§ 2. Коррупция

Коррупция на сегодняшний день – один из главных источников опасности для нашего государства. Относясь к разряду особо интенсивных преступных проявлений, коррупция характеризуется высочайшей степенью латентности. Между тем коррупционные преступления наносят стране колоссальный вред, причем речь идет не только об ощутимых препятствиях нормальному развитию экономических отношений, но и о системных сбоях в работе государственного аппарата, падении политической легитимности власти, снижении уровня общественной морали.

Само слово «коррупция» произошло от лат. corruptio — «разложение, растление, подкуп». Термин этот очень точный, поскольку подкуп отдельных чиновников действительно влечет за собой их «растление», а следом – разложение государственного механизма в целом. Говоря коротко, коррупция – это продажность чиновников. Чиновник должен получать деньги только от работодателя, т. е. от государства. Получение денег со стороны, от заинтересованных в решении каких-то вопросов граждан или организаций, выступает коррупционным нарушением, препятствует правильному «обмену веществ и кровотоку» в государственном организме, в конечном счете ведет к его гибели.

Более развернуто коррупцию определяют как общественно опасное явление в сфере политики или государственного управления, выражающееся в умышленном использовании представителями власти своего служебного статуса для противоправного получения имущественных и неимущественных благ и преимуществ в любой форме, а равно подкуп этих лиц. Приведенное определение может быть принято за основу, так как в нем акцентируется внимание сразу на нескольких сущностных сторонах коррупции: на общественной опасности, сфере действия, реализации путем использования чиновником своего служебного положения, цели противоправного поведения. В то же время это определение в большей степени характеризует внешнее проявление коррупции, а потому процитируем следом за ним еще одну формулировку: коррупция – это «моральное разложение должностных лиц и политиков, выражающееся в незаконном обогащении, взяточничестве, хищении и срастании с мафиозными структурами (курсив мой. – А. А.)». Здесь внимание заостряется преимущественно на внутреннем аспекте, негативных моральных последствиях подкупа для самого чиновника.

В поисках легального определения коррупции обратимся к тексту Федерального закона от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции», где в п. 1 ст. 1 указано, что коррупция – это злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами. Кроме того, коррупцией признается совершение аналогичных деяний от имени или в интересах юридического лица.

Приведенное определение коррупции сформулировано с учетом норм существующих международно-правовых актов, где также предприняты попытки выработать дефиницию коррупционного преступления. Речь идет о таких документах, как Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию (Страсбург, 27 января 1999 г.), Конвенция Совета Европы о гражданско-правовой ответственности за коррупцию (Страсбург, 4 ноября 1999 г.), Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности (Нью-Йорк, 15 ноября 2000 г.), Конвенция ООН против коррупции (Нью-Йорк, 31 октября 2003 г.). Для иллюстрации обратимся к нескольким примерам.

Статья 2 Конвенции о гражданско-правовой ответственности за коррупцию определяет последнюю как просьбу, предложение, дачу или принятие, прямо или косвенно, взятки или любого другого ненадлежащего преимущества или обещания такового, которые искажают нормальное выполнение любой обязанности, или поведение, требуемое от получателя взятки, ненадлежащего преимущества или обещания такового.

В п. 1 ст. 8 Конвенции ООН против транснациональной организованной преступности под коррупцией понимается: a) обещание, предложение или предоставление публичному должностному лицу, лично или через посредников, какого-либо неправомерного преимущества для самого должностного лица или иного физического или юридического лица, с тем чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие или бездействие при выполнении своих должностных обязанностей; б) вымогательство или принятие публичным должностным лицом, лично или через посредников, какого-либо неправомерного преимущества для самого должностного лица или иного физического или юридического лица, с тем чтобы это должностное лицо совершило какое-либо действие или бездействие при выполнении своих должностных обязанностей.

Кратко же в документах ООН и Совета Европы коррупция определяется как злоупотребление государственной властью для получения выгоды в личных целях, в целях третьих лиц или групп.

Резюмируя, можно констатировать, что коррумпированный чиновник – это чиновник, который начинает использовать свои властные полномочия не в интересах представляемого им государства, а во вред ему, руководствуясь при этом соображениями личной выгоды. Становится понятно, почему ядром коррупции многие криминологи обоснованно считают взяточничество. В то же время понятие коррупции шире взяточничества и включает в себя целый ряд других общественно опасных деяний.

Для большей наглядности приведем слова С. Роуз-Аккерман, которая в упрощенном виде определяет коррупцию так: «Всякое государство, демократическое или репрессивное, контролирует распределение материальных привилегий и льгот и определяет размер налогового бремени. Распределением привилегий и льгот обычно занимаются государственные чиновники, обладающие правом действовать по своему усмотрению. У частных лиц и компаний, стремящихся получить режим наибольшего благоприятствования, может возникнуть желание купить такой режим. Плата за получение материальной выгоды и является случаем коррупции, если денежная благодарность предлагается государственному чиновнику с целью получения незаконных льгот или снижения издержек. Коррупция – симптом того, что в системе государственного управления что-то не так. Государственные институты, созданные для регулирования взаимоотношений между гражданином и государством, вместо этого используются для личного обогащения и предоставления льгот коррумпированным хозяйствующим субъектам. Ценовой механизм, столь часто призванный быть источником экономической эффективности и стимулятором экономического роста, может – в форме взятки – подорвать легитимность и эффективность государственной власти (курсив мой. – А. А.)». На наш взгляд, последнее замечание С. Роуз-Аккерман особенно важно: коррупция не просто тормозит развитие нормальных рыночных отношений и препятствует эффективному функционированию экономики, но и посягает на саму основу государства – легитимность государственной власти.

Подобной позиции придерживаются и другие исследователи. Не случайно, например, А. Г. Хабибуллин подчеркивает, что основная опасность коррупции как антигосударственного и общественно опасного явления заключается в ее разрушительном воздействии на основы государственного устройства и конституционные основы правового регулирования жизни общества.

Среди негативных последствий коррупционных преступлений следует, в частности, назвать следующие:

• неэффективное расходование государственных средств (на первый план выходят не интересы государства, а личная выгода чиновника);

• заметное снижение эффективности работы государственного аппарата;

• существенное сокращение сумм налоговых поступлений;

• снижение инвестиций в производство, замедление экономического роста;

• рост социального неравенства;

• усиление организованной преступности;

• ущерб политической легитимности власти (как замечает А. В. Малько, власть, «разъедаемая» коррупцией, становится слабой, немощной, фиктивной, а ее основной ресурс – доверие со стороны населения – теряется);

• снижение общественной морали (ведь получение или уплата денег за положительное решение вопроса из резко осуждаемых превращаются в совершенно обыденные действия, становятся нормой).

В. В. Лунев подчеркнул исключительное значение коррупции в структуре экономических преступных деяний, справедливо отметив: «Те особенности, которые характерны для экономической преступности (высокое общественное положение субъектов ее совершения; изощренно-интеллектуальные способы их действия; огромный материальный, физический и моральный ущерб, ими причиняемый; исключительная латентность экономических посягательств и снисходительное отношение властей к этой группе преступников), в коррупции доведены до апогея».

Проведенные исследования убедительно показали: широкое распространение коррупции губительно сказывается на благосостоянии всего населения страны, поскольку экономический эффект коррупции очень велик. Как отмечают авторы, занятые проблемой коррупционной преступности, «если в стране для процветания взяточничества создана целая инфраструктура, то предпринимателям легче уладить вопросы напрямую с чиновниками, чем упорно работать над ошибками и конкурировать за место на рынке. Такой экономический механизм при кажущейся выгоде для бизнесменов может обернуться не только катастрофой для конкурентоспособности государства на мировой арене, но и завышенными ценами на продукты для внутреннего потребителя. Так, в России, по оценке госведомств, только на оплату взяток из реальной экономики выводится ежегодно миллиард долларов. А оценивая весь масштаб сделок с участием коррупционных схем, эксперты оперируют суммами в сотни миллиардов долларов».

Криминологи различают мелкую (низовую, повседневную) и крупную (вершинную, элитарную) коррупцию. Между двумя этими уровнями зачастую существуют отношения взаимозависимости и общности централизованного, патерналистского, иного организационного или социально-психологического характера. По наблюдению В. В. Лунеева, если низовая коррупция «повседневно высасывает материальное благосостояние людей», то вершинная «неустанного заглатывает огромные куски государственной и частной экономики»; вместе же они «беспощадно разрушают правовые основы общества и государственную власть».

В некоторых исследованиях упоминается также особая разновидность коррупции – «пленение государства». Эта разновидность включает в себя действия отдельных лиц, групп или фирм как в государственном, так и в частном секторах, имеющие целью оказать влияние на формирование законов, иных нормативно-правовых актов и других инструментов государственной политики, в результате чего обеспечиваются соответствующие преимущества в процессе перераспределения государственной собственности, финансовых ресурсов и иных благ в свою пользу. Среди основных видов деятельности, подпадающих под это определение, называют влияние на формирование структуры органов исполнительной и законодательной власти, на принятие необходимых нормативных актов, неправомерное распоряжение средствами государственных банков, незаконные взносы в партийные кассы со стороны частных лиц, «продажу» предпринимателям и оппозиционным лидерам парламентских голосов и др.

Кроме того, известна такая разновидность коррупционной преступности, как политическая коррупция. «В послевоенный период, – подчеркивают исследователи, – эту форму коррупции активно используют США для продвижения своего имперского влияния во многих странах мира. За долгие годы в Америке создан достаточно эффективный механизм продвижения и защиты своих жизненно важных интересов. <…> Для достижения своих политических целей США активно используют международные региональные неправительственные организации, государственные и частные фонды. Деятельность этих структур осуществляется непосредственно при поддержке спецслужб США. В конце прошлого столетия коррупционные механизмы американцы активно использовали в Сербии, Польше, Черногории, Грузии, Казахстане, Киргизии и в Украине. Классическим примером в этом плане является то, что после прихода к власти в Грузии М. Саакашвили грузинским чиновникам фактически легально платили зарплату из фонда американского миллиардера Джорджа Сороса».

Коррупция в высших эшелонах власти способна, по наблюдению С. Роуз-Аккерман, порождать серьезные дефекты в способах функционирования государства и общества. Государство платит слишком высокую цену за крупномасштабные госзаказы и получает слишком мало от приватизации и от предоставления концессий. «Продажные чиновники способствуют принятию неправильных политических решений ради извлечения личной материальной выгоды, и ценой их поведения является неэффективный и несправедливый экономический курс, проводимый государством».

В то же время, как подчеркнул С. А. Солодовников, простые люди не ощущают на себе коррупцию в верхних властных эшелонах, где присваивают миллионы и даже миллиарды, это влияет на них опосредованно, однако они страдают от непосредственного давления на них низовой коррупции, «где воруют “мелко”, но по любому поводу и постоянно».

Коррупция и взятка – это зло, причем сразу по многим причинам: это безнравственно, несправедливо. Государственный чиновник получает зарплату от государства, а если ему ее не хватает, он должен найти себе другую работу. Но вместо этого он начинает получать дополнительные доходы, торгуя своими полномочиями. Взяточничество может принимать разные формы: оно может быть связано с получением каких-либо материальных благ за принятие законного решения (например, когда чиновник сознательно допускает волокиту, чтобы подстегнуть посетителя к даче взятки) или с получением тех же благ, но уже за незаконные решения и действия (в этом случае речь идет о еще более опасном коррупционном процессе).

Приведем в качестве примера инспектора ГАИ – популярного в России при обсуждении коррупции персонажа. Предположим, что во всей системе Госавтоинспекции работают два коррумпированных инспектора. Первый кладет себе в карман по 100 руб. с каждого водителя, нарушившего установленный скоростной режим и расплачивающегося с ним взяткой вместо уплаты штрафа. Водители отделываются за совершенное правонарушение этой мздой, заплатив меньше, чем положено по закону. И внешне все довольны: полицейский «заработал», а водитель без проблем поехал дальше. В приведенном примере опасность не столько в том, что инспектор «крадет» из местного бюджета размер штрафа, сколько в уверенности водителей в возможности безбоязненно нарушать правила дорожного движения (ведь если попадешься – всегда можно будет откупиться!). Безусловно, это опасно и недопустимо. Но есть и другой инспектор – тот, который выезжает на место происшествия и, получив взятку, виновного признает невиновным, а невиновного – виновным. Опасность такого инспектора для общества многократно выше.

