§ 2. Война без границ и правил

При анализе повседневной практики информационного противоборства возникает вопрос о его разнообразных формах, целесообразности употребления и других категориях, обозначающих различные конфронтационные информационные процессы и учитывающие разновеликий масштаб применения информационного оружия. Эти явления уже нашли отражение как в научной, так и в публицистической литературе. Это не только собственно «информационная война», но «информационные атаки», «информационные кампании», «информационная агрессия» и даже «информационные мины и бомбы». Как видим, терминологический аппарат близок к тому, что применяется в военной науке. Пока именно так обозначаются различные уровни и формы противоборства на основе применения СМИ в качестве оружия воздействия на противника. Весьма актуальна более подробная характеристика и таких форм конфликтного информационного противодействия, как информационные столкновения, информационная блокада, информационные операции, информационные угрозы. Поле действия при информационной войне расширяется беспредельно, а объектом воздействия может быть любой индивид.

Рассматривая черты и особенности информационной войны, следует еще раз отметить, что термин «информационная война» в литературе представлен в двух значениях.

Первое значение – целенаправленные действия, предпринятые для достижения информационного превосходства путем нанесения ущерба информации, информационным процессам и информационным системам противника при одновременной защите собственной информации, информационных процессов и информационных систем. Эти действия осуществляются в ходе подготовки и ведения боевых действий – обычных конвенциональных войн.

В этом понимании к информационной войне относятся две большие группы мероприятий: воздействие на военнослужащих и мирное население противника с целью внедрения в массовое сознание определенных установок; поражение информации, информационных процессов и информационно-управляющих систем противника, независимо от применяемых средств. В информационной войне существуют три основных цели: контроль информационного пространства и обеспечение защиты своей информации от вражеских действий; использование контроля над информационным пространством для проведения информационных атак на врага; повышение общей эффективности вооруженных сил путем повсеместного внедрения военных информационных функций.

В качестве составных частей информационной войны выделяют: психологические операции с целью воздействия на мотивацию военнослужащих противника; дезинформацию – предоставление противнику ложной информации о собственных силах и планах; радиоэлектронную войну, заключающуюся в «ослеплении» вражеских систем радиоэлектронной разведки; физическое разрушение элементов информационных системы противника; информационную атаку – разрушение или искажение информации без видимых повреждений носителя; защиту своей информации.

Военные специалисты, независимо от точки зрения на содержание и сущность информационной войны, считают информационный компонент вооруженной борьбы одним из существенных, влияющих на ход войны и вооруженного конфликта. Так, доктор военных наук Х. И. Сайфетдинов предлагает включить информационное противоборство в мероприятия по информационной безопасности своих объектов и поражению информационных объектов противника в систему, которая состоит из подсистем технического (информационно-техническое воздействие и защита, программно-аппаратное воздействие и защита, радиоэлектронная разведка и радиоэлектронная борьба) и гуманитарного профиля (психологическая борьба и морально-психологическое обеспечение) [Сайфетдинов, 2014]. Таким образом, рассуждая о применении информации в военно-политическом противоборстве акторов международных отношений, целесообразно заметить, что информация в ходе конвенциональных войн применяется как для организационно-технического управления войсками, так и при морально-психологическом воздействии на свои силы и силы противника.

Второе значение понятия «информационная война» – воздействие на гражданское население и (или) военнослужащих другого государства путем распространения определенной информации. В этом отношении справедливо утверждение Л. Н. Тимофеевой, что информационная война может проводиться как часть большего и более полного набора военных действий – сетевой войны, или кибервойны, – или выступать в качестве единственной формы военных действий [Тимофеева, 2008, с. 64]. Термин «информационно-психологическая война» был заимствован в русский язык из лексикона военных кругов США. Английское словосочетание «information and psychological warfare» в зависимости от контекста может переводиться и как «информационное противоборство», и как «информационная, психологическая война». В этом смысле также используется термин «психологическая война» – психологическое воздействие на гражданское население и (или) военнослужащих другого государства с целью достижения политических или чисто военных целей.

Информационная война, проводимая преимущественно в мирное время средствами массовой информации, в современных условиях имеет следующие характеристики:

1. Информационная война – самый жесткий вид информационного противоборства, не имеющий общепризнанных юридических, моральных норм и ограничений, способов и средств осуществления. По своей сущности информационная война является продолжением политики средствами массовой информации.

2. Содержанием информационной войны выступает информационное противоборство, направленное на преодоление сопротивления противника, подавление его воли и навязывание ему идеалов, смыслов и ценностей, склоняющих его на свою сторону. Информационное воздействие направлено на модификацию ментальных моделей людей в выгодном для воздействующей стороны направлении. Объектом воздействия в ходе информационной войны может являться как массовое сознание, так и индивидуальное сознание тех лиц, от которых зависит принятие решений по вопросам национальной безопасности, стратегического развития страны, по другим вопросам, интересующим противоборствующую сторону. Информационное воздействие направлено на дестабилизацию общества, разрушение его целостности, моральных устоев, разжигания распрей и вражды, недоверия к власти. На своем начальном этапе противоборство в информационном пространстве сопровождает и обеспечивает поддержку противоборства во всех базовых сферах жизнедеятельности.

3. Информационная война осуществляется как во время вооруженной борьбы, так и в мирное время. Несмотря на то что информационное воздействие в ходе информационной войны осуществляется комбинированно, все же его следует отличать от терроризма, экономических и дипломатических средств борьбы, подкупа, физического воздействия, финансирования радикалов, агентов влияния.

4. Основное средство ведения информационной войны – массовая информация, силовое воздействие которой потенциально и опосредовано, оно может усиливаться другими средствами. В СМИ используется широкий спектр приемов и методов: от самых «грязных», прямой лжи, до «тонких» способов подачи информации с истинным содержанием. Это может быть блокирование распространения нежелательной информации, односторонняя подача информации, «двойные стандарты», искажение фактов, навязывание эмоционального восприятия, выгодное воздействующей стороне.

Считаем целесообразным подобный вид информационного противоборства определять как масссово-информационную войну. При этом информационная война, понимаемая в самом широком смысле, будет включать в себя сетевую (кибер-) войну и массово-информационную войну (информационную войну в узком смысле слова). Все взятые вместе компоненты с дополнением других видов противоборства (в экономике, дипломатии, спорте, культурных связях) составляют основное содержание современной гибридной войны.

Практика показывает, что разработанная Пентагоном концепция ведения информационной войны реализуется на двух уровнях: государственном и военном.

На государственном уровне цель информационного противоборства в широком смысле слова заключается в ослаблении позиций конкурирующих государств, подрыве их национально-государственных устоев, нарушении системы государственного управления за счет информационного воздействия на политическую, дипломатическую, экономическую и социальную сферы жизни общества, проведения психологических операций, подрывных и иных деморализующих пропагандистских акций. Информационные операции на данном уровне могут решать задачи защиты национальных интересов США, предупреждения международных конфликтов, пресечения провокационных и террористических акций, а также обеспечения безопасности национальных информационных ресурсов.

На военном уровне информационные операции представляют собой комплекс мероприятий, проводимых в масштабах вооруженных сил страны, их видов, объединенных командований в зонах, и являются составной частью военных кампаний (операций). Они направлены на защиту своих систем управления и достижение информационного превосходства над противником (в первую очередь в управлении войсками). Для этого могут использоваться любые военные и технические силы и средства, имеющиеся в распоряжении, при формальном соблюдении правовых, моральных, дипломатических, политических и военных норм [Жуков, 2001].

Таким образом, целесообразно заключить, что информационная война может осуществляться как в мирное, так и в военное время, объектом воздействия информационного оружия может выступать как все население страны противника, так и преимущественно вооруженные силы, информационным оружием в разных вариантах могут быть как технические средства и специальная аппаратура, так и средства массовой информации. Вместе с тем военные склонны рассматривать термин «“информационная война” только как качественную характеристику обеспечения современных боевых действий, что не дает никаких оснований считать информацию чуть ли не поражающим фактором и придавать ей решающее значение в деле достижения победы на поле боя» [Костарев и др., 2014, с. 60].

В январе 1995 г. влиятельной корпорации RAND в рамках мероприятий, осуществляемых министерством обороны США, было поручено выполнить ряд исследовательских работ по ведению информационной войны. В подготовленном через год отчете, ставшем основой для определения роли и места информационного противоборства в национальной военной стратегии США, впервые появился термин «стратегическое информационное противоборство». В следующих отчетах выделяется стратегическое противоборство первого и второго поколения.

Стратегическое информационное противоборство первого поколения больше ориентировано на дезорганизацию деятельности систем управления и проводится скорее как обеспечение действий традиционных сил и средств ведения войны. Стратегическое информационное противоборство второго поколения определено как принципиально новый тип стратегического противоборства, вызванный к жизни информационной революцией, вводящий в круг возможных сфер противоборства информационное пространство и ряд других областей (прежде всего экономику) и продолжающийся долгое время: недели, месяцы и годы. Это противоборство является самостоятельным видом стратегического противоборства, способным (в идеале) разрешать конфликты без применения вооруженной силы при решении следующих задач:

• создание атмосферы бездуховности и безнравственности, негативного отношения к культурному наследию противника;

• манипулирование общественным сознанием и политической ориентацией социальных групп населения страны с целью создания политической напряженности и хаоса;

• дестабилизация политических отношений между партиями, объединениями и движениями с целью провокации конфликтов, разжигания недоверия, подозрительности, обострения политической борьбы, провоцирование репрессий против оппозиции и даже гражданской войны;

• снижение уровня информационного обеспечения органов власти и управления, инспирация ошибочных управленческих решений;

• дезинформация населения о работе государственных органов, подрыв их авторитета, дискредитация органов управления;

• провоцирование социальных, политических, национальных и религиозных столкновений;

• инициирование забастовок, массовых беспорядков и других акций экономического протеста;

• затруднение принятия органами управления важных решений;

• подрыв международного авторитета государства, его сотрудничества с другими странами;

• нанесение ущерба жизненно важным интересам государства в политической, экономической, оборонной и других сферах.

