Последним из футболистов Бескова видел живым Юрий Гаврилов. За три дня до его ухода 6 мая 2006 года.
«Известный врач Зураб Орджоникидзе посодействовал, – рассказывает Юрий Васильевич. – Помогло, что в этот день к нему поехал Сергей Степашин. Я в тот день был в «Лужниках», тренировался с командой правительства Москвы. В конце тренировки разговор зашел о Бескове – видимо, Зурабу позвонили из больницы и сказали, что Константин Иванович в совсем плохом состоянии. И, может, время даже на часы идет.
Орджоникидзе говорит: «Я сейчас туда еду». Прошу его: «Гивиевич, возьми меня с собой». Спасибо, что не отказал. Больница – на Волоколамке, в лесу. И как раз мы попали туда вместе со Степашиным. Так-то к нему никого не пускали, а нас абсолютно спокойно провели.
Были мы у него недолго. Бесков был очень слабый, весь обложен подушками, не мог даже сидеть. А потом я обратил внимание, что все руки у него после процедур, инъекций – иссиня-черного цвета. Я уже собирался уходить – Валерия Николаевна, которая все время находилась с ним в палате, собиралась кормить его обедом. И только я встал, чтобы уйти, и на прощание наклонился к нему, – Константин Иванович на ухо прошептал: «Передай ребятам, что я уже все, умираю, сил нет уже». Он был в полном сознании…»
В те печальные дни я пролистал гостевые книги поклонников «Спартака», ЦСКА, «Динамо», «Торпедо», «Локомотива», «Зенита» – и везде главной темой был Его уход. «Он давно уже стал человеком не какого-то одного клуба, а футбола в целом», – сказала мне в декабре предыдущего года его жена Валерия Николаевна.
Три команды пришли на прощание с Константином Ивановичем в динамовский манеж в полных составах. Двумя из них, конечно, были «Динамо» и «Спартак», шарфы которых висят на его могиле.
Первым же появился ЦСКА. Бразильцы Жо и Карвалью, когда клали красные гвоздики к гробу, вряд ли понимали, кому отдают долг памяти. А может, им и объяснили, что этому человеку в 1980-м оказалось под силу победить сборную Бразилии во главе с Зико и Сократесом на «Маракане». Сборную их, бразильского Бескова – Теле Сантаны, умершего незадолго до этого грустного дня.
Участник того матча с бразильцами, седой Юрий Гаврилов медленно шел по майской аллее Петровского парка, и по его покрасневшему от горя лицу катились слезы. Ни жена, ни бывшие одноклубники – никто в эту минуту не смел нарушить его одиночества.
За несколько минут до того, как гроб с телом Константина Ивановича под траурную музыку военного оркестра поместили на катафалк, чтобы отвезти на Ваганьково, я попросил Гаврилова в двух словах описать, кем для него был Бесков. Юрий Васильевич произнес именно два. «Отец родной». А ведь сколько у них было стычек!
Уже после окончания траурного митинга, почти никем не замеченный, в динамовский манеж вошел с букетом цветов Федор Черенков. На его лицо жутко было смотреть. Он наверняка повторил бы слова своего бывшего партнера. И стоявшие с такими же черными лицами в почетном карауле Ринат Дасаев, Георгий Ярцев, Вагиз Хидиятуллин – тоже. В том «Спартаке», который для миллионов людей стал чем-то большим, нежели футбольной командой, они уже были друг для друга не тренером и игроками, а отцом и детьми.
Сколько их было в тот день в манеже «Динамо», братьев и сестер, сыновей и дочерей, внуков и внучек Бескова! В церкви на Ваганьковском, где отпевали Константина Ивановича, места хватило далеко не для всех. Если бы это было не утро буднего дня и проститься с Бесковым пришли бы тысячи отправившихся на работу болельщиков, места могло бы не хватить и в динамовском манеже.
Все, кто там был, не могли не подойти к Валерии Николаевне. Она, в черной шляпке с вуалью, была так же красива, как всегда. Муза Бескова, долгие годы одна из самых знаменитых женщин Москвы, приняла за те дни, наверное, несколько сотен телефонных звонков. И нашла в себе силы ответить на каждый. И на каждое из тысяч вчерашних соболезнований – тоже. Жить Валерии Николаевне оставалось чуть меньше четырех лет…
Уже на кладбище проститься с Бесковым пришла Валентина Тимофеевна Яшина. Отношения великих тренера и игрока не были простыми, но именно в сборной под руководством Бескова Лев Яшин взял знаменитый пенальти от Маццолы. А чуть ранее Константин Иванович поехал вместе с Яшиным в Лондон, на матч столетия английского футбола. И с трибуны наблюдал, как вратарь на «Уэмбли» себя обессмертил…
Каждому было что вспомнить. Михаил Гершкович в подробностях рассказывал, как в 1959-м Бесков набирал мальчишек в ФШМ. В районе построенного намного позже лужниковского плавательного бассейна располагалось тогда пять полей. За день тренер успевал просмотреть шесть-семь тысяч (!) ребят и выбрать из них десять-двенадцать самых талантливых. И никогда – ну, или почти никогда – не ошибался.
Хмурым майским днем 2006 года не стало последнего из великих тренеров, на которых когда-то стоял наш футбол. Вслед за Борисом Аркадьевым, Михаилом Якушиным, Гавриилом Качалиным, Виктором Масловым, Валерием Лобановским ушел Константин Бесков.
Теперь он лежит в одной ваганьковской земле, на одной первой линии с Николаем Старостиным. Им с Николаем Петровичем больше нечего делить.
…Есть такой популярный лозунг: «Победа любой ценой». Тем, кто его придерживается, не важно, каким путем эта победа достигнута. «Игра забывается, а результат остается», – еще одно клише многочисленных поборников этой теории.
Бесков с ней всегда бился смертным боем. Он считал, что главная ценность в футболе – игра, и добиваться результата, забывая о ней и о тех, кто на нее ходит, – бесчестно. Бесков взрастил поколения болельщиков, которых часто не понимают другие – те, кому не посчастливилось болеть за его команды. Тех, кому никогда не будет достаточно одних очков и места в таблице.
Это – главное наследие Константина Ивановича. И, если за деревьями видеть лес, оно на самом деле намного важнее того, что сложность натуры помешала ему выиграть еще много трофеев.
Да, он доводил свою футбольную веру до игроков огнем и мечом, и далеко не все это принимали.
Но это – прекрасная вера. Как прекрасны полотна Микеланджело и Гогена, сколь бы ни были неоднозначны, а порой невыносимы характеры их создателей.