На следующее утро мы встретились в вестибюле отеля и десять минут ждали, пока наконец не появилась Аврил, цокая по плиточному полу высокими каблучками стильных шведских полусапожек. Длинные ухоженные черные волосы и безукоризненный макияж делали ее похожей на супермодель, которая собралась в какое-то невероятно экзотическое место (а не в банальную прогулку по каналам на катере).

– Отлично, все в сборе. – Даже если Мэса и напрягло опоздание Аврил, он не подал виду. – Можем отправляться на экскурсионную прогулку по воде. Начинается она в Нюхавне, знаменитом порту. Отсюда это в двух минутах ходьбы.

– Прогулка по воде? – В голове Аврил звучал ужас. Она что, не читала программу? – А мы не замерзнем? На воде может быть очень холодно!

– На наших катерах есть теплые помещения с отоплением, – с обычной своей успокаивающей улыбкой заверил Мэс.

– Не выношу холода. Мне нужна шаль. У меня в номере есть кашемировая шаль, – с этими словами она развернулась и торопливо зацокала к лифту. Я выразительно поглядела на часы – но этот жест не возымел никакого действия, так как наша красавица была уже далеко.

К тому времени, как Аврил вернулась, кутаясь в удивительной красоты кашемировый палантин, Дэвид с Конрадом маячили где-то в конце улицы, а Фионы вообще нигде не было видно. Интересно, подумалось мне, на сколько дней меня еще хватит и что случится раньше: я свалюсь с нервным расстройством или подберу ключик к каждому. Потратив еще десять минут на то, чтобы всех собрать, мы наконец-то тронулись в путь.

Даже Аврил (которая еле ковыляла на своих шпильках по булыжникам, без конца ныла и каждую минуту спрашивала, сколько еще осталось, напоминая подростка, которого родители тянут на дачу), даже она перестала ныть при виде живописного Нюхавна.

Набережная была полна красок и жизни, фасады домов выкрашены в радостные, яркие цвета: синие, красные, оранжевые, желтые. В кафе прямо на тротуарах, потягивая кофе, сидели люди под уличными обогревателями. На канале выстроились рыбацкие судна с высокими мачтами, воздух был напоен запахами рыбы и смолы. Мачты ритмично поскрипывали на свежем морском ветру, и повсюду развевались многочисленные датские флаги.

Конечно, мы опоздали на катер, который должен был нас везти, – и ничего удивительного. Что Аврил с ее каблуками, что мечтательная, не от мира сего Фиона, которая со своей вечной камерой забывала обо всем на свете. Но на нее невозможно было обижаться – все мое недовольство испарялось, стоило увидеть застенчивую восторженную улыбку на ее лице.

Слабый весенний солнечный свет освещал здания и высокие зеленые шпили церквей, он дарил теплый сказочный свет, но не мог противостоять холодному ветру с моря. Я радовалась своей новой пуховой куртке – тоненькая и невесомая, она оказалась куда более теплой, чем можно было предположить. Я благодарно куталась в нее и, поплотнее намотав на шею шарф, прятала в него нос. В поездке за группу будет отвечать Мэс, так что я смогу спокойно сидеть и наслаждаться фантастическими видами.

По лестнице мы спустились к билетной кассе. Обслуживание было по-датски эффективным, короткая очередь рассосалась очень быстро, и у нас образовалась уйма времени, чтобы неторопливо дойти до катера. Он ожидал нас, покачиваясь на волнах. Несколько человек уже заняли места под низенькой стеклянной крышей.

– Порядок, – сказал Мэс, протягивая билеты. – Я вас встречу здесь через час. Экскурсовод уже на борту.

– Порядок, – с сомнением отозвалась я.

Члены группы гуськом тянулись к катеру.

– Не волнуйтесь, Кейт. Все будет хорошо, вы справитесь. Я вам здесь не нужен. А мне необходимо кое-что утрясти по завтрашней программе. Через час я вернусь сюда.

Разумеется, он прав. Двоим нам здесь делать нечего. Все собраны вместе, никто не сбежит и не потеряется. Разве что упадет за борт, но на таких судах это крайне маловероятно. А кроме этого ничего не может пойти не так. У меня будет часок, чтобы расслабиться и полюбоваться видами.