Нельзя забывать и о том, что современная коррупция тесно связана с организованной преступностью. Здесь речь давно уже идет не столько о взяточниках-одиночках, сколько о разветвленной коррумпированной системе, где на каждом уровне существует строгая иерархия, высшие звенья которой чувствуют себя в полной безопасности благодаря наличию многочисленных посредников. В результате, по выражению М. И. Пискотина, к ответственности в лучшем случае привлекаются «лишь “мелкие сошки”, а самые опасные коррупционеры остаются недосягаемыми и продолжают разрушать общество».

Другой тревожный симптом – желание лидеров различных преступных группировок лично, а не опосредованно «творить политику». Если в начале 1990-х годов организованная преступность в основном искала возможности для подкупа, устрашения, дискредитации государственных чиновников и политических деятелей, то позднее преступные авторитеты сами стали стремиться проникнуть на соответствующие должности и посты.

Конечно, коррупция – не чисто российская проблема, и появилась она не сегодня. С этим злом постоянно сталкиваются во всем мире, и различным государствам удается противостоять ему с большей или меньшей эффективностью. Не случайно в Преамбуле Конвенции ООН против коррупции 2003 г. прямо записано, что коррупция уже не представляет собой локальную проблему, но превратилась в транснациональное явление, которое затрагивает общество и экономику всех стран, что обусловливает исключительно важное значение международного сотрудничества в области предупреждения коррупции и борьбы с ней.

Принято считать, что исторические корни коррупции уходят далеко вглубь веков и, вероятно, восходят к обычаю делать подарки, чтобы добиться расположения. На ранних этапах истории античных обществ (древнегреческие города-государства, республиканский Рим), когда еще не было профессиональных государственных чиновников, коррупция почти отсутствовала. Это явление начало расцветать лишь в эпоху упадка античности, когда стали встречаться такие чиновники, о которых говорили: «Он приехал бедным в богатую провинцию, а уехал богатым из бедной провинции». В это время в римском праве возник специальный термин corrumpire («портить», «подкупать»), служивший для обозначения любых должностных злоупотреблений.

Одним из первых сочинений, затрагивающих проблемы коррупции, исследователи называют трактат «Артхашастра» («Наука о пользе»), опубликованный одним из министров Бхараты (Индии) в IV в. до н. э. В нем названы 40 способов хищения государственного имущества, известных чиновникам, и сделан печальный вывод: «Подобно тому, как нельзя не воспринять мед, если он находится на языке, так и имущество царя не может быть, хотя бы в малости, не присвоено ведающими этим имуществом». Отмечена и латентность коррупционных преступлений: «Легче угадать путь птиц в небесах, чем уловки хитроумных чиновников. Как нельзя распознать, пьют ли воду плавающие в ней рыбы, нельзя определить, присваивают ли имущество чиновники, приставленные к делам». Одновременно в «Артхашастре» перечислены шесть грехов, обладателю которых нельзя заниматься политикой: в одном ряду со страстями, гневом, гордыней, безумствами и высокомерием в трактате названо стяжательство.

Упоминание антикоррупционных мер можно встретить и в древнерусском праве. Так, в Псковской Судной грамоте – крупнейшем правовом памятнике периода феодальной раздробленности на Руси, датируемом концом XIV – первой четвертью XV в., осуждается взяточничество, или «тайный посул»: «А тайных посулов не имати ни князю, ни посаднику» (ст. 4). Этот же документ содержит текст присяги, которая давалась самим посадником при вступлении в должность. Присяга требовала от посадника поклясться на кресте, что он не будет «корыстоватися городскими кунами», не погубит правого и не пожалеет виноватого (ст. 3).

Развитие отечественных правовых мер противодействия коррупции – причем коррупции в правоохранительных органах – произошло с появлением Судебников 1497 и 1550 гг. Статья 33 Судебника 1497 г. прямо запрещала недельщикам брать посулы (взятки) как в свою пользу, так и в пользу судей, хотя еще и не установила ответственности за такое деяние. Однако с появлением Судебника 1550 г. ситуация меняется: судья, принявший взятку, обязан возместить истцу сумму иска и все судебные пошлины в троекратном размере, а кроме того, понести то наказание, которое определит глава государства (ст. 3). Для более низких чинов меры наказания устанавливались прямо в Судебнике. Так, согласно ст. 4, дьяк, составивший за взятку подложный протокол судебного заседания, уплачивал половину суммы иска и подлежал тюремному заключению. Вторую половину возмещал боярин, который, как старший по должности, должен был следить за подчиненным. В соответствии со ст. 5, подьячий подвергался за то же преступление торговой казни – битью кнутом. Достаточно суровой была и ответственность недельщика за получение взятки: он подлежал торговой казни, должен был вернуть сумму взятки в троекратном размере и увольнялся с занимаемой должности (ст. 32). Если же недельщик за взятку отпускал задержанного вора или разбойника, то он обязывался возместить истцу причиненный ущерб, подвергался торговой казни и заключался в тюрьму до определения окончательного наказания государем (ст. 53).

Однако на деле взяточничество в нашей стране приняло со временем фантастические размеры; исследователи отмечают царившее тогда «ни с чем не сравнимое закоренелое и безграничное лихоимство и мздоимство». Размах коррупции был таков, что в 1714 г. Петр I издал специальный указ: «А кто дерзнет сие [лихоимство] учинить, тот весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмован, или и смертию казнен будет». Несмотря на жесткие меры, включавшие казни некоторых весьма высокопоставленных чиновников, обуздать в России взяточничество не получилось. По рассказам современников, однажды в Сенате Петр I пригрозил издать указ, по которому всякий, кто украдет у казны сумму, достаточную для покупки веревки, будет повешен. Генерал-прокурор П. И. Ягужинский на это заметил: «Неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем – с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой».

Одним из самых скандальных коррупционных дел в истории страны остается дело князя А. Д. Меншикова – одного из ближайших соратников Петра I, ставшего за счет казнокрадства и взяточничества богатейшим человеком своего времени. После смерти царя у опального князя было изъято 4 млн руб. наличной монетой, 9 млн руб., вложенных в банки Голландии и Англии, бриллиантов и драгоценностей на 1 млн руб. и 1,5 т золотой посуды. Кроме того, у него было конфисковано 90 тыс. крестьянских душ.

Весьма серьезно взялась за взяточников Екатерина II, которая была оскорблена, узнав, что в Новгородской губернии необходимо дать взятку для того, чтобы быть допущенным к присяге ей, новой императрице. «Сердце Наше содрогнулось, – писала Екатерина в своем Указе, – когда Мы услышали <…> что какой-то регистратор Яков Ренберг, приводя ныне к присяге Нам в верности бедных людей, брал и за это с каждого себе деньги, кто присягал. Этого Ренберга Мы и повелели сослать на вечное житие в Сибирь на каторгу и поступили так только из милосердия, поскольку он за такое ужасное <…> преступление по справедливости должен быть лишен жизни». А. Малахов замечает, что, в отличие от своих предшественников, императрица не ограничилась нравоучениями и показательной расправой над взяточником. Тем же Указом судьям и канцелярским служащим было назначено жалованье, позволявшее существовать вполне безбедно. Тем не менее неподкупный чиновник оставался недостижимым идеалом, о чем свидетельствовали проводимые Сенатом ревизии. После смерти Екатерины ситуация с взятками стала еще более отчаянной. Дело в том, что чиновникам зарплату выдавали ассигнациями. И если в екатерининские времена бумажные деньги не слишком отличались по покупательной способности от звонкой монеты, то в начале XIX в. ассигнации начали обесцениваться. Единственным, на что могли рассчитывать чиновники, были взятки. Мемуаристы конца XVIII – начала XIX в. не стесняясь рассказывали, как они давали и брали взятки.

На Западе же с конца XVIII столетия в отношении общества к коррупции отмечен перелом. Либеральные преобразования проходили под лозунгом существования государственной власти для блага подвластных, которые содержат правительство только в обмен на неукоснительное соблюдение чиновниками законов. Личные отношения стали уступать место чисто служебным, а потому получение чиновником дохода, помимо положенного ему жалования, трактовалось как вопиющее нарушение общественной морали и норм закона. Кроме того, идеология экономической свободы требовала, чтобы государство «предоставило людям самим делать свои дела и предоставило делам идти своим ходом». Если у чиновников уменьшались возможности для регулирующего вмешательства, то снижались и их возможности вымогать взятки. Общество стало оказывать все большее влияние на качество работы государственного аппарата. В итоге в централизованных государствах Нового времени коррупция чиновников хотя и не исчезла совсем, но резко сократилась.

Новым этапом в эволюции коррупции в западных странах стал рубеж XIX и XX вв. С одной стороны, начался подъем мер государственного регулирования и, соответственно, власти чиновников; с другой – рождался крупный бизнес, который в конкурентной борьбе стал прибегать к «скупке государства» – уже не к эпизодическому подкупу отдельных мелких государственных служащих, а к прямому подчинению деятельности политиков и высших чиновников делу защиты интересов капитала. По мере усиления политических партий и государственного регулирования эпизоды сговора политической элиты и крупного бизнеса стали вызывать все большую озабоченность. Постепенно в странах Западной Европы (особенно после Второй мировой войны) получила развитие партийная коррупция, когда за лоббирование своих интересов крупные фирмы платили не лично политикам, а в партийную кассу. Политики начали все чаще рассматривать свое положение как источник личных доходов.

Не только в России, но и за рубежом к концу ХХ в. коррупционная преступность выступала одним из наиболее значительных источников опасности, требующих от власти самых решительных действий. Например, в Италии в 1992 г. в ходе проведения операции «Чистые руки» были вскрыты многочисленные факты коррупции в высших эшелонах власти. Проведенные в Японии в 1997 г. исследования показали, что исключительно высокий уровень коррупции сложился в японской деловой среде: 1850 обследованных компаний в 1990-е годы в том или ином виде были замешаны в скандалах, связанных с коррупцией. В Германии в 1997-1999 гг. в получении взяток были уличены более 2000 чиновников. В 2007 г. следствием громкого коррупционного скандала в крупнейших немецких концернах «Сименс» и «Фольксваген» стало увольнение более 130 руководителей различных подразделений этих концернов.

Глобализация привела к тому, что коррупция превратилась в наше время в общемировую проблему, эффективное решение которой немыслимо без согласованных усилий всего мирового сообщества. Не случайно предупреждение и искоренение коррупции отнесены к числу обязанностей всех государств.

Эксперты подсчитали, что коррупция причиняет многомиллиардные убытки международной торговле. Это стало одной из причин роста интереса к проблеме международной коррупции в последние годы. Так, американские фирмы-экспортеры утверждали, что они часто проигрывают выгодные контракты, поскольку по закону не имеют права платить взятки заграничным чиновникам. Напротив, в большинстве стран ОБСЕ взятки иностранным партнерам не только не запрещались, но даже могли быть списаны с дохода при уплате налогов. Например, по опубликованным данным, у немецких корпораций такие расходы составляли около 5,6 млрд долларов в год. Ситуация изменилась лишь после подписания странами ОБСЕ «Конвенции о борьбе с дачей взяток иностранным государственным должностным лицам при осуществлении международных деловых операций» от 21 ноября 1997 г. В Преамбуле этой Конвенции особо отмечено: «Взяточничество получило широкое распространение при осуществлении международных деловых операций, в том числе и в сфере инвестиций и торговли, в связи с чем возникают серьезные моральные и политические проблемы, подрываются основы эффективного управления, наносится ущерб экономическому развитию и возникает искажение условий международной конкуренции». Во исполнение Конвенции в течение последующих лет государства-участники принимали законы, запрещающие национальным компаниям давать взятки кому бы то ни было.

Сегодня борьба с коррупцией выступает одним из важнейших самостоятельных направлений борьбы с преступностью не только для отдельных государств, но и для международного сообщества в целом. Следствием осознания масштабов стоящей проблемы стало появление целого ряда международных нормативно-правовых документов, важнейшее место среди которых занимают уже упоминавшиеся нами Конвенция ООН против транснациональной организованной преступности 2000 г. и Конвенция ООН против коррупции 2003 г. Их возникновение было призвано вывести борьбу с коррупционной преступностью на качественно новый уровень.

Более того – хотя, возможно, не все в России об этом знают – с 2004 г. ежегодно 9 декабря (день подписания Конвенции ООН против коррупции) отмечается Международный день борьбы с коррупцией. Так установлено Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН A/RES/58/4 от 21 ноября 2003 г., где также указана цель провозглашения этого дня: углубление понимания проблемы коррупции и роли Конвенции в предупреждении коррупции и борьбе с ней. Характерно, что в Резолюции отсутствуют обычные в таких случаях призывы широко отмечать этот день и проводить соответствующие мероприятия, хотя, по данным информагентств, в некоторых странах 9 декабря проводятся митинги, семинары и лекции на тему коррупции. В России Международный день борьбы с коррупцией проходит сравнительно незаметно.

