Истории Бескова и игроков. Часть 3. Хидиятуллин

Вагиз Хидиятуллин:

«Бескова до его прихода в «Спартак» я особо не знал. Это ведь не нынешнее время с Интернетом, когда все обо всех известно. Слышал только, что он в «Динамо» играл и тренировал. Легендой он для меня не был. Вышел на тренировочное поле, сказал, что надеется на молодежь – и начали работать. А уж когда Константин Иванович лично мне стал говорить, что на меня возлагаются большие надежды – тут я по-настоящему проникся ответственностью за результат. И все пропускал через себя.

Кстати, именно Константин Иванович нашел мне место на поле. В юношеской сборной, в составе которой я в 77-м году выиграл чемпионат мира, действовал в полузащите – в центре или слева. А Бесков отодвинул меня в оборону, откуда не только разрешал, но и поощрял мои подключения вперед. За них меня в прессе даже «новым Беккенбауэром» называли. Слышать это было приятно, поскольку в детстве именно Кайзер Франц наряду с Осяниным был моим кумиром, и фотографии Беккенбауэра висели над моей кроватью в ростовском интернате.

На мой взгляд, проблемы 80-го года начались с… победы над сборной Бразилии на «Маракане». У Константина Ивановича эйфория проявлялась не в самоуспокоенности и снижении требований, а наоборот. Он начинал всех дергать, до каждого «докапываться».

Лично мне он то говорил, что пью, то подозревал, что закуску припрятываю. Я-то никогда не ел сразу после игры. Настолько выкладывался на поле, что голод начинал испытывать только глубокой ночью. И поэтому просил, чтобы мне в Тарасовке оставляли в холодильнике еду. Сначала выпивал пива, ноги «отпускало», а потом ночью начинал есть. Так Бесков в Венгрии, где мы выиграли то ли 4:1, то ли 4:0, начал на меня волком смотреть: «Опять закуску берешь с собой?»

И так доставалось всем, кроме Дасаева и Черенкова, которые для него были неприкосновенными. Спокойно все воспринимал только Саша Сорокин, у которого вместо кожи, по-моему, была броня. Остальные психовали. До поры до времени все сглаживал результат.

«Спартак» лидировал, но потом была московская Олимпиада, где сборная во главе с Бесковым в полуфинале проиграла ГДР. Сказался, думаю, мандраж, который, как многие заметили, охватывал его в решающих матчах. А я так хотел тот турнир выиграть! Словно чувствовал, что больше в моей жизни Олимпийских игр не будет. И был так опустошен после поражения, что Бесков увидел это и проявил несвойственный ему либерализм, отпустив меня в Сочи. Неделю ходил как зомби, только потом чуть отошел. Но куда ни зайду – везде моменты полуфинала показывают. Как назло.

В общем, сил и эмоций в Москве‑80 было потрачено много, а команда в большинстве из спартаковцев состояла. И начался спад. Бесков продолжал неистовствовать. Тут-то все копившиеся конфликты и полезли наружу. Ну а чего можно было ожидать, если за 79-й и 80-й годы мы в общей сложности были дома 79 дней?! Остальное время – на сборах. Нервы были на пределе. Любой выходной мы, молодые, использовали по максимуму, стараясь взять от жизни все. Бескову люди звонили и рассказывали – кто, где, сколько…

В плане самоотдачи ко мне никогда придраться нельзя было. А вот по качеству игры у Константина Ивановича придирок хватало. Теперь-то понимаю, что он видел во мне определенные задатки и спрашивал больше, чем с других. По молодости казалось, что он ко мне просто придирается – а на самом деле, наверное, хотел таким образом вызвать злость, «вытащить» из меня как можно больше. Но я огрызался. А в итоге получилось так, что мы поднадоели друг другу, и любая маленькая вспышка могла привести к взрыву.