Процессию возглавила Софи. Она перешагнула небольшой просвет между причалом и катером, ловко спрыгнула с лестницы на палубу, за ней последовали Дэвид с Конрадом. Аврил, отбросив назад волосы, медлила, будто лошадь перед тем, как брать препятствие.

– Держись, – Бен спустился по лесенке и обернулся, вытянув руки вверх и готовясь поймать девушку.

– Мой герой. – Аврил одарила его улыбкой на миллиард ватт, способной повергнуть на колени целую армию. Бен не был исключением – восторженно вытаращив глаза, он обхватил ее за талию и бережно поставил рядом с собой. Аврил что-то шепнула ему с коротким хриплым смешком, после чего, покачивая бедрами, удалилась по проходу.

Когда к лестнице подошла я, Бен с сомнением поднял брови.

– Тебе, полагаю, рука помощи не нужна?

– Еще чего, конечно, нет, – резко бросила я, стараясь не думать о том, что проигрываю в сравнении с Аврил. На таких женщин, как она, заглядываются все мужики. Я прошла мимо, а Бен задержался и предложил руку Фионе, как всегда, тянувшейся в хвосте.

Наша компания единодушно решила не сидеть под крышей, и все выбрались на поднятую открытую корму.

– Потрясающе! – ахнула Фиона в приступе восторга, после чего, зажав ладонью рот и покраснев до ушей, плюхнулась на ближайшее место. Бен спустился по трапу, кривя рот, глянул на меня, на Фиону, на свободные места рядом с нами, помедлил – и, приняв решение, сел рядом с Фионой.

Наш кораблик сидел в воде низко, а в вышине над нами, по берегам канала сидели, болтая ногами, люди. Они переговаривались друг с другом, фотографировали и просто глазели по сторонам. За их спинами, словно театральный задник, пестрели домики, и выглядели все эти люди совершенно беззаботными. Они махали нам стаканами или просто руками. В воздухе витало ощущение праздника, как будто у всех сегодня были каникулы.

Я улыбнулась, сама не зная чему, подставила лицо солнышку и твердо решила игнорировать грубость Бенедикта Джонсона и просто радоваться погожему дню. Целый час я смогу воображать, что нахожусь на отдыхе. Все на борту, никто не потеряется. Какое же облегчение, что всех удалось собрать в одну кучку.

Аврил нагнулась и, растирая ноги, заговорила:

– Честно говоря, нас должны были предупредить, что придется все время ходить пешком.

Сидевшая рядом со мной Софи округлила глаза и улыбнулась без тени насмешки.

– Аврил, сапожки у тебя обалденные, но серьезно, о чем ты только думала, когда их брала?

– Да откуда мне было знать, что тут всё в чертовых булыжниках? На дворе, между прочим, двадцать первый век, можно уже, кажется, подумать о нормальных дорогах? Это старомодно и, извините, просто нецивилизованно. А ведь это вроде бы Дания, где все повернуты на дизайне. И как только датчанки здесь ноги не ломают? Хорошо еще, я сбегала за этим.

Она перекинула через плечо свой изумительный кашемировый палантин. Тонкий, как паутинка, он взметнулся в воздух, после чего крупными складками лег ей на спину.

Мотор ревел, катер то подпрыгивал на волне, то опускался. Выйдя из гавани, он стал петлять по каналу так, что перед нами открывались живописные виды. Экскурсовод – долговязый подросток со светлым пушком на подбородке – пробрался на нос катера и взял микрофон. Мне он показался совсем ребенком, у нас ему не продали бы пива и тем более не доверили бы вести экскурсию. Однако уже вступительное слово на английском, датском, итальянском и немецком языках заставило меня изменить мнение: паренек работал вполне профессионально.

– Пожалуйста, обратите внимание на то, что вставать во время движения нельзя. Мы будем проходить под очень низкими мостами. А теперь начинаем наше путешествие. В восемнадцатом веке в этих домах были бордели, кабаки и торговые ряды.

Мы все как по команде повернулись – и при виде драгоценной мозаики разноцветных домиков, этого классического образа Копенгагена, бросились фотографировать, похватав свои телефоны и камеры. Да, все эти зеленые, синие, желтые, красноватые фасады были разной высоты и ширины, но вместе они создавали впечатление чего-то единого, как идеальный солдатский строй на параде.

