Виновен ли Тихонов в гибели Харламова?

Одну тему применительно к гибели Харламова обсуждают до сих пор. Виновен ли – понятно, что косвенно – возглавлявший сборную СССР Виктор Тихонов в гибели легенды? Иными словами, должен ли был тренер брать Валерия Борисовича на турнир?

«Кто-то на эмоциях винил Тихонова в гибели Харламова – мол, взял бы его на турнир, и ничего не случилось, – рассуждает Касатонов. – Не сомневаюсь, что внутри себя Виктор Васильевич переживал. Он же не враг ему был. Но давайте будем честны. Тихонов не взял игрока на Кубок Канады по чисто хоккейным соображениям. Команда выиграла, разгромив хозяев в финале – 8:1. Это был единственный турнир на уровне сборных в истории, когда наша сборная обыграла лучших хоккеистов НХЛ не в одном матче, а в соревновании в целом. А с человеком случилась трагедия. Это жизнь. Какое-то мгновение. Почему тренер должен брать это на себя?

Нина Крутова рассказывала, что Вова, который считал, что это его на Кубок Канады взяли вместо Харламова (он восстановился после травмы быстрее, чем прогнозировали), винил в смерти Валеры себя. Тут просто надо понимать – для всех нас Борисыч был кумиром, и мы гордились, что дружили с ним. А Крутов – еще более чувствительный, чем все остальные. Отсюда и такая реакция. Чрезмерно эмоциональная, граничащая с нервным срывом».

Касатонов – человек, всегда относившийся к Тихонову лояльно. Но и Михайлов, ушедший из ЦСКА после серьезного конфликта с Виктором Васильевичем, в нашем разговоре жестких оценок этой истории избегал:

«Лично знаю людей, которые до сих пор винят его. Но что такое тренер? Это человек, который должен принимать решения. Он выбирает игроков, это его право. Единственное – я не согласен с прозвучавшим в одном из интервью Тихонова утверждением, что Харламов был не в форме. Как же не в форме, когда неделей-двумя ранее он получил приз лучшему игроку Кубка чемпионов? Есть другие нюансы, почему он его не взял. А то, что произошло потом, – это уже стечение обстоятельств».

Но одно дело – оценка профессионалов, которые в любом случае не могли (и правильно делали) не учитывать триумф сборной на Кубке Канады‑81. Родная сестра игрока смотрит на ситуацию с несколько иного ракурса. И может себя в выражениях особо не стеснять. Например, рассказать о том, кто осуждал Тихонова за отказ ветеранам сборной полететь через океан на похороны Харламова.

«Да, Мальцев еще и за это Тихонова страшно не любил, – говорит Татьяна Борисовна. – Сашка сказал: «Я за свой счет туда и обратно». Но ни его, ни других слушать не стали. Кто-то выступил открыто: даже если Валера физически был не готов, вы обязаны были взять его на Кубок как гостя, члена делегации – как угодно. Из уважения к тому, что он сделал.

Тихонов – единственный, кто не сказал ни слова соболезнования моим родителям. А все остальные всегда вели себя по отношению к нашей семье очень внимательно. И не только армейцы, но и тот же Сашка Якушев. Все приходили к нам и проводили много времени с мамой и папой. Простые болельщики установили памятник на месте гибели в виде огромной шайбы. Сейчас его чуть-чуть перенесли и облагородили».

На прощании посол Испании встал перед мамой на колени

Михайлов, к моменту Кубка Канады уже завершивший карьеру игрока и ставший тренером, вспоминает:

«Я был в Ленинграде и проводил тренировку СКА, главным тренером которого незадолго до того стал. Вдруг приходит дежурная по катку армейского дворца, подзывает меня к бортику: «Депеша из Москвы. Разбился Валерий Харламов». Я тут же собрал команду, взял себя в руки, извинился и сказал: «Погиб мой друг. Я уезжаю». И сразу вылетел в Москву…»

Когда Харламов погиб, его мама возвращалась на поезде из Испании. Татьяна Борисовна вспоминает:

«Она поехала туда на полгода со дня смерти ее матери. Сомневалась еще: «Может, не надо?» Валерка отвечал: «Мам, ну езжай, раз у вас принято». У нас отмечается год со дня ухода человека, у них – полгода. Причем Валера с ней разговаривал 24 августа по телефону. Тогда еще у него не было сомнений, что он поедет на Кубок Канады. Она ему говорила: «Я тебе пластинки везу». Ему же ничего не надо было, кроме, как теперь выражаются, виниловых дисков. У них с Сашкой Мальцевым были лучшие коллекции в Москве. А эти пластинки, которые мама тогда привезла, дома лежат, я их так и не слушала. Не могу. Больно.

Домой приехала, спросила папу, почему он не встретил ее на вокзале. Он: «Бегонь, у меня ночная смена была, устал». Она огляделась и вдруг: «Что с моим сыном?!» Это всех шокировало. Зеркала были открыты, ничего о горе не говорило. Только «скорая» у подъезда стояла, но она ее не заметила. А тут что-то почувствовала.

Почему ехала на поезде? А тогда не было прямых рейсов в Испанию. Поездом и удобнее, и дешевле. К тому же у нас во Франции родственники. Приезжаем днем, заедем к ним, проведем время, а вечером – на электричку до Бильбао. Страна басков ведь как раз у французской границы. От Парижа до Бильбао – как от Москвы до Тулы. Из Парижа шел прямой поезд в Москву, 44 часа. Он и сейчас ходит. Интересно было смотреть в окно, какая разница между Францией, Германией, Бельгией…

В тот раз машинисту сообщили, что в поезде едет мама Харламова, и сказали, чтобы отключил радио. У нее сердце было слабое, и она не должна была узнать о гибели сына где-то еще, кроме дома. Хотя в Бресте уже был санитарный самолет. Если бы вдруг она что-то услышала и ей стало бы плохо, ее бы сразу на этот рейс – и в Москву.

Потом она рассказывала: пограничник проверяет документы, смотрит на паспорт и произносит: «Похож». Благо, мама не знала хорошо русского языка, и тогда ее это не насторожило. Она сказал: «Ну, конечно, сынок, похожа, это же я».

Мы сделали все, что могли, чтобы она ничего не узнала. Единственное – она удивилась, почему папа не пришел встречать ее на вокзал, как делал всегда. А у него уже сил не было. Я ей объясняю: у него была ночная смена, он дома нас ждет, готовит все…»

На прощании во дворце спорта ЦСКА посол Испании в СССР встал перед мамой Харламова на колени. Татьяна Борисовна этот факт подтверждает, но говорит: «Очереди были от метро «Динамо» и «Аэропорт», с двух сторон. Но я это плохо помню. Все было в тумане».

Вся сборная прямо из аэропорта Шереметьево, прилетев после триумфального Кубка Канады, поехала на Кунцевское кладбище.

«Но и там, насколько знаю, Тихонов ни слова не произнес, – говорит Татьяна Борисовна. – Я тогда с командой не поехала, потому что была дома с мамой. Ее вначале даже парализовало. Когда она только узнала – перешла на испанский язык. Буквально ни слова по-русски! Просила дать возможность поговорить с Испанией, с родней. Она приехала 28 августа и только 31-го, в день похорон, начала русский вспоминать».

Побывали у Харламова на кладбище и канадцы. Об этом мне рассказал Фрэнк Маховлич:

«Это было в 99-м году, когда я приезжал в Москву на дружеский матч. В тех самых «Лужниках», где когда-то мы бились в 72-м, теперь играли не только мы сами, но и наши сыновья – мой, Жиля Жильбера, Ги Лефлера. В том числе и сын Харламова. А мой сын забил в той игре победную шайбу. Мы снова обыграли русских! Нас тренировали Бобби Халл и Иван Курнуайе».

В «Легенде N 17» гибели Харламова – нет. Хотя, казалось бы, такой сюжет – прямо для кино. Но это на наш, обывательский взгляд. Драматурги мыслят иначе.

Вот как мне объяснил задумку создателей фильма Местецкий:

«Были две группы сценаристов, включая голливудскую, которые переписывали первоначальный вариант. Нас взяли, что называется, про запас. Первое, за что продюсеры зацепились и почему вообще начали с нами разговаривать – мы предложили им идею, которая была по-своему революционной. Мы предложили не заканчивать фильм смертью Харламова.

Сюжет, когда герой в конце погибает, причем нелепо, на закате карьеры, – это сюжет падения. О том, как герой взлетел – а затем разбился. Идея показать финал выходом на пик показалась нам гораздо более человечной. Да, увидев гибель героя в момент, когда его не взяли на Кубок Канады, зритель уходил бы из зала зареванный. И… подавленный.

А кино должно будить чувства. И после этого фильма из зала люди выходят заплаканными. Но это другие слезы. Это не слезы безнадежности и трагизма, а слезы любви – к этому человеку, к его команде, к их силе воли. И мы предложили добиваться как раз их, этих слез, а не убить героя и зрителя вместе с ним. Это было решение, которое очень понравилось продюсеру Леониду Верещагину.

Еще была идея показать титром в конце, что Харламов погиб. Но потом от всего этого отказались. Причем от титра о смерти Харламова – уже на монтаже. То, что его не сделали, я увидел уже на премьере. И абсолютно согласен с этим решением».