§ 5. Тенденции развития военного противоборства и его массмедийный фактор

Военные события конца последних десятилетий дают серьезные основания полагать, что мир вступает в полосу войн нового поколения, направленных не столько на непосредственное уничтожение противника, сколько на достижение политических целей войны без сражений армий. И это еще раз подтверждает органическую связь войны и политики. Предшествующие концептуальные взгляды на войну были порождены индустриальной цивилизацией, эпохой машинного производства, социально-классовых и межгосударственных антагонизмов, периодом культа вооруженного насилия, господства массовых армий, формируемых на основе всеобщей воинской повинности.

Происходящие в мире качественные изменения самого явления вызывают необходимость нового понимания соотношения войны и вооруженной борьбы, места и роли вооруженного насилия в содержании войны, значения прямых и непрямых военных действий в ее ходе и исходе, и, следовательно, вызывают нетрадиционное понимание экстремальности в ходе противоборства.

Примером наступления эпохи «невоенных», но «вооруженных» войн, в которых политические цели достигаются не посредством прямого вооруженного вмешательства, а путем применения иных форм насилия, подрыва мощи противника изнутри, служила холодная война между двумя блоками стран. Центром одного являлся Советский Союз, другого – США. Итоги и результаты холодной войны привели к крупномасштабным геополитическим сдвигам, перегруппировке сил, коалиций, союзов, созданию новых влиятельных в политическом отношении регионов, образованию около 30 новых государств. И все это без единого выстрела. Начало происходить кардинальное изменение средств ведения войны, вооруженного конфликта. Стоит отметить, что военная сила на всем протяжении противоборства после Второй мировой войны находилась во «втором эшелоне» сражений холодной войны, включаясь в непосредственное действие на неключевых направлениях (локальные войны и вооруженные конфликты в Корее, во Вьетнаме, Афганистане, практически на всех континентах).

Исходя из должного, а не из сущного, отдельные исследователи утверждают, что путь мирного решения проблем предпочтителен, с чем трудно не согласиться. Но их суждение о том, что войны исчерпали свой потенциал, достаточно спорно. Война имеет определенную историческую перспективу, обусловленную в первую очередь долговечностью экономических противоречий, их нарастанием в силу исчерпаемости природных ресурсов и увеличением потребления. Существуют и причины субъективного свойства – национальный эгоизм отдельных государств, заинтересованных в достижении своих национальных интересов любым путем и в первую очередь за счет ущемления интересов других государств, накопленный странами запас военной силы, наличие социальных сил, заинтересованных в разжигании войны как средства извлечения доходов, привлекательность военной силы как эффективного средства разрешения конфликта.

На основании используемого в истории человечества вооружения выделяется шесть поколений войн. Если единственным средством сражающихся в войнах первого поколения было холодное оружие, то порох, гладкоствольное оружие получили широчайшее распространение во втором поколении войн, а нарезное многозарядное оружие, обеспечивающее повышенную скорострельность, точность и дальность стрельбы, – в третьем. В четвертом поколении войн преобладает автоматическое и реактивное оружие, танки, авиация, флот. Война пятого поколения – это войны с применением ядерного оружия.

Как мы уже отмечали, многие считают, что война со второй половины ХХ в. настолько изменилась, что формула Клаузевица потеряла свою значимость, и необходимо искать новый вариант. Отрицание связи войны и политики в современных условиях в основном строится на невозможности достижения политической, впрочем как и любой другой, цели в случае использования оружия массового уничтожения. Считается, что такая политика не имеет никакого смысла в связи самоуничтожением человечества. С такой позицией трудно не согласиться, но только частично, о чем мы уже писали выше. Во-первых, в любом случае сама подготовка к войне с применением этого оружия будет следствием определенной политики. И во-вторых, не стоит забывать, что применение ядерного оружия может носить ограниченный и выборочный характер. Политические и иные цели в войне такого типа вполне достижимы.

По мнению военных экспертов, в войнах шестого поколения основная роль будет отводиться высокоточному оружию, которое представляет собой боевые системы, интегрирующие высокоэффективные средства разведки, управления и поражения. Войны этого поколения предусматривают применение высокоточного оружия для подрыва экономики противника, подавление его систем управления, разрушение коммуникаций и инфраструктуры.

Ведущей тенденцией следует обозначить и все более проявляющуюся мимикрию военно-силового решения конфликта. Под воздействием антимилитаристских сил и движений, под влиянием гуманизации международных отношений силы войны используют более изощренные формы и методы. Появляется «гуманное» оружие, «разумное» оружие, «точечное» оружие. Боевые операции обретают характер превентивных мер. С другой стороны, как в современных условиях, так и в обозримой перспективе государство должно иметь достаточный потенциал для защиты своих национальных сил. В этом совокупном потенциале удельный вес и состояние военно-силового компонента определяется целым рядом факторов, начиная с возможностей государства, заканчивая условиями и тенденциями конкретной мировой и региональной обстановки.

Глобализация и доминирующие тенденции формирования нового миропорядка, возникающие при этом угрозы и риски нисколько не уменьшают фактор военной силы, а стимулируют стремление государств к ее наращиванию, проведению политики силы по отношению к своим конкурентам, что в конечном итоге приводит к возникновению войн и вооруженных конфликтов.

Исследование войн и вооруженных конфликтов последних лет позволяет выделить в целом следующие тенденции изменения характера вооруженного противоборства:

• все более широкое применение оружия, созданного на основе искусственного интеллекта, нанотехнологий, а также роботизированных комплексов оружия, функционирующих на новых физических принципах;

• существенное возрастание роли войск, сил и средств, действующих в воздушно-космической сфере;

• возрастание информационной составляющей вооруженной борьбы;

• переход к глобальным сетевым автоматизированным системам управления войсками и оружием;

• более широкое применение сил специальных операций.

