Глава 6

Уголовный процесс и преступность

Отдельную главу мы решили посвятить вопросам, связанным с влиянием уголовного процесса на качественные и количественные характеристики преступности. При этом речь неизбежно пойдет и о наиболее серьезных на сегодняшний день уголовно-процессуальных проблемах.

В качестве пролога вспомним удивительное по глубине и точности высказывание профессора Петербургского университета Я.И.Баршева, который еще в XIX в. заметил: «Изучение уголовного судопроизводства, в истинном его значении, есть одно из важнейших занятий для каждого, для кого священно право и кто ненавидит в преступнике преступление, а не его самого, в котором он чтит человека и сожалеет о падшем. <…> Вообще, в устранение всех нареканий от изучения уголовного судопроизводства, должно сказать, что в нем судится и наказывается человек как преступник; и с другой стороны, здесь судит и наказывает не человек, но сама правда, олицетворенная в государстве, его законах и судах».

§ 1. О назначении уголовного процесса

Начнем с рассмотрения общих вопросов, ибо без их решения бессмысленно пытаться найти ответы на вопросы частные, локальные. Поэтому первая тема, которую нужно обсудить, – это назначение уголовного процесса. Для чего он нужен, в чем его смысл и функции?

Уголовный процесс необходим для реализации уголовной ответственности. Именно благодаря уголовно-процессуальным правилам государство в лице своих правоприменительных органов выявляет нарушение уголовно-правового запрета, устанавливает, при каких обстоятельствах оно произошло, кто именно выступает нарушителем, и назначает последнему справедливое наказание. Не будь уголовного процесса, нормы уголовного кодекса так и остались бы декларативными пожеланиями, не обеспеченными реальными механизмами реализации. Вместе с тем, отмени государство уголовные законы – следом за ними исчезнет и уголовный процесс. Не случайно существует выражение: «Уголовное право без уголовного процесса бессильно, а процесс без права бесцелен».

В прежнем Уголовно-процессуальном кодексе, доставшемся нам от советских времен, задачами уголовного процесса назывались быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных и обеспечение правильного применения закона, с тем чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден (ч. 1 ст. 2 УПК РСФСР). Как подчеркивал В. З. Лукашевич, вряд ли такие задачи можно рассматривать как «завышенные требования» и «стремление к идеалу, который никогда не будет достигнут»; напротив, в подавляющей массе уголовных дел эти задачи успешно осуществлялись на практике. На наш взгляд, трудно придумать более ясное и четкое определение задач уголовного судопроизводства, однако, как ни странно, новый демократический Уголовно-процессуальный кодекс России этих положений не воспринял.

В развитие названных положений УПК РСФСР П. С. Элькинд обратила внимание на взаимообусловленность целей уголовного процесса и целей доказывания. В частности, она отметила, что, признавая за познанием истины значение цели доказывания, нельзя не включать ее в объем целей уголовного процесса. Доказывание – центральный, стержневой процесс всей уголовно-процессуальной деятельности, неотъемлемое свойство всего уголовного процесса. Поэтому цель доказывания не может не быть в то же время и целью уголовного процесса. «Конечно, – развивает мысль П. С. Элькинд, – познанием истины не исчерпывается весь объем таких целей, но он, безусловно, составляет компонент, входящий в комплекс целей советского уголовного процесса. Это находит свое подтверждение и в нормативном требовании полного раскрытия преступлений, изобличения и справедливого наказания только виновных, устранения привлечения и осуждения невиновных».

Как утверждал М. П. Шаламов, «истина достигнута, если то, что суд признал установленным, имело место в действительности. И наоборот, суд не достиг истины, если то, что он признал установленным, не соответствует действительности, является ложным или ошибочным представлением. <…> Установление истины по уголовному делу встречает немало трудностей на своем пути. Установить истину – это раскрыть преступление, изобличить преступника, выяснить все существенные обстоятельства дела». «Но каковы бы ни были трудности установления истины по уголовному делу, – заключает автор, – они должны быть преодолены».

Уместно напомнить здесь высказывание еще одного известного ученого-процессуалиста – М. С. Строговича, заметившего, что если по отношению к вечно развивающемуся миру объективная истина в уголовном судопроизводстве будет относительной, то по отношению к предмету доказывания, т. е. к ограниченному кругу подлежащих установлению обстоятельств, она может и должна быть признана абсолютной.

Что мы имеем сегодня в результате преобразований? В Уголовно-процессуальном кодексе РФ вообще не определены задачи уголовного судопроизводства. А между тем, как обоснованно отметила Э.Ф.Куцова, установление на законодательном уровне задач уголовного процесса важно потому, что, во-первых, такие задачи программируют конкретное содержание норм УПК, оправдывая наличие в нем правил и решений, корреспондирующих задачам уголовного процесса, а во-вторых, законодательное определение задач уголовного процесса программирует в каждой конкретной ситуации деятельность суда, прокурора, следователя, дознавателя, для того чтобы эта деятельность отвечала данным задачам. «Представляется, – с горечью продолжает Э. Ф. Куцова, – что законодательная власть государства, провозгласившего себя правовым и демократическим (ст. 1 Конституции РФ), не приняла бы такое определение задач уголовного процесса, которое оправдывало бы отказ от полного, всестороннего, объективного исследования обстоятельств дела, что необходимо для установления подлинных обстоятельств уголовного дела, или, например, не приняла бы решение, согласно которому следователь – субъект обвинения, уголовного преследования (гл. 6, ст. 5 УПК РФ), что не может не умалять значение его уголовно-процессуальной деятельности в обеспечение прав и интересов личности – обвиняемого, подозреваемого».