Для информационного противоборства нового поколения характерны следующие особенности:

• перенос агрессии из военно-географического пространства в информационно-сетевое поле;

• резкое возрастание роли телевизионных каналов в инициировании конфликтов;

• усиление влияния западной идеологии на традиционные общества;

• отсутствие четко выявленных признаков разрушительного воздействия, характерных для обычных войн;

• необратимость последствий информационно-сетевой войны [Бобров, 2013].

Одним из путей поиска ответа на вопрос о том, какую степень информационного противоборства можно называть информационной войной, является попытка разграничения понятий «информационная война» и «информационный конфликт». Это разграничение можно проводить в широком и узком смысле слова.

В широком смысле все разновидности информационного противостояния и противоборства будут включаться в информационный конфликт. Если использовать термины конфликтологии, то и конфликт ценностей, и конфликт интересов будут иметь информационную составляющую. Как отмечала А. В. Глухова, «политический конфликт – такой тип диалектического взаимодействия, непременным условием которого является совокупность представлений (выделено нами. – Авт.) субъектов о самих себе (своих мотивах, целях, ценностях и т. п.), оппонентах (их мотивах и целях), социальном фоне (среде), в которой происходит конфликт. Именно эти образы, а не сама реальность являются непосредственными детерминантами конфликтного поведения участников» [Глухова, 2000, с. 15].

В узком смысле расхождение между информационной войной и информационным конфликтом будет определяться на основании таких характеристик, как целевая направленность и решительность действий, масштаб применения сил, средств и методов воздействия, мера вторжения в информационное пространство противника, продолжительность информационной конфронтации и др.

Наряду с оценкой различия информационной, психологической, идеологической и других разновидностей «невоенных» войн нас в первую очередь интересует то, в какой степени ту или иную форму информационного противостояния социальных общностей можно назвать информационной войной, каковы критерии отнесения разной степени информационной борьбы к информационной войне.

Свидетельством усиления информационного противоборства и перехода от информационной конфронтации – постоянной спутницы международных отношений – к информационной войне является стремление ограничить доступ к информации противной стороны конфликта. Это проявляется и в информационной политике государств, и в лишении аккредитации журналистов, запрете на доступ к информации. Происходит «ручное» регулирование информационных потоков путем запрета деятельности журналистов и высылки их из страны. Примером тому является выдворение из государства Службой безопасности Украины 88 российских журналистов в 2015 г.

При этом усиливается информационное влияние на население страны противника с помощью самых различных средств. Так, для усиления информационной деятельности США теле- и радиоканалы «Голос Америки» и «Радио Свободная Европа / Радио Свобода» в 2015 г. создали новые программы на русском языке для жителей постсоветского пространства. Американские каналы вещания в Молдавии, Киргизии, Грузии, Армении, Азербайджане и на Украине получили дополнительные часы вещания. Языками международного вещания США стали 17 языков. К существовавшим добавились аварский, чеченский, белорусский, черкесский, язык крымских татар, казахский и др. Носители этих языков стали ведущими целевыми аудиториями в американской информационной деятельности на территории Евразии. Если в России только 2–3 канала используют информацию американских радиостанций в своем эфире, то на территории Украины около 120 каналов имеют такие договоры с США, а на территории постсоветских государств Средней Азии – около 700. По состоянию на 2016 г. на платформе «Радио Свободная Европа / Радио Свобода» были созданы экспериментальные новостные каналы на казахском, киргизском, таджикском, узбекском и русском языках для жителей стран региона. Эти каналы призваны выступать рычагом информационной деятельности против России. Самая масштабная информационная деятельность США осуществляется на территории Украины. Произошла резкая активизация информационной деятельности Соединенных Штатов в Татарстане, Башкирии и на Северном Кавказе [Цветкова, 2017, с. 96].

Одним из признаков начала информационной войны является информационная блокада, которая включает ограничение информации и блокировку информационных потоков как для противной стороны, так и для граждан своей страны. Вот как оценивает кризисную ситуацию на Украине, где ложь стала государственной идеологией нынешнего режима, Первый канал российского телевидения: «Одна из самых больших проблем в Киеве – блокировка любой альтернативной информации. Многие украинцы уверены в том, что на юго-востоке идет антитеррористическая операция, а на самом деле – это братоубийственная война. Людей убеждают, что на их страну напала Россия, что нет тысяч военных, попавших в “дебальцевский котел”, что мобилизация идет на отлично, и все молодые люди призывного возраста с утра до вечера осаждают военкоматы и просят перебросить их на фронт. Поэтому некоторые эксперты думают, что эта информационная киевская война мешает остановить настоящую, гражданскую на юго-востоке Украины» [Пчелкин, 2015].

«Черную метку» российским журналисты получили и от эстонских коллег. Эстонский интернет-проект Propastop опубликовал дополненный черный список из 28 российских СМИ, которые, по мнению его создателей, представляют угрозу безопасности государства. Среди них Первый канал и его версия в странах Балтии (Первый Балтийский канал), ряд телеканалов ВГТРК, а также РенТВ, НТВ, RT, «Звезда», ТВЦ, ОТР и 5-й канал. Также в список вошли агентство ТАСС, «Российская газета», сервисно-поисковый портал «Спутник». По сравнению с предыдущим списком, который был опубликован в апреле 2016 г., в новый перечень вошли «Sputnik Эстония», Lenta.ru, «Газета.ру», «Взгляд», «Ридус», РБК, РГ, ТАСС, «Регнум», а также одна страница в «Живом Журнале». Важно отметить, что администрированием эстонского сайта занимаются члены военизированного добровольного ополчения Kaitselit («Союз обороны»), которое входит в структуру министерства обороны Эстонии.

В последние годы все сложнее становится ситуация с российскими СМИ на Западе. В ноябре 2017 г. Европарламент принял резолюцию, в которой говорится о необходимости противодействия российским СМИ, при этом главными угрозами в документе названы Sputnik и RT. Ряд западных политиков, включая американских сенаторов и конгрессменов, а также президент Франции обвиняли эти каналы во вмешательстве в американские и французские выборы, однако не приводили при этом никаких доказательств. По сообщению РИА Новости в октябре 2018 г. телеканал RT исключили из двух вещательных сетей в США – Spectrum и Comcast Chicago, объясняя исключение в первом случае нецелесообразностью распространения телесигнала в эру интернета, а во втором – законом о полномочиях в области национальной обороны, а именно поправкой Джона Маккейна. Она позволяет дистрибьюторам в одностороннем порядке без объяснения причин отказаться транслировать контент, который контролируется или финансируется российским правительством. Ранее Министерство юстиции США внесло RT America в список иностранных агентов по закону от 1938 г., при этом многие другие иностранные государственные СМИ, такие как британская BBC, китайская CCTV, французский телеканал France 24, немецкая радиостанция Deutsche Welle, не зарегистрированы в этом качестве. Затем RT лишили аккредитации в конгрессе США. Компании-партнеры Sputnik USA также были внесены в список иноагентов.

Отличительным явлением информационных войн нового времени становится жесткое разделение журналистов на «своих» и «чужих», потеря журналистским сообществом корпоративного духа. Журналисты перестают быть поборниками фактов, они превращаются в заложников политических пристрастий, оказываясь на службе идеологии. Так, с началом «майданного периода» некоторые украинские журналисты устраивали провокации и занимались подстрекательством по отношению к своим российским коллегам, призывая депутатов Верховной рады лишить их аккредитации в этом законодательном органе, что в конечном итоге и было сделано. По мнению одного из авторов законопроекта Ирины Фриз, народного депутата Украины от фракции «Блок Петра Порошенко», члена парламентского комитета по вопросам национальной безопасности и обороны, основной целью ограничения деятельности российских журналистов является обеспечение информационной безопасности Украины, предупреждение информационных угроз, а также защита прав граждан на получение информации. «Учитывая нынешнюю особенную ситуацию в стране, проведение антитеррористической операции на Востоке страны, некоторые средства массовой информации РФ фактически ведут информационную войну против Украины и украинского народа. Принятие этого документа будет содействовать информационной безопасности страны», – говорится в объяснительной записке к законопроекту [Степанов, 2015].

Образно выражаясь, контент представляет «начинку боевого снаряда» информационной войны, поэтому недаром и в публицистике, и в научных работах используются такие термины, как «информационная бомба», «информационная мина». В информационной войне выделяются отдельные эпизоды, которые могут носить по аналогии с обычной, конвенциональной войной такие названия, как «информационная кампания» или «информационная операция». Ярким примером тому служит классическая холодная война, в процессе которой можно выделить кампанию борьбы за права человека, пропаганду ценностей западного мира, своеобразную трактовку юбилеев исторических событий. В литературе иногда такие кампании называют приемами. В работе В. А. Лисичкина и Л. А. Шелепина «Третья мировая информационно-психологическая война» характеризуется такой прием, как «историческая война», в ходе которой проводилась информационная моральная ликвидация всех героев и выдающихся людей, составлявших гордость русского народа [Лисичкин, Шелепин, 1999]. Подобные операции в осовремененной трактовке осуществляются и сейчас. Как в калейдоскопе, сменяются кампании, направленные на создание негативного образа современной России и вытеснение ее на периферию мировой политики: антидопинговый спортивный скандал, обвинения во вмешательстве в американские выборы, сбитый над Донецкой областью «Боинг-777», отравление Скрипалей в Солсбери. Что еще впереди?

Особенность современного противостояния состоит в том, что соревнуются страны с однотипным общественно-политическим строем. Обществоведы выражают мнение, что в новых условиях методы управления деидеологизированными общностями на национально-государственном уровне все больше и больше опираются на принципы манипулирования общественным мнением. При этом главными технологиями социальной инженерии для решения государственных задач становятся пропаганда и пиар, которые развертываются в принципиально новой системе массовых коммуникаций. А внешняя и внутренняя пропаганда приобрела стратегический характер и стала фактором меж государственного противоборства глобального масштаба.

