Истории Бескова и игроков. Часть 1. Ловчев

К тому моменту, как бесковский «Спартак» выиграл титул, в нем уже больше года не было Евгения Ловчева – единственного остававшегося в команде чемпиона‑69. Следующие части главы о Бескове будут посвящены историям его взаимоотношений с отдельными игроками, которые, на мой взгляд, во многом объясняют, почему при всем своем гениальном даре футбольного режиссера Константин Иванович выиграл гораздо меньше, чем мог бы. А потому, что за исполнителями футбольных ролей он не больно и стремился видеть живых людей, не умел в правильные моменты нажимать на нужные кнопки в их душах.

И еще. Из-за современных тенденций к увеличению роли психологии и индивидуального подхода к игрокам не убежден, что сегодня Бесков был бы так актуален и востребован, как он, творец, того заслуживал. У Константина Ивановича главным действующим лицом был мяч, а не люди. Такой подход имеет право на жизнь, но и оборотные стороны у него есть.

Ситуация Ловчева несколько выпадает из общего ряда последующих историй, поскольку те будут касаться футболистов как раз уже построенного Бесковым «Спартака», а Евгений Серафимович – одно из главных лиц команды добесковской. Что и делало его фигурой, во многом обреченной.

Но раз команда без него стала чемпионом – тут Бескова нельзя назвать неправым. По крайней мере, профессионально. А уж как там по-человечески – это куда больше волновало Николая Петровича, чем Константина Ивановича…

Ловчев:

«Именно на отношении к людям Николай Петрович разошелся с Бесковым. Да, Константин Иванович пригласил многих ребят, вылепил из них классных футболистов – это бесспорно. Но они были для него не более чем рабочей силой и должны были полностью подчиняться ему – имел место беспрекословный диктат. По-динамовски.

А Старостин их любил. И не случайно Хусаинов, Логофет тихо заканчивали карьеру в дубле «Спартака» и никто не пытался их выпихнуть. Но это было при Симоняне или Гуляеве. А у Бескова тот же Ярцев р-раз – и в «Локомотив», Гаврилов – в «Днепр», Шавло – в «Торпедо»…

При всех непростых отношениях, которые были у меня с Бесковым, невозможно не признать, что он и Крутиков как тренеры – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Константин Иванович с первых дней в первой лиге начал показывать нам фотографии киевского «Динамо» – и говорил: «Вот к кому стремиться надо!»

Симонян же всегда признавал главенство в «Спартаке» Николая Петровича. В отличие от Бескова. Который полагал, что это он вернул Старостина в «Спартак» – и уже хотя бы поэтому имеет право быть с ним как минимум на равных.

Старостин всегда воспитывал в нас людей со своим мнением, которое мы свободно могли выразить. Из-за этого наши отношения с Бесковым были испорчены еще задолго до его прихода в «Спартак». В 74-м Бесков возглавлял первую сборную. В начале года играли в Одессе с чехами и уступили. Вечером Константин Иванович подошел к компании игроков, среди которых был и я. Мы что-то обсуждали, смеялись, а он сказал: «Смеетесь? Народ сегодня переживал, а вы за страну не переживаете, поэтому и проиграли».

Я ответил: «Почему это – «вы проиграли»? Это мы все проиграли – вы как тренер, а мы как игроки». После чего услышал, что как футболист деградирую на протяжении последних двух-трех лет. Всю ночь мучился, а утром меня пришел будить Алексей Парамонов. Мы улетали в Киев на игру «Динамо» – «Спартак», и я сказал ему, что не хочу больше играть за сборную. Тот говорит: «Да успокойся ты!»

Затем Парамонов пошел докладывать, что всех разбудил, и вернулся ко мне возбужденный: «Он на меня наорал! Больше с ним работать не буду!» Я встал, пошел к Бескову и сказал, чтобы в команду меня больше не вызывали. Понимая, что за это придется отвечать, добавил «страховочную» фразу: «Считаю, что недостоин сейчас играть в сборной». Он ответил, что наши с ним мнения совпали.

Еду в Киев. На следующий день туда прилетает «Спартак», и Старостин спрашивает, что я натворил. – «В каком смысле?» Выясняется, что Бесков сказал в ЦК партии, что Ловчев отказался защищать честь страны на международной арене.

Больше в этом году меня не вызывали – благо, матчи были только товарищеские. Но я здорово отпахал в тот сезон, перешел в полузащиту, мы заняли второе место после Киева. В конце года должен был состояться единственный официальный матч в Ирландии, и я был уверен, что буду вызван. Однако прежде пригласили в Спорткомитет. Старостин пошел со мной и говорил: «Только молчи».