На важность четкого формулирования задач уголовного судопроизводства указывал З. Д. Еникеев. По его мнению, задачи, как и требования законности, справедливости, всесторонности, полноты, объективности и быстроты исследования обстоятельств дела, – это ориентиры деятельности органов уголовной юстиции. Они имеют значение информационное, регулирующее, программирующее, организующе-направляющее данную деятельность по конкретным уголовным делам.

«Без таких ориентиров, без правовой информации о задачах и путях их решения уголовно-процессуальная деятельность слепа, равносильна движению корабля без компаса, способна породить произвол, необоснованное привлечение к уголовной ответственности людей, не причастных к преступлению, или, напротив, неоправданное освобождение от воздаяния лиц, подлежащих ответственности, а также иные нарушения, ущемляющие права и интересы граждан». Однако и эти слова законодатель пока не услышал.

Итак, в действующем отечественном УПК вопрос о задачах уголовного процесса обойден молчанием; в то же время в Кодексе появилось указание на его «назначение». Видимо, прав В. И. Жулев, полагая, что разработчики УПК РФ «желали максимально отказаться от положений и даже терминологии старого УПК РСФСР, демонстрируя тем самым полное несогласие с политическим режимом советского периода».

На наш взгляд, такая замена одного понятия другим едва ли оправданна. В прошлые годы высказывалась обоснованная критика попыток сформулировать в теории уголовного процесса (тем более – в законодательстве) две системы соответствующих категорий – целей и задач. При этом справедливо подчеркивалось, что любой критерий их разграничения по содержанию оказался бы искусственным и надуманным, и отмечалось преимущество использования термина «задача» как имеющего более практическое, житейское употребление. Полагаем, что сказанное верно и в отношении категорий «назначение» и «задача».

Назначение уголовного судопроизводства определено в УПК РФ так: защита прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (ч. 1 ст. 6). Согласно ч. 2 названной статьи, уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания в той же мере отвечают назначению уголовного судопроизводства, что и отказ от уголовного преследования невиновных, освобождение их от наказания, реабилитация каждого, кто необоснованно подвергся уголовному преследованию.

Но здесь возникает закономерный вопрос: как иначе уголовно-процессуальными способами добиться защиты лиц, организаций, общества и государства, потерпевших от преступления, если не путем быстрого и полного раскрытия этого преступления, изобличения виновных (посредством их уголовного преследования) и обеспечения правильного применения закона, с тем чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности и осужден (последнее как раз предполагает отказ от уголовного преследования, освобождение от наказания и реабилитацию каждого невиновного)?! Это значит, что в прежнем УПК задачи уголовного процесса были определены правильно, и едва ли справедливо утверждение, согласно которому требование о недопустимости привлечения к ответственности невиновного упоминалось «где-то в конце нормы, как бы между прочим».

Нельзя согласиться с попыткой некоторых авторов искусственно «рассечь», «расчленить» в действительности неразрывно связанные друг с другом задачи быстрого и полного раскрытия преступления, изобличения виновных и обеспечения правильного применения закона (что допускает возможность привлечения к уголовной ответственности и осуждения только действительно виновного лица, так как иначе преступление не раскрыто) на якобы самостоятельные: с одной стороны, быстрое и полное раскрытие преступления, а с другой – ограждение от ответственности невиновного. На самом деле первого без второго не бывает.

Вызывает недоумение утверждение, будто бы «подход, при котором приоритетной задачей уголовного процесса является быстрое и полное раскрытие преступлений, изобличение виновных <…> не выгоден и опасен для общества». Аргумент о том, что в этом случае права личности «квотируются» по остаточному принципу, отодвигаются на задний план, а их нарушениям не всегда придается должное значение, не выглядит убедительным.

По изложенной причине мы не можем согласиться и с позицией В. С. Шадрина, который, критикуя распространенный в науке и практике уголовного процесса взгляд на уголовное судопроизводство как на орудие борьбы с преступностью, подчеркивал: «При таком подходе как бы не учитывался двуединый характер задач уголовного процесса – изобличение и заслуженное наказание виновных и одновременно ограждение невиновных от привлечения к уголовной ответственности и осуждения, – на первый план все же выходит первая из названных задач».

