Книга: Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников
Назад: «Переглянулись с Эспозито: Боже, как такое возможно? Ответ был один: «Харламов»
Дальше: На колени перед бабушкой-соседкой

Кларк – «Гад ползучий» или Право имел?

Один из популярнейших советских апокрифов – то, что переломным моментом во время Суперсерии‑72 стал перелом лодыжки Харламова после жестокого удара форварда «Филадельфии» (недаром эту команду называли «бандитами с большой дороги»!) Бобби Кларка. И вообще, сама эта травма обсуждается ненамного меньше, чем разгром «Кленовых листьев» в первом матче и победная шайба Пола Хендерсона в серии на последних секундах восьмого. Дескать, канадский цинизм победил нашу наивную романтику.

Ниже поймете – это явный перехлест. «Советы», как называли нашу команду канадцы, тоже были хороши. А «Кленовые листья» просто играли, как привыкли.

Говорим мы, например, со Скотти Боумэном – величайшим тренером всех времен – у него дома во Флориде. И я слышу:

«Поверьте, Харламов был не единственным, кого Кларк так ударил клюшкой. Он был жестким игроком – и в НХЛ тоже так делал. Может, было сказано: «Если окажешься рядом с Харламовым – применяй силовой прием». Не думаю, что прозвучало: «Сломай ему ногу»».

Спрашиваю о том же во время нашего долгого разговора в Тампе главную звезду тех «Кленовых листьев» – Фила Эспозито. Он для начала упоминает, что считает лучшим игроком советской сборной в серии не Харламова. Потом говорит о том же, о чем и Боумэн, а завершает тему совсем уж неожиданным – по крайней мере для нашей аудитории – пассажем.

«Считаю, что лучшим был Якушев. Он был тем человеком, которого мы реально боялись. Харламова же, я знал, можно вырубить. Что и сделал Бобби Кларк. Плохо, что он не сделал это в первом же матче!» – демонически расхохотался Фил.

И тут добавил очень важную ремарку:

«Такие удары постоянно случались в регулярном чемпионате НХЛ, и мне самому их наносили десятки раз. Мои голеностопы были измочалены! В том числе и самим Бобби. И это было частью игры. А эти советские парни кололи нас клюшками, словно копьями! Кололи!»

И Эспозито с присвистом изобразил, как игроки сборной СССР не просто колют канадцев клюшками, но и проворачивают их. Этого нам ни советская пропаганда, ни советские хоккеисты точно не расскажут.

У Якушева по травме Харламова, понятно, иное мнение.

«Конечно, мы это осуждаем. Кларк сам позже признавался, что второй тренер (Джон Фергюсон. – Прим. И.Р.) дал ему задание вывести этого парня из игры, и он таким вот неспортивным образом это сделал. Для них в то время это, может, и нормальное явление было, но для нас – подлый момент. Извинился ли Кларк тогда или потом? Нет».

Третьяк говорит: «Он сам (Кларк) написал в книге, что ему такое задание дал тренер. А задание надо выполнять. Тем более холодная война шла, отношения были неприязненные. Но в 1976-м приехали играть с «Филадельфией», и Кларк нашел меня перед игрой. Подарил шикарный перстень – десять бриллиантов, гербы Советского Союза и Канады, а также слово «унряжка». Он хотел написать – «упряжка», то есть мы все, советские и канадские хоккеисты, вместе. А еще подарил часы. Я ему в ответ – ондатровую шапку…»

Спрашиваю Михайлова, простил ли он Кларку травму Харламову за давностью лет – или почти за полвека эмоции не стерлись. Борис Петрович отвечает колоритнейшим образом – такой фразой, на какую способен только он один:

«В тот момент он для нас был гад ползучий. Не думаю, что тренер дал ему задание любой ценой вывести Харламова из игры. Нанести такую травму противнику – это проявление слабости. Но ведь Кларк не был слабым игроком! Может, он и не хотел, чтобы все получилось именно так? А сейчас…»

И машет рукой. Уточняю, мог ли Харламов ударить исподтишка. «Валерка – нет, – реагирует его партнер по звену. – В открытую мог врезать, а исподтишка – никогда».