Для начала Бесков начал все в мой адрес высказывать. Я хотел ответить, но Старостин не позволил. И в сборную таки вызвали. Ребята в пику Бескову выбрали меня комсоргом. Мы проиграли – 0:3, Константина Ивановича, убрав из первой сборной, которую сделали «киевской», перевели в олимпийскую. И он пригласил меня на разговор. Сидели в креслах, пили кофе.

«Создают олимпийскую сборную на базе «Спартака», – сказал он. – Ты – один ветеран. Помоги мне собрать команду. И скажи, на какой позиции хочешь играть».

Я обещал помочь, насколько смогу. Сказал, что команда у нас по составу слабовата, но духом мы сильны. «Добавим, кого нужно», – ответил Бесков. Это был нормальный разговор нормальных людей, и такие беседы окрыляют. А что касается позиции, то я уже в силу опыта прекрасно чувствовал себя в роли центрального полузащитника, держал все в своих руках. О чем и сказал тренеру.

В первой же контрольной игре в Сочи против «Днепра» на четвертой минуте забиваю гол, но в этот момент мне шипами разрезают колено – чуть ли не без наркоза мениск вырезали. Десять дней лежал. А когда встал, мы сразу поехали за границу, и Бесков вдруг ультимативно заявил: «Или выйдешь защитником, или вообще играть не будешь!» Когда летели обратно, я в самолете подошел к Старостину и сказал, что больше не играю в футбол. Потому что хочу зависеть от футбола, а не «от этого самодура, который…» После чего не поехал на сборы даже со «Спартаком».

Приехал Старостин, вызвали меня в Спорткомитет, долго разговаривали и уговаривали. Тем более что и первая сборная во главе с Лобановским на меня рассчитывала. В футбол я, конечно, вернулся, но каким после этого было мое отношение к Бескову, догадаться нетрудно.

По ходу 77-го я все время чувствовал, что Бесков меня потихонечку выталкивает из «Спартака». Даже из первой лиги Симонян вызывал меня в сборную на отборочные игры ЧМ‑78. И после апрельского матча в Венгрии я прибыл в Москву с полной уверенностью, что тут же надо лететь на игру «Спартака» в Ашхабад. Оказывается – не надо. Потом уже администратор рассказал, что Бесков запретил брать мне билет. Стало ясно, что он просто изолирует меня от команды.

18 мая – ответный матч с теми же венграми в Тбилиси. Перед вылетом говорю Николаю Петровичу, что обязательно полечу в Свердловск на матч «Уралмаш» – «Спартак». Прилетаю в Домодедово, сразу иду в кассу, беру билет – и перезваниваю Старостину, что все в порядке, завтра буду играть.

Я же оставался безумным патриотом «Спартака» и хотел быть на поле все время, поскольку нам надо было вернуться в высшую лигу! Газетные заголовки вроде «На наших глазах умирает «Спартак» рвали мне душу. Меня еще в 75-м Лобановский в Киев звал. Но я отказался.

В Свердловск было два рейса – в 10.00 и 10.10. Я перепутал, не обратив внимания, что «мой» рейс летит с посадкой в Кирове. В итоге прилетел за полчаса до игры. Выскакиваю – стоит одно такси, причем полное. Говорю, что я – футболист «Спартака», и прошу довезти до стадиона. Таксист отвечает, что люди едут на похороны, но если согласятся взять меня четвертым за заднее сиденье и в тесноте доехать до стадиона, то он не против. Взяли.

Приехал уже по ходу первого тайма. А у меня нет ни билета участника – ничего! Подбегаю к контролеру, представляюсь, меня впускают. Нахожу Старостина и администратора, открывают раздевалку, я мигом переодеваюсь и минуте к 35-й бегу по кругу к скамейке запасных. Народ узнает, начинается шум, овации. Я подбегаю и спрашиваю Константина Ивановича, кого мне менять. Тот пребывает в растерянности, потом указывает на кого-то: «Вот его».

Подхожу к боковому судье, а он говорит: «Не могу выпустить. Тебя в протоколе нет». Как?! Я же звонил и говорил, что буду. Вчера за сборную играл, через полстраны летел… «Ищи инспектора матча». За три минуты до конца первого тайма по стадиону объявляют, что инспектора просят зайти туда-то. Он приходит и говорит, что ничего уже не может сделать.

Так и не пустили. Я был как обос…нный. Переоделся, обиженный до безобразия. Игра заканчивается, кажется, нашим поражением – 1:2. Тягостная обстановка. Заходим в гостиницу, все берут свои ключи и расходятся по номерам. Проходит полчаса, а я со своими шмотками сижу внизу и даже не знаю, кто в каком номере. Никто меня и не думает селить! То есть просто показывают: «Иди на фиг!» Слава богу, в какой-то момент выходит Николай Петрович и с удивлением спрашивает, что это я тут сижу. Он меня в итоге и разместил, но угнетенность была страшная.