Вновь вернемся к работе П. С. Элькинд, которая справедливо заметила по этому поводу: названные (в ч. 1 ст. 2 УПК РСФСР) цели образуют систему взаимосвязанных и взаимодействующих структурных элементов, значение которых равнозначно. «Нельзя в этом смысле согласиться, – подчеркивает автор, – со встречающимся иногда в литературе сопоставлением элементов системы целей по их значению. Никакими соображениями, например, в том числе – заботой об охране прав и интересов личности от неосновательного привлечения и осуждения, нельзя оправдать нераскрытое преступление, необнаружение виновного или его неосновательное оправдание, впрочем, как и соображениями относительно устранения нераскрываемости преступлений или неустановления виновных нельзя оправдать привлечение и осуждение невиновных».

Вспомним, как назначение уголовного процесса было определено в Концепции судебной реформы в нашей стране, утвержденной еще 24 октября 1991 г. постановлением Верховного Совета РСФСР: «Стоящая перед уголовной юстицией цель – реализация уголовного закона – обусловливает ее предназначение: выявить и пресечь преступление; раскрыть преступление; осудить виновного; предотвратить необоснованное привлечение к уголовной ответственности, а также осуждение и наказание лица, чья виновность не доказана». Представляется, что разработчики действующего УПК РФ в большей степени должны были учитывать эти базовые положения Концепции.

Небезынтересно привести здесь положения ч. 2 ст. 2 Модельного Уголовно-процессуального кодекса для государств – участников Содружества Независимых Государств, где предлагалась следующая формулировка: «Органы, ведущие уголовный процесс, должны стремиться к тому, чтобы в результате их деятельности: 1) каждый совершивший запрещенное уголовным законом деяние был изобличен в соответствии с положениями настоящего Кодекса; 2) ни один невиновный в совершении преступления не был заподозрен, обвинен и осужден; 3) никто не подвергался произвольно, т. е. незаконно либо без необходимости, мерам процессуального принуждения, наказанию, другим ограничениям его прав и свобод».

Для сравнения полезно указать задачи, которые ставятся перед уголовным процессом за рубежом. Обратимся, например, к уголовному процессу Германии, задачами которого названы:

• изобличение и наказание виновных и тем самым защита общества от преступных посягательств;

• недопустимость привлечения к уголовной ответственности и осуждения невиновных;

• ограничение вторжения государственных органов в сферу личной свободы обвиняемых минимальными пределами, действительно необходимыми для борьбы с преступностью;

• обеспечение прав и свобод, чести и достоинства обвиняемого, как и любого человека в правовом государстве;

• исключение любых полицейско-государственных злоупотреблений органов уголовного преследования.

Заслуживает внимания справедливое утверждение А. В. Смирнова: «Розыскной элемент не следует воспринимать упрощенно, как некий вредный “вирус”, некогда поразивший по-детски наивно-жестокий, но в общем-то “демократичный” обвинительный процесс в угоду “реакционным феодалам” и полезный теперь лишь диктаторам и бюрократам. Все обстоит намного сложнее. Розыск во всяком уголовном процессе так или иначе выполняет свою необходимую “черную” работу, без которой – при соблюдении известного условия разумности и действительности – было бы невозможно ни поступательное историческое развитие правосудия в целом, ни его повседневное эффективное функционирование. Требовать полного искоренения розыскного начала из судопроизводства – значит не видеть действительных исторических оснований публичности». «Мы же, – замечает в свою очередь В. Д. Зорькин, – в слепом копировании западных либеральных стандартов ударились в крайности, дошли до радикал-либерализма. Прежде всего это касается уголовного и уголовно-процессуального законодательства».

В прежних работах мы уже обращали внимание читателя на одну весьма показательную деталь: определяя назначение уголовного судопроизводства, законодатель почему-то не упоминает о необходимости защиты интересов общества и государства. Выступая за дополнение ст. 6 УПК РФ, мы отмечали, что в противном случае общество и государство оказываются беззащитными – а такая ситуация, конечно, неприемлема. Определенное развитие эта идея получила в работе З.З. Зинатуллина, который пишет: «Государство должно заботиться не только о защите указанных в ст. 6 УПК РФ ценностей, но и о своей безопасности. В условиях распоясавшегося терроризма это стало особенно важным. Защита государства, его интересов и безопасности должна быть закреплена в качестве главного назначения уголовного процесса. При характеристике способов борьбы с терроризмом, да и с преступностью вообще не надо избегать того, что относится к категории “беспощадных”. В условиях, когда, по словам академика В. Н. Кудрявцева, преступность стремительно растет, в борьбе с ней должны применяться адекватные средства и способы. Обеспечение неотвратимости уголовной ответственности должно быть возведено в ранг уголовно-процессуального принципа с указанием на то, что каждое преступление должно раскрываться быстро и полно, а виновное лицо изобличаться в его совершении».

Теперь напомним положения ч. 2 ст. 2 УПК РСФСР: «Уголовное судопроизводство должно способствовать укреплению социалистической законности и правопорядка, предупреждению и искоренению преступлений, охране интересов общества, прав и свобод граждан, воспитанию граждан в духе неуклонного соблюдения Конституции СССР, Конституции РСФСР и советских законов, уважения правил социалистического общежития». Если отбросить отжившие указания на «социалистические» законность и правила общежития, то окажется, что и здесь современному российскому законодателю есть что воспринять. Ибо судопроизводство действительно должно способствовать укреплению законности, предупреждению преступлений, охране законных интересов и воспитанию граждан (и это происходит тогда, когда гражданину обеспечен доступ к правосудию, правоохранительные органы работают четко и слаженно, суд выносит по-настоящему законный, обоснованный и справедливый приговор). Однако данные нормы тоже незаслуженно остались в тени.