В середине 80-го года Бесков подходит ко мне: «Вагиз, говорят, ты хочешь перейти в ЦСКА?» Я был ошарашен, возмущен. «О чем вы говорите? Какой ЦСКА?!» На тот момент для меня существовал только «Спартак». А закончилось все тем, что после сезона, когда встал вопрос, куда уходить – в ЦСКА, «Торпедо» или «Динамо», – то выбрал армейский клуб, поскольку надо было служить. Вот и получилось так, как он и говорил. Но тогда-то у меня и мысли такой не было! То есть в глазах всех я соврал. И оттого еще больше внутренне бесился, что перед собой был чист, но доказать это было невозможно…

Момент, после которого я решил уходить, наступил во Львове. Для нас матч уже ничего не решал, а «Карпатам» победа была нужна кровь из носу, чтобы не вылететь. В тот день Бесков праздновал юбилей, 60-летие. Перед игрой он сказал, что стол для нас накроет. Мы же ему купили в подарок телевизор «Электроник» за 400 рублей. «Сони» с «Филипсами» тогда в Союзе не продавались…

В конце игры судья поставил пенальти после того, как мяч то ли попал, то ли не попал мне в руку. Мы проиграли – 0:1, и Бесков, когда мы дарили ему телевизор, заявил: «Не надо мне ваших подарков, банкета не будет, играли безобразно!» Короче, вразнос пошел, накричал.

А я был молодой, нахальный. Поднимаюсь по ступенькам в автобус и говорю: «Кто-то здесь обещал шампанское?» Это, конечно, наглость была, я на месте Бескова вообще бы кулаком засадил. Но меня тогда зло взяло, что он претензии свои в такой форме предъявлял. Потом приезжаю в Тарасовку, и мне чуть ли не уборщицы говорят, что я, оказывается, игру продал.

Тут вскипел и сказал себе: все. Написал заявление: «Хочу служить в рядах Советской армии». Пришел, объявил и ушел. Все просто обалдели. Играем последний тур с «Черноморцем», идет установка, и Бесков говорит: «У нас есть заявление Хидиятуллина об уходе. Попрошу его выйти из зала, потому что он уже не игрок «Спартака». Я выхожу, а он вдогонку говорит: «И, кстати, раз он предал интересы «Спартака» – значит, предаст и интересы сборной. Поэтому не считаю его больше игроком сборной страны».

В сборную я вернулся – полагаю, Колосков на него надавил. Вплоть до окончания подготовки к чемпионату мира в Испании мы с Чивадзе составляли твердую пару центральных защитников…»

И тут произошла беда – в последнем контрольном матче между первой и второй сборными страны Хидиятуллин столкнулся на поле с Федором Черенковым – корректнейшим из игроков, которых только знал футбол. Тем злее ирония судьбы: именно в этом столкновении Хидя получил тяжелейшую травму, после которой не только пропустил ЧМ‑82, но и полноценно вернулся в большой футбол только через три с половиной года.

Тогдашний капитан «Спартака» Олег Романцев добавляет:

«Мог ли как капитан повлиять на Хидиятуллина, чтобы он не переходил в ЦСКА? Вагиз не глупее меня. Он принял твердое решение, и я не вмешивался. Хотя, возможно, мы все вместе и смогли бы повлиять на него, но не в той ситуации. Это случилось после игры во Львове, где «Карпатам», чтобы остаться в высшей лиге, нужно было победить. Мы проиграли, и один из помощников Бескова, приехав в Тарасовку, начал с садовниками разговаривать, а Вагиз это услышал. Дескать, Хидя игру сдал – хотя на самом деле судья назначил пенальти после того, как мяч ему в плечо попал. Четко в плечо. Да там с судейством хозяева всё решили, нам ясно было!

Но Хиде, естественно, было страшно обидно все это слышать. Тем более что в той игре – как сейчас помню – он был на голову выше всех в обеих командах. Бился, как лев. Он и так игрок великий, а тут еще и игра пошла! Представляете, каково после такого матча человеку все это слышать? Вот и принял такое решение, а я не стал вмешиваться, потому что понять его было можно. Вагиз сказал, что раз у руководства такое мнение, то он психологически больше не может в команде оставаться. И мы это решение уважали».

А вернется Хидиятуллин после травмы в большой футбол в 1986 году… к Бескову. В «Спартак».