Итак, не будет преувеличением сказать, что проблемой борьбы с коррупцией теперь озабочены во всем мире: и политики, и правоохранительные органы, и ученые ищут свои рецепты для обуздания этого зла. Однако, по компетентному мнению специалистов, «коррупция вновь и вновь, как зловещий феникс, возрождается на пути развития мирового сообщества, стран, народов, законодателей, правительств, правоохранительных органов и научных учреждений». При этом, замечает В. В. Лунеев, «практических сдвигов в борьбе с коррупцией очень мало или почти нет как в мире в целом, так и в отдельных государствах, особенно в нашей стране. Между декларациями властей об их честности, стремлением беспощадно бороться с коррупцией и коррупционными реалиями существует огромная и все расширяющаяся пропасть, указывающая на непрекращающийся рост масштабов государственного лицемерия». Схожую оценку дает и Г. А. Томчин: «Если раньше чиновники брали взятки за то, что они что-то делают, потом – за то, что они ничего не делают, то сегодня взятка берется за сам факт существования чиновника. И чем ожесточенней борьба с коррупционерами, чем больше контролирующих структур, тем больше размер взятки». А. Г. Лысков, в свою очередь, подчеркивает: «Неисполнение закона – серьезнейший удар по репутации власти, порождающий социальную апатию и неверие в стратегические планы развития государства. <…> Уже давно в списке врагов, которых наши сограждане хотели бы видеть поверженными, коррупция стоит на первом месте. Да, коррупция есть во всех государствах – но мало где она принимает российский размах».

Такая жесткая оценка появилась не на пустом месте. Формально кампания по борьбе с коррупцией ведется в нашей стране уже на протяжении многих лет. Политики разного уровня и разной партийной принадлежности в погоне за политическими дивидендами постоянно эксплуатируют тему коррупции, обещая своим избирателям яростно бороться с этим злом. О коррупции пишут статьи и книги, проводят конференции и семинары, формулируют рекомендации и предложения по борьбе с ней. Однако ощутимых положительных результатов в этом деле пока добиться не удалось.

Социологические исследования показывают, что у простых россиян в постперестроечную эпоху постепенно сложилось стойкое недоверие к власти, на словах пропагандирующей курс на борьбу с коррупцией, а на деле не принимающей сколько-нибудь заметных антикоррупционных мер. Граждане привыкли как к громким лозунгам, так и к тому, что за ними в действительности ничего не стоит. В общественном сознании прочно укоренилась мысль, что «за деньги можно все», тогда как без щедрой «благодарности» чиновнику даже законное начинание обречено на провал. Это привело к очередному витку криминализации общественного сознания, пренебрежительному отношению к правовым предписаниям.

Пытаясь разобраться в причинах высокой коррупции, криминологи нередко указывают на незнание или непонимание законов населением, что позволяет чиновникам произвольно толковать правовые предписания, искусственно затягивая решение относящихся к их компетенции вопросов, а также на низкий уровень заработной платы государственных служащих по сравнению с частным сектором.

Еще одна существенная причина коррупции – низкий уровень участия граждан в контроле над государством, особенно над исполнительной властью. Между тем, замечает А. Н. Аринин, гражданское общество должно осуществлять пристрастный аудит расходования средств налогоплательщиков, работы судов, правоохранительных органов по соблюдению прав и свобод человека. Важнейшее условие такого контроля – информационная прозрачность власти. В тех странах, где люди имеют полноценную информацию о деятельности власти, нет места коррупции, а государство соблюдает законы, работает ответственно и эффективно на общее благо. Именно закрытость, утаивание правды, монополия на информацию есть основное оружие бюрократии, с помощью которого она пытается навязать обществу свою волю, оставаясь при этом без контроля.

Интересные, пусть и вполне ожидаемые результаты получены исследователями в результате опроса 1200 российских предпринимателей (владельцев и топ-менеджеров частных компаний), проведенного в 40 субъектах РФ. Главными причинами коррупции, по мнению опрошенных, являются: принуждение бизнеса к коррупционным действиям чиновниками (50 % респондентов), высокая эффективность коррупционных действий по сравнению с законными путями решения проблем (39 %), укорененность коррупции как «нормы жизни» в сознании предпринимателей и населения в целом (32%), а также убежденность части предпринимателей в том, что нормы российского закона не позволяют вести нормальную предпринимательскую деятельность, и, чтобы выжить, бизнес вынужден вступать в коррупционные связи с чиновниками (28 %).

Необходимо учитывать, что коррупционные преступления обладают высочайшей степенью латентности. Ведь от коррупционных действий, как правило, выигрывают обе участвующие стороны: и чиновник, и прибегнувший к его помощи для получения незаконных преимуществ гражданин; в числе проигравших остаются государство и другие граждане, причем последние чаще всего даже не подозревают, что пострадали от коррупции. Что же касается элитарной коррупции, коррупции в высших эшелонах власти, то здесь коррупционные действия выявить в высшей степени сложно. Такие действия обставляются квазизаконными процедурами (например, конкурсами, тендерами и т. д.), разобраться в злонамеренности и коррупционной направленности которых смог бы только узкий круг специально подготовленных людей. Поэтому точных данных о реально совершаемых коррупционных преступлениях не существует. Однако результаты многочисленных опросов россиян, проводившихся как в конце 1990-х годов, так и в наступившем столетии, увы, подтверждают вывод о том, что уровень коррупции в стране запредельно высок. По имеющимся данным (которые опираются на выведенные социологические коэффициенты латентности), в целом корпус чиновников разного ранга предположительно оказывается замешан в 2,6 млн сопряженных с коррупцией преступлений из 10 млн предполагаемых латентных деяний общеуголовного характера ежегодно.

30 января 2008 г. автор книги, которую вы держите в руках, принял участие в телевизионной передаче, посвященной борьбе с коррупцией. Запомнилось общее тревожное настроение, с которым в студию звонили телезрители. Для наглядности приведем некоторые высказывания дозвонившихся граждан, типичные в ряду прозвучавших в тот день.

• В последнее время мы с друзьями часто обсуждаем вопрос о коррупции. Могу сказать, что раньше такого не было, или было, но в меньших масштабах. А сейчас коррупция приняла катастрофический масштаб, причем все всё знают. И это идет с правительственного уровня. Некоторые процессы мы видим, что где-то кого-то взяли за коррупцию, но это значит, что человек просто не поделился. Маленький какой-то чиновник у нас имеет особняки стоимостью в десятки миллионов долларов. И это мы прекрасно видим.

• Я думаю, что проблема гораздо глубже, это и менталитет, и история, и культура… У меня недавно приятель переехал жить из Финляндии в Россию и сказал такую фразу: «Я жил 15 лет в стране, где ни один полицейский не возьмет взятки, теперь я живу в той стране, где нет ни одного полицейского, который бы отказался от мзды».

• Пробовал не давать взятки, в результате отобрали права в ГАИ, через суд я доказывал свою невиновность, в итоге – дешевле и быстрее давать взятки, нервные клетки не восстанавливаются.

Заслуживают внимания статистические данные, содержащиеся в специальных докладах «Трансперенси Интернешнл» – неправительственной международной организации по борьбе с коррупцией и исследованию уровня коррупции по всему миру. Эта организация ежегодно публикует доклад «Барометр мировой коррупции». В докладах на протяжении последних лет сообщается, что граждане России по-прежнему высоко оценивают уровень коррумпированности практически всех областей своей жизни и свидетельствуют, что им приходится довольно часто платить взятки в случаях контакта с правоохранительными органами, с системой образования и здравоохранения. Причем характерной особенностью России, по мнению исследователей, является то, что здесь взятки вынуждены платить все люди, независимо от уровня доходов. Это означает, что в России распространены как «взятки для комфорта», когда обеспеченные люди платят, чтобы быстро и без проблем решить вопросы с правоохранительными органами и медицинским обслуживанием, так и «взятки для выживания», когда люди с низким доходом платят, чтобы получить доступ к правосудию, здравоохранению и образованию. В целом же, отмечают исследователи, лидерами по частоте получения взяток от граждан в России по-прежнему остаются правоохранительные органы и образовательные учреждения. При этом, согласно полученным данным, коррупция воспринимается россиянами как третья по важности проблема в стране после экономического положения и состояния здравоохранения. Она представляется респондентам более важной темой, чем образование, безработица и преступность. Оценивая причины, по которым люди не сообщают о коррупции, 17% опрошенных сказали, что это попросту опасно, 16% – что это не имеет смысла, 14% не верят в возможность что-либо доказать, а 11 % – боятся признаться в своей вовлеченности в коррупционные практики.

Когда исследователи спросили у россиян, согласны ли они, что обычные граждане могут повлиять на борьбу с коррупцией, 42 % ответили отрицательно, а 21 % – положительно. Для сравнения, в странах ЕС в свои силы верят 47 %, а в странах СНГ – 31%. Лишь 16% людей считают, что сообщение о коррупции социально приемлемо, а 57 % с ними не согласны. В странах ЕС сообщение о коррупции считают нормой 45 % респондентов, а в странах СНГ – 27 %. Наконец, 61 % российских респондентов, опрошенных в 2016 г., не согласны с тезисом о том, что за последние четыре года коррупции в стране стало меньше, 62 % говорят, что правительство недостаточно эффективно занимается этой проблемой.

Обратимся теперь к особому показателю – так называемому индексу восприятия коррупции (ИВК), который вычисляется все теми же специалистами «Транспе-ренси Интернешнл». Этот индекс отражает оценку уровня коррупции опрошенными предпринимателями и аналитиками из разных стран по 100-балльной шкале (от 0 до 100). Чем ниже балл, тем выше ощущение коррумпированности в стране. Считается, что рейтинг страны ниже уровня в 50 баллов говорит о «серьезных» проблемах в области коррупции, а ниже 30 баллов – о «свирепствующем» взяточничестве. Ежегодный рейтинг оценивает степень распространенности коррупции среди государственных служащих и политиков, причем важно не столько занимаемое страной место (каждый год в исследовании участвует разное количество стран), сколько высчитанный для нее индекс. Для России по итогам 2018 г. индекс составил 28 баллов; с этим показателем наша страна расположилась на 138-й позиции (такой же индекс получили Гвинея, Иран, Ливан, Мексика и Папуа – Новая Гвинея). В первой же десятке самых некоррумпированных стран по итогам 2018 г. оказались Дания с индексом 88 баллов, Новая Зеландия (87), Финляндия, Сингапур, Швеция и Швейцария (по 85), Норвегия (84), Нидерланды (82), Канада и Люксембург (по 81). Отметим, что эти страны лидируют уже на протяжении многих лет.

Следует уточнить, что рассчитываемый индекс фокусирует внимание на коррупции в государственном секторе. Исследования «Трансперенси Интернешнл» в основном содержат вопросы, связанные со злоупотреблениями властью для личной выгоды. Такие вопросы, среди прочего, касаются подкупа должностных лиц, выплаты «откатов» при осуществлении государственных заказов, хищения государственных средств, а также затрагивают проблему эффективности антикоррупционных мер, охватывая как административную, так и политическую коррупцию. Сам индекс основан именно на восприятии коррупции опрашиваемыми респондентами, поскольку, как отмечают исследователи, очень трудно провести сравнительный анализ уровня коррупции по различным странам на основе каких-либо фактических материалов, например объема взяток, числа уголовных дел или судебных приговоров. В этом случае собранные данные, не отражая реального уровня коррупции, скорее показали бы качество работы правоохранительных органов различных стран по ее выявлению.

Конечно, результаты любых статистических исследований могут содержать погрешности, причем порой довольно значительные. Интересен следующий пример: на Десятом конгрессе ООН (Вена, 2000 г.) был распространен доклад «Трансперенси Интернешнл» о состоянии коррупции в мире, в котором Дании, как стране с самым низким уровнем коррупции, отвели 1-е место, причем с фантастическим индексом – 10 баллов (полное отсутствие коррупции!). Однако эксперт из самой Дании, выступая на пленарном заседании, заявил, что эти данные недостоверны: в его стране достаточно коррупции.