Прав З. З. Зинатуллин, утверждая: любое государство вне зависимости от своей социальной сущности всегда заинтересовано в формировании у своих граждан определенного мировоззрения. «В социально-правовом государстве, – отмечает ученый, – каковым по Конституции РФ (ст. 1, 7) провозглашается Россия, приоритет в формировании мировоззрения членов общества должен органично связываться с общечеловеческими ценностями, с созданием условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Деятельность государства в этом направлении есть одна из его функций, которую именуют как воспитательную или культурно-воспитательную функцию государства. Уголовно-процессуальная деятельность, будучи разновидностью государственной деятельности, не может оставаться от такого направления в стороне».

Нельзя не вспомнить, что на смену господству единой и общеобязательной государственной идеологии в нашей стране вместе с перестройкой пришло желание попытаться полностью освободить государство от выполнения идеологической функции. Как подчеркивают некоторые авторы, именно «вследствие самоустранения многих государственных и общественных структур от воспитания граждан в духе уважения и исполнения закона наметились тенденции к нарастанию общественной опасности, увеличению количества дерзких по замыслу и квалифицированных по исполнению преступлений, росту профессионализма и степени организованности преступников».

Между тем, по справедливому замечанию К. Ф. Гуценко, обеспечение законности и укрепление правопорядка охватывает широкий спектр мероприятий: «Это и социально-экономические преобразования, и меры политического и организационного характера, и воспитательно-профилактические усилия, в том числе поощрение соответствующих общественных и религиозных объединений, и, разумеется, применение государственного принуждения в отношении лиц, не желающих считаться с требованиями законов и иных правовых актов».

Всегда лучше предотвратить преступление, чем впоследствии заглаживать причиненный им ущерб. Поэтому задачи уголовного процесса не исчерпываются раскрытием совершенных преступлений и наказанием виновных лиц. Важно не только наказать виновных, но и предупредить совершение новых преступлений. Тем не менее, констатирует В. И. Жулев, «из УПК РФ полностью исчезла функция предупреждения преступлений, которая упоминалась в задачах УПК РСФСР и конкретизировалась определенными действиями со стороны органов предварительного следствия и суда».

Конечно, предупреждение правонарушений является задачей не только государственных органов, осуществляющих уголовно-процессуальную деятельность, но и всей сферы правового воздействия, и даже всей сферы идеологического воспитания в целом, однако ряд действий, совершаемых в ходе уголовного процесса, направлен именно на предупреждение преступлений и иных правонарушений, поскольку исследование обстоятельств конкретного преступления позволяет более полно выявлять причины и условия, способствующие совершению правонарушений.

Хотя в уголовно-процессуальном законе эта задача прямо не названа, ее присутствие очевидно. Например, ч. 2 ст. 73 УПК РФ требует выявлять обстоятельства, способствовавшие совершению преступления. Согласно ч. 2 ст. 158 УПК РФ, установив в ходе досудебного производства по уголовному делу обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, дознаватель, следователь, руководитель следственного органа вносит в соответствующую организацию или соответствующему должностному лицу представление о принятии мер по устранению указанных обстоятельств или других нарушений закона. В соответствии с ч. 4 ст. 29 УПК РФ, если при судебном рассмотрении уголовного дела будут выявлены обстоятельства, способствовавшие совершению преступления, нарушения прав и свобод граждан, а также другие нарушения закона, допущенные при производстве дознания, предварительного следствия или при рассмотрении уголовного дела нижестоящим судом, то суд вправе вынести частное определение или постановление, в котором обращается внимание соответствующих организаций и должностных лиц на данные обстоятельства и факты нарушений закона, требующие принятия необходимых мер. Суд вправе вынести частное определение или постановление и в других случаях, если признает это необходимым.

Таким образом, сформулированные в прежнем УПК РСФСР задачи уголовного судопроизводства были слишком поспешно и необдуманно отброшены авторами нового российского УПК как отжившие.

Более того, с легкой руки реформаторов из числа принципов уголовного процесса России исчезли такие важные и испытанные многолетней практикой принципы, как принцип материальной истины и принцип всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела, – хотя, по обоснованному суждению многих отечественных ученых, названные принципы «не противоречили друг другу, а также другим принципам, дополняли их и вместе с ними создавали такую систему уголовно-процессуальных принципов, которая наилучшим образом способствовала защите прав и законных интересов личности, общества и государства в уголовном процессе». Сложившаяся сегодня ситуация «в известном смысле “провоцирует обвинительный уклон”, потенциально чревата определенной деформацией правосознания следователей и прокуроров, может повлечь несоблюдение прав и законных интересов подозреваемых и обвиняемых». Отдельные элементы принципа всесторонности, полноты и объективности, закрепленные в разных нормах действующего УПК, «не заменяют отдельной, самостоятельной статьи».