Одной из информационных операций в информационной войне против СССР можно назвать представление в медийном пространстве и историческом сознании народа концепции «голодомора-геноцида» на Украине. Голодомор 1932–1933 гг. – массовый голод в зерновых районах Украины, Северного Кавказа, Поволжья и Черноземной полосы России, повлекший многомиллионные человеческие жертвы. В ноябре 2006 г. Верховная рада Украины признала голодомор геноцидом украинского народа. Масштабная трагедия украинского и русского (советского) народа превращалась «в инструмент отстаивания политических интересов, рычаг циничной манипуляции общественным сознанием, аморального использования темы смерти миллионов невинных людей, в орудие политических технологий» [Борисенок, 2014, с. 102]. Путем формирования имиджа государства-убийцы предусматривалась дискредитация советской федерации: «…общественно-политическая лояльность украинцев должна была быть заменена на клише жесткого этнонационализма, толерантные в целом отношения между народами СССР должны были подвергнуться эрозии через насаждение настроений обиды и мести обидчикам» [Веденеев, Будков, 2013, с. 79]. Базой для продуцирования и распространения информации о голоде стала украинская диаспора на Западе, ее политические и общественные объединения.

За рубежом обстоятельно готовились к проведению операции. Так, к 50-летию голода на Украине была развернута кампания официальными властями США. 14 апреля 1983 г. принята резолюция Конгресса об установлении 21 мая дня памяти о голоде на Украине. 27 сентября того же года конгрессмен Дж. Флорио внес законопроект о создании Комиссии по голоду на Украине. В этом же году в США был создан Краевой комитет по чествованию памяти жертв геноцида на Украине в 1932-1933 гг. 12 октября 1984 г. президент Рейган подписал закон о создании Комиссии по расследованию причин и последствий искусственного голода на Украине в 1930-х годах. В 1986 г. выходит книга Р. Конквеста «Жатва скорби. Советская коллективизация и террор голодом» [Conquest, 1986], в которой коллективизация и голод трактовались как война против трудового крестьянства, переросшая в войну против всего украинского народа. Автор книги на международных конференциях, проводимых в 1980-х, утверждал, что И. Сталин в интересах централизации своей власти задумал уничтожить украинское крестьянство, украинскую интеллигенцию, украинский язык, украинскую историю и саму Ук ра ин у.

На данном примере можно рассмотреть не только организацию и технологию проведения информационной кампании как составной части информационной войны, но и внести некоторую ясность в необходимость и возможность противодействия, то есть готовности к отпору, а может быть и наступления в этой войне. Советские спецслужбы своевременно оценили политическую направленность западных подходов, связанных с 50-летием голодомора, и информировали партийное руководство о развернувшейся антисоветской кампании, которая превращалась в скоординированные мероприятия для мобилизации антикоммунистических организаций эмиграции других народов. Партийные идеологи посчитали, что в СССР отсутствуют причины и условия для распространения националистических взглядов, бывший в то время заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК Коммунистической партии Украины Леонид Кравчук (будущий президент Украины) в письме партийному руководству в Москву признал нецелесообразным вступать в открытую полемику по этой проблеме.

В ходе кампании к 50-летию голодомора был сформирован комплекс положений, гипербол, политически и этнически окрашенных концептов, произвольно выведенной статистики, которая в постсоветский период энергично внедрялось в массовое сознание на Украине. Пластинка оказалась долгоиграющей – в октябре 2018 г. Сенат США единогласным решением принял двухпартийную резолюцию, признающую голод 1932–1933 гг. на Украине геноцидом. Первый зампред комитета Госдумы по делам СНГ, евразийской интеграции и связям с соотечественниками Константин Затулин назвал это решение сугубо политическим, которое не имеет ничего общего с реальной историей тех лет. «Оно выдает с головой американских законодателей как людей, которые соглашаются на любые шаги, способные навредить России», – сказал депутат, отметив, что американские парламентарии выбирают событие и народ, который был подвержен геноциду, основываясь на том, чтó им политически сегодня выгоднее. «Это очень тяжелые события, но при всех наших сегодняшних оценках этого события никоим образом не прослеживается, на самом деле документально не доказано и просто отсутствуют какие-либо свидетельства того, что центральные или местные органы советской власти занимались специально тем, что морили голодом… уничтожали, причем по национальному признаку», – сказал депутат, подчеркнув, что количество русских, погибших в результате голода на Украине, сравнимо с числом жертв среди украинцев.

В настоящее время все более четко определяются контуры информационной войны. Она все явственнее просматривается в конфликтах самой различной интенсивности: в российско-грузинском вооруженном конфликте 2008 г., где грузинская сторона показала «мастер-класс» информационной войны; военных операциях американских военных войск и их союзников в Сирии и Ливии с интенсивной информационной подготовкой и информационным сопровождением; цветных революциях последних десятилетий, где массмедиа выступали и средством создания информационного повода, и мощным фактором их развития.

Сложнее оценить состояние отношений в информационной сфере с бывшими советскими республиками, пополнившими ряды Североатлантического союза, с Украиной и США. Хотя, по мнению ученых, «украинский кризис впервые после распада Советского Союза продемонстрировал возможность использования пропаганды как стратегического оружия. Стратегическая пропаганда, развернутая под видом борьбы с гибридной агрессией России против Украины, позволила политикам США и НАТО установить контроль над информационным пространством Украины, стабилизировать там внутреннюю ситуацию на условиях, выгодных внешним акторам, подчинить себе национальные элиты и превратить Украину в главный на сегодня инструмент конфронтации с Россией» [Николайчук и др., 2018, с. 169]. В результате подобной деятельности по сценариям холодной войны началась реализация политики НАТО по сдерживанию России, украинский опыт успешно начал использоваться для консолидации стран НАТО перед «российской угрозой», усиления давления на российское руководство и ослабления страны.

Эти отношения уже перешли грань жесткого информационного противоборства и оказываются на пороге информационной войны, для которой создается надежный фундамент. Основой являются обострившиеся политические и экономические противоречия, а фоном служат некоторые военно-политические решения и практические шаги, по своей силе и последствиям не имеющие принципиального значения в военном отношении, но создающие атмосферу недоверия и разжигающие ненависть. Никак иначе нельзя оценить заявление помощника госсекретаря США по делам Европы и Евразии Виктории Нуланд от 28 января 2015 г. о необходимости развернуть командные пункты НАТО в «шести прифронтовых государствах», граничащих с Украиной, а также заявление Генерального секретаря НАТО Йенса Столтенберга об их создании в Эстонии, Латвии, Литве, Румынии, Польше и Болгарии. Шаг за шагом США в рамках НАТО усиливают военную подготовку на европейском направлении, «накачивая военные мускулы». В дополнение к развернутым силам и средствам в рамках европейской инициативы сдерживания России в Италии и Великобритании планируется построить новую инфраструктуру для противолодочных разведывательных самолетов В-8 «Посейдон», которые постоянно барражируют над Черным и Балтийским морем. В Польше проложат рельсы и построят пункты формирования воинских эшелонов, в Румынии расположится склад взрывчатки, в Болгарии появится место хранения боеприпасов, а в Прибалтике – база эстонского спецназа. Значительные вложения получит военная база Рамштайн в Германии, военно-морские базы в Греции и Испании. Всего на эти мероприятия в новом финансовом году из военного бюджета США выделяется 6 млрд долларов.

К широкоформатным конфронтационным действиям добавляется атмосфера вражды и напряженности среди населения. Так, по сообщениям «Евроньюс», Министерство обороны Литвы, опасаясь российского вторжения, опубликовало брошюру объемом в 100 страниц с описанием того, как гражданам следует себя ввести, если такое произойдет [Ерастова, 2015]. Брошюра под названием «Что мы должны знать о подготовке в случае экстремальной ситуации или войны» разослана по школам и учреждениям, а также доступна в онлайн-версии на сайте ведомства.

Примером информационной атаки, или информационного броска, может служить видеообращение к президенту США Моргана Фримена, размещенное в соцсетях некоммерческой организации «Комитет в поддержку расследования России» в сентябре 2017 г. В своем видеообращении актер, режиссер и обладатель «Оскара» утверждает, что США находятся в состоянии войны, призывает власти защитить демократию и обвиняет Владимира Путина в атаке на США. Популярный актер, мнение которого значимо не только для американского населения, рисует апокалиптическую картину: «Представьте такой киносценарий: бывший агент КГБ, разозленный разрушением его родины, планирует месть. Воспользовавшись хаосом, он поднимается по карьерной лестнице в постсоветской России и становится президентом. Он устанавливает авторитарный режим, а затем обращает внимание на своего заклятого врага – Соединенные Штаты. И, будучи настоящим агентом КГБ, он использует кибер-оружие, чтобы атаковать демократии по всему миру. Используя социальные медиа для распространения пропаганды и ложной информации, он вызывает у людей в демократических обществах недоверие к их СМИ, к их политическим процессам и даже к их соседям. И он побеждает. Этот агент – Владимир Путин, и это не сценарий» (цит. по: [Асадуллин, 2017]).

Антироссийский накал информационной войны настолько высок, что британские СМИ обвинили российский мультсериал «Маша и Медведь» студии «Анимаккорд» в «кремлевской пропаганде». Об этом сообщило «РИА Новости» со ссылкой на The Times. Издание приводит слова профессора Энтони Глиса из Букингемского университета: «У Маши напористый, неприятный характер, при этом она решительна. Она слишком много на себя берет. Не будет преувеличением сказать, что она ведет себя по-путински». Что касается Медведя, автор напомнил позицию преподавателя Таллинского университета Приита Хыбемяги, который заявлял, что этот персонаж призван «изменить образ России в сознании детей с негативного на позитивный». В этом Хыбемяги рассмотрел угрозу национальной безопасности Эстонии.