Да и то, что из капитанов меня разжаловали, добавило ощущений. Бесков сделал капитаном Прохорова. Нет, формально были выборы, но ребята мне рассказывали: Константин Иванович обходил всех и говорил, что нужно выбрать Прохорова.

Андрей Петрович до своей смерти в 1987 году был буфером между Бесковым и Николаем Петровичем. А Чапай, в свою очередь, был буфером между Бесковым и командой. Уже в 77-м году мы с нетерпением ждали, когда Старостин приедет к нам на сборы в Сочи. Сказали ему, что не можем с Константином Ивановичем работать, но он нас успокоил. И терпел это очень долго.

Сергей Рожков, который играл в «Спартаке», а потом работал с Константином Ивановичем, сказал о нем точную фразу: «Не Бесков сделал «Спартак», а «Спартак» сделал Бескова». Смысл ее дошел до меня не сразу.

К концу 77-го наши отношения с Бесковым уже были испорчены. Решение большой задачи обычно снимает напряжение, тем более когда уходишь в отпуск. Однако я с Бесковым работать уже не хотел, и в этот момент меня пригласили на комсомольский «огонек» на Ленинские горы. Там в кафе собрались комсомольские вожаки района.

Когда мне дали слово, чтобы я рассказал, как «Спартак» триумфально вернулся, я начал с того, что Бесков в начале сезона удачно провел селекцию, на турнире спартаковских команд нашел Ярцева, ставшего лучшим бомбардиром команды. Тут какой-то человек сказал: «Евгений, прошу вас, не хвалите Бескова!»

Мне это было в кайф. Но, промолчав на эту реплику, я начал говорить вновь и все равно сказал что-то хорошее о Бескове. И опять тот же человек повторил ту же фразу. Тут я спросил: «А почему не хвалить?» В ответ прозвучало: «А назовите хотя бы одну команду, которую он сделал чемпионом!»

Вот поэтому «Спартак», с которым Бесков дважды стал чемпионом, его и «сделал»! До «Спартака», работая во многих командах, чемпионат он не выигрывал. Потому что его величие – в чутье, вкусе на футболистов, умении их раскрыть. Но потом этот талант наталкивался на его же личностные качества. Везде и со всеми он конфликтовал. Известна история, когда он пришел в «Торпедо» и сказал: «Уберите Иванова и Стрельцова, и я сделаю вам команду!» Убрали, естественно, самого Бескова.

И таких историй было много. Не мог он с людьми ладить, как бы хорошо ни складывалось, начинал их «душить». Подозрением, взглядом… Константин Иванович никогда не срывался на крик. Он просто говорил с таким пренебрежением, что это не могло не оскорбить.

Нескольких игроков Бесков не унижал, но таких был минимум. Почему? Возможно, потому что те же Черенков или Родионов были тихими, безответными. Зато Пасулько, Шмаров, Бубнов – со своим мнением, с гонором. Вот им и доставалось по полной программе.

Поколение чемпионов 79-го года клянется Бескову в любви. При том что он же их и раскидал по другим командам. Понимаю – у них других тренеров, по большому счету, не было. А у меня был Симонян, Блинков в молодежной сборной. Я всегда воспитывался в семейной футбольной обстановке, где мы могли быть нерадивыми, но все равно оставались любимыми. И даже несмотря на то, что Старостин на меня очень обиделся за уход в «Динамо», он не позволил журналисту Колядину из «Советской России» утопить меня, когда тот приехал собирать материалы для фельетона.

Уже в 77-м мне стало ясно, что Старостин и Бесков не смогут нормально сосуществовать. Они представляли собой противоположные модели жизни в обществе – демократию и диктатуру. Модель Бескова мне не подходила, и я ушел.

Впрочем, знаете… Я столько всего про Бескова рассказал, что он предстает сплошь нехорошим человеком. Но это не так. Это – мое видение взаимоотношений с этим человеком. Бесков точно так же, как Старостин, чист, честен и свят перед футболом. Просто я – человек Старостина. Но и к Бескову, несмотря ни на что, отношусь с уважением».

А вот мнения о «деле Ловчева» некоторых футболистов чемпионского «Спартака». И одно – от их предшественника Геннадия Логофета:

«Унизить человека Бесков мог запросто. Женя Ловчев-то в «Динамо» именно от Бескова ушел. Самым любимым словом у Константина Ивановича было «бездарный», причем он прямо в лицо говорил: бездарный игрок, бездарный пас».