В упомянутом выше Модельном УПК для государств – участников СНГ в числе принципов уголовного процесса указывалось право на справедливое рассмотрение дела. Этот принцип включал в себя, помимо прочих, следующие важнейшие положения: «Каждый имеет право на объективное рассмотрение затрагивающего его интересы уголовного дела компетентным, независимым и беспристрастным судом, учрежденным в соответствии с законом и действующим в рамках надлежащей правовой процедуры. <…> Орган уголовного преследования обязан принять все предусмотренные настоящим Кодексом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие подозреваемого и обвиняемого обстоятельства, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства». (ч. 1, 3 ст. 22 Модельного УПК) Однако и эти положения прямо не отражены в гл. 2 УПК РФ, посвященной принципам отечественного уголовного процесса.

Не менее интересно сравнить предлагавшуюся Модельным УПК редакцию статьи, раскрывающей принцип состязательности уголовного судопроизводства, с действующим в современной России аналогом. Нельзя не отметить, что этот принцип оказался в значительной степени трансформированным. В частности, в УПК РФ отсутствует следующее важнейшее положение, имевшееся в Модельном кодексе: «Рассматривающий уголовное дело суд, сохраняя объективность и беспристрастие, создает сторонам обвинения и защиты необходимые условия для всестороннего и полного исследования обстоятельств дела. Суд не связан мнением сторон и вправе по собственной инициативе принимать необходимые меры для установления истины по уголовному делу (курсив мой. – А. А.)» (ч. 4 ст. 28 Модельного УПК). Это положение, как и любое другое упоминание о достижении истины, в УПК РФ не вошло.

С принятием Конституции РФ, закрепившей в ч. 3 ст. 123 принцип состязательности и равноправия сторон, «некоторые из реформаторов, похоже, настолько увлеклись этим принципом, что увидели в нем панацею от всех болезней нашего уголовного процесса. И состязательность с этой целью была истолкована весьма странным образом. Суд в уголовном процессе в условиях состязательного начала якобы должен осуществлять исключительно функцию правосудия, и чтобы он всегда при этом оставался беспристрастным арбитром, ему ни при каких условиях нельзя позволять брать на себя роль государственных органов и должностных лиц, формулирующих и обосновывающих обвинение, – пишет А. И.Трусов. – Не потому ли гл. 37 УПК теперь лишила председательствующего и суд прав вообще проявлять инициативу при исследовании доказательств в ходе судебного следствия, принимать все предусмотренные законом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины. И не потому ли ст. 284 УПК, по буквальному ее смыслу, фактически не позволяет суду по собственной инициативе, без заявленного стороной ходатайства, даже осмотреть вещественные доказательства. То же самое следует сказать относительно ст. 291 УПК, предписывающей суду фактически довольствоваться “доказательственным материалом”, подготовленным сторонами, и на этой основе, если даже представленные ими фактические данные, с точки зрения суда, характеризуются неполнотой и тенденциозностью, – вынести приговор. И благо, что Конституционный Суд РФ своим Постановлением от 8 декабря 2003 г. № 18-П снова ориентирует суды при осуществлении правосудия принимать меры “для всестороннего и объективного рассмотрения дела по существу”».

В противном случае судья в новых условиях превращается, образно говоря, в спящего человека, который просыпается от более громкого голоса одной из спорящих, состязающихся между собой сторон и соглашается с ней. Таким образом, побеждает не истина и право, а громкий крик одного за счет заклеенного рта другого.

Права О.В.Химичева, по мнению которой «установление истины объективной, а не той, что основана лишь на доказательствах, представленных сторонами, и только в пределах требований сторон, отнюдь не противоречит принципу состязательности. <…> Состязательность как принцип, в соответствии с которым в судебном разбирательстве функции обвинения, защиты и разрешения дела разделены и вверены самостоятельным субъектам, не только не препятствует установлению объективной истины <…> но и способствует этому при условии, что состязательность не принимает крайних форм, лишающих суд или какую-либо из сторон возможности активно участвовать в исследовании обстоятельств дела».

Схожую позицию отстаивает А. В. Смирнов: «И сейчас многие авторы продолжают по традиции считать, что “активная роль суда – атрибут инквизиционного процесса”. Однако следует иметь в виду, что судебная активность практически во всех развитых демократических странах, в том числе англо-саксонских, где состязательность – почти религия, в ХХ в. только возрастала. Активность суда при возбуждении уголовного преследования не одно и то же, что активность в установлении истины. Успехи конституционализма, обеспечение подлинного разделения властей делают последнюю задачу для суда допустимой, а укрепление правового государства и усиление социальной защищенности личности – необходимой». Автор ссылается на знатока английского права Дж.Ф.Стифена, подчеркнувшего, что в Англии уголовный суд «есть общественный розыск, производимый с целью раскрыть истину, но для вернейшего достижения этой цели облекающийся в форму состязания между обвинителем и подсудимым».

