К моменту первой аварии Харламов уже был отцом первенца – грудного Александра. А ведь с учетом того, что Валерий считался одним из самых завидных женихов Москвы, он достаточно долго по сравнению со многими другими хоккеистами делал выбор. Я поинтересовался у Татьяны Борисовны, не смущало ли ее, что брат так долго – особенно по советским меркам – ходил в холостяках.
«Он им был только по паспорту – штампа не было. А так гражданские подружки у него были. Причем я же их из квартир и гоняла. Он говорил им: «О, Танька приехала, уходите, все равно сейчас всех выгонит». И Мишка Туманов, наш друг семьи, гонял их.
Мне нравилась Татьяна Васильева, будущая жена Валерия Васильева. Но у них с моим братом были чисто дружеские отношения, платонические. Он их с Валеркой и поженил.
Потом – Маринка Баженова, переводчица. Они пять лет жили вместе, и им было хорошо. В отпуск на юг ездили вместе. Более того, назавтра у Валерки свадьба, а поздно вечером его нет и нет. Еду искать его – а он у Маринки. Говорит ей: «Только скажи «да» – и я на тебе женюсь». Но она ответила: «Нет. У тебя там ребенок»».
Вот где, оказывается, настоящая драма-то – если, конечно, Татьяна Борисовна не преувеличивает. Скажи тогда Марина – «да», и, может, Харламов был бы жив до сих пор. Ведь в момент его гибели за рулем была Ирина…
Сестра Харламова вспоминает:
«Мама, разбирая подарки на свадьбу Валерки и Ирины, увидела антикварное изображение ангела – с крыльями, беленькое такое. У испанцев не принято это дарить. У нас есть свои приметы, у них – свои. Она сразу сказала: «Это все не к добру. Это к смерти». Потому что такие изображения ставятся на надгробия. Все интересовалась, кто того ангела подарил. Так и не выяснили. Причем его сразу выбросили – прямо там, в Угловом переулке. Мама была суеверна – особенно после того, как после ее разговора с какой-то бабушкой Валерка выжил, когда врачи говорили ей готовиться к худшему.
И Ирине в 15 лет какая-то цыганка нагадала всего 25 лет жизни. Такое точно было, потому что она сама все время об этом говорила».
Столько она и прожила. А Валерию было отмерено 33.
Роковым для Харламова – как, впрочем, и для всего его поколения – стал приход в ЦСКА и сборную СССР нового тренера Виктора Тихонова после двух неудач подряд на чемпионатах мира – в Катовице‑76 и Вене‑77. Ни много ни мало председатель КГБ Юрий Андропов вызвал на Лубянку Тихонова, возглавлявшего на тот момент рижское «Динамо» – и, хоть тот отказывался идти на место популярного среди хоккеистов Локтева (к тому же только что в очередной раз выигравшего первенство СССР), ему четко дали понять: в этом кабинете не говорят «нет». При этом Тихонову дали максимальные полномочия для переустройства и клубной, и сборной команды на тот манер, который он сочтет нужным.
Противостояние с первой тройкой наметится очень быстро. В те времена в Советском Союзе у игроков в таких случаях не было ни шанса на победу. Уже на банкете после первого сезона капитан Михайлов произнес в присутствии Тихонова жесткий тост, который вызвал переполох. «После этого все и началось», – говорит Борис Петрович. Конкретизировать, правда, не желает.
Спев лебединую песню на великолепно проведенном и уверенно выигранном домашнем чемпионате мира в Москве‑79, звено Петрова начало потихоньку уходить в прошлое. А сенсационная неудача на зимней Олимпиаде‑80 в Лейк-Плэсиде с «чудом на льду» (тот выигрыш студенческой сборной США у советских монстров официально назван главным спортивным событием Америки в XX веке) ускорила развязку.
Кстати, и тут усматривается тесное переплетение с нашим рассказом. Потому что не было бы «Чуда на льду» – и в 2004 году в Америке не выпустили бы об этом художественный фильм «Чудо».
А не случись этого фильма – и до «Легенды N 17» дело, скорее всего, не дошло бы.
Местецкий рассказывает:
«Решение снимать «Легенду» оформилось у продюсера Леонида Верещагина как раз после того, как он посмотрел фильм «Чудо». Он сказал: «Блин, у нас было такое же чудо, которое сокрушило и перевернуло нам всем сознание! И у нас нет об этом никакой памяти. Вымрет мое поколение – и все, это сотрется окончательно».