При выявлении сущности информационной войны специалисты отталкиваются от понимания такого явления, как обычная война, оценивая ее как продолжение политики средствами информационного насилия, приводящее к достижению политических целей, выражающихся в реализации самых разнообразных политических интересов – от изменения политического режима у неприятеля до овладения экономическими ресурсами. Метод аналогий в этом отношении оказывается удачным. Кроме всего прочего, он позволяет выделить отличительные особенности, представляющие качественные характеристики информационной войны.

Формальным началом информационной войны можно считать принятие официальных документов – концепций, доктрин, законов, директив, заявления, выступления официальных государственных лиц. Так, 18 августа 1948 г. Совет национальной безопасности США утвердил директиву 20/1 «Цели США в отношении России», которая открыла эпоху войн качественно нового типа, где оружием служит информация, а борьба ведется за целенаправленное изменение общественного сознания. Задача заключалась во внедрении в общественное сознание таких ложных представлений об окружающем мире, которые позволили бы в дальнейшем манипулировать как населением страны, так и ее правящей элитой. А речь Черчилля в Фултоне дала старт информационной войне, названной холодной. Некоторые специалисты в области информационного противоборства эту войну называют третьей мировой, которая пришла на смену войны людей (Первая мировая), войны моторов (Вторая мировая) и основным оружием которой стала информация.

Заявление президента США Б. Обамы в сентябре 2014 г. на Генеральной Ассамблее ООН о новых угрозах миру, среди которых Россия находится вместе с лихорадкой, вызванной вирусом Эбола и джихадистами «Исламского государства», может быть и не является сигналом непосредственно начала атаки, но явно указывает цель, против которой нужно сконцентрировать усилия в совместной борьбе. На местах к этому прислушиваются. Когда после смены руководства Белого дома в интервью ведущему телеканала Fox News Биллу О’Рейли президент Трамп отметил свое уважительное отношение к российскому президенту, журналист напомнил ему об обвинениях, которые Запад выдвигал в адрес Москвы и Путина, и назвал российского президента убийцей.

14 октября 2018 г. министр обороны Нидерландов Анк Бейлевельд в эфире WNL заявила, что страна находится в состоянии кибервойны с Российской Федерацией. Ранее от нее последовало заявление что Служба военной разведки и безопасности Нидерландов якобы предотвратила хакерскую атаку на Организацию по запрещению химического оружия со стороны России.

Конкретные цели информационной войны мы находим в служебных наставлениях американских спецслужб: «Координация и использование всех средств, включая моральные и физические (исключая военные операции регулярной армии, но используя их психологические результаты), при помощи которых уничтожается воля врага к победе, подрываются его политические и экономические возможности для этого; враг лишается поддержки, помощи и симпатий его союзников и нейтралов или предотвращается получение им такой поддержки, помощи или симпатий; создается, поддерживается или увеличивается воля к победе нашего собственного народа и его союзников; приобретается, поддерживается и увеличивается поддержка, помощь и симпатии нейтралов» (цит. по: [Лисичкин, Шелепин, 1999, с. 60]). Механизм проведения информационных операций, являющихся составными частями информационной войны, просматривается через последовательность действий в логической цепочке: принятие политических решений на самом высоком уровне – определение Госдепом «жесткости газетной риторики» – появление в прессе упреждающего сигнала – подключение главных медийных рупоров.

Фактическим подтверждением начала информационной войны является также признание данного факта стороной противника. Так, Пленум Центрального комитета КПСС в июле 1983 г. отмечал, «что против Советского Союза, стран социализма ведется беспрецедентная по своим масштабам и оголтелости психологическая война» [Волкогонов, 1983, с. 5].

Существуют и второстепенные, косвенные признаки и обстоятельства, которые позволяют стране приводить в действие любые средства для противоборства в информационном пространстве. Именно таким обстоятельством может быть объявление противной стороны агрессором, что было сделано 27 января 2015 г. Верховной радой Украины по отношению к России. Высказанные журналистами с той и другой стороны эмоциональные оценки информационного противостояния как информационной войны, воспринимаемые ранее не более как нагнетание обстановки, становятся пророческими. Неоднократно на разных уровнях президент Украины П. Порошенко называл Россию страной-агрессором. 17 сентября 2018 г. им подписан указ о прекращении Договора о дружбе с Россией. Вполне укладывается в русло информационной войны церковный раскол на Украине, а также ущемление прав на использование русского языка и его запрещение.

Признаками информационной войны могут служить и качественно-количественные характеристики контента. Отслеживая информационную обстановку, можно установить динамику информационных процессов, которые сопровождают любое политическое событие. Ученые, применяя медиаметрические показатели, установили, что анализ количественных данных позволяет отслеживать начало стратегических информационных операций, которые, в свою очередь, способны перерасти в информационную войну. И. А. Николайчук, сотрудник Центра оборонных исследований Российского института стратегических исследований (РИСИ), отмечает: «Если число негативных публикаций за единицу времени превышает в пять раз число нейтральных, то мы начинаем рассматривать ситуацию как информационную войну» [Николайчук, 2014]. При количестве негативных публикаций меньше пяти, но больше двух констатируется обстановка информационной напряженности. А государства, в которых на одну негативную публикацию приходится одна или больше нейтральных, относятся к нейтральным. Разумеется, что устанавливаемые параметры относительны, но они в какой-то мере позволяют отличать простой информационный всплеск от далеко идущих намерений в информационном противостоянии.

Международное информационное агентство «Россия сегодня» проанализировало тональность зарубежной прессы в отношении России за период с 14 по 20 октября 2014 г. и выяснило, что наибольшую агрессивность продемонстрировали средства массовой информации США, в которых на одну нейтральную публикацию приходится наибольшее число негативных и умеренно негативных материалов. Второй страной по агрессивной тональности с небольшим отрывом отмечена пресса Польши, за ней следуют Германия и Чехия. СМИ Японии, Италии и Испании оказались наиболее миролюбивыми: индекс агрессивности здесь в 12 раз ниже, чем в американской прессе, и его значение приближается к нулю. В исследовании отмечается, что в целом в мировых СМИ преобладает нейтральная и умеренно негативная тональность материалов о России. По индексу агрессивности первое место заняла тема о правах человека, наименее агрессивными оказались публикации, посвященные актуальным вопросам развития внутриполитической ситуации в Российской Федерации. Самой агрессивной по тональности материалов газетой исследователи признали американскую The Washington Post, на втором месте – немецкое издание Der Tagesspiegel.

Характеризуя отражение в информационном пространстве отношения стран Запада к России осенью 2016 г., специалисты отмечали, что наибольшую активность в количестве публикаций о России проявляет Германия. При этом хуже всего выглядит информационное поле США: индекс агрессивности перешагнул порог информационной войны и подскочил до 5,2. Велик индекс агрессивности и Германии – 3,4. Но по степени негативизации России всех превзошла Дания, для ее СМИ индекс агрессивности равен 7,66. По свидетельству известной немецкой журналистки Габриеле Кроне-Шмальц, в немецких СМИ «наблюдается упрощенная черно-белая картина. Неважно, что рассматривается – Украина, Сирия, Крым, – всюду русские стоят на стороне зла. При этом сообщения о российских преступлениях базируются на предположениях или на недосказанных обвинениях».

Использование средств информационной войны предполагает учет и анализ структуры и особенностей СМИ противника. Главная проблема заключается в определении каналов, через которые с наибольшей эффективностью можно воздействовать, направляя необходимую информацию в СМИ противника: непосредственно – через прямое телерадиовещание, прессу; косвенно – через глобальные информационные системы, через работников посольств, сотрудников спецслужб, журналистов, ученых и пр.

При этом специалистам по ведению информационного противоборства в международных отношениях все чаще при работе со СМИ приходится использовать доступ к определенным элементам информационных, экономических, военных операций противника; информационные релизы; непосредственное общение с местным населением для построения взаимопонимания; открытое публичное вещание в областях, которые получают пропагандистские новости; контрпропагандистскую работу [Каиргалиева, Курмангали, 2013].

Новые технические коммуникационные возможности позволяют официальным лицам косвенно инициировать обострение информационной борьбы, нагнетать обстановку, регулировать информационные потоки, даже не делая заявлений на официальных встречах, приемах, брифингах и пр. Для этого достаточно размещать записи в блогах, откровения на страницах социальных сетей. Действительно, на войне как на войне. Поэтому «сознательная безграмотность» политиков самого высокого ранга тиражируется западными СМИ без особых комментариев. Чего стоят заявления экс-премьер-министра Украины А. Яценюка, возглавившего кампанию «переписчиков» истории Второй мировой и Великой Отечественной войны. Желание отказаться от общей истории с Россией настолько велико, что в интервью немецкому телевидению на канале ARD тот утверждал, что в 1940-х СССР совершил агрессию против Германии и Украины. Дальше – больше. И вот уже в трактовке министра иностранных дел Польши украинские, а не советские войска освобождают Освенцим. Способные ученики талантливого учителя – в свое время президент США Б. Обама уверял, что в освобождении Освенцима участвовал его дедушка. И только попытки журналистов уточнить, служил ли тот в Красной армии, которая действительно освобождала заключенных этого концлагеря, остудили воспаленную фантазию президента. Как мы уже отмечали, пересмотр исторических фактов – один из показателей усиления конфронтации.

Не меньшим фактом конфронтации на уровне информационной войны является «война с памятниками». За последние годы в Польше был осквернен целый ряд советских мемориалов, в том числе тех, где захоронены тела солдат Красной армии. МИД РФ неоднократно выражал решительный протест польской стороне, а Министерство обороны заявляет, что польское государство лидирует в Европе по числу случаев вандализма в отношении советских и российских военных захоронений. В Институте национальной памяти Польши разработан проект сноса более 500 памятников, «пропагандирующих коммунизм», среди которых 299 мемориалов советским воинам, павшим в борьбе за освобождение Польши от фашизма. Аналогичные действия предпринимаются властями Литвы.