Любопытно, что иногда стремление к установлению истины по делу противопоставляется принципу презумпции невиновности. Так, В. А. Лазарева утверждает, будто «отказ от истины как обязательной для достижения в каждом случае цели уголовного судопроизводства обусловлен легализацией презумпции невиновности». Критикуя подобную позицию, Л. М. Володина обоснованно возразила, что в российском уголовно-процессуальном законодательстве легализация презумпции невиновности отнюдь не была направлена на отказ от истины. Одновременно Л. М. Володина напомнила, что категория объективной истины была придумана не советским законодателем, а разрабатывалась и ранее плеядой известнейших ученых России: И. Я. Фойницким, В. К. Случевским, С. И. Викторским и др. «Возможно ли справедливое разрешение уголовного дела без установления полной картины события преступления, без достоверно установленной вины лица, его совершившего, без точного установления всех элементов состава преступления?» – спрашивает Л. М. Володина, и тут же отвечает: «Нет».

О негативных последствиях нигилистического отношения к проблеме установления истины по каждому расследуемому и разрешаемому уголовному делу обоснованно предупреждает З.З. Зинатуллин. По его мнению, во-первых, это прямой путь к возможному привлечению к уголовной ответственности и последующему осуждению лиц, невиновных в преступлении, – в то время как одним из предназначений российского уголовного процесса, согласно п. 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ, является защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Во-вторых, «это своеобразный способ оправдания нерадивого, халатного отношения к исполнению соответствующими должностными лицами своих служебных обязанностей. За рассуждениями о невозможности установления по каждому уголовному делу истины и тем более об отсутствии необходимости в этом скрывается не столько профессиональная несостоятельность, сколько неспособность осуществлять доказывание на основе своего внутреннего убеждения, базирующегося только на материалах уголовного дела, исследованных доказательствах, а также страх перед ответственностью за возможную ошибку. Следователь, прокурор, судья должны быть уверенными в своих возможностях осуществлять доказывание, устанавливать истину, принимать обоснованные решения и не бояться ответственности за свои действия и решения». В-третьих, по мнению ученого, «это путь к формированию у потерпевших от преступлений лиц, да и в целом у граждан неверия в способность правоохранительных и судебных органов раскрывать преступления, устанавливать виновных в них лиц, обоснованно привлекать их к ответственности и назначать то наказание, которое они заслуживают; путь порождения неверия в торжество юстиции в целом». Полагаем, что высказанные З. З. Зинатуллиным опасения относительно наступления подобных негативных последствий далеко не беспочвенны.

Еще один принцип, не названный прямо в гл. 2 УПК РФ, однако практически единодушно признаваемый учеными-процессуалистами нашей страны, – осуществление уголовного судопроизводства на началах равенства граждан перед законом и судом. Более того, этот принцип является конституционным – он закреплен в ст. 19 Конституции РФ, согласно которой все равны перед законом и судом. Государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств. Запрещаются любые формы ограничения прав граждан по принципам социальной, расовой, национальной, языковой или религиозной принадлежности.

Принцип равенства всех граждан перед законом и судом исключает саму возможность существования привилегированных судов и уголовно-процессуального законодательства, предусматривающего специальные личные привилегии для отдельных граждан, ставящие их в иное процессуальное положение по сравнению с другими гражданами. Сказанное не означает, что уголовно-процессуальный закон не должен учитывать возможное фактическое неравенство граждан, – поэтому в УПК предусмотрены дополнительные правовые гарантии для некоторых категорий лиц, чтобы они действительно могли защищать свои законные интересы в уголовном судопроизводстве. Например, лица, не владеющие языком судопроизводства, имеют право пользоваться родным языком и помощью переводчика; по делам лиц, которые в силу физических или психических недостатков не могут сами в полной мере осуществлять свое право на защиту, предусмотрено обязательное участие защитника; для несовершеннолетних подозреваемых и обвиняемых предусмотрены дополнительные правовые гарантии защиты их законных интересов; и т. д.

В отступление от общих правил в действующем законодательстве установлен ряд положений, которыми предусмотрен особый порядок привлечения к уголовной ответственности депутатов, судей, прокуроров и некоторых других категорий лиц (ст. 447 УПК). Однако такой особый порядок не преследует цель установления неоправданных привилегий для названных лиц, а, по верному утверждению В.П.Божьева, создает гарантии для успешного осуществления их деятельности (депутатской, судейской и др.), ограждает их от искусственного создания препятствий к исполнению служебных обязанностей. В случае привлечения указанных лиц к уголовной ответственности они наделяются обычными процессуальными правами того или иного субъекта (обвиняемого, подсудимого и т. п.).

Полагаем, что положение об осуществлении уголовного судопроизводства на началах равенства граждан перед законом и судом должно быть прямо закреплено в УПК РФ в качестве принципа уголовного процесса. Пока же названный принцип не только прямо не закреплен в УПК, но и, к сожалению, далеко не всегда претворяется сегодня в жизнь на практике. Этому способствует высокая коррумпированность правоохранительных органов, которые подчас весьма избирательно подходят к вопросам уголовного преследования тех или иных лиц. Между тем давно замечено: сила наказания – не в его суровости, а в его неотвратимости. Бессмысленно устанавливать жесткие наказания, строго карать отдельных «попавшихся» преступников, когда подавляющее большинство преступивших тот же уголовный закон либо счастливо избегают обвинительного приговора, либо их преступления вообще не выявляются служителями Фемиды.