Кроме того, не секрет, что вокруг самих представителей «Трансперенси Интернешнл» иногда разгораются неприятные скандалы. Так, летом 2008 г. организация свернула свою деятельность на территории Боснии и Герцеговины и вывезла оттуда всех своих сотрудников из-за угрозы их безопасности. По сообщениям информагентств, проблемы в Боснии и Герцеговине у «Трансперенси Интернешнл» начались за несколько недель до этого. В местные СМИ попала информация о том, что сотрудники этой организации шантажировали лиц, попавших в так называемый международный «черный список» заподозренных в коррупции. Сотрудники «Трансперенси Интернешнл» якобы обещали исключить из этого списка некоторых бизнесменов в обмен на определенную сумму. Было ли это в действительности, сказать сложно, но, как говорится, осадок остался.

«Можно ли доверять индексу восприятия коррупции?» – задает вопрос И. М. Клейменов. Он обращает внимание на явную политизированность оценок ИВК по отношению к некоторым странам. Например, в 2008 г. Беларусь с 2,0 балла заняла 151-е место, а Грузия с 3,9 балла – 67-е место, что, с точки зрения И. М. Клейменова, демонстрирует негативное отношение составителей ИВК к президенту А. Лукашенко и симпатию к президенту М. Саакашвили. Политическая ангажированность, полагает автор, просматривается и при оценке коррупции в других государствах: «В США коррупция, понятно, низкая (17-е место – 7,3 балла), зато она высокая в КНР (72-е место – 3,6 балла). Коррупция в КНР выше, чем на Тайване (39-е место – 5,7 балла). Такие оценки должны, очевидно, убеждать мировую общественность в том, что демократический режим (оплотом которого являются США и их сателлиты) более эффективно противодействует коррупции, чем режим тоталитарный. Между тем данный тезис является гипотезой, у которой больше опровержений, нежели доказательств в пользу ее правильности». Развивая свою мысль, И. М. Клейменов подчеркивает, что вопрос о том, где больше коррупции – в России или США (Германии, Италии и т. д.), остается открытым. Автор заявляет, что достаточно пообщаться с американскими полицейскими или «советскими немцами», получившими германское гражданство, или российскими бизнесменами, ведущими бизнес в Италии, чтобы убедиться, что коррупция везде достаточно распространена. «Для точных оценок нужны специальные сравнительные исследования. В противном случае практика “назначения” отдельных стран на “самое коррумпированное место” будет продолжена».

И. М. Клейменов отметил и другой немаловажный момент: «самые некоррумпированные страны» вносят свой солидный вклад в «общее дело коррупции» через транснациональные корпорации, которые принимают участие в подкупе государственной бюрократии для получения выгодных контрактов, а также через создание схем и зон отмывания коррупционных денег. Чтобы удостовериться в этом, замечает автор, достаточно ознакомиться с нелегальными схемами торговли, например, карельским лесом. Низкими показателями коррупции характеризуется Швейцария, но банковская система этого государства стимулирует развитие коррупции во всем мире. Поэтому показатели ИВК требуют системной интерпретации.

Конечно, к различным «рейтингам» коррумпированности, подсчитываемым неправительственными организациями и публикуемым в СМИ, нужно относиться трезво и с известной осторожностью. Следует допускать возможность как ошибки, так и чьего-нибудь прямого заказа или нечистоплотности. Однако даже взятые сами по себе, без сравнения с другими странами, приведенные выше результаты опросов россиян – тревожный звонок, громко сигнализирующий о масштабе существующей проблемы.

Возникает извечный вопрос: что делать? Если коррупция настолько всеохватна и всемогуща, то есть ли смысл с ней бороться? Не лучше ли сдаться и признать коррупцию «нормальным» явлением (тем более что борьба с ней ведется в основном на бумаге)? Ведь существует мнение, что к взяточничеству следует относиться терпимо, поскольку оно может иногда приносить экономике определенную пользу. Например, в истории развития многих стран (Индонезии, Таиланда, Кореи) были периоды, когда экономика и коррупция росли одновременно. Иногда говорят и о том, что взяточничество есть лишь реализация рыночных принципов в деятельности государственных структур. По наблюдению С. Роуз-Аккерман, иногда мотивация для подкупа низкооплачиваемых чиновников, не имеющих иных стимулов для применения неэффективных регулирующих документов, оказывается достаточно сильной, а выгоды достаточно очевидными: частные компании и граждане могут спокойно заниматься своим делом. «Взятки частных лиц, – отмечает автор, – иногда не только приносят выгоду взяткодателю и взяточнику, но и повышают эффективность и честность работы государственной машины в целом». Таким образом, кому-то может показаться, что терпимое отношение к коррупции допустимо в условиях экономического бума.

Однако терпимое отношение государства и общества к коррупции крайне опасно. В своем исследовании С. Роуз-Аккерман приводит следующие четыре аргумента, объясняющие неприятие взяточничества. Во-первых, не все взятки влекут за собой положительный экономический результат, что заметно на примере уклонения от уплаты налогов, нарушения экологического законодательства, сертификации неквалифицированных претендентов на получение государственных льгот или гарантии неприкосновенности для преступных групп. Во-вторых, если взятки на самом деле представляют способ эффективного распределения ресурсов, то их надо просто легализовать, а размер вознаграждения сделать достоянием гласности. Рынок, основанный на незаконных вознаграждениях, неэффективен. В-третьих, оправдание взяток как инструмента распределения является статичным и предполагает существование набора законов и требований к государственным программам. Напротив, коррумпированные чиновники, усматривая прямую финансовую выгоду во взимании взяток, зачастую могут по своему усмотрению скорректировать деятельность и свои полномочия. Они способны искусственно создавать дефицит, изобретать проволочки, препоны, чтобы выбить из своих клиентов взятку. Они могут даже угрожать строптивым клиентам арестом или уголовным преследованием. Наконец, в-четвертых, всепроникающая коррупция подрывает легитимность государственной власти. Коррупция в области распределения публичных товаров и услуг и в сфере ценообразования бросает тень на правительство, которому требуется широкая общественная поддержка. «Взятка, – заключает автор, – не может служить надежным и долговременным заменителем законодательных реформ». Полагаем, что и с приведенными аргументами, и в целом с высказанной позицией автора следует согласиться.

В конечном счете коррупция опасна не только для государства и общества, но и для самих коррупционеров. Если сегодня некто получил взятку в 100 руб., а завтра за решение своей проблемы должен дать взятку в 300 руб., возникает вопрос: где найти 200 руб. разницы? Всеобщее взяточничество создает хаос, разрушает правильную систему отношений. Кроме того, в силу своего тайного характера, всеобщее взяточничество сводит людей с ума, ведет к потере ими всех нравственных ориентиров.

Поэтому «терпимый» подход к коррупции, на наш взгляд, совершенно неприемлем. Как уже было отмечено, коррупция – это масштабная и системная проблема, которая представляет реальную угрозу не только для экономики страны, но и для всего государства в целом. Без скорейших и наступательных антикоррупционных мер мы рискуем, миновав точку невозврата, прийти к полному параличу государственного аппарата, когда станут бесполезными любые усилия по нормализации обстановки.

Ведь уже сегодня, по данным некоторых социологических опросов, четверть наших граждан вообще не считает коррупцию ненормальным явлением и тем самым косвенно приветствует ее. Это значит, что в российском обществе заметно ослабла нетерпимость к коррупции как к институту.

В течение многих постперестроечных лет борьба с коррупцией в России буксовала, а антикоррупционная риторика политических деятелей фактически не подкреплялась какими-либо действенными средствами. Долгое время в стране отсутствовал и специальный антикоррупционный закон. Напомним, что еще в 1992 г. президент Б. Н. Ельцин издал Указ от 4 апреля 1992 г. № 361 «О борьбе с коррупцией в системе государственной службы». Однако в силу наличия значительных пробелов и недостатков он оказался неработоспособным. В 1993 г. Верховный Совет принял Закон «О борьбе с коррупцией», который так и не был подписан президентом. В 1995 и 1997 гг. были приняты Государственной Думой РФ и одобрены Советом Федерации второй и третий проекты Закона «О борьбе с коррупцией», но и они отклонялись Б. Н. Ельциным ввиду имевшихся в них пробелов и недостатков.

В 1996 г. увидел свет новый Уголовный кодекс РФ, который в целом заслужил положительную оценку и во многом отвечал требованиям времени. Однако имел он и недочеты. В частности, в Кодексе было лишь несколько статей, содержание которых касалось деятельности коррупционного характера. Целый ряд распространенных действий коррупционной направленности не нашел в нем достаточного отражения. В качестве примеров назовем такие действия, как использование служебного положения для перекачки государственных средств в коммерческие структуры с целью получения личной выгоды через подставных лиц; предоставление должностными лицами льгот коммерческим структурам с целью извлечения личной прибыли; нецелевое расходование бюджетных средств и средств государственных внебюджетных фондов (напомним, что ст. 285¹ и 285² появились в УК РФ только в декабре 2003 г.).

Сейчас все мы становимся очевидцами очередной попытки власти переломить негативно складывающуюся ситуацию в борьбе с коррупцией и перейти в контрнаступление. Для этого потребуются политическая воля, твердость и четкая последовательность принимаемых решений. Но даже максимальных усилий самой власти явно недостаточно, чтобы достичь успеха; необходима широкая поддержка антикоррупционной кампании всем российским обществом в целом и каждым гражданином в отдельности.

Чтобы добиться такой поддержки в обществе, власти придется пойти на решительные меры, подтверждающие желание не на словах, а на деле бороться с коррупцией. Академик В. Н. Кудрявцев справедливо отметил, что в борьбе с преступностью важен принцип политической воли, подразумевающий неуклонное выполнение руководителями страны принятых на себя обязательств и данных народу обещаний. При этом ученый подчеркнул, что выступает не за жесткость, а за рациональность мер по борьбе с преступностью. «Но эта позиция, – уточняет В. Н. Кудрявцев, – отнюдь не безразлична к таким фактам, как, например, обоснованное обвинение крупных финансовых дельцов в правонарушениях и тут же – беспрепятственный отпуск их за границу; обличение в прессе большого числа чиновников-взяточников и – ни одного крупного судебного процесса; преступное прошлое кандидатов в представительные органы или на губернаторские посты – и равнодушие к этому избирательных комиссий. Нельзя продолжать смотреть сквозь пальцы на эти факты, дискредитируя собственную власть и российское государство, которое, согласно Конституции, является социальным, правовым и демократическим, а законность провозглашена как важнейший принцип всей нашей жизни». Плачевная ситуация с разгулом коррупции в России начнет меняться к лучшему только после того, как простые граждане почувствуют радикальные перемены в отношении власти к любым коррупционным проявлениям, подлинную нетерпимость политической элиты к этому злу.

Справедливости ради отметим, что в течение последних лет российская власть все настойчивее прилагает усилия для выхода из криминального коррупционного тупика. Проблема коррупции не раз публично поднималась на самом высоком государственном уровне – в ежегодных посланиях президента Российской Федерации Федеральному Собранию. Это представляется симптоматичным: первое лицо государства демонстрирует парламентариям и всему обществу свое понимание глубины стоящей проблемы и мобилизует подчиненных на ее решение.

Так, еще в 2002 г. В. В. Путин недвусмысленно высказался за модернизацию системы исполнительной власти России в целом, отметив, что она должна быть «логично и рационально устроена», в то время как госаппарат должен стать «работающим инструментом реализации экономической политики». Президент особо подчеркнул, что «нынешняя организация работы госаппарата <…> способствует коррупции», которая является не результатом отсутствия репрессий, а «прямым следствием ограничения экономических свобод». В одном из своих следующих посланий президент заявил, что авторитет государства должен основываться не на вседозволенности и попустительстве, а на способности принимать справедливые законы и твердо добиваться их исполнения. «Разумеется, – отметил В. В. Путин, – мы и впредь будем стремиться к тому, чтобы поднять престиж государственной службы, будем поддерживать российский бизнес. Но и бизнесмен с миллиардным состоянием, и чиновник любого ранга должны знать, что государство не будет беспечно взирать на их деятельность, если они извлекают незаконную выгоду из особых отношений друг с другом. <…> Социальная ответственность должна быть основой деятельности и чиновников, и представителей бизнеса».

О необходимости борьбы с коррупцией говорил в своем президентском послании и Д. А. Медведев, назвавший ее «врагом номер один» для свободного, демократического и справедливого общества. Как отмечено в послании, сильное государство и всесильная бюрократия – это не одно и то же. И если первое нужно гражданскому обществу как инструмент развития и поддержания порядка, защиты и укрепления демократических институтов, то вторая – смертельно опасна для него.

Что конкретно планируется сделать и чего уже удалось добиться за прошедшие годы?