По соответствующим признакам можно судить и об окончании войны.

22 января 1992 г., выступая перед Конгрессом, президент США Дж. Буш объявил о победе Америки в холодной войне. Ассоциация ветеранов США выпустила медаль для награждения победителей в холодной войне в дополнение к выданному ранее силовикам министерством обороны сертификату, утвержденному Конгрессом США. В сертификате говорилось: «В знак признания Ваших заслуг во время холодной войны (2 сентября 1945 г. – 26 декабря 1991 г.) народ Соединенных Штатов Америки всегда благодарен Вам за Вашу службу, обеспечившую мир и стабильность в стране». Парадные марши прошли по странам, пополнившим блок НАТО.

По мнению некоторых политиков и специалистов в области информационного противоборства, конфронтация в отношениях США и России в XXI столетии – продолжение холодной войны на новом этапе. Об этом говорил и В. В. Путин на пленарной сессии дискуссионного клуба «Валдай» в октябре 2014 г.: «Холодная война закончилась. Но она не завершилась заключением “мира”, понятными и прозрачными договоренностями о соблюдении имеющихся или о создании новых правил и стандартов. Создалось впечатление, что так называемые “победители” в холодной войне решили “дожать ситуацию”, перекроить весь мир исключительно под себя, под свои интересы». И вот уже в лексиконе журналистов с подачи политиков появляется термин «ледяная война», как возобновление холодной войны на новом этапе истории. По словам главы МИДа Сербии Ивица Дачича, «в мире идет уже не холодная война, а “ледяная война”».

Одной из существенных особенностей информационной войны является отсутствие четких пространственно-временных границ. Именно в силу данного обстоятельства ученые и политики по-разному трактуют то или иное проявление информационного противоборства и на этом основании делают определенные теоретические и практические выводы. Действительно, если в обычной войне, по крайней мере в войнах ХХ столетия, существовало понятие фронта и тыла, то глобальный характер информационного пространства стирает эти представления: в информационной войне границ соприкосновения с противником не существует. В такой войне воздействие на сознание людей проводится как извне, так и изнутри страны, причем именно последнее имеет решающее значение.

Впрочем, следует признать, что анализ пространственно-временных границ информационной войны в критериях традиционной, конвенциональной войны позволяет исследователям определять линии (эшелоны) ведения информационного противоборства. Так, в информационной войне и информационно-психологических операциях США и НАТО на Украине первую линию представляют собственно украинские пропагандистские ресурсы, хотя и находящиеся под контролем внешних кураторов. Министерство информационной политики Украины организует работу по обеспечению выживаемости режима и противодействию российской пропаганде. В русле этой деятельности создаются информационные войска Украины с массовым привлечением добровольцев из числа молодежи, разделяющей идеалы радикального украинского национализма для отражения информационной агрессии России.

Второй эшелон – специально созданные структуры пропагандистско-агитационного плана, финансируемые и управляемые НАТО. Примером тому является Центр передового опыта НАТО в области стратегической пропаганды (Рига), занимающийся обобщением опыта ведения Россией гибридной войны, проведением исследований по этой теме.

Третий эшелон – структуры Государственного департамента США, действующие через акции посольства в Киеве и посредством вещания таких внешнеполитических ресурсов, как радиостанции «Голос Америки», «Радио Свободная Европа / Радио Свобода». Специалисты признают, что «в настоящее время сложилась ситуация, когда под видом усиления борьбы с российской гибридной угрозой на Украине и в других странах и регионах в НАТО и в США продолжается консолидация ресурсов и создания новых возможностей для ведения стратегической пропаганды против России с прицелом на собственную внутреннюю аудиторию» [Николайчук и др., 2018, с. 171].

Незримый фронт информационной войны проходит в головах, сознании населения – как своего, так и противной стороны. Можно предположить, что в этих координатах можно судить о «тыле» и «фронте» информационного сражения. Как отмечают специалисты в области мониторинга информационного противоборства, прежде чем начинать информационное воздействие на население и войска противника, в первую очередь нужно провести обработку населения своей страны. «Любое изменение политики сопровождается изменением содержания того, что правящие слои говорят своему населению. Чтобы делать что-то вне страны, элиты сначала должны прийти к консенсусу и осуществить подготовку своего народа… Надо быть уверенным в том, что внешнеполитические акции получат одобрение собственного населения». С этой целью на Западе социологические службы проводят опросы среди элиты и среди населения для согласования позиций и получения властью мандата на проведение акций информационного порядка.

В этом отношении нам предстоит многому научиться и в первую очередь выяснить, как сопряжена информационная политика государства и политика подготовки и проведения информационной войны. Ведь в ряде случаев информационное сражение важно выиграть у себя дома. Если в информационной политике государства допускаются «перекосы» при попытке доказать, что у нашего оппонента дела дома не так уж и хороши, как считает общественное мнение, то избыток информации приводит к обратному эффекту. Так, например, в результате освещения отечественными СМИ избирательной кампании президента США в 2016 г. и формирования его кабинета российский гражданин стал больше осведомлен о политической жизни США, ее особенностях и противоречиях, процедуре выборов, нюансах назначения на высшие должности, личной жизни американских политиков, чем об отечественных. Таким образом, хотя сведения о механизме формирования высших эшелонов власти в США были весьма критичны, уровень их освещения оказался более открытым, доступным и понятным, чем в случае аналогичных явлений в своей стране.

В информационной (массово-информационной) войне из всех средств массовой информации на первое место выходит то, что может в массовом порядке формировать общественное мнение – телевидение и многотиражная пресса. Блогосфера используется слабо, в крайнем случае она выполняет коммуникационные, а не пропагандистские функции. Иное дело, когда имеет место информационное сопровождение боевых действий или так называемая кибервойна. В этом отношении Интернет существенно расширил возможности контакта с людьми на территории противника. Во время авиационных ударов НАТО по Югославии некоторые СМИ и отдельные пользователи Глобальной сети поддерживали коммуникацию посредством электронной почты и чатов. Например, международный редактор новостного портала MSNBC.com общался в этот период примерно с 30 сербами, а онлайн-журнал Slate публиковал подробный дневник своего белградского корреспондента. В информационном противоборстве эффективно применяются такие интернет-технологии, как чаты и службы обмена сообщениями для инициирования управляемых дискуссий с целью оказания влияния на отдельных граждан. В дополнение к веб-сайтам могут задействоваться моделируемые ньюс-группы, рекламные баннеры, онлайновые игры, аудио- и видеотрансляции.

«Комсомольская правда» в свое время, предупреждая о готовящемся нападении на Сирию, рассказала об использовании информационного оружия при развязывании различных форм экстремального процесса в различных уголках мира: «…за последнее десятилетие было преодолено 4 важных рубежа в деле агитпропа:

• в 1994-м музыкальная поп-радиостанция Radio libre des Mille Collines (RTML) озвучила призыв к руандийскому геноциду, когда в эфир был брошен клич “Бей гадов”;

• в 2001 г. НАТО использовало СМИ, чтобы интерпретировать в нужном ракурсе события 11 сентября и оправдать вторжение в Афганистан, а через два года – в Ирак;

• в 2002 году ЦРУ использовало 5 телеканалов, Televen, Globovision, Meridiano, ValeTV и CMT, для придания объема и масштаба демонстрациям протеста в Венесуэле и попытки свергнуть только что избранного президента Уго Чавеса. Но тогда это не сработало;

• в 2011-м накануне битвы за Триполи НАТО сняло художественный сюжет о ливийских повстанцах, заполонивших центральную площадь столицы, в то время как в реальности они находились только на подходах к городу. Посмотрев это, мирное население решило, что битва проиграна, и прекратило сопротивление. Распространяли дезинформацию каналы Al-Jazeera и Al-Arabiya.

То есть СМИ уже давно перестали быть свидетелями и участниками войн – они стали оружием».

Значительную роль в современных информационных сражениях играет так называемая пятая колонна. Мы не затрагивали проблему действия агентов влияния во время информационной войны, но не стоит стыдливо умалчивать об этом из-за боязни быть уличенным в конспирологии. История той же холодной войны, а точнее ее результатов, полна свидетельств того, как идеологические работники правящей партии КПСС в процессе падения коммунистического режима резко меняли свои убеждения, а после его смены возглавляли самостийные республики и направляли их по пути классического капитализма.

Удивительны откровения бывшего секретаря ЦК Компартии Украины, в последующем первого президента Украины Л. Кравчука, о его личном «вкладе» в борьбу с советской властью и осуществлении мечты об отделении Украины от СССР. Об этом он рассказал в 1993 г. в Украинском национальном центре Гарвардского университета. «Кравчук поведал собравшимся, что у него хранится вырезка из какой-то оккупационной газеты военного времени, в которой рассказывается, как мальчик Леня Кравчук колядовал немецким и румынским солдатам, оккупировавшим Украину. Таким образом Кравчук доказывал аудитории этого крупнейшего заокеанского националистического центра, что уже в восьмилетнем возрасте испытывал теплые чувства к тем, кто пришел на Украину, чтобы изгнать “коммунистическую гадину”, которой, между прочим, он верно служил многие годы. Для большей убедительности он сообщил, что все эти годы хранил эту газету как зеницу ока. Правда, не уточнил, где – между томами классиков марксизма-ленинизма или в папке своих статей по идеологическим вопросам» [Ярошинская, 2016].

Подтверждением полной противоположности почти всей его сознательной жизни и партийной деятельности была речь президента России Б. Н. Ельцина перед Конгрессом США в июне 1992 г. С эмоциональной страстью и убедительностью бывший секретарь ЦК КПСС с высокой трибуны доложил конгрессменам: «Мир может вздохнуть спокойно: коммунистический идол, который сеял повсюду на земле социальную рознь, вражду и беспримерную жестокость, который наводил страх на человеческое сообщество, рухнул. Рухнул навсегда. И я здесь для того, чтобы заверить вас: на нашей земле мы не дадим ему воскреснуть!»