Существующая ныне неопределенность задач российского уголовного процесса, нечеткое формулирование принципов, слепое отрицание опыта прошлых поколений ученых и практиков не могли не сказаться негативно на динамике характеристик преступности в нашей стране.

Отметим еще один важный момент: нужно найти и внедрить в жизнь оптимальный баланс между задачей максимально возможного сохранения неприкосновенности частной жизни граждан и очевидной необходимостью борьбы с преступностью. Перегибы как в одну, так и в другую сторону чрезвычайно опасны и пагубно сказываются на соблюдении прав и свобод человека и гражданина и на состоянии борьбы с преступностью.

Как не без основания отмечают процессуалисты, политический режим России времен советской власти не очень жаловал личность, что не могло не отразиться на направленности и содержании уголовного процесса. Так, по утверждению В.С.Шадрина, в теории нашего уголовного процесса до недавнего времени доминировало возведенное в принцип мнение, что хотя следует стремиться к одновременному удовлетворению личных и общественных интересов, при необходимости выбора между ними предпочтение должно, безусловно, отдаваться последним. Подобная позиция непосредственно выражалась как в действовавшем уголовно-процессуальном законодательстве, так и в практике его применения. По общему правилу личные интересы признавались заслуживающими удовлетворения и поэтому закреплялись в уголовно-процессуальном законе в виде так или иначе гарантируемых субъективных прав, если они соответствовали общественным интересам или не противоречили им. Иные личные интересы законом не признавались и, следовательно, никакой защитой со стороны государства не обеспечивались. В результате интересами народа оправдывались любые, подчас нелепые и противоположные решения. Развивая свою мысль, В. С. Шадрин констатирует: «Усиление публичного начала в уголовном процессе явилось неотъемлемым атрибутом тоталитарной системы, которая держалась на насилии и подавляла личность. Корни отмеченного явления глубоко уходят в политику и идеологию прежней государственности, неразрывно связаны с общим состоянием отношений между государством и личностью. Выдвигавшиеся государством высокие цели постоянно диктовали необходимость пойти на какие-то жертвы, непосредственно касавшиеся личности отдельного человека. Среди прочих жертв оказалась и гуманизация уголовного процесса».

Однако «стремление строгого соблюдения интересов общества за счет ущемления прав отдельного человека представляет опаснейшее нарушение законности, поскольку противопоставляет общество человеку. Именно такая политика вела к так называемому “обвинительному уклону”, нарушению прав на защиту, несоблюдению требований презумпции невиновности». Видимо, вследствие того, что в течение долгих лет в нашей стране внимание уделялось преимущественно интересам борьбы с преступностью, причем нередко в ущерб правам и законным интересам граждан, в пореформенной России мы наблюдаем обратную тенденцию: теперь ученые главным образом подчеркивают необходимость защиты граждан от необоснованного ограничения их прав и свобод, порой забывая об интересе публичном.

Впрочем, по мнению ряда авторов, названные интересы не должны жестко противопоставляться друг другу. Так, И. Ф. Демидов рассматривает публичные и личные интересы в уголовном процессе как одинаково важные, замечая, что «их не следует противопоставлять, так как борьба с преступностью имеет своей целью защиту человека, его прав и свобод, защиту интересов общества от преступных посягательств. Чем успешнее будет эта борьба, тем более защищенным будет чувствовать себя человек».

Напомним, что подобные идеи уже высказывали крупнейшие процессуалисты. Интересны размышления на этот счет М. С. Строговича: «При изучении проблемы процессуальных гарантий мы сталкиваемся в юридической литературе с концепцией, сущность которой заключается в том, что весь уголовный процесс в целом есть не что иное, как система гарантий личности от произвола государства. Согласно этой концепции, в этом и заключается вся сущность уголовного процесса – не содействовать государству в борьбе с преступностью, а наоборот, охранять обвиняемых от расправы с ними со стороны государства. Сторонники этой теории отрывают уголовный процесс от задач борьбы с преступлениями, превращая суд в арену, “на которой борются государство и гражданин”».

Взвешенную и развернутую оценку соотношения публичных и личных интересов в уголовном процессе дал А. С. Барабаш. По его мнению, история развития каждого народа отражается в уголовном процессе как развитие механизмов ограничения возможности произвола со стороны органов государства. Российская демократия находится еще в младенческом состоянии, тоталитарное прошлое живо в памяти многих россиян. И чтобы прошлое не стало настоящим, следует внедрять в сознание сотрудников правоохранительных органов понимание того, чему они должны служить. В этом плане, подчеркивает А. С. Барабаш, ценность процесса для общества, социальное назначение его заключаются в подчинении деятельности органов государства при расследовании и рассмотрении уголовного дела интересам защиты и реализации законных уголовно-процессуальных прав участников процесса. Это сугубо процессуальное назначение оформляет уголовно-процессуальную деятельность, задает ей рамки, границы вторжения органов государства в защищенные Конституцией права человека и гражданина, определяет основания, при которых это становится возможным. Только последовательная защита в процессе законных прав и интересов участников является гарантией выявления, защиты и реализации их материально-правовых интересов. «Таким образом, – резюмирует А. С. Барабаш, – законодатель видит назначение уголовного процесса в том, чтобы оградить граждан от произвола со стороны органов государства, так как в уголовном процессе именно от последних зависит соблюдение и реализация законных прав и интересов участников процесса. Безусловно, эта роль очень важна, особенно учитывая историю России, в которой человек рассматривался, как правило, в качестве средства».