Еще в 2003 г. в стране был образован Совет при Президенте РФ по борьбе с коррупцией (Указ Президента РФ от 24 ноября 2003 г. № 1384 «О Совете при Президенте РФ по борьбе с коррупцией»), являвшийся совещательным органом и призванный, в частности, заслушивать доклады Генерального прокурора РФ о состоянии дел в сфере борьбы с коррупцией, рассматривать подготовленные Комиссией по противодействию коррупции предложения по предупреждению и пресечению коррупции в органах государственной власти и местного самоуправления и представлять президенту доклад о результатах своей работы. В 2008 г. был создан новый совещательный орган – Совет при Президенте РФ по противодействию коррупции (Указ Президента РФ от 19 мая 2008 г. № 815 «О мерах по противодействию коррупции»), председателем которого стал сам президент РФ. В круг задач нового Совета вошли: подготовка предложений президенту, касающихся выработки и реализации государственной политики в области противодействия коррупции; координация деятельности органов исполнительной власти и местного самоуправления по реализации государственной политики в области противодействия коррупции; контроль за реализацией мероприятий, предусмотренных Национальным планом противодействия коррупции.

Упомянутый Национальный план противодействия коррупции выступает важным программным документом, определяющим государственную стратегию и тактику принятия всего комплекса антикоррупционных мер. В нем отражены конкретные меры по законодательному обеспечению противодействия коррупции, совершенствованию государственного управления в целях предупреждения коррупции, повышению профессионального уровня юридических кадров и правовому просвещению граждан. В План входят и первоочередные указания органам власти о направлениях борьбы с коррупцией.

Одной из главных задач, на решении которых власть сосредоточила свое внимание, стало законодательное обеспечение борьбы с коррупцией. Решить эту задачу очень важно, поскольку принимаемые меры, с одной стороны, должны быть достаточно эффективными, а с другой – не должны выходить за рамки правового поля. К числу заметных достижений нынешней власти, пожалуй, можно отнести уверенные шаги по созданию в России современной антикоррупционной правовой базы, без которой немыслимо рассчитывать на какое-либо реальное обуздание коррупции.

Знаковым событием на этом пути стала ратификация Россией в 2006 г. Конвенции ООН против коррупции 2003 г. (Федеральный закон от 8 марта 2006 г. № 40-ФЗ «О ратификации Конвенции ООН против коррупции»). К сфере ее применения отнесены предупреждение, расследование и уголовное преследование за коррупцию, а также приостановление операций (замораживание), арест, конфискация и возвращение доходов от коррупционных преступлений. В Конвенции затронуты вопросы выплаты служащим надлежащего вознаграждения и установления справедливых окладов, предоставления ими соответствующим органам деклараций о доходах, осуществления образовательных и учебных программ. Не обойден вниманием и вопрос усиления прозрачности при финансировании кандидатур на избираемые публичные должности и, где это применимо, финансировании политических партий. Также в документе подчеркивается необходимость установления мер и систем, способствующих тому, чтобы публичные должностные лица сообщали соответствующим органам о коррупционных деяниях, о которых им стало известно при выполнении ими своих функций. Названная Конвенция регулирует широкий круг вопросов, касающихся публичных закупок и управления публичными финансами, публичной отчетности (для усиления прозрачности в публичной администрации государства), возвращения активов (полученные преступным путем и незаконно вывезенные за границу активы должны возвращаться в страну происхождения), а также предупреждения отмывания денежных средств и коррупции в частном секторе. Помимо этого, повышенное внимание уделено надлежащим мерам по укреплению честности и неподкупности судебных органов и органов прокуратуры, причем особый акцент сделан на обеспечении сбалансированности между любыми иммунитетами или юрисдикционными привилегиями, предоставленными публичным должностным лицам в связи с выполнением ими своих функций, и возможностью, в случае необходимости, осуществлять эффективное расследование и уголовное преследование и выносить судебное решение по делам о коррупционных преступлениях.

Затронут в названной Конвенции и вопрос о защите лиц, сообщающих правоохранительным органам важную информацию. Речь идет о мерах по обеспечению эффективной защиты от вероятной мести или запугивания в отношении свидетелей и экспертов, которые дают показания в связи с коррупционными преступлениями, а также в отношении их родственников и других близких им лиц. Распространяются защитные меры и на обвиняемых, которые «существенным образом сотрудничают в расследовании или уголовном преследовании» по делам о коррупции (ст. 37 Конвенции). Такие меры, среди прочего, могут включать установление процедур для физической защиты перечисленных лиц, например для их переселения в другое место, и засекречивание информации об их личности и местонахождении; предусмотрено и применение правил доказывания, позволяющих допрашиваемым лицам давать показания так, чтобы была обеспечена их безопасность, например с помощью средств связи. Как отмечают ученые, специально исследовавшие вопросы защиты свидетелей и получения правдивых показаний, приведенные положения подтверждают, что «международное сообщество заботится о защите всякого лица, независимо от его процессуального статуса, которое путем дачи правдивых показаний помогает свершиться правосудию». Полагаем, что такие защитные меры должны резко усилить положительный потенциал других антикоррупционных мер, тем более с учетом сказанного ранее об особой интенсивности коррупционных преступлений и существенных трудностях их выявления и раскрытия из-за активного сопротивления со стороны преступного мира.

Ратификация Россией Конвенции ООН против коррупции была положительно встречена российскими учеными и политиками, однако многие указывали на необходимость дальнейших усилий по формированию антикоррупционного законодательства. Так, М. И. Гришанков заявил, что ратификация Конвенции – это лишь первый, хотя и весьма важный шаг на нелегком пути корректировки российского законодательства в соответствии с требованиями и рекомендациями международного документа. Схожую оценку дала А. А. Жиганова: «Ратификация нашим государством указанной Конвенции поставила множество задач, требующих скорейшего разрешения. <…> Потребуется внесение существенных поправок в УК РФ, КоАП РФ, в иные законы, принятие отдельных нормативно-правовых актов по вопросам борьбы с коррупцией, а возможно, и принятие специального закона по борьбе с коррупцией».

Дальнейшее развитие правовых средств борьбы с коррупцией в России связано с ратификацией еще одного международно-правового документа – Конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию 1999 г. (Федеральный закон от 25 июля 2006 г. № 125-ФЗ «О ратификации Конвенции об уголовной ответственности за коррупцию»). Эта Конвенция также содержит положения о криминализации коррупционных деяний, к которым отнесены, в частности, подкуп публичных должностных лиц, злоупотребление влиянием в корыстных целях, отмывание доходов от преступлений, связанных с коррупцией. Конвенцией предусматриваются дополнительные антикоррупционные меры: например, предложено привлекать к ответственности юридические лица за совершенные в их пользу правонарушения коррупционного характера.

Заметным событием в деле создания в России современного антикоррупционного законодательства стало и долгожданное появление специального Федерального закона от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции», установившего основные принципы названного противодействия, правовые и организационные основы предупреждения коррупции и борьбы с ней, минимизации и/или ликвидации последствий коррупционных правонарушений.

Кроме того, Закон раскрыл значение отдельных используемых терминов, в частности, как уже отмечалось выше, термина «коррупция». Дело в том, что на протяжении достаточно долгого времени и ученые, и правоприменители нашей страны сетовали на отсутствие в России легального определения самого понятия «коррупция», связывая с этим существенные затруднения в борьбе с коррупционной преступностью. Теперь подобный аргумент уже неприменим. Раскрыто в Законе и содержание термина «противодействие коррупции», под которым понимается деятельность органов государственной власти и органов местного самоуправления, институтов гражданского общества, организаций и физических лиц в пределах их полномочий: а) по предупреждению коррупции, в том числе по выявлению и последующему устранению причин коррупции (профилактика коррупции); б) выявлению, предупреждению, пресечению, раскрытию и расследованию коррупционных правонарушений (борьба с коррупцией); в) минимизации и/или ликвидации последствий коррупционных правонарушений.

Среди основных направлений деятельности государственных органов по повышению эффективности противодействия коррупции названы: создание механизма взаимодействия правоохранительных и иных государственных органов с общественными и парламентскими комиссиями по вопросам противодействия коррупции, а также с гражданами и институтами гражданского общества; неукоснительное соблюдение принципов независимости судей и невмешательства в судебную деятельность; совершенствование организации деятельности правоохранительных и контролирующих органов по противодействию коррупции; совершенствование порядка прохождения государственной и муниципальной службы; обеспечение добросовестности, открытости, добросовестной конкуренции и объективности при осуществлении закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных или муниципальных нужд; устранение необоснованных запретов и ограничений, особенно в области экономической деятельности; повышение уровня оплаты труда и социальной защищенности государственных и муниципальных служащих (ст. 7 Закона).

Важным антикоррупционным потенциалом обладают нормы ст. 8 и 8.1 Закона, обязавшие государственных и муниципальных служащих представлять сведения о доходах и расходах, об имуществе и обязательствах имущественного характера, причем не только собственных, но и супруги (супруга), и несовершеннолетних детей. Проверка достоверности и полноты представленных сведений осуществляется представителем нанимателя (руководителем) самостоятельно или путем направления запроса в органы, уполномоченные на осуществление оперативно-разыскной деятельности. Невыполнение служащим обязанности представить указанные сведения является правонарушением, влекущим освобождение его от замещаемой должности либо привлечение к иным видам дисциплинарной ответственности в соответствии с законодательством.

Полагаем, что эта мера может рассматриваться как достаточно действенная, особенно применительно к бытовой коррупции. Однако в отношении элитарной коррупции ее эффективность не стоит переоценивать. Дело в том, что если взглянуть на декларации некоторых очень высокопоставленных должностных лиц, то окажется, что у них в собственности официально нет вообще ничего, заслуживающего внимания. Потому что все «теневые» деньги ими давно вывезены за рубеж, где на имя подставных лиц приобретены виллы, острова и яхты, а также сделаны вложения в крупный бизнес.

Между тем нельзя не отметить все более активные и успешные усилия государства, направленные на выявление и конфискацию «подозрительного» имущества (зачастую речь идет о многих миллиардах рублей!), которое необъяснимым образом появилось у родных и близких чиновника. Здесь крайне важна позиция Конституционного Суда РФ, не усмотревшего нарушений Конституции России при такой конфискации, что прямо выражено в Определении от 24 октября 2019 г. № 2949-О/2019 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Захарченко Д. В. на нарушение его конституционных прав положениями Гражданского кодекса РФ, Гражданского процессуального кодекса РФ, а также Федеральных законов “О противодействии коррупции”, “О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам” и “О прокуратуре Российской Федерации”» и в Определении от 24 октября 2019 г. № 2950-О/2019 «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Семыниной М.А. на нарушение ее конституционных прав положениями Гражданского кодекса РФ, Гражданского процессуального кодекса РФ, а также Федеральных законов “О противодействии коррупции”, “О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам” и “О прокуратуре Российской Федерации”». Резонансное уголовное дело об обнаружении у полковника полиции Д. В. Захарченко и его ближайшего окружения порядка 9 млрд руб. (в том числе в иностранной валюте) вызвало широкий резонанс в обществе; в дальнейшем обнаруженные денежные средства были конфискованы, а сам полковник осужден к длительному сроку лишения свободы.

