В «Легенде N 17» опытный Харламов – это жесткий вожак, лидер, трибун. В жизни он таким не был. У него хватало иных достоинств, и я решил узнать у Михаила Местецкого, зачем было делать из и без того колоритного, харизматичного человека кого-то другого. Сценарист парировал:
«Мы читали книжку Харламова. И по многим показателям видно, что Валерий был просто хорошим парнем. Мягким, деликатным. И когда мы «взрываем» его характер в фильме – не было в жизни таких моментов. Но посчитали, что в кино он должен быть чуть жестче, чем на самом деле. Это собирательный образ спортсмена, который из легкомысленного мальчишки через какие-то диковатые поступки вырастает в серьезного, матерого и спортсмена, и человека».
Алексей Касатонов рассказал, каким был Харламов в ЦСКА и сборной на самом деле:
«В характере Харламова в «Легенде N 17» больше взято у Михайлова. Не собираюсь принизить Валерия Борисовича, для меня он – как бог. Но образ в фильме получился собирательным. Лидерскими качествами, приписанными там Харламову, в гораздо большей степени обладал капитан.
Харламов с Геннадием Цыганковым были моими наставниками в команде, как-то так само собой сложилось. У меня и квартиры-то тогда в Москве не было, я жил то на базе в Архангельском, то в пансионате на Песчаной улице. Так вот, Харламов и Цыганков меня как своего «воспитанника» иногда брали к себе домой на выходные.
Ночевал то у одного, то у другого. Хотя, казалось бы, зачем я им, семейным людям, и так имевшим крохи свободного времени, нужен? С Харламовым и его семьей мы и на ВДНХ ходили гулять – он там рядом в «трешке» сталинского дома жил, – и даже отдыхали вместе в Ялте».
А вот что о человеческих качествах брата – только уже применительно не к ледовой, а к обычной жизни и к родным для него людям – рассказала мне Татьяна Борисовна:
«Валера был очень добрым, веселым, открытым человеком. И не был жадным ни на поле, ни в жизни. Анекдотов знал не меньше Володи Винокура, специалиста по этой части. Обожал дарить подарки – дружил, например, с троицей Кобзон – Лещенко – Винокур, и знал, что Леве нужен концертный костюм. Привозил его из Канады – и не могло быть и речи, чтобы взял за него деньги. Только дарил! При том что суточных советские хоккеисты получали копейки.
А меня, сестру, одевал как куколку. Благодаря этому очень выделялась. Даже девчонки, жены Михайлова и Петрова, говорили мужьям: «Вы смотрите, что Валерка Таньке берет!» Когда в 73-м году его со Всеволодом Бобровым пригласили на финал Кубка Стэнли, он привез и Михайловым, и Петровым, и мне белые сапоги на платформе – тогда жутко модные. В подарок. Кто еще такое сделает из хоккеистов?!
Как-то, помню, новые сапоги в автобусе порвала, прихожу расстроенная. Он говорит: «Тань, хорошей вещи ничего не будет, плохой так и надо. Я тебе еще привезу». Привез, и не одни. Или, помню, заболела, камни в почках были. Он уловил: «Это простуды». Едет на игры в Канаду и привозит мне оттуда дубленку. «Чтоб тепло было». Понимаете? Это еще и потому, что мы с ним были очень дружны. Вообще не ссорились. Он ушел и унес мои секреты. Я могла с ним по женским моментам делиться. И никто ничего никогда не узнал.
Он не знал, что такое зависть и высокомерие. Дружил с ребятами со двора, из детского сада, они встречались все время. Один из них, Сережка Сугробов, работал летом в пионерлагере физруком, и он к нему ездил, чтобы с ребятами пообщаться, рассказать, что видел в разных странах. Старым друзьям тоже подарки дарил – что уж там говорить о папе-маме, дедушке-бабушке. И сейчас два раза в год с этими ребятами видимся – правда, на кладбище…
Очень хорошо помню такой случай. У нас была соседка, старенькая бабушка. Так Валера, уже будучи звездой, пришел ее поздравить с днем рождения и встал на колени. Ему ничего не стоило это сделать!»
Вернусь к повествованию Касатонова, также рассказавшего несколько историй о том, как Харламов помогал даже не самым близким из окружавших его людей:
«Валерий Борисович – настолько честный, открытый человек, не умевший обманывать! Светлая личность. Общаясь с ним, ты сразу же забывал, что для хоккея сделал он, а что – на тот момент – ты. Испанская кровь, наверное, делала его особенным, ни на кого не похожим. Даже Виктор Тихонов сказал в интервью: «Злиться на Харламова было невозможно – такой человек. Море обаяния». При всей своей легендарности он был гораздо доступнее суровых Михайлова с Петровым.
Читал рассказ Миши Васильева (хоккеиста ЦСКА 80-х годов. – Прим. И.Р.), как ему, 18-летнему, Борисыч помог купить золотое колечко для мамы. Сам отвез парнишку в ювелирный магазин к знакомому директору. Искренне верю. У Харламова было много знакомых в любых сферах. Его обожала вся страна. И он всем помогал. Помню, однажды отобрали у меня магнитофон на таможне. Вез два, оказалось – можно только один. Рассказываю Харламову, он тут же: «Поехали». Прямо со сборов рванули, благо, от Новогорска до Шереметьева близко. К его знакомому таможенному начальнику. Отдали! И ведь он не для себя поехал что-то забирать, а только ради меня. Его авторитет работал железно».
«Молодые Валерку очень любили и тянулись к нему – Фетисов, Касатонов, будущий Профессор Ларионов… Так что эта история меня совершенно не удивляет», – откликается на мой пересказ касатоновско-харламовской поездки в «Шарик» Татьяна Борисовна.