Немало антисоветских произведений после распада СССР написал бывший заместитель начальника Главного политического управления Советской армии и военно-морского флота, доктор философских наук, генерал-полковник Д. А. Волкогонов, который в годы холодной войны возглавлял контрпропаганду и «страстно боролся» за чистоту ленинских идей.

Несмотря на обильную литературу по проблемам информационной войны, перед научными исследователями стоит масса нерешенных вопросов, связанных с анализом сложных процессов информационного противоборства. Если специалисты в сфере информационно-технической борьбы, оперируя конкретными фактами, цифрами, реальными физическими процессами и материальными объектами, значительно продвинулись в своих представлениях о способах, формах и методах ее организации, то область информационно-психологической борьбы пока рассматривается весьма абстрактно. Еще в большей степени недостаточно исследована массово-информационная война. И в первую очередь из-за сложностей ее изучения как виртуального явления, к которому весьма условно применимы существующие методы прогноза.

Сложность изучения массово-информационной войны обусловливается и объемным перечнем задач, которые решаются посредством ведения информационного противоборства так называемого второго поколения, составляющих ее основное содержание на современном этапе [Гриняев, 2004, с. 201].

При оценке конкретной ситуации, в данном случае в отношениях Украины и России, России и Запада, невольно возникает вопрос, насколько современное информационное противостояние можно оценить в критериях информационной войны. Подчеркнем, что информационное противоборство является обычным состоянием межгосударственных отношений и предполагает использование совокупности легитимных средств, методов, приемов в отстаивании интересов государства на международной арене в информационном пространстве.

Конечно, любая война – процесс двухсторонний, в противном случае действия одной стороны оцениваются как агрессия или интервенция. Многие средства массовой информации Запада, и тем более Украины основной темой считают войну с Россией, а какова же позиция России в данном противоборстве?

К сожалению, ситуацию до недавнего времени можно было оценивать в жанре старого советского анекдота: «Есть два способа хранения военной тайны – советский и американский. Советский – все засекретить, американский – все рассекретить. И в первом и в другом случае непонятно, что секретно, а что нет». Запад (и в первую очередь США) отрабатывал и отрабатывает стратегию и тактику информационных войн: как в организационно-техническом, так и в массово-информационном аспекте планирует, отрабатывает на практике и не стесняется об этом заявлять в официальных выступлениях и документах. Российская же сторона лишь констатирует факт информационной войны (в государственных СМИ), а далее – по умолчанию, т. е. других четких разъяснений по поводу наших планов и действий нет. Впрочем, следует согласиться, что система политического влияния на СМИ, формирование редакционной политики, финансовые и организационные грани деятельности журналистских коллективов в любой стране являются одной из закрытых тем. К закрытым темам относится и разработка концепции информационной войны, а тем более детали ее осуществления. Известно, например, что по итогам событий в Южной Осетии в 2008 г. Россия проиграла информационную войну. С учетом этого негативного опыта перед тем, как по итогам проведения референдума к России присоединился Крым, была проведена «огромная, кропотливая, болезненная и почти невидимая работа по исключению из медийного поля России тех СМИ, которые могли бы стрелять в спину».

В этой ситуации вызывают вопросы факты, о которых сообщила газета «Известия». Речь идет о том, что Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям (Роспечать) с 2010 по 2014 г. финансировало деятельность оппозиционных изданий в России. В их число попали и партнеры «Голоса России» и «Радио Свобода» – телеканалы «РБК-ТВ» и «Дождь». Роспечать в этот период на основании решения экспертного совета агентства оказала государственную поддержку газете «Московский комсомолец» на сумму 17,9 млн рублей, ООО «Телеканал “Дождь”» – на сумму 30,6 млн рублей, ЗАО «Эхо Москвы» – на сумму 15 млн рублей, ЗАО «РБК-ТВ» – на сумму 4,5 млн рублей [Кашеварова и др., 2015]. К сожалению, именно эти массмедиа часто «стреляют в спину».

Определиться в критериях проявления информационной войны значит не только принять правильное практическое ответное решение, но и гарантировать определенную степень безопасности. В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г., утвержденной указом президента в 2015 г., подчеркивается, что «все большее влияние на характер международной обстановки оказывает усиливающееся противоборство в глобальном информационном пространстве, обусловленное стремлением некоторых стран использовать информационные и коммуникационные технологии для достижения своих геополитических целей, в том числе путем манипулирования общественным сознанием и фальсификации истории».

Доктрина информационной безопасности, представляющая собой совокупность официальных взглядов на цели, задачи, принципы и основные направления обеспечения информационной безопасности Российской Федерации, служит основанием для формирования государственной политики в этой области. В этом документе состояние информационной безопасности в области обороны страны характеризуется увеличением масштабов применения отдельными государствами и организациями информационных технологий в военно-политических целях, в том числе для осуществления действий, противоречащих международному праву, направленных на подрыв суверенитета, политической и социальной стабильности, территориальной целостности Российской Федерации и ее союзников и представляющих угрозу международному миру, глобальной и региональной безопасности.

В доктрине определены стратегические цели и основные направления обеспечения информационной безопасности в обороне страны, в государственной и общественной безопасности, в экономической сфере, в области науки, технологий и образования, в стратегической стабильности и равноправном стратегическом партнерстве.

Вместе с тем и в этом документе, и в Военной доктрине РФ, на наш взгляд, недостаточно внимания уделено опасности развязывания информационных войн и готовности страны к достойному отпору.

К информационной войне, как и к обычной, нужно быть готовым, тем более что точка отсчета неизвестна, а точнее – незаметна. Одними оборонительными действиями здесь не обойдешься, молчание же в эпоху информационных войн означает поражение. Разумеется, дело это весьма деликатное, и если к техническому информационному противоборству (сетецентрической войне, кибервойне) идет подготовка в рамках военного строительства [Костарев и др., 2014; Гончаров, Артамонов, 2014; Воробьев, Киселев, 2014], то широко разработанная в науке теория информационной войны пока не находит своего применения в государственной информационной политике. Отечественные военные специалисты сосредоточены на организации информационного противоборства, главной целью которого «является завоевание и удержание информационного превосходства над вооруженными силами противника и создание благоприятных условий для подготовки и применения своих Вооруженных сил» [Сайфетдинов, 2014]. По их мнению, подсистема психологической борьбы и морально-психологического обеспечения должна быть включена в систему информационного противоборства.

В этом направлении наметились и осуществляются конкретные практические действия. В марте 2012 г. впервые о необходимости создания в российской армии киберкомандования заявил вице-премьер правительства РФ Дмитрий Рогозин, курирующий военно-промышленный комплекс. А в 2013 г. Минобороны создало научную роту, в которой обучаются военные специалисты в области информационных технологий. Их уже тогда начали называть кибервойсками, правда неофициально. По данным компании Zecurion Analytics, Россия входит в пятерку стран с наиболее развитым уровнем кибервойск. По информации экспертов, подобные структуры используются для ведения военных действий в виртуальном пространстве, но при этом ни одно государство мира на данный момент официально не признало своего участия в кибервойне. В США кибернетическое командование появилось 23 июня 2009 г. Самую сильную армию в киберпространстве имеют США с численностью 9 тыс. хакеров. Второе и третье место заняли Китай и Великобритания.

22 февраля 2017 г., выступая в Госдуме, министр обороны России С. К Шойгу подтвердил, что в Вооруженных силах России созданы войска информационных операций. Это первое признание существования кибернетических подразделений Минобороны из уст официальных лиц правительства России.

На расширенном заседании Совета Безопасности, посвященном защите информационного пространства России от современных угроз, состоявшемся 26 октября 2017 г., В. В. Путин отметил, что ряд стран уже фактически поставили информационные технологии на военную службу: формируют свои кибервойска, а также активно используют информационное поле для ослабления конкурентов, продвижения своих экономических и политических интересов, решения геополитических задач в целом, в том числе в качестве фактора так называемой мягкой силы. В связи с этим президент наметил дополнительные первоочередные меры, которые позволят не просто своевременно выявлять угрозы, но и активно реагировать на них.

Среди них:

• совершенствование государственной системы обнаружения, предупреждения и ликвидации последствий компьютерных атак на информационные ресурсы России;

• повышение защищенности информационных систем и сетей связи государственных органов;

• максимальное снижение рисков, связанных с объективной необходимостью использовать иностранные программы и телекоммуникационное оборудование;

• повышение безопасности и устойчивости работы инфраструктуры российского сегмента интернета;

• более активное содействие созданию системы международной информационной безопасности, развитие сотрудничества с партнерами на глобальных и региональных площадках, таких как ООН, БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества, АТЭС, ОДКБ, СНГ и т. п., проведение межведомственных консультаций и переговоров.

Что касается информационной войны, которая ведется в мирных условиях средствами массовой информации, то нет пока оснований говорить о выверенном концептуальном подходе к этой актуальной проблеме. События последнего времени поставили перед военными и политиками, дипломатами и журналистами массу вопросов. Требуются не только совместные усилия по поиску ответов на них, но и основательные теоретические разработки, которые могут быть положены в основу дальнейшей практической деятельности по информационному противоборству на фронтах информационной войны. Может быть, без глубокого теоретизирования можно и обойтись, но недостаток в теории приводит к тому, что на практике любой всплеск информационной конфронтационной активности (чем грешат журналисты) называют информационной войной, а это притупляет внимание к действительным импульсам и проявлениям данного явления. Практика же показывает, что серьезных усилий требует тот сегмент информационного воздействия, свойственный информационной войне, который направлен на изменение менталитета, переформатирование сознания, подавление воли противника.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации, утвержденной указом Президента РФ от 5 декабря 2016 г., определяется, что информационная безопасность – это состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних информационных угроз, при котором обеспечиваются реализация конституционных прав и свобод человека и гражданина, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальная целостность и устойчивое социально-экономическое развитие Российской Федерации, оборона и безопасность государства.