Вагиз Хидиятуллин:

«На меня произвела сильное впечатление ситуация в 77-м. В тот момент мы шли не очень хорошо и играли в Кривом Роге. Ловчев сказал: «Нападающие у нас худо-бедно забивают, поэтому давайте сосредоточимся на том, чтобы сзади сыграть «на ноль». Мне эти слова запали в душу, поскольку показали, как опытнейший игрок за команду переживает. И действительно тот матч провели по-боевому. Ловчев всегда был человеком своеобразным, но по мастерству и самоотдаче к нему никогда вопросов не было.

В возвращении в высшую лигу он сыграл большую роль. Другого флагмана «Спартака», Папаева, Бесков сразу не постеснялся убрать из команды – за одну неосторожную фразу (что-то вроде «Зачем нас учить, как мяч останавливать?»), после которой решил, что Виктор вносит в работу команды дисбаланс. А Ловчева до поры оставил. Но когда костяк новой команды утвердился, стал его немножко «поддушивать». В конце концов это закончилось его уходом в «Динамо».

Слова Ловчева, что мы якобы уже в 77-м ходили к Старостину и говорили, что с Бесковым невозможно работать, – неправда. Да сейчас кого ни спроси, любой скажет: человека, лучше понимающего футбол, чем Константин Иванович, не было! Может, для Ловчева или Папаева он был тяжелым человеком. А мы, молодые, жили на базе, слушали Бескова и играли в футбол, который доставлял нам огромное удовольствие. И ни о каких жалобах на тот момент не думали».

Георгий Ярцев:

«Сейчас о том времени пишут многое, и с тем же Ловчевым я во многом не согласен. Когда он дает негативную характеристику Бескову – это его субъективная оценка. У них были свои отношения. Ну, для него он не учитель, а для многих из нас – не просто учитель и наставник, а человек, который дал дорогу в большой футбол!

Позицию Ловчева я в то же время понимал. И скандал, который произошел в 78-м вокруг его ухода, не принес радости ни самому Евгению, ни команде. Помню, как в 79-м, когда «Динамо» обыграло в Кубке «Спартак» – 3:0, Ловчев подбежал к лавочке показывать всякие жесты… Стоп, дальше об этом не буду. А то мне говорят: когда, мол, книгу напишешь? Отвечаю, что никогда, ведь если напишу, то скажу правду, а это не всегда и не для всех будет сладко.

В конце 70-х Николай Петрович понял, что Бескову надо не мешать, а только помогать. Они объединились – и это были уже не растопыренные пальцы, а мощный кулак. Вот Ловчев говорит, что уходил не из «Спартака», а от Бескова. Но ведь, при всем позитивном отношении старшего Старостина к Жене, он не выступил за то, чтобы того оставили. Допускаю, что, займи Николай Петрович более жесткую позицию, общий язык все-таки был бы найден. Но, очевидно, Бесков и Старостин тогда до такой степени были тем самым сжатым кулаком, что и Дед понял: Ловчев в какой-то мере мешает Бескову работать с остальными, в его понимании плохо на них влияет. И не стал препятствовать разрыву.

Конечно, характер у Бескова был не сахар. И если во времена Симоняна со Старостиным благодаря их дипломатии расставания с игроками проходили гладко, то у Константина Ивановича разрывы становились неожиданными и происходили по ходу сезона. Иногда было и непонятно, за что. Могу массу примеров привести – да с тем же Ловчевым можно было найти компромисс, и Женька бы остался. Он был лидером команды, фигурой, авторитетом. Да, своеобразный человек – но, главное, в игре нельзя было сказать, что Ловчев уходил от борьбы. И он вовсе не «пошел с базара», даже разговоров таких не могло быть! Он был в порядке! Уверен, что Никита Палыч с Николаем Петровичем, у которых тоже были с Ловчевым конфликты, нашли бы с ним взаимопонимание.

А Константин Иванович четкую границу провел: нет – и все! Так же потом было со мной, Хидиятуллиным (у того, правда, другая история – он сам в ЦСКА ушел), Романцевым, Шавло, Гавриловым… Как только тренер решал, что игрок «не тянет» – его освобождали из команды. А те же Шавло с Сочновым потом в «Торпедо» доказывали, как умеют играть, Гаврилов вообще до сорока лет на поле выходил… Вообще, если наше поколение взять, то никто не ушел нормально, все покинули «Спартак» с какой-то обидой. Правда, в отличие от нынешних игроков, никто не бросал в адрес команды публичные обвинения».

Рассуждения Ярцева и особенно его вывод перебрасывают логический мостик от Ловчева к историям звезд следующего, бесковского, поколения.