«Костя Бесков из крутого теста…»

Два лика Бескова здорово воплощаются в рассказе его дочери Любови Константиновны, жены, а теперь, увы, вдовы замечательного футболиста и тренера Владимира Федотова. В 2007 году, когда Владимир Григорьевич еще был жив, мы разговаривали с ней для книги «Как убивали «Спартак»-2», и по ходу беседы она заговорила об отце:

«В нашей семье честь всегда ставилась превыше всего. Даже материальных интересов, которыми руководствуются очень многие в футбольном мире. Но папа всегда был другим, как и Владимир Григорьевич, который очень многое у него перенял. Потому ему и в голову не пришло затрагивать финансовую тему, когда Леонид Федун назначил его главным тренером «Спартака»… После отставки руководители «Спартака» начали твердить, что у команды характера не было, что Григорьич – слишком мягкий. Это все такая чушь!

Вот о папе говорили, что он жесткий. И я помню, что сама, хоть и обожала папу (и счастлива, что у меня был такой отец), но боялась его панически. Когда поворачивался ключ в двери, у меня темнело в глазах, подкашивались коленки. Гром мог грянуть на ровном месте, если даже уронила на пол какую-то бумажку и нет ощущения абсолютной чистоты. Это полуобморочное состояние было и у игроков. И, к большому сожалению, многие главные матчи его команды проиграли именно потому, что папа слишком на них давил. У Володи же характер другой, и время сейчас иное».

Поразительное по откровенности признание, из которого многое становится понятно.

В 2013 году исполнялось сто лет со дня рождения лучшего футбольного рефери нашей страны всех времен Николая Латышева, и я беседовал с 89-летним арбитром Марком Рафаловым – человеком, поработавшим с ним в одной судейской бригаде в последнем для Латышева матче в классе А. Разговор зашел, в частности, о знаменитом эпизоде, в котором Бескову пришлось бежать к трибуне за мячом, а Евгений Евтушенко годы спустя написал об этом стихотворение «Ошибка Бескова». Прокомментировав его так: «Это был один из лучших прорывов – из бестактности в ее исправление».

Как рассказ старого судьи, так и отрывок из произведения поэта – квинтэссенция характера Бескова, для которого, с одной стороны, непреложным было понятие чести, а с другой – его невозможно было в чем-то переубедить.

Рафалов говорил:

«Та ситуация произошла у меня на глазах. Это был угол поля стадиона «Динамо» между Северной и Западной трибунами. Бесков проходил к чужим воротам по месту правого инсайда, и Латышев зафиксировал какое-то нарушение – уже и не упомню, какое. Дал свисток – а игрок с досады пнул мяч в сторону Западной трибуны.

Мальчик, подававший мячи, бросился было в том направлении, но Латышев свистком его остановил. И сказал Бескову: «Костя, иди принеси». И Бесков, сам Бесков, под свист трибун пошел в легкоатлетический сектор, и лишь когда сам пришел с мячом назад, игра была возобновлена. Много лет спустя я разговаривал с Константином Ивановичем, и тот сказал: «Я пошел, но все равно Латышев в оценке эпизода был не прав». Но обиды на арбитра он не держал».

А вот концовка стихотворения Евтушенко:

 

Костя Бесков из крутого теста —

за мячом он сам побрел сквозь свист,

сам его в руках принес на место —

вот что значит рыцарь-футболист!

 

 

Все мы с вами делаем ошибки —

вы, и президент, и я, поэт.

Почему же в драке, свалке, сшибке

покаянья действием в нас нет?

 

 

Почему всех оправданий вместо

не пойти в народ, туда, где мяч,

принести, поставить мяч на место

и начать по-честному наш матч?

 

«Покаянье действием», как выразился поэт, – это у Бескова случалось. Он ведь и футболистов своих бывших, тех же Юрия Гаврилова и Вагиза Хидиятуллина, позже возвращал. Но покаянья словом – никогда. Вот несколько рассказов на эту тему.

Юрий Гаврилов:

«Был один момент в Кутаиси, когда мы обыграли местное «Торпедо» – 4:0. Там предлагали деньги, чтобы мы отдали игру. Появился человек с чемоданом, ко всем подходил. Это вышло наружу. Вот тогда Бесков был в таком состоянии, что не захотел поставить нас на игру.

Я был одним из тех, кого вывели из состава. Потому что ко мне подходили. Но я оказался не один. Там оказались еще Володя Сочнов, Юрка Резник – те, к кому тоже подходили, и это все видели. Слава богу, все обошлось, мы выиграли, и в конце он почувствовал, что был не прав по отношению к нам.

Потом со временем это все нивелировалось. Но он не извинился. Никогда не извинялся. Конечно, ему не по себе было, мы видели, что он с нами не разговаривает, ему неприятно. Чувствовалось: внутри он понимает, что виноват. Потому что за нас был результат, мы выиграли.

Там все определил Николай Петрович своим волевым решением. Бесков объявил состав без нас, мол, я этим ребятам в этой игре не доверяю. Если результата не будет, меня, дескать, тоже потом обвинят – зачем вы их поставили, если знали, что они пошли на договор. И Николай Петрович взял всю ответственность на себя. Сказал: «Ладно, пусть будет, как будет. Если даже проиграем, я буду отвечать сам». Это был единственный случай, когда состав определил Старостин».

Геннадий Логофет:

«Играли за ФШМ с «Динамо», и я решил кого-то обыграть у своего углового флажка. Мог спокойно отдать, но решил пофорсить. Но финт не получился, у меня отобрали мяч, навесили и забили гол. И я от Бескова в перерыве услышал…

Потом месяц не спал. Константин Иванович не извинился – он всегда прав. Зато это стало уроком на всю жизнь. Понял: да чтобы я теперь «водился» в районе своих ворот – ни за что в жизни!»

И просто констатация от Вагиза Хидиятуллина:

«Ни разу не слышал, чтобы Бесков вслух признал свою ошибку. Не такой он был человек, чтобы, допустим, на разборе сказать: «Извините, виноват». Но это – Бесков, и глупо было ждать от него, что он изменится».