При этом национальными интересами в информационной сфере определены:

«а) обеспечение и защита конституционных прав и свобод человека и гражданина в части, касающейся получения и использования информации, неприкосновенности частной жизни при использовании информационных технологий, обеспечение информационной поддержки демократических институтов, механизмов взаимодействия государства и гражданского общества, а также применение информационных технологий в интересах сохранения культурных, исторических и духовно-нравственных ценностей многонационального народа Российской Федерации;

б) обеспечение устойчивого и бесперебойного функционирования информационной инфраструктуры, в первую очередь критической информационной инфраструктуры Российской Федерации (далее – критическая информационная инфраструктура) и единой сети электросвязи Российской Федерации, в мирное время, в период непосредственной угрозы агрессии и в военное время;

в) развитие в Российской Федерации отрасли информационных технологий и электронной промышленности, а также совершенствование деятельности производственных, научных и научно-технических организаций по разработке, производству и эксплуатации средств обеспечения информационной безопасности, оказанию услуг в области обеспечения информационной безопасности;

г) доведение до российской и международной общественности достоверной информации о государственной политике Российской Федерации и ее официальной позиции по социально значимым событиям в стране и мире, применение информационных технологий в целях обеспечения национальной безопасности Российской Федерации в области культуры;

д) содействие формированию системы международной информационной безопасности, направленной на противодействие угрозам использования информационных технологий в целях нарушения стратегической стабильности, на укрепление равноправного стратегического партнерства в области информационной безопасности, а также на защиту суверенитета Российской Федерации в информационном пространстве».

Доктринальные установки на информационную безопасность меняются в соответствии с изменениями обстоятельств и открывающимися возможностями по предотвращению угроз в этой сфере. За годы, прошедшие со времени принятия прежней доктрины, не исчезли, хотя где-то и смягчились, угрозы, представляющие наибольшую опасность в этой сфере: деформация системы массового информирования; ухудшение состояния и постепенный упадок объектов российского и культурного наследия; нарушение общественной стабильности деятельностью религиозных объединений, проповедующих религиозный фундаментализм, тоталитарных религиозных сект; использование зарубежными спецслужбами средства массовой информации, действующих на территории России, для нанесения ущерба безопасности страны; неспособность гражданского общества страны на формирование и поддержание в обществе необходимых нравственных качеств.

В Доктрине информационной безопасности 2000 г. к основным объектам обеспечения информационной безопасности в духовной сфере были отнесены: достоинство личности, свобода совести, литературного, художественного, научного, технического творчества; свобода массовой информации; неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна; русский язык как фактор единения народов России и язык общения на постсоветском пространстве; языки, нравственные ценности и культурное наследие народов и народностей России; объекты интеллектуальной собственности.

На наш взгляд, в новой, ныне действующей доктрине информационной безопасности незаслуженно обойдены вниманием проблемы обеспечения информационной безопасности в духовной жизни, то есть на том фронте информационной войны, где идет борьба за сердца и души людей. Впрочем, тот факт, что доктрина информационной безопасности сосредоточена преимущественно на технических, организационных, технологических аспектах информационной сферы, можно только приветствовать. В связи с этим можно предположить, что для отдельной доктринальной разработки или разработки концепции безопасности в духовной, нравственной и других сферах, отражающих сознание, менталитет, духовные приоритеты народов нашей страны, потребуется долгая и кропотливая совместная работа ученых, политиков, представителей культуры и духовенства. Понятно, что вторжение государства в духовную сферу не приветствуется по причине ее деликатности и опасности при попытках насаждения жесткого авторитарного политического режима. Регулирование отношений в этой сфере граничит с нарушением прав и свобод, вмешательством в личную жизнь. Ограничено вмешательство в эту сферу и по причине отказа государства от официальной государственной идеологии, которая могла бы служить своеобразным ориентиром в достижении целей безопасности в духовной сфере и осуществлять «защиту конституционных прав и свобод человека и гражданина, связанных с развитием, формированием и поведением личности, свободой массового информирования, использования культурного, духовно-нравственного наследия, исторических традиций и норм общественной жизни, с сохранением культурного достояния всех народов России, реализацией конституционных ограничений прав и свобод человека в интересах сохранения и укрепления нравственных ценностей общества, традиций патриотизма и гуманизма, здоровья граждан, культурного и научного потенциала Российской Федерации, обеспечения обороноспособности и безопасности государства».

Недостатки в разработке теории информационного противоборства приводят к тому, что на уровне обыденного сознания информационная война одним представляется исключительно техническим явлением – кибервойной, другим – продуктом массмедиа – массово-информационной войной, третьим – информационным сопровождением любых боевых действий (психологическое, морально-психологическое обеспечение вооруженных сил). А смешение понятий приводит к тому, что на практике основное внимание уделяется техническому, организационному аспекту информационной войны, в лучшем случае гуманитарный аспект рассматривается в виде морально-психологического обеспечения военных действий. То, что мы можем обозначить как «массово-информационная война», остается в поле внимания лишь ученых-гуманитариев и журналистов.

Пока, на наш взгляд, и политики, и средства массовой информации реагируют на вызовы противной стороны в массово-информационном противоборстве в рефлексивном ключе. Хотя в практической деятельности российских медиа уже накоплен достаточно большой объем материала, который может и должен быть подвергнут научному анализу, для того чтобы выработать рекомендации и предложения для большей эффективности.

Обобщенные характеристики информационной войны, ее особенности позволяют это социально-политическое явление отнести к экстремальным формам политического процесса. Независимо от того, как оценивается информационная война в соотношении с такими явлениями, как информационная и психологическая войны, она в своей сущности война. Независимо от того, в какой форме и в каком виде информация используется в ходе военного противоборства, в ходе психологических операций, информационного обеспечения боевых действий, морально-психологической подготовки личного состава вооруженных сил, она служит вооруженному насилию.

Конечно, этих утверждений недостаточно для того, чтобы информационную войну классифицировать как экстремальную форму политического процесса. Здесь уместно напомнить, что основными критериями экстремальности процесса мы определили, во-первых, выход явления за пределы правового поля с соответствующими нарушениями норм и порядка, и, во-вторых, человеческие жертвы, материальные потери и разрушения как результат процесса. Проявляются ли эти параметры в информационной войне?

Действительно, достаточно трудно отнести информационную войну по аналогии с другими рассмотренными явлениями к экстремальной форме политического процесса: снаряды не рвутся, пули не свистят, люди не погибают. Но когда приходится подводить итоги информационных сражений – потери ошеломляющие и безвозвратные: погибают государства, цивилизации, политические режимы, уничтожается менталитет народа, его историческая память и самобытность, в результате чего побежденный народ не замечает поражения, поскольку его сознание переформатировано.

В информационной войне как высшей форме обострения противоречий информационного противоборства используются самые различные способы, силы, средства, приемы. И в отличие от обычной войны, где международное гуманитарное право пытается регулировать процесс путем запрещения некоторых видов оружия и методов его применения, поле боя в информационной войне пока ничем не регулируется. Здесь нет ограничений на дезинформацию, фальсификацию, обман и т. д. Границами перехода в зону экстремальности здесь могут служить лишь морально-этические критерии и понятия добра, чести, порядочности, правды, имеющие относительный характер и трудно применимые в условиях информационной войны, когда все средства хороши. А раз нет правил, то нельзя и определить факт их нарушения.

Обстановка информационной войны создает и формирует неблагоприятные и деструктивные факторы, влияющие на сложившуюся систему международных отношений, подрывающие их принципы и устоявшиеся нормы, вносящие дух вражды, недоверия и непонимания.

В отличие от обычной, конвенциональной войны, действительно, потери информационной войны изначально не очевидны. На ней сражаются, побеждают, погибают в первую очередь журналисты – солдаты виртуального фронта. Согласно докладу правозащитной организации «Репортеры без границ», за неполный 2014 г. в мире погибло 66 журналистов. Два года подряд самой опасной страной для журналистской деятельности была Сирия. В арабской республике погибло 15 репортеров. Еще семь погибло при освещении с места событий ближневосточного конфликта, шестеро были убиты на Украине, по четыре – в Ираке и Ливии. Общее число по сравнению с прошлым годом сократилось: в 2013 г. жизни лишился 71 журналист. Всего с 2005 г. погибло 720 журналистов. Также в докладе отмечается резкий рост числа похищенных репортеров. Так, в плену в 2014 г. по всему миру находились 119 репортеров. По этому показателю лидирующее место среди горячих точек занимает Украина, на территории которой пропало 33 журналиста. Еще 29 были похищены в Ливии, 27 – в Сирии, 20 – в Ираке. Кроме того, в 2014 г. по всему миру в тюрьмах находилось 178 журналистов, приговор которым был вынесен из-за их профессиональной деятельности.

Холодные войны и другие «невоенные» войны – экономические, политические, дипломатические, идеологические, информационные и т. д., ведущиеся в условиях мира, – являются специфическими орудиями агрессии, преступлениями, нарушениями правовых и нравственных норм, как правило, означают грубое вмешательство во внутренние дела государств и народов, причиняют им огромный ущерб, приносят беды и страдания. Субъекты таких войн руководствуются эгоистическими интересами, иезуитской моралью, духом грабительской конкуренции [Серебрянников, 2010].

Анализ развития большинства конфликтов и цветных революций последнего десятилетия, в которых прямо или косвенно были задействованы вооруженные силы или спецслужбы США, позволяет сделать вывод о том, что мир уже вступил в эпоху информационно-сетевых войн. При этом большинство стран оказались не готовы не только противостоять агрессии, но и выявить сам факт ее.