По мнению военных специалистов, «главная особенность содержания вооруженной борьбы в войнах и вооруженных конфликтах XXI в. состоит в том, что новые формы военных действий можно охарактеризовать как объемные, охватывающие все сферы вооруженной борьбы (суша, море, воздух, космос), где электронное, силовое и информационное воздействия будут осуществляться с нарастающей интенсивностью во времени и пространстве» [Горбунов, Богданов, 2009, с. 6].

Исследователи предполагают, что наряду с войнами и вооруженными конфликтами в традиционном понимании (война – продолжение политики насильственными средствами) в XXI в. появятся новые формы противодействия сторон – нетрадиционные войны, в которых силовые действия либо не будут вестись вообще, либо не будут иметь определяющего значения (тогда война будет трактоваться как продолжение политики иными средствами). В последнем варианте победа над противником возможна через всестороннее внутреннее ослабление государства посредством информационного, психологического, морально-нравственного, климатического, организационного воздействия, путем создания и поддержки деструктивной оппозиции и межнациональных конфликтов.

Вместе с тем, исходя из определения сущности войны как продолжения политики насильственными средствами, нельзя смешивать войны в традиционном понимании с так называемыми невоенными войнами. По мнению крупного военного ученого В. В. Серебрянникова, «“холодные”, другие “невоенные войны”, с одной стороны, с другой – “горячие”, – близкие, но не однопорядковые явления. ‹…› “Холодные войны” и другие “невоенные войны”: экономические, политические, дипломатические, идеологические, информационные и т. д., ведущиеся в условиях мира, – являются специфическими орудиями агрессии, преступлениями, нарушениями правовых и нравственных норм, как правило, означают грубое вмешательство во внутренние дела государств и народов, причиняют им огромный ущерб, приносят беды и страдания. Субъекты таких войн руководствуются эгоистическими интересами, иезуитской “моралью”, духом грабительской конкуренции» [Серебрянников, 2010].

Следует согласиться, что, скорее всего, невоенные формы борьбы в перспективе будут существенно влиять на характер войн и вооруженных конфликтов, но все же военная сила останется на долгие времена средством достижения превосходства над противником.

Война как способ достижения национальных интересов перекинулась и на такие, казалось бы, мирные сферы жизнедеятельности, как экономика, культура, массовая коммуникация. На рубеже ХХ и XXI столетий появились новые формы вооруженных конфликтов – гуманитарные интервенции, сетевые войны, информационные войны. На полях сражений в дополнение к вооруженным силам государств появляются воинские формирования транснациональных корпораций, частные охранные предприятия, работники которых выступают в качестве наемников в локальных вооруженных конфликтах. Террористические и радикальные вооруженные формирования, захватывая власть, создают государство на подконтрольных территориях. На основе электронного оружия, позволяющего наносить ощутимое поражение противнику на расстоянии, появилась новая форма вооруженного столкновения – бесконтактная война.

Создаются различные виды несмертельного оружия, например нарушающего связь и управление, останавливающего работу двигателей, разрушающего шины автомашин и самолетов, а также воздействующего на психику и биологию людей («генетическое» – вызывающее в массовом порядке эпилепсию, сердечные приступы; «психологическое» – провоцирующее психозы, расстройство работы органов чувств и сознания).

С развитием технических средств уничтожения противника уменьшаются моральные препятствия, связанные с убийством. Расстояние до противника теперь увеличено, а нажать кнопку гораздо проще, чем убить человека в рукопашном бою [Гаджиев, 1997]. Парадокс заключается в том, что новейшие военные технологии ведут к социальной деградации войны, как бы возвращая ее к диким первобытным временам, когда враг (население другой страны) лишался всех прав и против него дозволялось использовать все средства.

Еще какое-то время в войнах будут сочетаться элементы старой и новой парадигм, соседствовать контактные и бесконтактные, кровавые и бескровные действия в ходе наземных операций и без них. Наряду с соблюдением международного права, норм и законов будут предприниматься попытки полного их попрания. Новые условия применения силы в международных отношениях характеризуют такие постулаты, как «право гуманитарной интервенции» и «нелегитимность авторитарных режимов». Страны НАТО упорно добивались легитимации практики гуманитарных интервенций в ходе конфликтов на территории бывшей Югославии, и им удалось добиться одобрения результатов вмешательства в Косово в 1999 г. через резолюцию Совета безопасности.

Правление нелегитимных авторитарных режимов, нарушающих права человека, осуществляется на основе прецедентных практик в международных отношениях нового принципа – избирательной легитимности правительств суверенных государств. В новом тысячелетии мотивации интервенции расширились. Помимо вмешательства по гуманитарным мотивам, власти США стали практиковать «интервенции возмездия» и «превентивные вмешательства». В первом случае мотивация состояла в стремлении «наказать» и одновременно «исправить поведение» стран, против которых направлена акция, во втором действия осуществлялись «в целях профилактики опасности». Политическое обоснование принципов нашло свое воплощение в новой внешнеполитической доктрине США, получившей название «стратегии смены режимов» [Портякова, 2018]. Она предусматривает выделение из всего мирового сообщества «неблагонадежных государств», к которым применяется практика отстранения правительств от власти любыми средствами, в том числе и военными. «То обстоятельство, что агрессоры вынуждены прибегать к демагогическим уловкам, маскируя свой агрессивный курс миролюбивой риторикой, свидетельствует о предельной непопулярности культуры войны и широчайшем признании ценностей мира, ненасилия. Тем не менее диссонанс между благими пожеланиями и неприглядной действительностью ныне нарастает как в глобальных, так и в российских условиях. Войны развязываются теперь исключительно “в защиту” свобод, демократии, прав человека, толерантности, защиты от этнических преследований и во имя других “высокогуманных” целей» [Самарин, 2005, с. 19].

