Если от большинства игроков, выступавших у Виктора Тихонова, я не чувствую уважения к этому, бесспорно, великому тренеру, то к Тарасову оно – есть. Потому что, судя по их словам, даже в самых жестких его поступках и словах в подавляющем большинстве случаев была справедливость. А давно и точно замечено, что главное для спортсменов в тренере – не добрый он или злой, не диктатор он или демократ, а справедлив он или нет. Оцените, например, такой пассаж Михайлова:
«Володька подкашливал. Тарасов сделал ему замечание, а Петров приблизительно так ответил: «Вылечите сначала коммуниста Тарасова, а потом уже меня». Вовка ершистый был, на все свое мнение! Точно знаю – Тарасову советовали выгнать Петрова. Тот отвечал: «Как же я его выгоню, если он играет? Перестанет играть – выгоню!»
Выгонит Петрова уже Тихонов…
Бывало и великодушие. Если Тихонов, как только чувствовал, что ветеран сдает, менял его на уже готового (тут нельзя не отдать должное его прозорливости и системе подготовки) молодого, то Тарасову были свойственны и сочувствие, и желание продлить век ветеранов.
Опять же рассказ Михайлова:
«Харламова от нас с Петровым забрали только через два года в интересах команды – потому что Витя Полупанов закончил. И Анатолий Владимирович говорит: «Валерку я от вас забираю, потому что надо помочь Рагулину и Фирсову, продлить их спортивную жизнь».
Это, на мой взгляд, важнейшая фраза для понимания нутра Тарасова. При всей его безжалостности.
Потому-то, когда прошу Михайлова сравнить Тарасова и Тихонова, с каждым из которых ему довелось работать, он отвечает лаконично, но с четкой расстановкой акцентов: «Есть великий тренер Тарасов, а есть выдающийся тренер Тихонов».
И, может, поэтому же замечательный футболист и тренер Владимир Федотов, сын и зять выдающихся мастеров – Григория Федотова и Константина Бескова, игравший за ЦСКА в 1975 году под началом… Тарасова (да-да, был у Анатолия Владимировича уже после ухода из хоккейного клуба и такой сезон), однажды так ответил на мой вопрос во время неудачной серии своего «Спартака», не стоило ли посадить игроков на несколько дней на сборы:
«Невозможно жить прежней жизнью. Игроки взвыли бы, озлобились, а работать лучше не начали! Уверяю: и Тарасов, и Бесков сегодня работали бы в иной манере, чем когда-то, у них было великолепное чутье. Нет, мы не будем возвращаться к сталинскому режиму. Футбол – часть нашей жизни. Изменились и он, и она».
Но во многих вещах Тарасов опередил время. И касается это не только сугубо хоккейной, но и медийной составляющей. В этом тоже его сравнение с Тихоновым оказывается не в пользу последнего.
Если Тарасов блистательно умел общаться с прессой (причем как с советской, так и зарубежной), изрядно подсобив созданию легенды о себе как отце советского хоккея, то Виктор Васильевич был человеком совсем иных предпочтений. Очень интересно об этом рассказывает Алексей Касатонов:
«Тихонов с прессой всегда был настороже, из-за этого журналисты в большинстве своем его не любили. Связано это было с тем, что с момента прихода в ЦСКА и сборную Виктор Васильевич стал отрезать их от команды. Когда-то, рассказывали, Анатолий Тарасов мог пригласить репортеров на обед с игроками. В условиях, когда всем советским людям в загранпоездки выдавали ничтожные суточные и большинству журналистов приходилось питаться в номерах привезенными из Союза консервами, они это очень ценили. Сейчас многие молодые этого вообще не поймут, но тогда было так. Обед, ужин с командой становились для журналистов существенной статьей экономии, а заодно – и новые впечатления, и более тесные контакты с хоккеистами.
С другой стороны, во время еды идут разговоры, игроки расслаблены и могут что-то лишнее сболтнуть, поэтому Тихонов, не будучи сторонником такой практики, начал с отлучения прессы от команды. Включая даже Николая Озерова».
Легенду о себе такими поступками создать было сложно. И хотя Тихонов по всем объективным показателям (взять хотя бы единственную в истории нашей страны победу в турнире с участием всех сильнейших – Кубке Канады‑81, да еще с разгромом 8:1 в финале хозяев во главе со Скотти Боумэном, да еще и три олимпийских золота) – тренер феноменальный, о нем куда больше говорят как о жесточайшем диктаторе, начисто лишенном сострадания и других человеческих чувств.
Уверен, что во многом это несправедливо. Но Тарасов хотел очаровывать журналистов, и ему это с блеском удавалось. У Тихонова такого желания не было и в помине. И пресса платила ему той монетой, какой, по крайней мере, могла.
Хотя, объективности ради, Третьяк, когда я попросил его сравнить Тарасова с Тихоновым, сказал:
«Они были в чем-то одинаковые. В равной степени жесткие и требовательные. И максималисты. Поэтому с обоими было сложно работать. Серебряные медали и с Тарасовым, и с Тихоновым не считались успехом. И при их дисциплине ты все время ходил по грани.
Все! Просто мне было легче – я был дисциплинированный. Все было очень строго. Опоздание было страшным грехом. Но когда у тебя отец – военный летчик, тебя к этому приучают, и дисциплина тебе дается легко. Не каждый любит подчинение, а я к нему привык с ранних лет. И у меня не было конфликтов с тренерами.
Тихонов разрешил мне, единственному в команде, жить на выездах в одноместном номере. Он знал, что я очень дисциплинированный, и днем перед игрой мне надо обязательно поспать два часа. И вечером лечь пораньше. А когда есть сосед – заснуть не могу, и это мешает подготовке.
У Тарасова об этом и речи не было. Но тогда я был молодой и даже не заикался. Хотя Коноваленко курил, Якушев – книги до двух ночи читал. Не просил о возможности жить одному ни у Кулагина, ни у Локтева. А уже у Тихонова, как самый опытный игрок команды, попросил. И он пошел мне навстречу. С 1978-го по 1984-й всегда жил один».
Тем не менее в 84-м, когда ветеран Третьяк попросит у Тихонова о возможности готовиться к матчам дома, а не на базе, и тренер ему откажет, лучший голкипер в истории страны очень рано, в 32 года, завершит карьеру. И равноценной долгосрочной замены Третьяку не найдется. Интересно, как бы в такой ситуации повел себя Тарасов. Но об этом уже никогда не узнаешь.
А Татьяна Анатольевна при упоминании Тихонова высказывается так:
«Папа рекомендовал его, помню точно. Удельный вес у того был несравним с папиным. Но все равно отец говорил, что он лучше, чем все остальные».