Валерия Николаевна говорит:

«Константин Иванович – профессионал и ради дела мог прощать. Для него уход Хидиятуллина был очень большим переживанием, да и я говорила, что это предательство. Ничего подобного Костя не ожидал. На Вагиза повлияла его тогдашняя жена, ныне супруга министра спорта. Камнем преткновения, если не ошибаюсь, стала квартира, которой она была недовольна.

Но когда Хидиятуллин получил травму и оказался не у дел, Бесков вернул его, вылечил и дал шанс. Игрок его использовал, да так, что Костя его, 35-летнего, в 94-м пригласил и в «Динамо». Забыть обиду мужу было непросто. Но мы вдвоем сумели это сделать. Потому что так было нужно для футбола».

Заметьте – «мы вдвоем». То есть роль Валерии Николаевны в таких решениях тоже не нужно недооценивать.

Сам Хидиятуллин, которому год пришлось водить танки (!) на Украине, рассказывает о драматичном возвращении:

«Командующий Львовским военным округом Беликов, дикий футбольный болельщик, когда я в очередной раз отказался играть за СКА (Львов), отправил меня водителем танка в Житомирскую область. Я к этому отнесся легко, потому что незадолго до этого у нас состоялась встреча с Бесковым. И Константин Иванович сказал, чтобы я написал заявление о переводе в воинскую часть, потому что оттуда «Спартаку» будет легче меня вытащить, чем из футбольной команды. Я послушался.

И все-таки мне хотелось в футбол играть, а не танками управлять. Месяц проходит – Бесков меня не вытаскивает. Третий, пятый, восьмой – то же самое. Год почти прошел, когда я позвонил командующему и сказал: «Простите засранца, был не прав». И через два часа за мной уже приехали, чтобы везти обратно во Львов.

Почему «Спартаку» не удалось меня тогда вытащить – не знаю. Когда мы в конце 85-го с Бесковым говорили о моем возвращении, я не стал этот вопрос поднимать. А то начали бы высказывать взаимные претензии – и опять бы понеслось.

Как мы с Бесковым пересеклись? Во время поездок в Москву. Разговор о возвращении в «Спартак» тогда же и зашел, попросили написать заявление, чтобы иметь хоть какие-то юридические основания меня вытащить.

Нашим с Бесковым посредником выступил Кантемир Гусов, впоследствии председатель юридического комитета РФС и руководитель Палаты по разрешению споров. Он очень дружил с семьей Бесковых, и когда я приехал к ним домой, Константин Иванович сказал: «Все, что было, забыли. Сейчас, думаю, ты уже повзрослел, будешь моим помощником в команде». На том и порешили. И ни разу не вспоминали о прошлом. Я вернулся в свой дом, взял быка за рога – и все встало на свои места.

Почему Константин Иванович возвращал людей, которые от него уходили – меня в «Спартак» и «Динамо», Гаврилова в «Асмарал»? Потому что мы его никогда не предавали. И со временем, когда эмоции уходили, он начинал это понимать. Можно говорить о его недостатках, но плюсы, на мой взгляд, перевешивали. В конце концов, с Бесковым мы два раза стали чемпионами, девять лет подряд «Спартак» из тройки призеров не выпадал.

Довольно скоро после моего возвращения стал под плохое настроение говорить: «Зачем тебя приглашал? Ты мне опять все баламутишь!» Но я, повзрослев, уже спокойнее к этому относился. А ведь Валерия Николаевна даже моей супруге звонила и говорила: «Я Вагизу не позволю Костю мучить!»

Он нам все время фильмы показывал. Причем одни и те же. Скажем, «Великолепную семерку» мы замучились смотреть. Уже наизусть знали, кто после кого стреляет. И я как-то привез фильм «Однажды в Америке», о котором многие слышали. Сидим после ужина, смотрим, а Бесков разволновался: где народ-то весь? Что-то не то происходит! И надо же такому случиться, чтобы зашел он прямо на пикантном моменте. Видит и кричит оператору Святкину: «Стоп! Кто эту порнографию сюда принес?»