В декабре 2017 г. администрация президента США опубликовала обновленную Стратегию национальной безопасности (National Security Strategy, или NSS). В документе описываются существующие и возможные угрозы безопасности страны, а также указываются способы противодействия имеющимся угрозам. В качестве одной из угроз для Соединенных Штатов в новой стратегии выступают так называемые ревизионистские державы, к которым причислены Китайская Народная Республика и Российская Федерация. По словам Д. Трампа, эти государства используют доступные технологии, пропаганду и средства давления, при помощи которых намерены перестроить мир в ущерб интересам США.

В полном тексте NSS тема российских действий, угрожающих интересам Вашингтона, была раскрыта подробно. Утверждается, что Китай и Россия бросают вызов американской мощи, влиянию и национальным интересам, стремясь создать угрозу безопасности и процветанию США. Эти страны намереваются делать экономическую сферу менее свободной и справедливой, наращивать свои вооруженные силы. Контроль над информацией и данными позволяют им подавлять свое общество и увеличивать влияние на него. В документе отмечается, что Москва использует свои «информационные инструменты» для подрыва легитимности демократий. Эти средства направлены на различные СМИ, политические процессы, финансовые структуры и т. д.

Согласно Стратегии, Россия и Китай желают перестроить мир, что противоречит планам и ценностям Соединенных Штатов. Они стремятся использовать доступные инструменты для смещения региональных балансов в свою пользу. Все это NSS объясняет принципиальной разницей между «репрессивными системами» и «свободными обществами». Россия и Китай бросают вызов американским геополитическим преимуществам, желая изменить мировой порядок в свою пользу [Рябов, 2017]. Следует напомнить, что в предыдущей версии национальной стратегии США, опубликованной в июле 2015 г., главными угрозами Соединенным Штатам назывались Россия и террористическая группировка «Исламское государство» (ИГИЛ, запрещена в РФ).

Концептуальные установки Стратегии администрация США подкрепляет конкретными практическими шагами. Выступая перед журналистами 22 октября 2018 г., Д. Трамп заявил, что его страна будет наращивать свой ядерный потенциал до тех пор, пока все остальные страны (прежде всего Россия и Китай) «не придут в себя», а после этого Вашингтон будет готов остановить этот процесс и даже приступить к сокращению ядерных вооружений.

По мере увеличения удельного веса информации в общественном развитии растет необходимость более детального и глобального понимания той роли, которую играют СМИ, и того, как следует управлять ходом их вовлечения в вооруженное противостояние. Ведь традиционные представления о сути вооруженной борьбы по-прежнему часто оказываются определяющими при принятии важнейших военно-политических решений, в то время как непростая роль, отведенная медиа в этих конфликтах, часто либо считается априори известной, либо вообще игнорируется и политиками, и военными, и учеными.

Показательна в этом отношении позиция А. Е. Снесарева, обозначенная им еще в начале прошлого столетия во фронтовых дневниках: «Цель войны – убить дух сначала отдельного бойца, потом – массы их, а затем – всей нации; и для этой единственной и довлеющей цели нельзя ничего забывать, нельзя давать перерывов или уступок; нужно жать непрерывно и всюду… во всем – одна идея: угнетать дух, и если это достигается, значит война ведется, а не намечается только…». Андрей Евгеньевич особо отмечал, что уже в начале ХХ в. «война пошла в глубь» и все больше ведется «не только мечом» [Снесарев, 2003, с. 40].

Практически через столетие В. В. Серебрянников подчеркивает: «Если раньше достижение военных побед имело приоритетное значение для политической победы, то сейчас первостатейную роль в этом могут сыграть невоенные средства при вспомогательном значении вооруженной борьбы» [Серебрянников, 2010].

Любая война начинается задолго до начала боевых действий. Этому предшествует идеологическая и психологическая обработка населения и вооруженных сил страны. Средства массовой информации как инструмент политического воздействия активно используется на всех этапах подготовки, развязывания войны и ведения боевых действий.

Средства массовой информации закрепляют в общественном сознании плоды победы или находят оправдание поражению. «Опыт истории показывает, что СМИ способны служить различным политическим целям: как просвещать людей, развивать в них чувство собственного достоинства, стремление к свободе и социальной справедливости, способствовать и помогать компетентному участию в политике, обогащать личность, так и духовно порабощать, дезинформировать и запугивать, разжигать массовую ненависть, сеять недоверие и страх» [Пугачев, Соловьев, 1997, с. 85]. Эти свойства СМИ в достаточной мере проявляются в эпоху войн и вооруженных конфликтов. Целью любой войны является победа, достичь которой невозможно без определенного морально-психологического состояния населения страны в целом и ее вооруженных сил в особенности. При этом народ и армия должны быть убеждены в том, что цели войны в борьбе с противником справедливы и достижимы. Вот почему столь важна морально-психологическая подготовка к войне, а также поддержание морального духа в ее ходе. Эти цели достигаются прежде всего идеологическими средствами и инструментами, в ряду которых находятся массмедиа.