Конституционный Суд РФ после изучения материалов по упомянутым жалобам не нашел оснований для принятия их к рассмотрению, посчитав, что оспариваемые положения ГК РФ и федеральных законов устанавливают в совокупности с другими правовыми нормами нормативный механизм контроля со стороны государства за имущественным положением отдельных категорий лиц и в целях профилактики коррупции обращение в доход Российской Федерации имущества, в отношении которого не представлено сведений, подтверждающих его приобретение на законные доходы, а также предусматривают полномочия органов прокуратуры в рамках осуществления такого контроля. При этом Конституционный Суд РФ отметил, что, согласно его позициям, выраженным в Постановлениях от 29 ноября 2016 г. № 26-П и от 9 января 2019 г. № 1-П, а также в Определении от 6 июня 2017 г. № 1163-О, обращение по решению суда в доход Российской Федерации имущества, в отношении которого не представлены в соответствии с законодательством РФ о противодействии коррупции доказательства его приобретения на законные доходы, относится к особым правовым мерам, применяемым в случае нарушения лицами, выполняющими публичные функции, антикоррупционного законодательства и направленным на эффективное противодействие коррупции и защиту конституционно значимых ценностей. Конституционный Суд РФ также указал, что установленный Федеральным законом «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам» порядок применения данной меры позволяет обеспечить баланс публичных интересов борьбы с коррупцией и частных интересов собственника, приобретшего имущество на доходы, не связанные с коррупционной деятельностью, и не предполагает лишение лица, в отношении которого разрешается вопрос об обращении принадлежащего ему имущества в доход Российской Федерации, права представлять в суде любые допустимые доказательства в подтверждение законного происхождения средств, затраченных на приобретение того или иного имущества, а также не препятствует суду при выявлении незначительного расхождения размера доходов, законность происхождения которых подтверждена, и размера расходов на приобретение соответствующего имущества с учетом фактических обстоятельств конкретного дела определить ту его часть, которая приобретена на доходы, законность происхождения которых не доказана, и потому подлежит обращению в доход Российской Федерации (либо денежные средства, полученные от реализации такого имущества), а также определить порядок исполнения своего решения с учетом особенностей этого имущества (Постановление от 29 ноября 2016 г. № 26-П; Определения от 6 июня 2017 г. № 1163-О и от 18 июля 2017 г. № 1736-О). Таким образом, оспариваемые положения, действующие с учетом их конституционно-правового смысла, выявленного Конституционным Судом РФ, не предполагают принятие произвольных, без учета особенностей того или иного вида имущества решений об обращении соответствующего имущества в доход Российской Федерации. Соответственно, сами по себе они не могут рассматриваться как нарушающие перечисленные в жалобе конституционные права Д. В. Захарченко, в деле которого суд указал на доказанность обстоятельств, подтверждающих приобретение спорного имущества за счет доходов заявителя как лица, за расходами которого осуществлялся контроль в соответствии с Федеральным законом «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам», законность которых не подтверждена, а также на отсутствие доказательств приобретения другими ответчиками спорного имущества на собственные денежные средства, в том числе ввиду существенного расхождения между стоимостью имущества и их подтвержденным доходом (см. названное Определение Конституционного Суда РФ от 24 октября 2019 г. № 2949-О/2019).

Однако вернемся непосредственно к Закону «О противодействии коррупции». Другим важным положением, которое, по мысли законодателя, позволит предотвращать коррупционные правонарушение, выступает требование о недопустимости так называемого конфликта интересов на государственной и муниципальной службе. Под таким конфликтом понимается ситуация, при которой личная заинтересованность служащего влияет или может повлиять на надлежащее, объективное и беспристрастное исполнение им служебных обязанностей. Поэтому служащий обязан принимать меры по недопущению любой возможности возникновения конфликта интересов, а если он все же возникает, служащий обязан уведомить об этом своего руководителя. Представитель нанимателя, в свою очередь, обязан принять меры по предотвращению или урегулированию конфликта интересов, которые могут состоять в изменении должностного или служебного положения служащего вплоть до его отстранения от исполнения должностных (служебных) обязанностей и/или в отказе его от выгоды, явившейся причиной возникновения конфликта интересов.

Все это позволяет говорить о постепенном формировании в России нового качественного антикоррупционного законодательства, однако потребность в его дальнейшем совершенствовании все еще сохраняется. Так, на наш взгляд, самое серьезное внимание в ближайшем будущем нужно уделить вопросу сокращения категорий лиц, в отношении которых применяется особый порядок производства по уголовным делам и ведения оперативно-разыскных мероприятий. Безусловно, большого внимания заслуживает также развитие в России институтов общественного и парламентского контроля.

Есть необходимость и в дальнейшей корректировке собственно уголовного законодательства нашей страны.

Во-первых, изучение норм УК РФ, посвященных различным коррупционным преступлениям, позволяет говорить об имеющемся серьезном дисбалансе в мерах ответственности, полагающихся за их совершение. Так, если чиновник возьмет взятку больше 150 тыс. руб., он рискует лишиться свободы на срок от 7 до 12 лет, заплатив, кроме того, 60-кратный размер взятки в качестве штрафа. Если же сумма взятки превысит 1 млн руб., то наказание вообще может составить от 8 до 15 лет лишения свободы (это больше, чем санкция за неквалифицированное убийство, составляющая «всего» от 6 до 15 лет!) со штрафом до 70-кратной суммы взятки. Однако если тот же чиновник, используя свое служебное положение, присвоит или растратит вверенное ему имущество на сумму до 1 млн руб. (включительно), то максимальное наказание для него составит от 2 месяцев до 6 лет лишения свободы со штрафом до 10 тыс. руб.; если же размер похищенного превысит 1 млн руб. (а зачастую похищаются не единицы, а десятки и сотни млн руб.), то виновный может быть приговорен к лишению свободы на срок от 2 месяцев до 10 лет со штрафом до 1 млн руб. (даже посредник в крупной взятке рискует больше – там срок лишения свободы составляет от 5 до 10 лет). Этот пример демонстрирует отсутствие у законодателя единого и взвешенного подхода при установлении уголовной ответственности за коррупционные преступления. Такой дисбаланс должен быть устранен; при этом следует помнить, что основной превентивный эффект наказания заключается не столько в его суровости, сколько в неотвратимости.

Во-вторых, вполне взвешенным и обоснованным выглядит предложение депутатов Государственной Думы РФ И. А. Яровой и М. Е. Старшинова о дополнении УК РФ ст. 164¹ «Хищение в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных или муниципальных нужд», по которой в случае особо квалифицированного хищения (когда предметом преступления являются денежные средства, выделенные на нужды гособоронзаказа, либо в особо крупном размере, т. е., по мысли авторов, свыше 6 млн руб.) наказание будет составлять от 7 до 20 лет лишения свободы со штрафом в размере от 3 до 5 млн руб. Правительство РФ в своем официальном отзыве отметило обоснованность поправки об усилении ответственности за преступления, связанные с размещением и выполнением гособоронзаказа, но указало на необходимость дополнительной оценки предложения об усилении наказания за хищение государственной (муниципальной) собственности на предмет соответствия конституционному принципу равенства всех форм собственности. По этому поводу И. А. Яровая разъяснила, что названный конституционный принцип подразумевает, с ее точки зрения, лишь равные способы защиты – уголовно-правовые, а не идентичные санкции за указанные деяния. Помимо этого, нужно учитывать, что усиление уголовной ответственности предлагается за хищение не любого государственного имущества, а именно денежных средств, требующихся для обеспечения государственных (муниципальных) нужд; т. е. в данном случае под угрозой оказывается обороноспособность страны и/или выполнение государством социальных обязательств, что резко увеличивает общественную опасность совершаемых деяний.

Наряду с развитием уголовного законодательства не менее важным представляется дальнейшее проведение административной реформы, направленной на совершенствование государственного управления в России, а также призванной ограничить «всевластие» чиновников и выступить дополнительной профилактической антикоррупционной мерой. Логичным в ряду предпринимаемых в этом направлении шагов выглядит принятие Федерального закона от 26 декабря 2008 г. № 294-ФЗ «О защите прав юридических лиц и индивидуальных предпринимателей при осуществлении государственного надзора и муниципального контроля», которым установлен порядок организации и проведения проверок юридических лиц и предпринимателей органами государственного и муниципального контроля.

Как отмечает А. Н. Аринин, беззаконие лишает главного субъекта рыночных отношений – малый и средний бизнес – возможности свободного и эффективного развития. Одновременно беззаконие лишает личность – главную движущую силу гражданского общества – возможности развивать свои способности, права и свободы. Соблюдение же законов позволяет развивать созидательный потенциал человека, открывает возможности для широкого развития малого и среднего бизнеса, способствует конкуренции, внедрению инноваций и наукоемких технологий. В итоге соблюдение законов создаст благоприятные условия для роста экономики, ликвидации бедности, формирования сильного среднего класса, эффективного государства, конкурентоспособной страны. Однако путь России от произвола чиновников к подлинно правовому государству представляется еще очень и очень долгим.

Сегодня по-прежнему требуются самые серьезные усилия со стороны власти для улучшения коррупционной ситуации в таможенных органах. Здесь чрезвычайно распространенным явлением остается взяточничество в целях пропуска через границу запрещенных к перевозке товаров, возврата конфискованных товаров и валюты, занижения таможенных пошлин, а также получения необоснованных отсрочек по таможенным платежам. Более того, взятки таможенникам нередко даются и просто для того, чтобы ускорить легальное оформление пересечения таможенной границы, избежать волокиты (которая обычно разводится намеренно). Маленький, но яркий пример: в Финляндии под заголовком «Российские таможни для финнов» выходит популярное пособие по даче взяток российским чиновникам.

Не меньше проблем существует и в сфере налогообложения, где распространены невзимание налогов в полном объеме, мошенничество, направленное на незаконное возмещение НДС, а также вызванная конкурентами «заказная» проверка и остановка производства.

По оценкам специалистов, в основе механизмов возникновения и развития коррупции лежат экономические отношения и экономика в целом, а фундамент коррупции – экономические преступления. Как утверждает В. В. Уланов, «питательной средой коррупции являются свободные, неучтенные, в том числе приобретенные незаконным путем деньги, которые появляются в результате совершения, как правило, экономических преступлений (видимо, здесь речь идет о деловой коррупции. – А. А.). Отсюда следует, что для эффективного противодействия коррупции необходимо, прежде всего, осуществить мероприятия по подрыву экономических основ этого негативного проявления и снижению объемов оборотов наличных денег в хозяйственной деятельности, сводя его до контролируемого минимума, а также мероприятия по борьбе с экономическими преступлениями, организации действенного налогового и финансового контроля над движением средств, пресечению незаконных финансовых потоков. Сегодня можно говорить о том, что экономическую основу коррупции, организованной преступности и терроризма представляет своего рода самостоятельный сектор экономики, который тесно переплетается с официальной экономикой, питает преступную деятельность и воспроизводится ею». Поэтому, справедливо констатирует ученый, к числу эффективных мер по противодействию коррупции следует отнести формирование действенной системы налогообложения. Если будут выработаны эффективные механизмы, обеспечивающие неотвратимость ответственности налогоплательщиков, прозрачность финансовой деятельности физических и юридических лиц, это существенно подорвет финансовые основы коррупции и создаст предпосылки для организации эффективного противодействия ей. Совершенствование налогового законодательства ослабит зараженную коррупцией теневую зону экономики, ограничит риск попадания «в тиски шантажа» со стороны служащих налоговых органов, – и значит, у подавляющего большинства организаций появится возможность честно платить налоги и сборы, что существенно пополнит бюджет и позволит ощутимо увеличить денежное содержание бюджетников и пенсионеров. Высокие налоги, по наблюдению В. В. Уланова, «вынужденно загоняют предпринимателей в тень, делают их в глазах общества полукриминальными субъектами. Этот произвол кормит взятками и консервирует власть чиновников».

Большое значение имеет повышение информационной прозрачности, в том числе в работе судебной власти. Суд в России, подчеркивает А. Н. Аринин, «во многих случаях пока не стал ни скорым, ни правым, ни справедливым. Установление прозрачности в деятельности судов позволит во многом решить данные проблемы. Для этого все судебные органы различных уровней должны полностью размещать на своих сайтах открытые материалы судебных заседаний, судебные решения и постановления. Информационная открытость будет содействовать обеспечению подлинного равенства всех перед законом и судом и повышению ответственности и компетентности судей. Именно информационная прозрачность, устанавливающая общественный контроль, а не только повышение зарплаты судьям и обеспечение их неприкосновенности, будет способствовать справедливости и эффективности всей судебной системы, освобождению ее от коррупции и зависимости от исполнительной власти».

К числу приоритетных направлений относится также дальнейшее совершенствование норм, регулирующих осуществление закупок для государственных и муниципальных нужд. Не секрет, что это одна из самых коррумпированных областей современной российской экономики, регулярно пополняющая за государственный счет карманы нечистых на руку чиновников. Несмотря на наличие специального федерального закона, регламентирующего порядок осуществления данных закупок (Федеральный закон от 5 апреля 2013 г. № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд»), добиться существенных побед в борьбе с практикой так называемых откатов пока не удается. По экспертным оценкам, средний размер отката в секторе госзакупок составляет 20 %, а суммарные потери консолидированного бюджета – около 1 трлн руб. Для наведения порядка эксперты советуют при осуществлении госзакупок шире использовать аукционы, а не конкурсы.

Конечно, во многом распространенность коррупционных преступлений при госзакупках объясняется не столько дефектами законодательства, сколько инерционностью общественного сознания (ставшего за постперестроечные годы криминальным) и неготовностью представителей бизнес-сообщества активно добиваться всеобщего следования правилам честной конкуренции. Как отметил М. И. Гришанков, позиция предпринимательских объединений по этому вопросу должна быть более активной, ведь именно бизнес заинтересован в создании конкурентной среды в сфере распределения госзаказа. Сейчас же бизнес придерживается позиции: «Лучше я сегодня промолчу, а завтра попаду в список допущенных к разделу бюджетных средств».