Катер пронесся мимо представительного здания Королевского театра Дании. Затем он вылетел в более широкий канал, а оттуда длинным плавным разворотом вышел на открытую воду. Здесь волнение моря ощущалось сильнее, но наш катер плавно скользил по воде. Гид тем временем показывал нам Бумажный остров с его арт-центром и всевозможной едой в уличных кафе, устроенных в переделанных морских транспортных контейнерах. Старые промышленные здания не поражали красотой, но и в них чувствовались типичный датский стиль и тяга к переделкам: здание бывшей типографии преобразовали, а перед корпусами появилось открытое пространство, уставленное стильными шезлонгами, где люди грелись на весеннем солнце. Даже с воды, с большого расстояния ощущались общее возбуждение и какая-то волнующая атмосфера этого места.

– Здесь самая лучшая уличная еда во всем Копенгагене, – сообщила Софи. – Надо будет мне как-то попытаться сюда попасть.

– В отеле дают напрокат бесплатные велосипеды, – вспомнила я, – ты можешь прокатиться сюда.

– Боженька ласковый, только меня не заставляйте карабкаться на велосипед, – проскулила Аврил.

– И меня, – в тон ей подхватил Конрад, – не волнуйся, солнышко, мы с тобой вместо этого посидим в баре.

– Вот это мне больше нравится.

– А по мне, на велике – это прикольно, – как всегда приветливо улыбнулась им Софи. – Хм, надо будет только выбрать время.

Я мысленно пробежалась по расписанию – свободного времени в нем было хоть отбавляй. Его специально так и составили, чтобы у журналистов была возможность исследовать город самостоятельно и прочувствовать, как живут датчане.

На катере поднялась суматоха – все стали вскакивать, пытаясь как следует рассмотреть Королевский оперный театр. Резко контрастируя с исторической застройкой, особенно с игрушечными домиками Нюхавна, это впечатляющее ультрасовременное здание возвышалось подобно какой-то исполинской колеснице, этакому Джаггернауту наших дней. Гигантская стальная крыша парила над водой, дерзко бросая вызов гравитации, однако округлые линии стеклянного фасада смягчали и уравновешивали ее величественное высокомерие. Сквозь стекло нам удалось различить три огромных светящихся шара – гид объяснил, что эти люстры созданы каким-то известным скульптором. Игру света можно было оценить даже с такого расстояния. А когда парнишка начал расписывать потолок из листового золота и перечислять, из каких материалов выполнено внутреннее убранство, всем стало окончательно ясно, что в этой стране все просто неимоверно гордятся своими художниками и дизайнерами.

– Ты уже прежде бывала в Копенгагене? – спросил Бенедикт у Фионы, поглощенной фотографированием оперного театра.

– Нет.

Ее колючий ответ ясно означал, что она не желает продолжать разговор, и даже заставил меня сочувственно улыбнуться, но я недооценила Бена.

– Как ты вышла на идею своего блога, «Полчасика с Ханнинг»? – снова обратился он к Фионе. Я восхитилась его настойчивостью. – И заголовок очень удачный, – добавил он негромко и даже нежно, как ветеринар, имеющий дело с перепуганным котенком.

Его прикосновения могут быть не менее нежными, некстати вспомнила я и вздрогнула.

– С-спасибо. – Она кивнула, как клюнула, поглаживая объектив своей камеры. Катер резко сбросил скорость, потому что теперь нам открывался превосходный вид с воды на Русалочку.

Фиона встала, чтобы сфотографировать Русалочку со спины. При этом она шаталась и покачивалась, что-то бормоча себе под нос. Развернув камеру под углом, девушка сделала очередной снимок и чуть не упала на Бена. Выбросив вперед руку, он помог ей устоять.

– Осторожнее, не стоит падать.

Фиона покраснела как рак.

– Спасибо.