Исследования роли СМИ в войнах и вооруженных конфликтах показывают, что журналистика способна не только отражать происходящие процессы и действия сторон конфликта, но и быть активным участником противоборства. Кроме того, учитывая особые возможности средств массовой информации, журналисты направленностью контента, его содержанием способны как разжигать конфликт, так и заниматься миротворчеством. Несомненно, что эти роли взаимосвязаны и взаимообусловлены. Кроме того, нужно иметь виду, что эти роли меняются в зависимости от характера войны и вида вооруженного конфликта. «Опыт показывает, что плюралистические и независимые СМИ, предоставляя мирную платформу для дебатов, не только способствуют установлению мира и демократии в обществе, но и оказываются ключевым фактором для обеспечения стойкого экономического развития. С другой стороны, когда СМИ используются для раздувания слухов, распространения пропаганды и призывов к расовой и иной ненависти, они могут способствовать развитию напряженности и появлению конфликтов» [СМИ: предотвращение конфликтов…, 2006, с. 9].

В формировании морального духа армии и народа важную роль играет совокупность факторов, воздействующих через средства массовой информации: помимо убежденности в справедливом характере войны, это вера в способность государства отразить нападение врага при всех трудностях и неудачах, а также наличие духовных и нравственных ценностей, за которые солдаты готовы пожертвовать своей жизнью. «В соответствии с демократическими воззрениями даже во время войны СМИ должны дать возможность гражданам оценить войну с политической точки зрения, ее оправданность или законность и ее последствия, то есть поставить ее под демократический контроль. Полная и неискаженная информация, а также независимое нейтральное освещение событий в прессе являются необходимыми условиями демократического управления даже во время войны» [Айлдерс, 2005, с. 58]. В то же время информационные сообщения, основанные исключительно на фактах, не дают аудитории всеобъемлющего представления о ситуации. От массмедиа ожидают также оценки, интерпретации происходящего. В этом случае общество будет в состоянии осознать значимость явлений, представленных в СМИ.

Дж. Оруэлл описал, как печать отражала войну в Испании: «…нет события, о котором правдиво рассказала бы газета, но лишь в Испании я впервые наблюдал, как газеты умудряются освещать происходящее так, что их описания не имеют к фактам ни малейшего касательства, – было бы даже лучше, если бы они откровенно врали. Я читал о крупных сражениях, хотя на деле не прозвучало ни выстрела, и не находил ни строки о боях, когда погибали сотни людей. Я читал о трусости полков, которые в действительности проявляли отчаянную храбрость, и о героизме победоносных дивизий, которые находились за километры от передовой, а в Лондоне газеты подхватывали все эти вымыслы, и увлекающиеся интеллектуалы выдумывали глубокомысленные теории, основываясь на событиях, каких никогда не было» [Оруэлл, 2003, с. 88].

Отмечая роль информации в возникновении, развитии и разрешении военно-политического конфликта, необходимо особо отметить значение информации при мотивации перехода к военной фазе конфликта, то есть собственно применения вооруженной силы.

Даже в условиях самой жесткой конфронтации прошлых времен требовалось хотя бы формальное объяснение: зачем и почему? Глобализация, революции в области коммуникации и информации многократно расширили потребность в аргументации употребления военной силы для достижения внутри- и внешнеполитических целей. Сегодня даже самый грозный авторитарный режим «не размахивает военным кулаком», угрожая запросто начать малую или большую войну по ничтожной причине без оглядки на общественное мнение, если не у себя в стране, то за рубежом.

Использование проблемы прав человека и демократии как информационного повода для силового достижения национальных интересов США в последние десятилетия стало использоваться чаще. США под прикрытием борьбы за права человека и демократию ведут достаточно эффективную политическую экспансию, направленную на достижение абсолютного превосходства в крупнейших стратегически важных регионах мира. Так, при подготовке операций «Возрождение надежды» в Сомали (1993 г.) и «Поддержка демократии» на Гаити (1994 г.) основными ведущими темами телекомпаний CBS, NBC, ABS, CNN были хаос, смерть и анархия в этих странах, необходимость наказания военных преступников, невозможность восстановления мира и согласия без решительного вмешательства американской армии. Материалы, передаваемые известными журналистами программ теленовостей, были полны сцен кровавых преступлений против простого народа. В хронике использовались комментарии и личные мнения авторитетных государственных, политических и общественных деятелей США, свидетельские показания беженцев. Эмоциональные, грамотно построенные передачи не вызывали у зрителя никаких сомнений в явном нарушении демократии и элементарных прав человека, поэтому выступления представителей правительства, госдепартамента и Пентагона о необходимости военной акции казались большинству американцев вполне законными и обоснованными [Плотников, 1996, с. 66].

«Для современной американской пропаганды стали характерны лозунги особой исторической миссии США по защите цивилизации, априорной оправданности насилия как средства защиты ценностей демократического мира. Американская элита фактически претендует на монопольное право говорить от имени демократии без каких-либо сомнений и без плюралистического диалога в мировом сообществе» [Военная сила…, 2009, с. 24].

Достаточно нескольких ярких примеров, чтобы подтвердить факт того, что США и их ближайшие союзники, аргументируя мотивацию применения военной силы, обращаются к идее прав человека – коллективных и индивидуальных. 1991 г., Ирак: восстановление утраченной независимости Кувейта, установление демократии в Ираке. 1999 г., Югославия: защита местных жителей Косово от этнических чисток. 2003–2005 гг., Ирак: свержение режима Саддама Хусейна, установление демократии в стране. Каждой из этих акций предшествовала интенсивная обработка общественного мнения. В свою очередь, острые реакции общественного мнения провоцировались средствами массовой информации, которые чрезмерно преувеличивали драматический характер происходящих событий. События как давней, так и современной истории полны примеров использования СМИ не только для разжигания конфликтов, но и для усиления односторонних действий, преодоления сопротивления противника.