Здесь мы вновь возвращаемся к наиболее острой и трудноразрешимой проблеме современной России – низкому уровню общественного правосознания. В этом главный корень всех бед, основная причина интенсивности преступных проявлений вообще и коррупции в частности. Отечественные криминологи, отмечая низкое гражданское самосознание, стереотипы двойной морали, верно констатируют: люди охотно поддерживают публичные обличения в коррупции, но для решения собственных проблем не гнушаются принять «правила игры», навязанные им коррупционерами. Перефразируя слова профессора Преображенского, героя известной повести М. А. Булгакова «Собачье сердце», можно утверждать, что коррупция не в кабинетах чиновников, она – в головах. Именно отсюда – с изменения восприятия коррупции в обществе, каждым гражданином страны – можно нанести главный удар по коррупции. Но для этого необходимы согласованные действия и власти, и институтов гражданского общества. Нужно, чтобы граждане увидели, что борьба с коррупцией ведется всерьез, что жить по закону – это правильно, комфортно и выгодно, а за его нарушение неминуемо наступает ответственность. Коррупция должна быть не просто незаконной – она должна стать неприличной. Конечно, такая перемена в общественном сознании не может произойти одномоментно, но ее нужно готовить, приближать, понимая, что иначе коррупцию не победить.

Показательно, что если в более благополучных в коррупционном отношении странах одним из главных рисков, связанных с разоблачением коррупционного преступления, является репутационный риск, то в России к репутации компании относятся с гораздо меньшим пиететом. В нашей стране, замечает А. Н. Сухаренко, обвинения в коррупции более персонифицированы, тогда как за рубежом это в первую очередь риск для самой компании.

Очевидно, что бороться с коррупцией надо системно. Сегодня, по нашему глубокому убеждению, борьба с коррупцией в России должна включать как минимум три составные части.

Первое — это воспитание людей, причем с самого детства, вкладывание базовых понятий «совесть», «честь», «добро», чтобы ребенок научился отличать хорошее от плохого. Важно, чтобы новое поколение понимало, что и взяточник, и взяткодатель – это бессовестные люди, преступники. Именно так должно относиться к взяточничеству общество. Необходимо добиться всеобщего понимания того, что жить в коррумпированном обществе плохо и невыгодно всем, в том числе самим коррупционерам. Можно говорить о «бумеранге зла»: чиновник, вымогающий взятки, демонстрирует соответствующую модель поведения окружающим, которые берут такую модель на вооружение; в результате либо сам чиновник, либо кто-то из его родных и близких неминуемо и сам столкнется с вымогательством взятки со стороны ранее «наученного» человека. Так формируется порочный круг, все живущие в котором связаны между собой тяжким бременем коррупции. Эта ситуация – своеобразная аномия, где правят не законы, а произвол и взятки, – опасна для всего общества.

Поэтому правильное воспитание ребенка, воспитание учителя, который этого ребенка учит, – первооснова борьбы с коррупцией.

Второе — это повышение зарплаты чиновникам. Не случайно в Национальном плане противодействия коррупции значительное внимание уделено созданию адекватных материальных стимулов. Чиновник должен дорожить своим местом из-за статуса и официальной заработной платы, а не из-за преступного заработка. Конечно, есть люди, которые умрут с голоду, но не возьмут взятку, но таковы, к сожалению, не все. Около двух столетий назад первый директор Царскосельского лицея В. Ф. Малиновский верно сказал по этому поводу: «Власти искушают честность, оставляя ее в бедности». Для минимизации криминогенных факторов необходимо, чтобы чиновник и члены его семьи были сыты, одеты, имели жилье и достойное человеческое обеспечение.

По утверждению специалистов, повышение заработной платы в государственном секторе по сравнению с частным на практике обычно не приводит к немедленному снижению коррупции. Однако это способствует постепенному повышению уровня квалификации бюрократии и в долгосрочной перспективе – позитивному результату. В странах с наиболее низким уровнем коррупции зарплата чиновников в 3-7 раз превышает средние заработки в производственном секторе.

Особую тревогу вызывает недостаточная оплата труда сотрудников правоохранительных органов, прежде всего органов внутренних дел. Исследователи отмечают, что за долгие годы низкой оплаты службы и социальной незащищенности у сотрудников ОВД сформировалось состояние фрустрации, когда человек «сознает невозможность законными средствами изменить противостоящую ему и воспринимаемую как враждебную, нищенскую действительность, выполнить свою важнейшую социальную роль – кормильца семьи», что зачастую порождает депрессию либо агрессивность. Такое состояние при наличии у сотрудников властных полномочий, компрометирующих материалов, специальных средств и оружия общественно опасно. Властные полномочия конвертируются в недостижимые законным путем материальные ценности.

Сегодня власть пытается выправить неблагоприятную ситуацию, – в частности, была изменена структура денежного довольствия сотрудника ОВД. Теперь основа довольствия – денежное содержание, состоящее из должностного оклада и оклада по специальному званию. По данным министра внутренних дел России, в 2012 г. оно увеличилось, в зависимости от региона, должности и выслуги лет, в 1,7-2,1 раза. В абсолютных цифрах в 2019 г. средняя зарплата работников полиции в России составила, по оценкам исследователей, около 40 тыс. руб.

И все же служба в российской полиции по-прежнему не воспринимается большинством населения как социально престижная. Между тем в США, например, профессия полицейского считается, по утверждению специалистов, одной из наиболее престижных и достаточно высокооплачиваемых; средняя зарплата полицейского там колеблется в пределах от 2 349 200 до 4 111 100 руб. в год в пересчете на наши деньги. При этом, по оценке ученых, в США и европейских странах заработная плата полицейских выше средней заработной платы промышленных рабочих в данном регионе на 30-40 %. Опыт советского государства показывает, что сотрудники милиции имели заработную плату чуть выше общего среднего уровня материального достатка населения и социальные льготы, – таким образом, работа в органах внутренних дел вознаграждалась материально и была престижной. Полагаем, что и в наше время достойная оплата труда работников правоохранительных органов обеспечит стабильность материального положения их семей и станет действенным антикоррупционным фактором.

И третье — это привлечение виновных к ответственности, причем речь преимущественно идет не о повышении уровня наказания, а о его неотвратимости. В настоящее время привлечение к ответственности за коррупцию можно, выражаясь образно, рассматривать как попадание случайной бомбы или штраф за переход улицы в неположенном месте. Чиновники и воспринимают это как досадную случайность: «Все вокруг перебегают безнаказанно, а один побежал и вдруг нарвался на штраф».

Для эффективного выявления коррумпированных чиновников и пресечения коррупционных преступлений нужно разрабатывать и задействовать новые механизмы. Сейчас такие механизмы активно обсуждаются специалистами с этической точки зрения, а также с позиций действующего законодательства. Речь идет, в частности, о так называемом оперативном эксперименте, под которым принято понимать оперативно-разыскное мероприятие, заключающееся в осуществлении наблюдения за объектами оперативной заинтересованности в контролируемых оперативными работниками ситуациях, данные которого позволяют делать вывод о причастности проверяемых лиц к преступной деятельности, выяснять различные обстоятельства, осуществлять захват виновных с поличным.

Сегодня оперативный эксперимент проводится только при получении правоохранительным органом достаточной информации о том, что тот или иной чиновник берет взятки. Более того, оперативный эксперимент может проводиться только по делам о преступлениях средней тяжести, о тяжких или об особо тяжких преступлениях, а значит, «простое», неквалифицированное получение взятки под оперативный эксперимент не подпадает (ведь это, по закону, преступление небольшой тяжести!). Предлагается же разрешить оперативным подразделениям проверять чиновника на «устойчивость к взяткам» в превентивном порядке, притом к взяткам любым, а не только квалифицированным! На наш взгляд, всем государственным и муниципальным служащим следует заранее объявить (включив в закон об их статусе соответствующую норму!), что из года в год, регулярно они будут подвергаться таким внезапным оперативным проверкам. Чиновники должны понимать, что любой пришедший к ним посетитель – потенциальный оперативник или сотрудничающее с оперативником лицо. Наверное, тогда многие поостерегутся брать взятки.

По нашему глубокому убеждению, предлагаемая «проверка на честность» государственных и муниципальных служащих путем предложения им «взятки» никак не противоречит нравственным нормам. Необходимо только прямо регламентировать в законе проведение таких мероприятий. Ведь служащий не может не понимать, что взяточничество – преступно, что он, соглашаясь за деньги посетителя решить служебный вопрос, совершает преступление! Он рискует быть пойманным, как рискует вор, залезая в чужую квартиру, и сознательно делает свой выбор.

Затронутая тема оперативного эксперимента, собственную позицию по которой мы многократно публично озвучивали, является в нашей стране остро дискуссионной. С удовлетворением констатируем, что близкой нам точки зрения по этому вопросу придерживается немало отечественных ученых и правоприменителей, причем некоторые из них не видят барьеров для подобных проверок и в рамках действующего законодательства. В то же время данный метод сталкивается и с резким отпором со стороны критиков, называющих его «провокацией». На наш взгляд, это неверно. Подлинная провокация имеет место, когда пришедший к чиновнику посетитель тайно от него кладет ему под стол или в тумбочку пачку денег, а потом эти деньги обнаруживают и изымают в присутствии понятых. А когда чиновник, знающий, что взяточничество уголовно наказуемо, и вдобавок предупрежденный о ежегодных оперативных проверках, все же решит принять взятку и его задержат с поличным – это уже будет не провокация, а удачное разоблачение коррупционного преступления.

В связи со сказанным более пристального внимания заслуживает анализ действующего законодательства, особенно ст. 304 УК РФ, в которой предусмотрена уголовная ответственность за провокацию взятки или коммерческого подкупа.

Под провокацией законодатель понимает попытку передачи должностному лицу без его согласия денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера, предоставления иных имущественных прав в целях искусственного создания доказательств совершения преступления или шантажа. Полагаем, что в приведенном примере с оперативным экспериментом согласие чиновника взять деньги как раз присутствует. Подробно изучением этого вопроса занялся Г. К. Мишин, который, в частности, указал на необоснованность понимания положений нормы об ответственности за провокацию взятки (ст. 304 УК РФ) как предусматривающих ответственность за предложение должностному лицу взятки в целях его последующего изобличения в получении взятки.

Г. К. Мишин отметил, что в диспозиции ст. 304 УК РФ говорится о попытке передачи должностному лицу без его согласия «предмета как бы взятки» (провокации) в виде денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания ему услуг имущественного характера в целях искусственного создания доказательств совершения преступления или шантажа. «Следовательно, – утверждает автор, – провокацией в буквальном смысле можно признать лишь такие действия, как подбрасывание предмета как бы взятки в кабинет (рабочий стол) должностного лица либо иные манипуляции, направленные на то, чтобы “всучить” (путем обмана, насилия или введения в заблуждение) ему предмет как бы взятки с целью осуществления непосредственно за этим “задержания с поличным” и “разоблачения” потерпевшего. Напротив, нет оснований говорить о провокации в смысле ст. 304 УК, если инициатива взятки исходила от самого проверяемого должностного лица. В ст. 304 сказано о “попытке передачи” как бы взятки. При этом акцент сделан не на незавершенности действия во времени, а на несоответствии переданного и полученного предмета признакам взятки. Оценка же этих признаков зависит целиком от субъективного отношения к этому предмету со стороны лица, которому он передается тем или иным путем. Поэтому говорить в этих случаях об ответственности дающего за подстрекательство к получению взятки и получающего за покушение на ее получение не представляется возможным. Во всех случаях осознанного получения взятки не возникает ситуации провокации, и должностное лицо будет нести ответственность как взяткополучатель (курсив мой. – А. А.)».

Однако на практике нормы о провокации взятки толкуются сегодня иначе, причем, по мнению отдельных исследователей, дискуссия относительно обоснованности этой нормы умышленно заводится в тупик обсуждения этических основ оперативно-разыскной деятельности. Поэтому правоприменители вынуждены инициировать ее изменение либо исключение из УК РФ, мотивируя это тем, что указанная статья не позволяет бороться со взяточничеством методом контролируемого предложения взятки должностному лицу сотрудниками правоохранительных органов. Уже в проекте программы борьбы с коррупцией, подготовленном МВД России, предлагалось исключить ст. 304 из УК РФ. «Между тем, – замечает Г. К. Мишин, – специальная уголовно-правовая норма об ответственности за провокацию взятки, на наш взгляд, необходима, причем как раз в том виде, как она сформулирована сегодня. Не редкость случаи, когда в целях создания искусственных доказательств обвинения недобросовестные сотрудники правоохранительных органов подбрасывают потерпевшему предмет как бы взятки, а равно наркотики, боеприпасы и оружие».

