При отправке на фронт залез на столб, чтобы любимая его увидела

Правильно осведомлен Боумэн – до войны Тарасов играл в русский хоккей, или, как его теперь называют, бенди. Совмещал с футболом. После фронта перешел на тренерскую работу.

Тему «Тарасов и война» обойти нельзя. В нашем разговоре это сделала Татьяна Анатольевна.

«У папы не только в тренерские годы – гораздо раньше выдумка в нужные моменты работала как надо. Когда он уходил на фронт – черкнул маме пару слов. Все происходило очень быстро, из института их везли на вокзал. Мама приходит домой, и тут прибегает какой-то парень с запиской: «Нина, принеси мне на Курский вокзал шерстяные носки и еще что-то теплое». Транспорт тогда, в начале войны, в Москве почти не ходил, и мама пешком пошла.

Успела, конечно. Тем более что мама – лыжница, по 20 километров бегала как нечего делать. В маме мы всегда были уверены. Сто дел одновременно поручали – и она все успевала. А тогда приходит на вокзал, но там вся площадь – плечо к плечу, кого разглядишь?

Но она знала, что папа что-нибудь придумает. Глаза подняла – и видит, что папа… сидит на столбе. Забрался туда и как-то зацепился ногами. Чтобы мама его углядела! Она туда пробралась, передала посылку – и, рассказывала, они даже не успели поцеловаться, как парней сразу отправили в вагон. Он только и успел сказать: «Нинуха!»

Про войну папа никогда не рассказывал. Мама учила лыжников, которые очень сильно помогли в обороне Москвы. Отца отпускали в увольнительную несколько раз. А у нас же как раз в 41-м родилась моя сестра Галя. Ее надо было кормить – но чем? Бабушка вспоминала, что папа, когда приезжал, стрелял в грачей на кладбище. Она их чистила на белом снегу, а вокруг все черное – вши разбегаются. Потом обдавала их кипятком. И они становились синие-синие. Потом варила, проворачивала и делала из них котлеты.

Вот так кормили Галю. Ну не было больше ничего! Еще у бабушки были фирменные котлеты из шкурок картошки. Все люди тогда так жили. Гале потом не разрешили спортом заниматься, потому что у нее был врожденный порок сердца. Сестра была ребенком войны. Я-то вообще сидеть на месте не могла, а она – другая. Не такая живая.

Упоминал папа о том, что с детства пошел работать. Чего и Гале желал – и очень радовался, что она, занимаясь в педагогическом институте, продолжала трудиться в школе. Ему нравилось, что ей непросто, что совсем нет свободного времени. А мама вообще работала с 13 лет. Сам папа пошел на часовой завод в 14. И очень там преуспел. Руками умел делать вообще все. Это тот случай, когда талантливый человек талантлив во всем. Вот он брал старый кожаный мяч, на котором уже и кожи давно не видно, все разорвано в клочья. И из этого мяча делал маме босоножки. Носить-то было нечего. Мне – уже не делал. Я же была поздняя, жили немножко по-другому. Мне не шил ботинки, а привозил. Из-за границы.

Уже при мне папа гордился тем, что он – военный человек, полковник. Иногда носил, как он выражался, военное платье. Форма всегда висела в шкафу. Рядом со счастливым тренерским пальто…

Помню, как он эту форму чистил. До блеска начищалась каждая пуговица. А как иначе, если надо к генералам идти и что-то просить для команды! Неряшливо выглядеть нельзя. Тем более что просить-то – не для себя. Для себя он никогда ничего не просил. И военное платье папе очень шло. Он был в нем настоящий красавец. Из-под козырька – волосы волнистые. Прелесть!

Не помню, чтобы бабушка или мама рассказывали, как он вернулся с фронта. Знаете, еще почему, может быть, не помню? Потому что меня так рано отдали в спорт, что слушать было некогда. Вот этого – очень жаль. К тому же у меня с детства были сильные головные боли после того, как мы с папой разбились на машине и дверная ручка проломила мне голову. С тех пор я часто сидела на батарее, ноги опущены в кипяток, голова – завязана, и две таблетки пирамидона были уже во мне. Слушать что-либо с такой мигренью было тяжело.

А машину папа отремонтировал – и через день поехал. Как ни в чем не бывало. Ведь он – Тарасов».

Анатолий Владимирович начинал тренировать с футбола, с клуба ВВС (Военно-воздушные силы. – Прим. И.Р.), куда его рекомендовал великий тренер Борис Аркадьев. У него играл будущий олимпийский чемпион 1956 года Алексей Парамонов, который 60 лет спустя рассказывал мне:

«Тарасов был очень справедливый, прямой, не любил фальши и лодырей. А любил дисциплину и не делал поблажек ни для кого. Мы дружили с его братом Юрой, и тот как-то раз на две минуты опоздал на установку. Так Тарасов его не пустил: «Товарищ Тарасов, закройте дверь с другой стороны. Поезд уже ушел». Он жил по принципу: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Даже перед Василием Сталиным (командующим ВВС Московского военного округа, фактическим хозяином команды. – Прим. И.Р.) отстаивал свои позиции, не шел у него на поводу, за что и был уволен.

Я при этом тоже пострадал. Новый тренер Капелькин привел восемь футболистов, всего их в ВВС стало 36, и кого-то надо было отчислять. Так он сказал Сталину, что я… родственник Тарасова. У нас носы были похожи. И Василий Иосифович отрезал: «Родственники Тарасова мне не нужны».

Татьяна Анатольевна вспоминает:

«Юрка – это была папина любовь. Он же младшего брата воспитывал, поскольку отца у них не стало очень рано, бабушка поднимала их одна. Она рассказывала, что братья были совсем разные. Папа – очень дисциплинированный, точный, Юра – гораздо мягче. Поэтому рассказ Алексея Парамонова, что младший брат мог опоздать на установку, а старший не впустил его, вполне достоверен.

У Юры была красавица-жена Люся. Бабушка говорила, что она вертихвостка, но этого я не знаю. По фотографиям могу судить, что Люся была действительно красивой женщиной. Видела ее сидевшей у Юры на руках, причем как это запомнила, не знаю, – совсем маленькая ведь была.

В 1950 году папа был играющим тренером ВВС, Юра там же – игроком. Команда полетела на Урал. Отец же вылетел на пять часов раньше, чтобы обеспечить приезд команды без накладок и встретить ее на месте. Папу это спасло. А Юра с хоккеистами погибли в авиакатастрофе под Свердловском. Увидев тело брата, папа рухнул без чувств…

Там сейчас братская могила, и, когда оказываюсь в Екатеринбурге, всегда туда хожу. И благодарна руководству области, города и хоккейному клубу, что они очень внимательно относятся к этой могиле.

Бабушка туда ездила, и с этого места привезла в Москву чемодан земли. Здесь (разговор проходил на даче Тарасовой в поселке Бузаево. – Прим. И.Р.), рядом с 75-м домом, было старенькое кладбище. Там уже не хоронили. Но бабушка как-то договорилась, чтобы ей выделили небольшой участок. Она сделала могилку и высыпала туда эту землю. Мы туда с ней всегда ходили. Бабушка плакала и рассказывала, каким был Юра».