В то же время А. С. Барабаш обоснованно замечает: «Рассматривая вопрос о назначении уголовного процесса с подачи законодателя, мы в первую очередь речь вели о том, что связано с защитой прав и законных интересов граждан. Такой акцент вполне оправдан, но можно ли только к этому свести назначение уголовного судопроизводства?». В поисках ответа на поставленный вопрос автор обращает внимание на следующий момент: уголовный процесс в той или иной форме существовал задолго до того, как члены общества осознали ценность прав человека и гражданина, следовательно, он имел значение до и помимо указанных ценностей. Это иное значение, по мнению А. С. Барабаша, состояло и состоит в том, что процесс необходим государству и обществу как средство, с помощью которого можно защитить общие интересы, уберечь общество от преступных проявлений. Для достижения такого результата государство возлагает на свои специально созданные органы обязанность в каждом случае совершения преступления возбуждать уголовное дело, расследовать и рассматривать его по существу (ч. 4 ст. 20, ч. 2 ст. 21 УПК РФ). «Забывая это назначение, – предупреждает А.С. Барабаш, – мы из крайности, свойственной советскому периоду развития уголовного процесса, когда превалировали государственные интересы при реализации уголовно-процессуальной деятельности, бросаемся в другую, видя назначение уголовного процесса только в соблюдении частных интересов. В советское время процесс был официальным, должен ли он сейчас стать частным? Думается, нет».

Дело законодателя, полагает А. С. Барабаш, «не выпячивать одно назначение за счет другого, а найти между ними разумный баланс, который и сделает процесс по-настоящему публичным». Именно зрелость общества, осознание им своих общих интересов позволяют, с точки зрения ученого, четко сформулировать и закрепить те права человека и гражданина, которые должны соблюдаться органами государства при осуществлении деятельности по расследованию и рассмотрению преступлений. «Баланс между указанными назначениями, – утверждает А. С. Барабаш, – зависит от соотношения сил общества и государства: там, где государство всевластно, где отсутствует оппонент, судьба первых из обозначенных начал может быть незавидна, ситуация меняется, когда общество консолидируется. Следовательно, и это назначение должно быть закреплено в законе».

М. В. Парфенова, в свою очередь, констатирует (быть может, несколько поспешно): «В настоящее время в уголовно-процессуальном законодательстве в целом уже создана правовая база для реальной защиты прав и свобод лиц, подвергаемых уголовному преследованию. [Теперь] дело за немногим: за более полной правовой регламентацией интересов добросовестных участников судопроизводства и остальных граждан, заинтересованных в раскрытии преступлений и изобличении лиц, их совершивших, что традиционно относится к публичному интересу, направленному на осуществление уголовного преследования в целях вынесения законного, обоснованного и справедливого приговора. Указанная задача вполне решаема, если избавиться от необоснованного и где-то идеологизированного противопоставления публичного и личных интересов. Целесообразно идти не по пути противопоставления этих интересов в уголовном процессе, а добиваться их сбалансированности, исходя из того, что каждый из них является самостоятельной, охраняемой законом ценностью и лишь их диалектическое единство может способствовать реализации назначения уголовного судопроизводства».

Мы также придерживаемся подхода, согласно которому публичные и личные интересы в уголовном процессе жестко противопоставляться не должны. Ведь общий интерес (общее благо) – это и есть интерес (благо) каждого. Государство, ожидая от правоохранительных органов быстрого и полного раскрытия преступлений, требует, чтобы эта задача была решена ими исключительно законным путем, с соблюдением всех предусмотренных правовых процедур, без нарушения принципов презумпции невиновности, охраны прав и свобод человека и гражданина, уважения чести и достоинства личности в уголовном процессе. Необходимо не просто раскрыть преступление, быстро и точно установив все существенные обстоятельства преступления, изобличив лицо, в действительности виновное в его совершении, и назначив такому лицу справедливое наказание, но и не допустить необоснованного и не вызванного необходимостью ограничения прав и законных интересов граждан.

Завершая параграф, вспомним образное высказывание Энрико Ферри: «Уголовный кодекс пишется для негодяев, а уголовно-процессуальный – для честных людей». И действительно, уголовный процесс, с одной стороны, дает ответ на вопрос о том, кто именно совершил преступление и, следовательно, должен быть передан под меч уголовного права, а с другой – служит для гражданина щитом и от преступности, и от судебной ошибки, нарушений его прав и свобод. Уголовный процесс – это защита человека от несправедливости, в чем бы она ни проявлялась.