Ученый обратил внимание и на то, что в Постановлении Пленума Верховного суда РФ от 10 февраля 2000 г. № 6 «О судебной практике по делам о взяточничестве и коммерческом подкупе» (ныне утратившем силу) содержалась совсем иная и, с точки зрения Г. К. Мишина, неправильная трактовка ст. 304 УК РФ. Напомним, что п. 25 этого Постановления разъяснял: «Не является провокацией взятки <…> проведение предусмотренного законодательством оперативно-розыскного мероприятия в связи с проверкой заявления о вымогательстве взятки». В то же время, как прямо указывал Пленум, при отсутствии предварительной договоренности с должностным лицом о согласии принять предмет взятки и отказе принять предмет взятки лицо, пытавшееся вручить названный предмет в целях искусственного создания доказательств совершения преступления либо шантажа, подлежит ответственности по ст. 304 УК РФ. Подобный подход к трактовке провокации не мог не повлечь возникновение очевидных трудностей у правоприменителей, пытающих изобличить коррумпированных чиновников.

Серьезное развитие трактовка провокации взятки получила в действующем Постановлении Пленума Верховного суда РФ от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях». В п. 32 названного Постановления подчеркивается, что ответственность за провокацию взятки либо коммерческого подкупа (ст. 304 УК РФ) наступает лишь в случае, когда попытка передачи денег, ценных бумаг, иного имущества или оказания услуг имущественного характера осуществлялась в целях искусственного формирования доказательств совершения преступления или шантажа и должностное лицо либо лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, заведомо для виновного не совершало действия, свидетельствующие о его согласии принять взятку либо предмет коммерческого подкупа, или отказалось их принять. Передача в вышеуказанных целях должностному лицу либо лицу, выполняющему управленческие функции в коммерческой или иной организации, имущества, оказание им услуг имущественного характера, если указанные лица согласились принять это незаконное вознаграждение в качестве взятки или предмета коммерческого подкупа, исключают квалификацию содеянного по ст. 304 УК РФ. В связи с тем, что провокация взятки либо коммерческого подкупа совершается без ведома либо заведомо вопреки желанию должностного лица или лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, указанные лица, – как прямо отметил Пленум в п. 33 Постановления, – не подлежат уголовной ответственности за получение взятки либо за коммерческий подкуп за отсутствием события преступления (п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК РФ).

В то же время, в соответствии с п. 34 Постановления Пленума, от преступления, предусмотренного ст. 304 УК РФ, следует отграничивать подстрекательские действия сотрудников правоохранительных органов, спровоцировавших должностное лицо или лицо, выполняющее управленческие функции в коммерческой или иной организации, на принятие взятки или предмета коммерческого подкупа. Указанные действия совершаются в нарушение требований ст. 5 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и состоят в передаче взятки или предмета коммерческого подкупа с согласия или по предложению должностного лица либо лица, выполняющего управленческие функции в коммерческой или иной организации, когда такое согласие либо предложение было получено в результате склонения этих лиц к получению ценностей при обстоятельствах, свидетельствующих о том, что без вмешательства сотрудников правоохранительных органов умысел на их получение не возник бы и преступление не было бы совершено. Принятие должностным лицом либо лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой или иной организации, при указанных обстоятельствах денег, ценных бумаг, иного имущества или имущественных прав, а равно услуг имущественного характера не может расцениваться как уголовно наказуемое деяние. В этом случае в содеянном отсутствует состав преступления (п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ).

Ранее эмоциональную оценку нормам ст. 304 УК РФ дал А. Аникин, подчеркнув, что даже застигнутые с поличным взяткополучатели в большинстве случаев категорически отрицают свою вину и настаивают именно на «провокации». Наиболее распространенные объяснения: «подсунули», «не знаю, как это у меня оказалось», «вернули долг» и т. п. «Прием-передача взятки, по понятным причинам, не осуществляется прилюдно, и свидетельская база по таким делам, как правило, крайне ограничена. Мировая практика, к сожалению, не выработала более эффективных способов борьбы с этими преступлениями, чем задержание взяточников с поличным. Сейчас модно, – пишет А. Аникин, – ссылаться на практику и методы американцев, считающиеся весьма прогрессивными. Но ведь в США вполне законными и допустимыми являются действия федерального агента, который, например, выдает себя за арабского бизнесмена и подкупает государственного служащего за совершение какой-то сомнительной коммерческой операции. Если взял чиновник доллары, ему сразу “примеряют” наручники, если нет – извините, мистер, за беспокойство, вы честный человек. И никто при этом не называет действия агента ФБР провокацией, не шумит о вторжении в частную жизнь, о нарушении прав человека, о неэтичности подобной проверки “на прочность”. Потому что все законно. У нас такое невозможно в принципе. А почему, собственно? Значит, во-первых, Россия более демократичная страна, чем США, и, во-вторых, у нас значительно меньше коррупции, чтобы бороться с ней такими средствами. Оба этих тезиса представляются не вполне правдоподобными».

За существенное расширение возможностей проведения оперативных экспериментов для выявления коррумпированных чиновников высказались также И. А. Александрова и А. В. Шевелев, по мнению которых в самой концепции действующего законодательства об оперативно-разыскной деятельности заложена идея пассивной роли оперативных органов. Между тем, замечают авторы, у оперативного эксперимента имеется значительный потенциал, который должен быть использован для инициативного выявления коррупционеров. В качестве примера ученые вновь обращаются к опыту США, где для изобличения преступников правоохранительные органы применяют провокацию преступления (entrapment — дословно «ловушка»). Спектр подобных действий широк: от элементарной контрольной закупки наркотиков до сложной операции с внедрением агентов и созданием фиктивных компаний со всеми атрибутами коммерческого предприятия. Нередко применяется и такая схема, как операция с «внедрением обратного действия» (reverse sting), в ходе которой агенты полиции сами занимаются продажей наркотиков. Впрочем, здесь, разумеется, существуют определенные границы: агенты не должны слишком увлекаться организацией преступной деятельности, чтобы не подталкивать и не побуждать невиновных лиц к совершению преступлений, которые они не стали бы совершать в отсутствие активности самих полицейских. Эта проблема решается в рамках доктрины права обвиняемого защищаться ссылкой на провокацию со стороны представителей правоохранительных органов. Резюмируя сказанное, И. А. Александрова и А. В. Шевелев выступают с предложением расширить пределы правомерного активного поведения сотрудника оперативного подразделения, признав оперативный эксперимент законным средством изобличения преступника, а не провокацией, если эксперимент выступает средством фиксации сложившегося преступного поведения лица, а также умысла на получение взятки. В рамках оперативного эксперимента для изобличения коррупционных связей должны использоваться операции, аналогичные американскому «внедрению обратного действия», поскольку современный коррупционер высокого полета в конвертах деньги не берет. Вместо этого он использует различные схемы, связанные с предоставлением преференций в ведении бизнеса, подавлением конкурента, предоставлением нужной информации, продвижением по службе и т. п. Создание оперативными органами подставных структур, которые вступают в игру с коррупционером, должно быть допущено российским правом.

Вместе с тем, как уже было сказано, в нашей стране значительная часть ученых возражает против широкого использования оперативного эксперимента в выявлении взяточничества. Одним из наиболее последовательных критиков такого способа изобличения коррупции выступил Б. В. Волженкин, заявивший, что суть провокации состоит как раз в том, что провокатор сам возбуждает у другого лица намерение совершить преступление с целью последующего изобличения этого лица либо его шантажа, создания зависимого положения и т. п. «В течение почти восьми десятилетий, – подчеркивает Б. В. Волженкин, – отечественная теория уголовного права и судебная практика признавали склонение должностного лица к получению взятки с целью последующего его изобличения неправомерным и, более того, преступным поведением. Какие же ныне появились основания утверждать, что подобное провокационное поведение не только должно быть декриминализировано, но и является социально полезным? <…> Почему бы не использовать провокацию для выявления лиц, “склонных” совершить государственную измену, сексуальные преступления, хищения чужого имущества и т. д., подстрекая их к этим действиям? Между тем есть немало нравственно нестойких людей, которые никогда не решатся совершить преступления по своей инициативе, если их к этому не подталкивать, склонять, уговаривать, соблазнять, а именно это и делает провокатор, выступающий подстрекателем к совершению преступления. Другое дело, простое предоставление возможности совершить преступление, без элементов подстрекательства к нему. Думаю, например, что даже у самого строгого ревнителя законности не возникнет сомнений в правомерности действий работников отделов собственной безопасности подразделений милиции, когда они на глазах у инспектора ГИБДД сознательно нарушают правила дорожного движения, чтобы проверить, как последний поведет себя в данной ситуации. И если тот потребует взятку, его действия никак не могут считаться спровоцированными».

Позицию Б. В. Волженкина разделяют А. Савинский и В. Бакун, выдвигая дополнительный «контрпровокационный» аргумент: идея о допустимости контролируемой оперативными работниками передачи денег проверяемому чиновнику при его согласии с целью его изобличения «порочна уже потому, что она не соответствует положениям Общей части УК о подстрекательстве». Перечисляя главные отличия правомерного оперативного эксперимента от провокации взятки, авторы, в частности, указывают на то, что инициатива получения взятки должна принадлежать исключительно проверяемому лицу, но не оперативным работникам.

И все же с подобным положением дел, на наш взгляд, согласиться нельзя. Еще раз повторим, что мы считаем принципиально допустимой с нравственной точки зрения инициативную «проверку на честность» государственных и муниципальных служащих путем контролируемого предложения им денег. Если с такой оценкой согласятся парламентарии, останется решить технические вопросы, касающиеся внесения необходимых изменений в действующее законодательство. Например, потребуется более четко сформулировать нормы ст. 304 УК РФ, сделать соответствующие оговорки в ч. 4 ст. 33 УК РФ и в ч. 8 ст. 5 Федерального закона от 12 августа 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности», а также дополнить ст. 7 названного Закона новым пунктом, указав в качестве нового основания для проведения оперативно-разыскных мероприятий проверку служащих «на коррупционность». Кроме того, на законодательном уровне нужно будет установить обязанность государственных и муниципальных служащих в течение всего срока пребывания в должности подвергаться таким оперативным проверкам. Может быть, стоит даже знакомить с этой нормой под роспись каждого назначаемого на должность служащего. В интересах общей превенции результаты проходящих проверок следует максимально освещать в СМИ. Чиновник должен понимать, что, выбирая государственную или муниципальную службу, он тем самым выбирает «жизнь под микроскопом», жизнь с постоянной возможностью оперативных проверок. Государство словно предупреждает его: «Каждый твой шаг на службе может контролироваться, тебе запрещено принимать какие-либо непредусмотренные материальные блага от посетителей, ты должен “жить на одну зарплату”, иначе рискуешь попасть в тюрьму. Выбор за тобой!» Полагаем, что при таких условиях удастся, с одной стороны, не допустить вовлечения в занятие взяточничеством новых лиц, а с другой – эффективно выявлять уже коррумпированных чиновников.

Здесь, правда, возникает еще один непростой вопрос: а как уберечь от коррупции самих проверяющих? Писатель и адвокат Е. В. Топильская, полемизируя с нами по поводу расширения возможностей оперативного эксперимента, однажды с юмором заявила: «Я полностью за, конечно, этот метод будет действенным, безусловно, но с одной оговоркой: если вдруг с Марса прилетит команда кристально чистых контролеров. Потому что у меня складывается впечатление, что в наших условиях сейчас будут контролеры, которые будут провоцировать взятку, а потом брать взятку за то, чтобы не разглашать результаты оперативного эксперимента. Вот когда воспитаем кристально честных контролеров, тогда можно попробовать провокацию». Нельзя не согласиться с Е. В. Топильской в том, что оперативными экспериментами, как и оперативно-разыскной деятельностью вообще, должны заниматься только настоящие профессионалы, сами прошедшие до назначения на должность различные специальные проверки. Власть в современных условиях, как никогда ранее, должна уделять повышенное внимание кадровому составу правоохранительных органов, принимать здесь все возможные антикоррупционные меры. Известно, что порядок в доме начинают наводить с ремонта метлы, – так и порядок в государстве не навести без ремонта «правоохранительной машины». А жизнь показывает, что эта машина требует сегодня не просто ремонта, а ремонта капитального. Без этих усилий любые попытки бороться с коррупцией в стране будут заранее обречены на провал.