У Фрэнка Маховлича я поинтересовался, слышал ли он лично команду Джона Фергюсона сломать Харламова. «Если такая команда и была, то точно не при мне, – ответил форвард канадцев. – И даже никогда не слышал, что Фергюсон такое говорил. Как и кто-либо другой».

На вопрос же, полагает ли он, как многие в России, что сборной СССР для победы не хватило как раз Харламова в двух последних матчах, Михайлов ответил: «Конечно. Это же была звезда из всех звезд. Из нападающих рядом с Харламовым некого поставить. Некого! При всем уважении к Мальцеву, Петрову, Якушеву». При том, что, как говорил сам же Борис Петрович, лучшим игроком в московской части серии был именно Якушев.

А Маховлич отрезал: «Это хоккей. В нем не бывает слова «если».

У всех – своя правда.

Татьяна Борисовна же о Кларке высказывается вот как:

«Гад такой! Ох как Евгений Мишаков с ним дрался тогда. Он первым на этого Кларка налетел – и такая заваруха началась! Потом уже все ребята начали. Валерка очень переживал, что его сломали, и он не сможет сыграть. Причем так хотел – и ему уколы делали, специальный сапожок под конек надевали. Но ничего не получилось, и он возложил этот проигрыш на себя – потому что невовремя сломался.

А мама тогда ругалась: «Пора заканчивать с этим хоккеем!» Она всегда был против хоккея. И не гордилась тем, что у нее сын такой знаменитый. Потому что это такие нервы! Валера ей очень тяжело дался, много болел в детстве. Поэтому каждый удар по нему она воспринимала так болезненно.

Поставит икону, молится. И то – не столько смотрела, сколько слушала. Одновременно могла гладить, готовить. Только если повтор шайбы, забитой ЦСКА или сборной, прибегала к телевизору. А папа во время просмотров матчей сколько раз падал с табуретки! В «Легенде N 17» это есть, и действительно так было. На домашние-то матчи он всегда ходил, а когда выездные – поставит табуреточку, двигается, двигается на ней – и как упадет!

Четыре домашних матча Суперсерии‑72 мама, как всегда, смотрела по ТВ, а мы с папой там были. В первой московской игре очень хорошо помню, что после той шайбы в «Лужниках» болельщики голубей запустили. Представляете, закрытый стадион – и вдруг голуби взлетают! Такая красота. И это при том, что билеты на матчи раздавали только своим, по блату, в свободной продаже их не было. Одна элита. А голуби тем не менее – были!»

А во время канадской части Суперсерии ему и остаться предлагали.

«Какой клуб именно – не вникала. Но и деньги огромные сразу предлагали, и машину. Но он подумал о семье. Хотя в Канаде ему с первой поездки, еще в 69-м году, очень понравилось. Маленькие площадки подходили. И его там приняли сразу. Помню, привез из той поездки газету с фотографией, как он натягивает игровой свитер на голову канадцу. Тот на Валерку полез, а наш с его 175 сантиметрами тоже не промах. Даже подпись под фото гласила: «Русский нападающий нашел управу на канадского защитника»».

На мой вопрос, ощутила ли сестра, что брат стал в стране всесоюзной знаменитостью именно после Суперсерии, Татьяна Борисовна реагирует замечательно:

«Я вообще никогда этого не ощущала и брата как национального героя не воспринимала. Это ощущение возникло уже после фильма «Легенда N 17». А как оно у меня могло быть раньше, если мы с ним до 12 лет в одной постели валетиком спали, потому что у родителей других возможностей не было!»

Назад: «Переглянулись с Эспозито: Боже, как такое возможно? Ответ был один: «Харламов»
Дальше: На колени перед бабушкой-соседкой