Я признался, что кассета моя. И добавил: при чем тут порнография? Фильм-то хороший и никакой не скабрезный. Бесков нахмурился: «Опять взялся за свое?» А потом прошел месяц, и он говорит: «Сегодня будем смотреть кино». – «Какое?» – «Хороший фильм, жизненный. Чтобы вы видели, как молодые ребята стоят друг за друга, каким у нас должен быть коллектив». – «А как называется?» – «Однажды в Америке». Возникла немая сцена из «Ревизора». Все только переглянулись. Месяц назад кричал, запись остановил – а теперь сам проникся!

Одна черта у Константина Ивановича не нравилась – для него было нормальным чихвостить человека при всех. Пришел в команду защитник Саша Бокий, отец троих детей. А нагоняи от Бескова получал, как ребенок. Я удивлялся и думал про себя – ну не надо при всех же, он взрослый человек, можно вызвать в кабинет и сказать, что считаешь нужным. И это не будет для него так унизительно.

Он даже шахматы в какой-то момент запретил – после партий такой базар шел на всю базу, что для Бескова это было неприемлемо. Зато к тихому часу нас приучил. Раньше для нас это было дикостью, никто днем не спал. Зато при нем так привыкли, что после окончания карьеры многие из нас днем спать ложились».

Хидиятуллин уедет играть во французскую «Тулузу» за несколько месяцев до отставки Бескова из «Спартака». А восемь лет спустя вернется к нему в «Динамо». И с этим тоже связана драма. В том числе – с разрывом многолетней дружбы. Но Вагиз пошел на это – такова, несмотря ни на что, была его вера в Бескова.

«В Россию я окончательно вернулся уже в 94-м – когда Бесков в «Динамо» позвал, – рассказывает Хидиятуллин. – Хотя вначале собирался во Владикавказ, к Валерию Газзаеву. Он мне позвонил, мы все обговорили. Отправил домой и жену с детьми, и вещи. Решение о переходе в «Спартак-Аланию» уже было принято. Тем более что мы договорились: прихожу к Валере игроком, а потом становлюсь одним из тренеров.

Но чего только не бывает в жизни. Сел в машину, поехал на ней в Москву. Проехал всю Францию, часть Германии и остановился в Карлсруэ у сестры моей жены. Переночевал, позвонил домой, а супруга говорит: позвони Бескову. Оказалось, в России все спортивные газеты уже написали, что я во Владикавказе. Видимо, Бесков тоже это прочел и сказал: «Давайте мне сюда Хидиятуллина!»

Я перезвонил – и выяснилось, что «Динамо» на следующий день прилетает в тот же Карлсруэ на турнир по мини-футболу! Попросил подождать, что я и сделал. На его предложение перейти в «Динамо» ответил, что у меня уже договоренность с Газзаевым. После чего Константин Иванович стал мне рассказывать, что на Кавказе – война, и предложил условия не хуже, чем Газзаев. И тоже – после года игры стать одним из тренеров.

Подумал: дети маленькие, пять лет в стране не жил, семью одну оставлять в Москве страшновато, да и обстановка на Кавказе та еще… Переубедил меня Бесков. Газзаев был зол неимоверно, у нас в одночасье рухнули отношения, хотя до того мы семьями дружили. Я у Валеры постоянно бывал дома, Новый год не раз вместе проводили, дни рождения. Мне было страшно жаль, что так получилось. А встретиться было нереально, по телефону же всего не скажешь.

Спустя время все наладилось, и сейчас вроде нормально общаемся. Но осадок у Газзаева наверняка остался. Возможно, у него моя карьера в футболе могла по-другому пойти – он ведь человек слова. В «Динамо» же меня тренером не оставили. Ни Бескову это, видимо, не очень надо было, ни президенту Николаю Толстых. Кто знает, как бы моя тренерская карьера сложилась, реши я тогда поехать во Владикавказ? А так она не состоялась. Это жизнь. Я и в ЦСКА уходил, и в «Динамо». Ни там, ни там счастья не обрел. Счастье было только в «Спартаке».