– Да не за что. – Его лицо вдруг осветила очень симпатичная улыбка, та самая, которую я так хорошо помнила. – Скажи, а ты не могла бы сделать для меня пару фотографий на обратном пути? Новый оперный театр – это интересный сюжет. Крупный бизнес, который может быть либо альтруизмом, либо уклонением от уплаты налогов. История с его финансированием весьма противоречива. Я мог бы написать хороший материал, будь у меня пара приличных снимков. Не возражаешь?

– Нет, – Фиона одарила его лучшей, как мне показалось, улыбкой в ее жизни, – это здорово.

Она сделала еще пару кадров и определенно с довольным видом опустилась на скамью, чтобы рассмотреть, что получилось.

– Вид у этого аппарата прямо устрашающий. Но ты, судя по всему, знаешь, что делаешь. – Когда Бен разговаривал с Фионой, его голос звучал непривычно мягко. А еще я заметила, что он держится от нее на приличном расстоянии, чтобы не спугнуть.

– Это Никон D500. Десять кадров в секунду, – и она разразилась тирадой на пару минут о технических достоинствах камеры. Для меня это был абсолютно пустой звук, и для Бена, подозреваю, тоже, хотя он все время кивал с умным видом. Я впервые слышала такую длинную речь из уст Фионы. Было поразительно видеть, как она расцветает, со знанием дела рассуждая о фотографии.

Чертов Бен Джонсон не давал мне покоя. Он меня прямо заинтриговал. Ведь сколько распинался о том, что находится здесь против своего желания, а в последние десять минут (я наблюдала за ним краем глаза) он слушал нашего экскурсовода с живейшим интересом. Куда подевался бешеный лис, давеча чуть не покусавший меня по телефону? Этот человек, так внимательно слушающий гида, эти острые умные глаза, жадно смотрящие вокруг, это лицо – то оживленное, то задумчивое, – всё это напоминало мне о Бене с вечеринки и о том, что могло бы произойти между нами. Если бы я не струсила и не сбежала.

Катер ушел с открытой акватории, как будто убегая от хлеставшего нас соленого морского бриза, который снова загонял нас в безопасное место. Канал тянулся прямо посередине спокойной жилой улицы. Вдоль набережных выстроились дома с остроконечными крышами. Было немного похоже на Амстердам, архитектура которого, как рассказал нам гид, и впрямь вдохновляла здешних строителей.

– Мы приближаемся к церкви Спасителя, одной из красивейших церквей Копенгагена, с ее знаменитым спиральным шпилем и наружной винтовой лестницей. Сейчас ее будет видно вон там.

Все как по команде вытянули шеи, стараясь рассмотреть церковь и черную с золотом лестницу, змеей обвивающую башню.

– Те, кто на корме, пожалуйста, сядьте, впереди низкий мост. – Голос гида в микрофоне прозвучал равнодушно-устало, было понятно, что ему надоело многократно повторять эту фразу (а у меня невольно возник вопрос: многие ли туристы были обезглавлены на маршруте)?

На борту, однако, нашлось несколько храбрецов, которым во что бы то ни стало нужно было захватить в объектив последние мгновения, пока церковь еще виднелась между домов. Среди них особенно выделялся немолодой итальянец, получивший несколько замечаний за то, что выскакивал, пренебрегая инструкцией. Гид явно был сыт по горло его выходками, как и сконфуженная дочь, которая тянула отца вниз.

Казалось, на канале мы были надежно укрыты, но вдруг откуда ни возьмись налетел шквал. Ветер подхватил палантин Аврил, тот взметнулся, будто парус на яхте, и окутал голову девушки. Лицо, облепленное тончайшей и легкой как пух тканью, было похоже на античную маску смерти. В приступе панического ужаса Аврил вскочила, дрожащими руками пытаясь стянуть шарф, но ветер продолжал озорничать: он вздымал его все выше, как завиток дыма, и, как ни пыталась Аврил ухватить его, палантин не давался ей в руки.

– Аврил, сядь. Сядь сейчас же! – закричал Бен, потому что на нас медленно, как предвестие надвигающейся беды, наплывала тень моста.

– Мой шарф, шарф улетит! – выкрикивала Аврил, не подозревая об опасности и всё размахивая руками в тщетных попытках схватить ткань. Последним рывком расшалившийся ветер сорвал палантин, а обезумевшая девушка продолжала стоя крутиться, бессмысленно размахивая в воздухе руками.