Отмечается, что агрессивные действия страны-агрессора воспринимаются страной-жертвой не как захват, а как сотрудничество и взаимопомощь. «Это порождает сложность в распознавании технологий и методов информационного влияния, поскольку у жертвы информационной агрессии отсутствуют механизмы распознания и противодействия данным процессам. Жертва оказывается беззащитной перед лицом агрессора, и это приводит к печальным последствиям. Если результаты “горячих” войн со временем неизбежно пересматриваются (примером тому являются итоги Первой и Второй мировых войн), то результаты информационного воздействия пересмотру не подлежат ввиду необратимости трансформации сознания…» [Карякин, Козин, 2014, с. 25].

Основная драма любой стратегической информационной операции развертывается внутри страны, которая ее проводит. Любое изменение политики сопровождается изменением содержания того, что власти говорят своему населению. Чтобы добиться успеха во внешнеполитической деятельности, элиты должны прийти к консенсусу и осуществить подготовку своего народа, объяснить ему свои намерения и пользу в их реализации. Важно быть уверенным в том, что внешнеполитические акции получат одобрение собственного населения. Цель – добиться согласования позиций и получить мандат на проведение тех или иных действий. Если это не удается, то приходится вести информационную войну на внутреннем фронте, которую по критерию конфронтации и напряженности можно отнести к разряду «горячей» гражданской войны.

Кроме того, следует учитывать, что если нет очевидности войны, то сторона, подвергающаяся информационной агрессии, не предпринимает достаточно эффективных защитных действий. Вот почему важно определиться с критериями информационной войны, видеть и достойно отвечать на ее вызовы, имея арсенал сил и средств.

Средства коммуникации, трансформирующие и дозирующие информацию, становятся главным инструментом влияния в современном обществе. Для повышения эффективности осуществления властных стратегий используются самые современные информационные технологии, которые помогают превратить публику в объект манипулирования. Отличительными чертами информационной войны как особой формы политического противоборства в новых условиях выступают заявленная цель, интенсивность информационного взаимодействия, агрессивная направленность задействованных средств, применение нелегитимных приемов и сомнительных методов.

Проведенный анализ позволил нам выявить черты, которыми характеризуется информационная война:

1. Информационная война ведется между человеческими сообществами, имеющими собственные системы власти, обладающими разными, в чем-то взаимоисключающими, антагонистическими системами ценностей, включающими идеологию и систему власти. Такими общностями являются признанные и непризнанные государства, стороны гражданской войны, экстремистские, в том числе террористические организации, стремящиеся к насильственному захвату власти, сепаратистские, освободительные движения.

2. Противоборство в информационном пространстве не просто сопровождает и обеспечивает поддержку противоборства, реализующегося в базовых сферах жизни и деятельности: политической, экономической, военной и других, – но и явно доминирует.

3. Стратегическая цель информационной войны – разрушение ценностей противостоящей стороны, в том числе для замены на собственные, уничтожение потенциала противника, в конечном итоге подчинение его ресурсов и обеспечения возможности их использования в своих интересах.

4. Объектом воздействия в информационной войне в первую очередь является массовое сознание населения как собственной страны, так и страны-соперника. Но специальные подразделения в составе информационных войск занимаются также сознанием отдельных групп, слоев и лиц, от мнения которых зависит принятие решений по вопросам, интересующим противоборствующую сторону.

5. Для ведения информационной войны формируются специальные структуры, занимающиеся разработкой теории и практики ведения противоборства. В процессе расширения и углубления информационного противоборства население, прошедшее обработку, превращается сначала в потенциал, а затем в резерв арсенала информационной борьбы.

6. Государством принимаются определенные нормативные документы и директивные указания, как правило, не имеющие широкого распространения, по организации и управлению информационными потоками, обозначенными целями и задачами информационного противоборства.

7. Информационная война ведется как в мирный период, когда одновременно происходит сотрудничество и взаимодействие участников информационного военного противоборства, так и в военный, хотя в военный период разрешение противоречий осуществляется преимущественно вооруженной силой. Мирный период сложен тем, что трудно определиться с необходимостью и возможностью активизации своих контрдействий, а также с временем вступления в информационную войну.

8. Отсутствие общепринятых международных юридических норм ведения информационной войны и ограничений на способы и средства ее осуществления приводит к негативному воздействию на различные сферы взаимодействия стран и народов, нарушению установившихся форм международного и национального порядка. Благодаря этому информационная война представляет собой самый жесткий вид информационного противоборства.

9. В информационной войне используется весь спектр методов от прямой лжи до «тонких» способов подачи информации с истинным содержанием.

Обобщая проблемы готовности страны к ведению информационной войны, считаем необходимым обозначить несколько ключевых вопросов, которые имеют не только теоретическое, но и прикладное значение. В большей части о них мы писали выше, но здесь хотелось бы подчеркнуть особые моменты, о которых в силу деликатности международных отношений говорить особо не принято.

Во-первых, весьма важно выявление факта начала информационной войны, перехода оппонента от обычного информационного противоборства к решительным целям, а именно к информационной войне. Об этом уже говорилось, здесь же следует подчеркнуть необходимость политической оценки на основе определенных индикаторов информационной агрессивности и мобилизации соответствующих сил и средств, а также активных действий, не только оборонительных, но и наступательных. Этот вопрос особенно актуален в силу неощутимости действий противника, как это происходит в обычной войне.

Во-вторых, информационная война – это война, в которой не существует правил, а значит, стороны могут использовать ложь, обман, дезинформацию, аморальные приемы и способы. Важно определиться с тем, готовы ли мы применить весь арсенал средств, который использует противник в этой войне? Если готовы, то как же быть с правдой, истиной, моральными принципами, всем тем, на чем строится наша уверенность в праведности наших целей и вера в победу? Если не готовы, то насколько может быть эффективной борьба, в которой противник использует весь арсенал средств, а мы сознательно себя ограничиваем?

В-третьих, весьма важным и сложным вопросом выступает определение степени негативного влияния на население страны иностранных представительств (дипломатических, экономических), фирм, банков, культурных центров и фондов, корпунктов СМИ во время интенсификации информационного воздействия, а также возможности их нейтрализации с началом информационной войны, так как все это «может быть использовано и обязательно используется для ведения в ходе информационной войны боевых действий. Что-то на 100 процентов, что-то – в меньшей или гораздо меньшей (например, отдельные граждане) степени». Об этом прямо и однозначно высказался В. Т. Третьяков, который отметил, что в настоящее время объем информационного продукта США (начиная с кинофильмов) в России, многократно превосходит объем российского информационного продукта в США. Причем этот информационный продукт распространяется в России российскими средствами (телевидение, киносеть, шоу-бизнес, СМИ, торговля, система образования и т. д.) [Третьяков, 2016].

В-четвертых, следствием предыдущей проблемы является «инвентаризация отечественного арсенала сил и средств» информационной войны. Сюда можно отнести определение степени «вестернизации» не только культуры, но и всех сторон жизни нашего общества (если мы подразумеваем информационную войну с западными странами), оценку включенности различных слоев общества в западный культурно-ценностный слой и их готовности на отстаивание западных ценностей в этой борьбе. В свою очередь, решение этой проблемы приведет к необходимости определиться с системой ценностей современного российского общества и далее – с идеологией.

В-пятых, стоит вопрос определения сторонников и участников этой формы информационного противоборства. Здесь требуется учесть ту особенность, что информация распространяется нашими соперниками/противниками преимущественно на английском языке. И в этом их превосходство, так как английским языком владеет и молодое поколение нашей страны, и страны-союзники США. Таким образом, эта информация покрывает значительную часть населения театра военных действий. Кроме того, в информационной войне существуют особые, «льготные» условия для так называемой пятой колонны. Она действуют практически открыто, будучи защищенной законами о правах и свободах.

Выступая на Совещании послов и постоянных представителей РФ за рубежом, состоявшемся в МИД России в июле 2012 г., президент В. В. Путин напомнил, что «политика “мягкой силы” предусматривает продвижение своих интересов и подходов путем убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре, и в интеллектуальной сфере. Пока, надо признать, образ России за рубежом формируется не нами, поэтому он часто искажен и не отражает ни реальную ситуацию в нашей стране, ни ее вклад в мировую цивилизацию, в науку, культуру, да и позиция нашей страны в международных делах сейчас освещается как-то однобоко» [Путин, 2012, с. 11]. Президент признал недостаточной работу по разъяснению нашей позиции и потребовал ее улучшить.

Поэтому недаром в Концепции внешней политики Российской Федерации, утвержденной Президентом РФ 30 ноября 2016 г., важным направлением внешнеполитической деятельности определено доведение до мировой общественности объективной информации о позиции России по основным международным проблемам, ее внешнеполитических инициативах и действиях, процессах и планах социально-экономического развития Российской Федерации, достижениях российской культуры и науки. В документе отмечается, что «Россия добивается объективного восприятия ее в мире, развивает собственные эффективные средства информационного влияния на общественное мнение за рубежом, содействует усилению позиций российских и русскоязычных средств массовой информации в мировом информационном пространстве, предоставляя им необходимую для этого государственную поддержку, активно участвует в международном сотрудничестве в информационной сфере, принимает необходимые меры по противодействию угрозам своей информационной безопасности. В этих целях предполагается широкое использование новых информационно-коммуникационных технологий. Россия будет добиваться формирования комплекса правовых и этических норм безопасного использования таких технологий. Россия отстаивает право каждого человека на доступ к объективной информации о событиях в мире, а также к различным точкам зрения на эти события».

Российское руководство, осознавая важность и необходимость организации информационного противостояния, вместе с тем не намерено усиливать активность мобилизации всех наличных ресурсов. Выступая на Генеральной Ассамблее ООН 21 сентября 2017 г., министр иностранных дел России С. Лавров призвал «сказать “нет” милитаризации информационного пространства. Нельзя допустить его превращения в арену военно-политического противоборства, использования информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) как инструмента давления, нанесения экономического ущерба, пропаганды идей террористической и экстремистской идеологии».