Так, 5 февраля 2003 г. госсекретарь США Колин Пауэлл продемонстрировал прямо в зале заседаний ООН пробирку с неизвестным веществом, утверждая, что это образец биологического оружия, имеющегося в распоряжении Ирака, и поэтому США вместе с союзниками срочно должны начать вооруженное вторжение в эту страну. Это послужило формированию общественного мнения и оправдания действий США. Вскоре армия США вторглась в Ирак. Правда, спустя восемь лет Guardian выступил с разоблачением, в котором называлось имя иракского источника, который признался во лжи. Дабы не упасть в грязь лицом, Пауэлл начал предъявлять претензии ЦРУ и разведуправлению Министерства обороны США в том, что они несерьезно отнеслись к своей работе и не проверили информацию. Сам же бывший госсекретарь в 2011 г. выразил сожаление по поводу своей роли в развязывании войны в Ираке и того, что лгал с трибуны ООН. После начала «освобождения порабощенного режимом Саддама Хусейна иракского народа и дарения им высоких демократических ценностей» страну покинули 1,6 млн человек, свыше 700 тыс. мирных граждан было убито (по некоторым данным, число убитых в ходе войны в Ираке доходит до 1,2 млн человек) [Ларинина, 2016].

До этого известной провокацией с использованием информационного повода было начало военной интервенции НАТО в Югославии в 1999 г. Согласно трактовке сепаратистов, которая получила широкое распространение в СМИ, югославские силовики устроили массовую расправу над гражданским населением и, по сути, казнили четыре с половиной десятка безоружных людей. Именно этой версией руководствовалось командование НАТО, тех же выводов придерживалась комиссия Евросоюза. Впрочем, параллельное расследование, которое начала 19 января 1999 г. группа белорусских, сербских и финских экспертов, показало совсем другую картину. Они не обнаружили никаких свидетельств того, что убитые были мирными жителями, и тем более того, что они были убиты сербскими военными. А британский генерал Джон Древенкийевич позже подтвердил, что 15 января в косовском селе Рачак произошел ожесточенный бой между албанскими боевиками и сербскими подразделениями.

Инфраструктура СМИ, как потенциального ресурса сопротивления, в ходе боевых действий уничтожается в первую очередь. В том же югославском конфликте в апреле 1999 г. самолеты НАТО разбомбили телецентр в Белграде и еще несколько ретрансляторов на территории Сербии. В результате информационный поток был наполнен только материалами натовского понимания проблем и комментариями событий. Оценки Сербией неблаговидных действий Запада оказались блокированы в глобальном информационном пространстве.

Надуманные предлоги использовались для военного вмешательства США во внутренние дела государств Южной и Центральной Америки. Вторжение в Гренаду в 1983 г. и Панаму в 1989-м, блокада Кубы – эти и другие инциденты в регионе всегда совершались под благовидными предлогами. Это и «защита американских граждан», и «поддержка демократических сил», и «борьба с нарко трафиком» [Коц, 2017].

Геноцид в Руанде 1994 г. – показательный пример того, как СМИ может влиять на общественное мнение, вызывая настоящее массовое безумие, когда сосед, живший рядом с тобой всю жизнь, и, казалось бы, вполне нормальный человек, теперь идет тебя убивать, только за то, что ты принадлежишь к другому племенному этносу. Руандийские СМИ стали активными участниками геноцида. Жертвами стали 800 тыс. руандийцев, представителей племени тутси, которые были убиты своими же согражданами, тоже руандийцами, но представителями другого племени – хуту. Особая роль в руандийском геноциде принадлежала радиостанции радикальных хуту, известной как «Радио 1000 холмов». Среди публикаций газеты «Кангура» особую известность получил манифест «Десять заповедей хуту», разжигавший вражду между двумя племенами.

Широкое распространение получили массмедийные провокации с участием «белых касок» в Сирии, когда постановочные сцены химических атак правительственных войск используются как повод для нанесения ударов коалиции во главе с США по военным объектам Сирийской Арабской Республики. В Минобороны России неоднократно заявляли, что располагают данными о подготовке провокации с применением химоружия в Сирии. Так, по информации военного источника, в феврале 2018 г. террористы завезли на территорию Саракиба в провинции Идлиб баллоны с хлором и средствами защиты для организации провокации и инсценирования химатаки. На месте в готовности пребывали съемочные группы, предположительно западных телеканалов, а также представители организации «Белые каски», которую ранее уже обвиняли в фальсификации свидетельств о нападениях правительственных войск на мирное население. В Москве призвали провести расследование случаев предполагаемого применения химоружия. Кроме того, в России неоднократно напоминали, что Сирия выполнила все обязательства перед Организацией по запрещению химического оружия и не имеет в своем распоряжении запрещенных боеприпасов.

Стоит отметить возможности СМИ не только в создании повода для развязывания военных действий, но и для предупреждения о последствиях в случае их активизации. Так, В. В. Путин во время прямой телевизионной линии 7 июня 2018 г., комментируя вопрос о вероятности использования украинской армией Чемпионата мира по футболу для начала активных боевых действий в Донецке и Луганске, выразил надежду, что до таких провокаций дело не дойдет, и предупредил, что если это случится, то будет иметь серьезные последствия для украинской государственности в целом. Как известно, активизации не произошло.

Несомненно, роль и участие СМИ в реализации политики насильственными средствами определяется целями войны, ее типом, характером, способом проведения и итогами. Огромная роль отводится СМИ в оправдании начала боевых действий, оценке войны, мобилизации населения и формировании в целом общественного мнения, ведь каждая война имела и имеет своеобразную идеологическую мотивацию. Ее неопределенность или непонятность народным массам, неадекватность мотивации их умонастроениям нередко становились факторами поражения в войне.