– Sid ned! Sid ned! Сядьте! Sit down! Hinsetzen. Siediti! – встревоженные крики гида были усилены не только микрофоном, но и хором голосов других пассажиров. Общие вопли отдавались эхом, отражаясь от подпорных стен моста.

Ужасающе медленно и неотвратимо, как в фильме ужасов, за спиной у Аврил замаячил мост. Я слышала вокруг себя сдавленные крики. Люди ахали в ужасе, а я пыталась встать, но ватные ноги меня не держали.

Вдруг что-то метнулось к ней так стремительно, что я даже не успела понять, что это было. Аврил взвизгнула и рухнула на пол.

Это падение ее и спасло. А точнее, спасла молниеносная реакция Бена, ведь это именно он стремглав кинулся к Аврил через два ряда и подкатом, как в регби, повалил ее на пол – в тот самый миг, когда наше судно плавно скользнуло под мост. Непостижимо, но одновременно Дэвид ухитрился поймать летящий палантин и теперь растерянно держал его перед собой, как трофей, не зная, что с ним делать.

Гид, опомнившись, крикнул что-то, и мотор катера заглушили, оставив нас покачиваться на волнах под мостом в потрясенном молчании.

Аврил неподвижно лежала на полу лицом вниз, а вокруг блестящих черных волос короной растекалась ярко-алая лужица – разительный контраст.

Я в ужасе опустилась рядом с ней на колени и, хватая ртом воздух, поняла, что боюсь до нее дотронуться. Меня бросало то в жар, то в холод. Боже. Груз ответственности меня почти раздавил.

Нужно что-то делать. Действовать, а не торчать здесь без всякой пользы.

Дрожащей рукой я дотронулась до плеча несчастной и только тогда, по легкому движению спины, поняла, что она дышит.

– Аврил.

Бен опустился на колени рядом со мной и, удивив меня неимоверно, взял меня за руку и коротко пожал:

– Мне показалось, что я успел вовремя. – Он кусал губы, глаза были полны тревоги.

Я ответила на пожатие. Все-таки он потрясающий.

– Ты успел. Она ударилась головой о сиденье, когда падала.

Немного осмелев, я пошевелила ее за плечо и почувствовала, что она дрожит всем телом.

– Аврил. Ты слышишь меня?

В ответ раздался слабый, приглушенный стон.

Над нами склонился гид, перепуганный и, кажется, чувствующий себя бесполезным под откровенно любопытными взглядами остальных пассажиров.

– Она в сознании, – шепнула я Бену. Наши лица оказались так близко, что я заметила пару капелек пота у него на лбу. – Это хороший признак… мне кажется.

– Да, – прошептал он в ответ. – А что нам теперь делать?

Украдкой мы обменялись тревожными взглядами («Вот так дерьмо, мы крайние!»).

– Первым делом надо остановить кровотечение, – решила я, почувствовав, что джинсы на коленях намокли от крови, – и понять, откуда идет кровь и насколько серьезна рана.

– Хороший план. – Его одобрительный кивок вселил в меня уверенность, которой мне так не хватало.

Бен прикрывал меня от назойливых взглядов, а я, вдохнув поглубже, сунула палец под волосы Аврил. Ни шишек, ни дырок.

Девушка со стоном перевернулась на бок и посмотрела на нас непонимающим затуманенным взглядом.

– Лежи смирно, Аврил, – предостерегла я. Только сейчас мне стал виден слева у нее на лбу глубокий порез, заходивший под волосы. Из него-то и текла так обильно кровь.

Дотянувшись до своей сумки, я нащупала упаковку бумажных платков и зажала ими рану.

Поморщившись, Аврил снова прикрыла глаза.

– Больно до ужаса.

Я взяла ее за руку.

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

Непонятно почему, но эти слова ее успокоили – к счастью, потому что я понятия не имела, что делать дальше. Но в это мгновение, как нельзя более кстати, в моей памяти всплыла весьма полезная информация.