Когда вы имеете дело с таким человеком, а к тому же он еще и знаменит, и общителен, – дружба с артистами неизбежна. Да с какими!
Татьяна Борисовна рассказывает:
«С Владимиром Высоцким они сошлись в театре на Таганке. Валерка там постоянно бывал. А потом, помню, как-то я лежала в больнице – и в ней же был дядя Марины Влади. И вот Валерка и Володя встретились как раз в этом госпитале. Это было под Новый год. Такой концерт там устроили!
А какие шоу брат устраивал с легендарной Анкой-пулеметчицей, помощницей Чапаева, с которой они оказались в Боткинской больнице, когда у Валеры была первая авария! Прихожу, мне говорят: «Он у своей». Значит, у Анки, которой было восемьдесят лет. Он любил с ней общаться, анекдоты беспрерывно травили. Они и похоронены рядом на Кунцевском.
История о том, что, когда сборную СССР возглавил Бобров, она готовилась ко второй половине Суперсерии‑72, брат с Высоцким сидели в Доме актера, и в один из моментов Валерке пришлось залезть под стол, – правда. Потому что Высоцкий его быстро предупредил: «Бобер идет!» Это и Михайлов знает, он тоже там был. И Петров, царствие ему небесное. А Бобров отдохнуть сам любил».
Как и Харламов. И умел погулять – причем на широкую ногу. В книге серии ЖЗЛ «Валерий Харламов» меня впечатлила история про полную ванну шампанского в квартире у его друга Мальцева после окончания сезона‑71/72, которую они с приходящими и уходящими друзьями распивали целую неделю. Умели же люди отдыхать!
Татьяна Борисовна подтверждает:
«Они оба любили говорить: «Красиво жить не запретишь». Что Харламов, что Мальцев – молодые, красивые, неженатые. Долго было у них по этой части единение. Любили пошутить, подурачиться. Два таких остряка! Говорили мало, но очень метко. Девочек, которые все время были при хоккеистах, звали «мартышками».
Красивая одежда, пластинки, рестораны – все это началось, когда стали за границу выезжать. У Валерки, впрочем, всегда был вкус, какая-то изюминка. Может, потому что рисовал. Может, от мамы все шло. Она же помнила, как жила в Испании – и прививала нам эту жизненную гармонию. У Сашки такого вкуса поначалу не было, но он подтянулся, и они стали наравне.
С прическами экспериментировали. Из Киева к нам парень приезжал, парикмахер Сашка. Предложил попробовать сделать химическую завивку – и ему очень хорошо было. Еще они с Мальцевым парики под хиппи надевали. Помню, звонок в дверь еще на старой квартире. Мама смотрит в глазок – там какие-то мужики волосатые. Она их сначала не узнала. А это Валерка с Сашкой парики надели. Потом еще отца нарядили…
Дружил и с волейболистами, и с баскетболистами (особенно с Милосердовым и Едешко), и с футболистами. Среди последних самый близкий его друг – Вадим Никонов. Вадька и сейчас постоянно звонит. Кстати, брат его с будущей женой и познакомил. Как и Сашу Гусева, и Валеру Васильева. Тот еще сводник!
Практически все хоккеисты-немосквичи жили у нас. Валерка всех тащил в дом. У нас был натуральный проходной двор! Холодильник только открывался и закрывался. Только когда пил много, ему плохо становилось. Быстро заводился, но много его организм не осиливал. Когда были где-то вместе, я знала – надо обязательно взять нашатырь, чтобы в какой-то момент привести брата в порядок.
С телекомментаторами и журналистами он тоже был на дружеской ноге. Например, с Николаем Озеровым. Валерка теннис тоже любил и играл в него – правда, не с Озеровым, а с министром обороны Гречко. Тот был самый простой министр обороны, самый человечный. С другими не сравнить.
Если говорить о журналистах – Ленька Трахтенберг у нас жил. Сколько раз ночевал! А про отношения с журналистами – Валерка понимал, что у них своя работа, свой хлеб, и им надо помогать. Нужно было – даже партнеров стыдил, когда они от интервью отказывались. Сам безотказный был».
При таком широком круге общения надо понимать: в те времена никакими ночными клубами и вообще избытком увеселительных заведений в СССР не пахло. Их было наперечет. Комментатор Владимир Писаревский рассказывал, что как-то раз пришел с друзьями в ресторан гостиницы «Советская» и увидел Харламова, которого швейцар… туда не пускал. Харламов с горечью сказал ему фразу, за которую можно было и невыездным стать: «А в Америке или Канаде у меня был бы собственный ресторан».
«Ну, если бы он настоял – пустили бы. А он – нет, значит, нет. Брат и меня всегда осаждал в этом плане, если я начинала напролом лезть. «Ладно, Тань, пошли». Скромный был», – реагирует Татьяна Борисовна.
Уже несколько позже Харламова в последний момент отцепят из списка людей, представленных к ордену Ленина. Но не из-за его богемного образа жизни.
«Дело было не в этом, – объясняет Татьяна Борисовна. – А в том, что он к тому времени еще не был коммунистом, тогда как Борис – был. После этого его школьная учительница Галина Михайловна дала ему рекомендацию, и Валерку в партию приняли. А я его принимала в комсомол. Я же была сначала председателем совета дружины, а потом секретарем комсомольской организации школы. В райкоме спрашивают: «А почему секретать комсомольской организации не задает вопросов?» – «Я его и так хорошо знаю. Это мой брат».
А расстроился из-за ордена Ленина он сильно. Как и в момент, когда в самом начале карьеры, еще до Чебаркуля, его отцепили от поездки с ЦСКА в Японию. Так же, как и перед Кубком Канады‑81, с чемоданчиком поехал на базу – и назад вернулся».