В монографии «Психология войны в XX веке – исторический опыт России» Е. С. Сенявская, погружаясь в историю, приводит весьма характерный пример нечеткой мотивации, слабости пропагандистской работы государственных институтов и деятельности оппозиционной прессы, которые наряду с неудачами на театре боевых действий явились причинами крайней непопулярности Русско-японской войны 1904–1905 гг. в русском тылу. Вследствие этого война была прекращена в самый неудачный для России момент, хотя страна еще располагала достаточными для ее ведения ресурсами, в отличие от Японии, свои ресурсы исчерпавшей. «Стратегическое поражение было понесено не только и не столько на поле брани, сколько на “идеологическом фронте”, тем более что фактическим союзником противника оказалась русская либерально-демократическая пресса, поднявшая антивоенную истерию, способствовавшая нарастанию революционного брожения в тылу, что и вынудило правительство свернуть боевые действия и пойти на позорный, унизительный мир». Российская либеральная пресса накануне войны оказала японцам большую услугу, подняв шумиху вокруг действий правительства на Дальнем Востоке и заставив урезать средства военного бюджета, в частности на постройку Порт-Артурской крепости, судов флота и на содержание эскадры в Тихом океане. Российская пропаганда, в отличие от японской, не позаботилась о формировании мирового общественного мнения, предоставив противнику возможность склонить его на свою сторону, при активной поддержке заинтересованных в этом западных держав, прежде всего Англии и США [Сенявская, 1999, с. 170–171].

Противоречивой и непоследовательной была позиция отечественных СМИ накануне Великой Отечественной войны. С одной стороны, официальная печать, выполняя указания советского руководства, пропагандировала дружеские отношения с Германией, ей запрещались любые выпады против этой страны, ее лидеров и политики. Одновременно на страницах газет была развернута военно-патриотическая пропаганда, население страны призывалось быть бдительным, готовым в любой момент встать на защиту рубежей Родины. И сразу же с первых дней войны пресса и радио были нацелены на мобилизацию людей и формирование их готовности к самопожертвованию, подвигу во имя спасения Отечества. К выполнению этого идеологического задания партии были привлечены лучшие журналисты и писатели, которые талантливо, горячо и искренне писали о подвигах и героизме солдат, о трудностях и мужестве людей, об их стойкости и любви к Родине. В периодической печати начали публиковаться такие писатели, как В. Гроссман, А. Сурков, К. Симонов, А. Толстой, Н. Тихонов, М. Шолохов, И. Эренбург и др. Они создавали произведения, убеждавшие людей в грядущей победе, рождавшие в них патриотические порывы, поддерживавшие веру в несокрушимость Советской армии. Публицистика того времени рождалась из таланта журналистов, их личной убежденности в необходимости борьбы за свободу Родины и связи с реальной жизнью.

24 июня 1941 г. было создано Совинформбюро, важнейшей задачей которого являлось изложение сводок с театра военных действий и фронтовых сообщений. С этого времени и до окончания войны по радио прозвучало 2 тыс. ежедневных сводок и 122 сообщения для миллионов советских граждан, каждый день которых начинался и заканчивался сообщениями Совинформбюро.

Кардинально была перестроена работа печати. При уменьшении численности центральных газет и их тиражей, прекращении работы специализированных и отраслевых изданий, сокращении местной прессы одновременно в сохранившихся газетах и на Всесоюзном радио создаются военные отделы. Задача военных отделов – раскрыть агрессивные, захватнические планы фашистской Германии, разъяснить политику советского руководства и задачи в справедливой войне, призвать народ на беспощадную борьбу с врагом. В дополнение к 5 центральным газетам создается сеть новых фронтовых газет. Так, во второй половине 1941 г. в сухопутных войсках издавалось 465 военных газет (в том числе 10 окружных, 15 фронтовых, 38 корпусных и армейских, примерно 400 дивизионных). А уже в 1942 г. число военных газет выросло до 725 (включая 19 фронтовых, 93 корпусные и армейские, примерно 600 дивизионных). В среднем в роте (по данным, рассчитанным, к примеру, для 1-го Украинского фронта на начало 1944 г.) на 4–6 военнослужащих приходился один экземпляр печатных изданий [Жуков, 1968, с. 6, 10–11]. В совокупности же в годы Великой Отечественной войны в армии и на флоте было создано и выходило свыше 1300 различных военных газет, разовый тираж которых превышал 6,2 млн экземпляров. Свыше 100 военных газет (прежде всего фронтовых и армейских) выходило на языках народов СССР [Попов, Горохов, 1981, с. 260–261]. Военная тематика наполняла прессу, выходящую в тылу, мобилизуя тружеников на обеспечение армии и флота всем необходимым для победы над врагом. Важную роль в организации борьбы с фашистским захватчиками играли подпольные и партизанские издания, выходящие на оккупированной территории.

При аргументации необходимости войны, организации ее подготовки широко используются идеи превосходства над другими нациями и народами, восстановления исторической справедливости, борьбы за жизненное пространство, превентивного удара, отмщения за ранее нанесенные исторические обиды и т. д. Одни из них усиленно внушаются своему населению, другие распространяются в мировых информационных сетях, третьи служат основой для проведения психологической подготовки своих войск, четвертые используются в информационно-психологической борьбе с противником при подготовке и начале боевых действий. И несомненно, на практике используется их комбинация.

При подготовке к войне и в ее ходе осуществляется демонизация врага. Д. Роуэлл подмечает, что государственные пропагандистские модели – это тактические стратегии с использованием методов демонизации врага. Государство пропагандирует идею о том, что реальная или нереальная угроза заключается в злом агрессоре, единственной целью которого является уничтожение статус-кво [Rowell, 2011, p. 162]. Демонизации могут быть подвергнуты индивиды, общественные организации, компании, военные формирования, государства, народы, религии. Демонизироваться могут идеи, политическое поведение. Применять такой пропагандистский прием значительно проще при освещении экстремальных политических процессов, если врага олицетворяет один человек [Heretz, 2008, p. 204], например глава государства или лидер оппозиции; в таком случае журналист может использовать в своих материалах деструктивную критику политических действий или деструктивную констатацию, намекая на прошлые ошибки политического субъекта.

