработки и использования информации для выработки эффективных административных решений, а также для успешного проведения мероприятий по достижению на этой основе превосходства над противостоящей стороной [Серов, 2011].
Кроме того, углубляясь в исследование информационного противодействия на основе массмедиа, специалисты выделяют такой вид борьбы, где происходит сражение за воображаемое. Он получил название «имиджевые войны». «Если медиавойна включает в себя все способы борьбы за воображаемое: визуальные образы, пропагандистское и агитационное искусство владения словом и манипуляцию концептами, то “имиджевая война” как ее наиболее действенная часть берет в расчет по преимуществу иконическую составляющую. Воображаемое, играющее роль объекта манипуляции, оказывается в первую очередь втянуто в этот тип войны, поскольку оно непосредственно открыто воздействию быстро схватываемых и конципируемых образов» [Хайдарова, 2017, c. 213].
Таким образом, следует отличать естественную борьбу социальных общностей в информационной сфере в виде состязания, конкуренции оценок, взглядов и ценностей от информационной войны, имеющей своей сущностью информационное насилие, направленное на преодоление неприятия чуждых взглядов, идей, ценностей, навязывание чужой воли и морально-психологическое порабощение.
Феномен информационной войны проявился на определенном этапе развития человечества и стал возможен благодаря целому ряду факторов и условий, среди которых развитие технических средств распространения массовой информации, формирование глобального информационного пространства и глобализация мира, изменение условий жизнедеятельности социума, связанных с повышением роли и значимости общественного мнения в политических процессах.
Войти с помощью соц. сетей: