Гибель сына сломала маму

Харламова не стало. Жизнь продолжалась.

Михайлов с Петровым пробили его детям, Саше и Бегоните, «достаточно высокие» (по словам Татьяны Борисовны) пенсии вплоть то ли до достижения совершеннолетия, то ли до получения высшего образования. Пятерка Ларионова много лет помогала финансово.

Мама Харламова прожила еще пять лет.

«Конечно, гибель сына ее сломала, – вспоминает Татьяна Борисовна. – Ей делали обследование, врач сразу сказал: «Боюсь, она долго не протянет у вас. Все органы задеты на нервной почве». Две войны перенесла, что тоже давало о себе знать. Оказалось еще, что на ногах переболела гепатитом во время Великой Отечественной, что позже спровоцировало закрытый цирроз печени. Слава богу, протянула еще какое-то время.

Но потерялась после того, что случилось. Так же, как папа после гибели моего сына Валерочки. А первый инфаркт он перенес сразу после маминой смерти. Потом очень долго звал меня Бегоней. Только назовет, как сразу вспомнит: «Ой, Таня». Удивительной они были парой. Так заразительно смеялись всегда! Все наши друзья, те же Михайловы, настаивали, чтобы они были на каждом их празднике».

Борис Сергеевич Харламов, оставшись один, перебрался на дачу к… Михайловым. «Шесть с половиной лет он у нас прожил. Ему было тяжело, и хотелось дядю Борю как-то отвлечь», – говорит Борис Петрович.

А сестра Харламова развивает тему:

«Мамы уже не было. Поехали туда летом – он с собачкой Харликом и я. Собака не знала русского языка – только испанский. Татьяна Михайлова ему говорит: «Дед, может, до ноябрьских праздников у нас побудешь?» А они только дом отстроили, им надо было его обжить. В ноябре уже он говорит: «Тань, скоро Новый год. Чего уж нам до него ехать». А она и рада до безумия. Потом раз – уже лето. И так далее.

Все его дедом звали, отпускать не хотели. А младший сын Михайловых Егор спать не ложился, пока дед ему массаж не сделает и сказочку не расскажет. Татьяна звала их с Борисом: «Шерочка с Машерочкой». Как-то забор красят и почему-то становятся все пьянее и пьянее. Друг нашей семьи Мишка Туманов привез канистру, она думала – там краска. А оказалось совсем другое (смеется). Они говорят: «Пойдем покрасим», – и возвращаются все веселее».

Теперь Михайлов регулярно навещает сестру Харламова.

«Петрович? Да все время приезжает! – смеется Татьяна Борисовна. – Был один период, когда он ворчал: «Как в Москву – сразу к тебе!» С Мальцевым встречаемся в других местах. В Ростове-на-Дону три года назад отмечали его день рождения.

А здесь Сашка ни разу не был. Не потому, что не хочет или ленится. Просто для него, парня очень сентиментального, хотя и внешне молчаливого, это больно, и дело не только в Валерке. Он ведь еще и папу нашего боготворил. Когда они после гибели брата виделись, не бывало такого, чтобы Мальцев отцу не сунул денежку на жизнь. Он не воспринимал его как отца Валеры, для него это был дядя Боря, родной человек».

Харламов-старший умер в 2010 году. Ему было 72. Его дочь рассказывает:

«Однажды он упал и шейку бедра сломал. Парень какой-то наглый откуда-то выскочил и уронил его. Говорит: «Ну ладно, я пошел». – «Помогите хоть поднять». – «Мне некогда». И убежал. Пока не приехала «скорая», мы его даже поднять не могли. Такие вот бывают люди.

Положили в больницу, на следующий день прихожу, зная, где его место. Захожу в палату – никого. «Где он?» И тут такой ответ: «А его уже нет». У меня все похолодело внутри – так дословно сказали. А оказалось, Михайлов подключил Андрея Сельцовского, бывшего врача команды, ставшего министром здравоохранения Москвы, и папу перевезли в Боткинскую. Но в известность нас не поставили. А мне уже помощь оказывают, потому что после таких слов плохо стало…

Но оправился. Ходил без палочки. Но перед тем, как ему делали операцию, собирался консилиум. До этого у папы было два инфаркта. Когда не стало мамы и когда погиб мой сын. Операция – это наркоз. И врачи мне сказали, что дают только 20 процентов на то, что он этот наркоз перенесет. Либо, если без операции, то все время будет лежать. Я ответила: «Пусть этот вопрос решает сам. На себя ответственность не возьму, потому что он очень активно живет. За весь сезон ни одного домашнего матча ЦСКА не пропустил – значимые, незначимые… Поэтому у него спрашивайте».

Бегонька была того же мнения: «Это только дед должен решать». И он сказал докторам: «Лучше умереть на операционном столе, чем лежать всю оставшуюся жизнь. Если бы не эта нога – знаете, как бы я сейчас по бабам бегал!» В общем, сделали ему операцию. Пролежал он в больнице дольше обычного срока, но выкарабкался. И все-таки, думаю, тот наркоз свою роль сыграл – только спустя время. Через год у папы случился обширный инфаркт, и его не стало».

Есть у Татьяны Харламовой роковое число – 27. Я спросил, часто ли ей снился брат, и тут выяснилось:

«Ни разу никто не снился – ни папа, ни мама, ни брат, ни сын. Но я каждый месяц езжу на Кунцевское кладбище 27-го числа. И брат, и папа, и сын – все ушли 27-го. В разные месяцы, но в одно число. Они все похоронены в одном месте. 27 августа, когда на Кунцевском собираются и его друзья, и партнеры, и болельщики, я стараюсь приезжать туда рано утром, когда еще никого нет. Потому что в этот день не могу видеть людей. Больно».

Алексей Касатонов рассуждает:

«Я часто думал, смог ли бы Валера найти себя в сегодняшней жизни. Доводилось слышать мнение, что он был слишком честным и открытым для нее. Но, думаю, дело для него нашлось бы. Хотя пройти через 90-е, когда и в стране, и в хоккее был период развала, Борисычу было бы сложно.

А сейчас все люди, которые приносили славу нашему хоккею, – при деле. Потому и не сомневаюсь, что сегодня Харламов был бы востребован. Но так вышло, что сейчас востребован его образ. И о Валерии Борисовиче снимают фильм, который гремит на всю страну, и он собирает рекордную на тот момент кассу».

Спрашиваю Татьяну Борисовну о том же.

«В России он бы работал только детским тренером, – убеждена она. – А может, сразу после окончания карьеры игрока уехал бы поднимать хоккей в Испанию. В 81-м у него уже было приглашение в Барселону, и он очень хотел поехать. Спорткомитет Испании интересовался: мол, как же так, во Франции есть хоккей с шайбой, а у нас – только на траве.

Между прочим, когда при его жизни мы с мамой были в Бильбао, то попали в место вроде нашего Парка культуры – Арчанда. В горах, на высоте. Там был искусственный лед – и стояла Валеркина фигура. N 17, Валерий Харламов, в хоккейной амуниции. Ее установили еще в конце 70-х.

В Испании выходили и фильмы о нем – благо, в том же Бильбао очень много людей, вернувшихся из России, и они понимают, что такое хоккей. Киноактер Альгис Арлаускас в свое время уехал с семьей на Пиренеи и сделал очень хороший фильм «Жить и умереть в России». Одна серия посвящена маме и Валерке. Ее показывали там и на испанском, и, что очень важно, на языке басков.

А недавно испанцы приезжали снимать телевизионный фильм сюда. Они давно приставали, но я – человек не медийный, не люблю все эти дела. Но тут Бегонька, племянница, говорит: «Теть Тань, так хочу в Бильбао! Мне столько рассказывали про эти места, так хочется по ним пройтись! Давай поедем!» И в то же время звонят эти киношники: «Татьяна, когда можно к вам приехать?» Отвечаю: «Мы как раз будем сейчас в Бильбао». Думала, этим все и ограничится.

Они приехали в Бильбао, отсняли там Бегоньку. И им повезло, потому что и дом, и школа, и таверны, куда он приходил с дедом и танцевал, и другие места, где Валерка бегал и играл, – все сохранилось. Я все это помню и знаю – вот и провела, и показала. Но съемочная группа этим не ограничилась и добралась до Москвы. Сняли дом на Ленинградке, где мы жили, двор. Разговаривали с Сашей Мальцевым, Борей Михайловым. Даже нашли такую же машину, светлую «Волгу», на какой он разбился. Неплохой фильм о Валерке получился, даже хороший. Когда они спросили о впечатлениях, сказала: «Мне хочется еще». В Испании уже призы получил».

К сожалению, отношения с семьей Ирины у родных Харламова не сложились. Была даже долгая тяжба за право опекунства над Сашей и Бегонитой, которую выиграла другая сторона.

«С Сашей мы так и не общаемся – его так настроили, наверное, – говорит Татьяна Борисовна. – А сейчас тем более, после того как он на меня в суд подавал. Вышла книга Леонида Рейзера «Вспоминая Харламова», для которой я давала фотографии из личного архива. Когда он ее увидел, его адвокаты на три миллиона рублей мне иск предъявили. На основании того, что это их архив и я им не имела права пользоваться. При том что он о нем даже не знал! Суд этот мы выиграли, конечно.

С сестрой они совсем разные. Мы с Бегонькой одной семьей живем. Она стала мастером спорта по художественной гимнастике, родила двух дочерей и сына. В детстве была – копия деда! Кудрявая, с ямочками на щеках. А Саша… Живет хорошо – и слава богу».