СМИ играют определяющую роль не только в формировании, но и в тиражировании символов, образцов и образов. Тема образа врага на войне и в вооруженном конфликте, его формирования с помощью средств массовой информации нашла весьма широкое отражение в научно-исследовательской литературе. Здесь лишь стоит подчеркнуть, что в условиях войны потенциально опасный «чужой» превращается в реального смертельного врага. «Они», всегда «чужие», иные, не до конца понятные и уже потому являющиеся источником мнимых или реальных опасностей, в экстремальной ситуации противостояния «не на жизнь, а на смерть» становятся прямой угрозой самому существованию общности «мы» и составляющих ее индивидов. Расплывчатый образ оборачивается вполне конкретными проявлениями несчастий, исходящих от «чужого» [Сенявская, 1999, с. 220]. Именно посредством создания образа врага формируется стержень экстремальности – врага нужно и можно убивать потому, что он выносится за рамки категорий, на которые распространяются общепринятые нормы человеческой морали. Механизм конструирования образа врага направлен на обоснование своей правоты в вой не и собственного превосходства над противником.

По мере развития военного дела политикам становится все очевиднее, что без поддержки общественного мнения в стране, без соответствующей духовной мотивации участников боевых действий невозможно достичь победы. Этому служит формирование героических символов, механизм которых относится к сфере идеологии и пропаганды, а содержание – к категории социального мифотворчества. Важным моментом в поддержании духа войск и населения воюющей страны является обращение к героическим примерам, целенаправленно представляемым как образец для массового подражания и тиражируемых с помощью СМИ. Широкое вовлечение ведущих СМИ в освещение деятельности вооруженных сил, особенно в зонах боевых действий, является, по оценке военных экспертов, важным компонентом информационного противоборства в ходе вооруженных конфликтов. Широко известно мнение западных журналистов о том, что пока CNN не объявило о победе американских войск, победы нет.

Военное командование любых стран стремится держать под контролем информацию, которая признается мощным инструментом воздействия как на гражданское население, так и на военнослужащих. Но современные реалии позволяют утверждать, что тактика замалчивания приносит вред, поэтому уже после вьетнамской войны американским руководством было признано целесообразным наличие информационно-психологического обеспечения боевых действий. «Успех в вооруженных конфликтах “не может определяться чисто военным понятием выигранного сражения”, – говорится в Полевом уставе Сухопутных войск США FM 33–5 “Психологические операции”» [Газетов, Ветров, 2014].

Формирование общественного мнения в направлении одобрения и поддержки военных акций собственного правительства было возложено на специалистов по связям с общественностью. Целенаправленное информационное воздействие на гражданскую и военную аудитории внутри страны и за ее пределами с целью формирования позитивного отношения к вооруженным силам США – главная задача управления по связям с общественностью Министерства обороны этой страны.

Практика информирования национальной и международной общественности в ходе военной операции заключается в организации ежедневных пресс-конференций, брифингов, подготовке пресс-релизов и интервью с представителями командования, а также посещений журналистами воинских частей с предоставлением сотрудникам СМИ транспортных средств и охраны. Основная роль в практическом обеспечении деятельности представителей СМИ в войсках возлагается на информационные бюро (пресс-центры).

Со времен войны в Персидском заливе средства массовой информации США подают войну как шоу без реальных последствий, по крайней мере для американцев. К началу войны в Ираке в рамках работы с зарубежными журналистами центральное командование Вооруженных сил США открыло в военном лагере недалеко от столицы Катара новый международный пресс-центр, оснащенный цифровыми телефонными и интернет-линиями, а также спутниковой связью. Благодаря телеспутникам бои и сражения стало возможно транслировать в режиме реального времени, что играет огромную роль для эмоционального восприятия.

Пентагон после серии специальных исследований разработал новую модель взаимодействия со средствами массовой информации. Суть новых отношений – в формировании группы привилегированных СМИ или журналистов путем предоставления им приоритетных прав при освещении происходящих событий. Эта модель была опробована во время операции в Персидском заливе.

Министерство обороны США приняло решение о создании информационно-пропагандистской группы оперативного реагирования. Задачей новой структуры, уже получившей название информационного спецназа Пентагона, является немедленное (в течение 48 часов) прибытие на место предполагаемой военной операции для создания благоприятного идеологического фона в ее освещении средствами массовой информации.

Для привлечения к сотрудничеству известных обозревателей гражданских СМИ различной политической ориентации была разработана модель эффективного взаимодействия вооруженных сил и так называемых «вживленных журналистов». После собеседования и специальной подготовки отобранные для работы кандидаты получали допуск в зону военных действий, оформляли аккредитацию при информационном бюро и приобретали право на получение от офицеров, ответственных за связь со СМИ квалифицированных разъяснений о происходящих событиях.

«В общей сложности 662 журналиста были прикреплены к американской армии и 95 – к Вооруженным силам Великобритании. Каждый из крупнейших американских телеканалов ABC, NBC, CBS, CNN, Fox был представлен в войсках 26 журналистами. Солидным печатным изданиям, таким как The Washington Post, The New York Times, The Time, Newsweek, и другим была предоставлена возможность направить в войска по 10 журналистов. Вместе с наступающими частями на линии фронта оказались самые известные американские репортеры – Оливер Норт, Вульф Блицер, Скотт Пели, Тед Коннел» [Газетов, Ветров, 2014].