Поразительно во всем этом еще одно совпадение – главный герой «Чуда», тренер той американской команды Херб Брукс, как и Харламов, тоже погиб в автокатастрофе. И тоже в августе. Правда, не 1981-го, а 2003-го. Харламову было 33, а Бруксу – 66…
Владислав Третьяк в нашей беседе признавался:
«После Лейк-Плэсида я вообще хотел закончить в хоккей играть. Вместе с Харламовым. Мы проиграли – и сидели в олимпийской деревне, которая представляла собой тюрьму для малолетних преступников. В худших условиях мы на Олимпиадах не жили никогда. Харламов говорил: «Я, наверное, больше играть не буду». Но остыл – и остался».
Михайлов говорил мне: «После прихода Тихонова мы просто выполняли долг как офицеры и игроки». В разговоре с Татьяной Борисовной, вспомнив фразу, что на Тарасова брат никогда не точил зуб, интересуюсь: «А на Тихонова?»
«Было. Когда сначала Петю (Петрова) из команды отправил, потом Бориса (Михайлова). Он же понимал – из-за чего. Тихона они не воспринимали. И пользовались в команде большим авторитетом, чем он. Вот Виктор Васильевич их и убирал. Хоть Борис потом и работал с ним как тренер, но дружеских чаепитий не было. В отличие от Кулагина и Тарасова».
Игорь Ларионов, как раз на Кубке Канады 1981 года ставший центрфорвардом новой супертройки сборной СССР с Сергеем Макаровым и Владимиром Крутовым по краям, признавался мне: «В первый же свой сезон в сборной я видел отношение к тройке Михайлов – Петров – Харламов. Как у ребенка, который в детстве был унижен и это отложилось у него в памяти, – так было и у меня».
Харламов из первой тройки продержался в сборной дольше всех. Но и его не взяли ни на ЧМ‑81 в Швецию, ни на Кубок Канады – первый подобный турнир с участием всех сильнейших игроков мира.
«Тихонов его боялся и не любил, – говорит Татьяна Борисовна. – Валера был на тот момент очень большим авторитетом в команде. Бориса с Володей он отцепил, брат оставался последним. Из Италии с Кубка европейских чемпионов, а до того, если не ошибаюсь, из Швеции с турнира «Северная звезда» он приехал со званиями лучшего игрока, а его не взяли на Кубок Канады. Тихонов мотивировал это тем, что он не готов. Это было смешно».
Спишем эмоциональный окрас слов сестры на родственные чувства. В конце концов, 33-летний Харламов, к тому же измученный болями в голеностопах (следствие первой аварии), по игре уже не был обязательной частью сборной – что она и доказала, выиграв тот Кубок Канады и уничтожив в финале хозяев – 8:1.
Другое дело – те же канадцы позже брали на Олимпиады с участием всех сильнейших 37-летнего Уэйна Гретцки в Нагано‑98 и особенно 36-летнего Марио Лемье (где он и завоевал первое в карьере олимпийское золото), находившихся уже далеко не на пике и завершавших карьеры. Это говорит о том, что великого мастера даже на сходе можно вписать в большую команду. Ясно, что в лимитированной роли, – и лишенный фанаберии и переоценки собственных возможностей Харламов, несомненно, ее бы принял.
Победитель Кубка Канады‑81 Касатонов говорит:
«Честно, не думал, что его не возьмут на Кубок Канады. Когда Валерия Борисовича куда-то не брали – это не могло не удивить. Даже в 33 года. Даже несмотря на то, что на чемпионате мира‑81 в Швеции его уже не было.
Но к новому сезону, который должен был стать последним в его карьере игрока (об этом сам Валера говорил), он готовился серьезно, не пропустил ни одной тренировки на сборах, был в хорошей форме. На Кубке европейских чемпионов в Италии, как всегда нами выигранном, его признали лучшим игроком. Для турнира тоже ведь престижно, когда приз лучшему дают такой мировой звезде, как Харламов. Это и на статус самого турнира в будущем работает.
Помню, был выходной, заезд в Новогорск, а на следующий день вылет в Канаду. Приезжаю на базу, все уже ходят в экипировке. И тут вижу, что Валера в цивильном идет. С вещами. «Борисыч, ты куда?» – «Все, я закончил». Имелось в виду – не с хоккеем, а с Кубком Канады. Больше нам с Харламовым увидеться было уже не суждено».