– Раны на голове очень сильно кровоточат. Они всегда кажутся намного хуже, чем на самом деле, – заявила я громко, надеясь, что это успокоит всех, включая Аврил. – Тем не менее кровь нужно как-то остановить, – обратилась я к Бену шепотом, кивая на рану, как артистка из сериала про «Скорую помощь», где все на каждом шагу изрекают подобные банальности. На мое счастье, он не возмутился, а кивнул. Бумажные платки к этому времени уже намокли, насквозь пропитавшись темно-красной жидкостью.

Софи уже начала собирать бумажные платки у присутствующих, а Конрад превзошел всех, протянув два безукоризненно чистых и отглаженных матерчатых.

Я сложила их вместе и, убрав промокшие, прижала чистую ткань к голове Аврил.

К этому времени вокруг нас собралась приличная толпа зевак, а капитан и экскурсовод наблюдали за нами издали. Попросив Софи меня подменить, я отправилась говорить с ними.

…Мы с Беном смотрели с берега, как отплывает катер. С кормы нам помахала Софи, всячески изображая сочувствие и симпатию. Остальные пассажиры просто перешептывались и таращили на нас глаза. Между нами на скамейке сидела Аврил, ее поддерживал Бен, обнимая за плечи. Голову ей мы обмотали шерстяным шарфом Софи, который удерживал на месте мою скомканную косынку. Платки Конрада давно пропитались кровью и были отброшены.

Я не призналась бы в этом Бену даже под пыткой, но его предложение сойти на берег со мной и вместе подождать Еву (которая мчалась к нам на такси) было огромным, невероятным облегчением.

Когда мы поняли, что без квалифицированной медицинской помощи Аврил не обойтись, я с борта позвонила Еве, она переговорила с рулевым, и тот согласился, что лучшее решение – высадить нас на берег. Затем мы собирались довезти Аврил до местного врача, чтобы там осмотрели рану и выяснили серьезность положения.

– Ты не хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонила, рассказала, что случилось? – спросила я у Аврил, в девяносто пятый раз посмотрев на часы. Ева обещала приехать через десять минут, и это, похоже, были самые долгие десять минут в моей жизни.

Аврил, ясное дело, едва держалась на ногах и почти не говорила. Я страшно боялась, что у нее сотрясение мозга, и потому все время теребила ее и приставала с разговорами, чтобы только не дать ей отключиться. На мой последний вопрос она махнула рукой и даже попыталась помотать головой, но тут же зашипела от боли.

– Нет, никому сообщать не надо, – она сжала губы, – Кристофер сейчас на работе. Не стоит его тревожить.

– Неужели его не огорчит и не обидит, что ты ему ничего не сказала? – удивилась я. Для чего, спрашивается, люди женятся? Чтобы рядом был кто-то, кому ты не безразличен, кто о тебе заботится.

– Нет. – Аврил кое-как открыла сумочку и, морщась, копошилась в ней, пока не нашла зеркальце.

– Мне кажется, тебе не стоит на себя смотреть. – Я попыталась разжать ее пальцы и отнять зеркало. – Серьезно, не надо.

Но она неверным движением нажала кнопку, и крышка открылась.

– Боже мой, на кого я похожа?

В другом отделении сумочки нашлась изящная кожаная косметичка, из которой Аврил извлекла контурный карандаш для губ и две помады в золотых футлярчиках (дорогие штучки, я даже не представляю, сколько они могут стоить) и стала сравнивать цвета, решая, которая из них лучше оттенит ее призрачную бледность. Аккуратными мазками опытного живописца она обозначила контур губ, морщась от каждого резкого движения. Несмотря на боль, девушка продолжала трудиться, пока не нанесла поверх помады сочный ярко-красный блеск, вызвав у Бена восхищение, смешанное с ужасом.

Встретившись со мной взглядом, он чуть покачал головой, как бы говоря: нет, ты представляешь?

Встав со скамейки, Бен сунул руки в карманы и хмуро отвернулся.

Я же сочувствовала девушке всей душой. Мне сразу стало понятно, что стоит за этим кропотливым макияжем. Помада и блеск для губ нужны были не для красоты, а как психологическая защита, броня, за которой Аврил пыталась скрыть, как ей одиноко и страшно.

Я приобняла ее за плечи, и, к моему удивлению, красавица прижалась ко мне и положила голову мне на плечо. Поглаживая ее по руке, я тихо взмолилась, чтобы подмога подоспела скорее.