Обращают на себя внимание две специфические функции СМИ, которые способны помочь предотвратить возникновение конфликта и упрочить демократию: обеспечение связи между правительством и народом, а также борьба за подотчетность и прозрачность в действиях властей. СМИ могут играть конструктивную роль в предотвращении конфликтов и их урегулировании, поскольку они в состоянии завладеть вниманием многочисленной аудитории и могут способствовать развитию демократических принципов, предоставляя обществу достоверную информацию.

Авторитарные государства рассматривают независимые СМИ как угрозу для своей безопасности. Их лидерам кажется, что достоверная информация представляет для них опасность, а элита общества боится расстаться даже с частью своих привилегий. При таких обстоятельствах массмедиа обычно зеркально отражают структуру устройства властной вертикали. Власть имеет весомое преимущество в ее влиянии на СМИ по сравнению с общественно-гражданскими организациями.

Тот факт, что государства с установившимися демократиями не развязывают войну друг против друга (в отличие от отношений со странами иного уровня демократии и государствами, устроенными не по демократическим принципам), а также то, что демократическая государственная система способна регулировать изменения во властных структурах без применения насилия, приводит к выводу, что установление демократии – лучший способ предотвращения вооруженного конфликта. В демократическом государстве общество ожидает от СМИ борьбы за подотчетность и прозрачность действий правительства. В результате этого общество получает свежую и достоверную информацию, и это дает возможность людям принимать осознанные решения. Лишь в очень немногих странах, где практикуется свобода прессы, можно встретить политическую стагнацию или ожесточенное противостояние [СМИ: предотвращение конфликтов…, 2006, с. 31].

Вместе с тем события, развертывающиеся в современном мире, опровергают прямую корреляцию демократии как общественно-политического устройства общества с демократическими способами межгосударственного взаимодействия. Отношения СМИ и государства выглядят не так очевидно, как обычно предполагается. «В демократических государствах либеральный настрой СМИ находится в постоянном латентном конфликте с государством, которое стремится осуществлять свою классическую функцию власти. От политического разума и опытности, а также от компетенции зависит, как разрешить возникающее при этом напряжение. Но в любом случае всегда будет возникать вопрос ответственности. Невозможно принимать медийные решения и не нести за них ответственности» [Аврамович, 2017, с. 146].

В демократических государствах тоже существует вербальное и физическое насилие, которое находит оправдание в нравах человека и в свободе. К тому же и в рамках демократического устройства есть экстремисты, но не правые, которые пытаются превратить демократию в реакционный порядок, а те, кто стремится абсолютизировать свою волю и свое положение. «“Демократические экстремисты”, прикрываясь лозунгами демократии, упрямо стараются навязать свою волю, не обращая внимания на процедуры и волю большинства, избранного голосами граждан… Они сами желают стать большинством, без соблюдения необходимых процедур, законов и морали», поэтому медийный инструментарий может употребляться как средство для достижения демократических и для недемократических целей в рамках демократических институтов [Аврамович, 2017, с. 83].

Среди всех этапов развития военных конфликтов, на наш взгляд, менее всего изучена роль СМИ в постконфликтном развитии общества. Известно, что «в обществах, вышедших из того или иного кризиса, независимые СМИ могут оказать существенную помощь в трансформации разрушительного конфликта в мирные дебаты. Средства массовой информации могут провести анализ интересов, лежащих за позицией каждого участника конфликта. Это может помочь проложить дорогу к урегулированию конфликта, найти точки соприкосновения, или, по крайней мере, может дать нужную для разрешения конфликта информацию. Давая возможность меньшинствам или пострадавшей стороне озвучить их позицию, СМИ могут помочь быть услышанными тем, кто является слабой и подавляемой стороной в конфликте» [СМИ: предотвращение конфликтов…, 2006, с. 22].

Следует отметить особую роль средств массовой информации в создании различных образов войны, среди которых выделяется три основных типа: прогностический, синхронный и ретроспективный. Создаваемый СМИ прогностический образ бывает менее реальный и преимущественно формируется в оптимистических тонах. Синхронный образ, как факт массового сознания, оказывает существенное влияние на морально-психологическое состояние общества и армии. Экстремальные обстоятельства войны перестраивают общественное сознание, в зависимости от характера войны и ее результатов формируя доминирующее послевоенное общественное настроение и выстраивая идеологические установки социальных групп и слоев. Ретроспективный образ войны становится, с одной стороны, фактом исторической памяти народа, с другой – предметом профессионального анализа разными специалистами (историками, военными, идеологами и политиками). «Если рассматривать вой ну в целом как элемент исторической памяти народа, то ее событийная насыщенность, эмоциональная составляющая и общественная значимость постепенно со временем угасают. Но в профессиональном отношении этот образ становится более дифференцированным в зависимости от того, на какой его аспект направлено основное внимание. По прошествии времени становится более доступной информация, раскрываются архивные документы, и историки получают возможность более детального, полного и спокойного осмысления хода событий, их исторического значения. ‹…› Негативным становится почти неизбежная абсолютизация этого опыта, тогда как последующая война всегда оказывается весьма отличной от предыдущей. Идеологи, как правило, борются за соответствующее отражение конкретной войны в исторической памяти народа, так что ретроспективный образ войны становится одним из инструментов в решении текущих политических и идеологических задач. Наконец, ретроспективный образ войны становится одним из инструментов международной политики и дипломатии» [Сенявская, 1999, с. 44–46].

ХХ столетие отмечено не только мировыми войнами, именно в конце этого века появился феномен информационных войн, имеющий глубокие исторические корни и отражающий новый виток противоборства.