«Переглянулись с Эспозито: Боже, как такое возможно? Ответ был один: «Харламов»

На Олимпиаде‑2014 в Сочи, за пару дней до матча Россия – США, я разговаривал с капитаном и одним из ведущих хоккеистов американской сборной Заком Паризе, сыном участника Суперсерии‑72 Жан-Поля Паризе. Спросил, кого из советских участников тех эпических матчей он может вспомнить. Зак даже ни на секунду не задумался: «Харламов! О том, какой это великолепный хоккеист, отец рассказывал очень много».

Это не означает, что Харламов был там безусловно лучшим среди наших. И даже вообще лучшим. Тот же Фил Эспозито выделяет Александра Якушева, получившего четыре (!) перстня лучшему игроку матча; Фрэнк Маховлич – Владислава Третьяка. Даже Михайлов называет лучшим в московской части серии Якушева, а в целом – Третьяка.

Но по яркости, виртуозности в сборной СССР «легенде N 17» не было равных. Фрэнк Маховлич вспоминает:

«Как Харламов владел клюшкой! Когда в 81-м году услышал о гибели Валерия, перед моими глазами встал момент из третьего матча Суперсерии‑72 в Виннипеге. Мы с Филом Эспозито атаковали советских защитников в углу площадки, но один из них прямо перед силовым приемом успел отбросить шайбу в сторону чужих ворот. Она пересекла синюю линию и поскакала к красной.

Но после того, что произошло дальше, подумалось, что так все и было запланировано. Потому что Харламов на полной скорости подхватил шайбу, ворвался в зону, словно не заметил наших защитников, разобрался с ними и вратарем – и забил! А мы с Эспозито в это время врезались в их защитников. Оглянулись – а там шайба в наших воротах. Так быстро это было. Переглянулись с Филом – боже, как такое возможно? Ответ был один: «Харламов».

По поводу владения клюшкой ценно замечание звезды уже более молодого поколения, Алексея Касатонова:

«У Валерия Борисовича была фантастическая обводка, скорость, которая с его техникой позволяла ему обыгрывать соперников, создавать для своей команды численное преимущество, а заодно поднимать на ноги весь стадион. У него были и прекрасный бросок, и щелчок. Не представляю, как Харламов или позже Сергей Макаров показывали волшебный хоккей, играя такими клюшками, как в то время. Да если бы у них были сегодняшние, они со своим мастерством вообще по сто голов за сезон забивали бы!»

Киношный же взгляд на то, почему однозначно главный герой Суперсерии‑72 в «Легенде N 17» – Харламов, излагает Местецкий:

«В отзыве кого-то из хоккеистов я прочел комментарий, который прекрасно понимаю: в той серии были игроки не хуже Харламова. Тот же Третьяк, тот же Якушев. И я пойму хоккеистов, которые предъявят нам претензии, что мы перетянули одеяло на Харламова.

Но фильм – про него! Если брать их тройку с Михайловым и Петровым, то в ней не было драматического, конфликтного начала. Они были просто в хороших отношениях, а когда нет конфликта – нет и кино. Поэтому, при всем уважении к ним, при наличии главного героя в лице Харламова нереально было вытащить Михайлова и Петрова на первый план.

Получилась ведь достаточно классическая для кино история. Вначале был написан сценарий, над которым работали очень уважаемые в профессии люди. Но знаете, какая там была проблема? Это был пересказ фактов – медлительный и подробный. Из него бы, может, и получилось интересное артхаусное кино, но точно не тот фильм, который хотел сделать продюсер Верещагин. Сейчас вижу много комментариев, где люди пишут: «Ну, биография Харламова – это же готовое кино, там и сценарий-то писать нечего!» Ну, тут мы можем провести чистый эксперимент: просто посмотрите другие фильмы про Харламова (а они есть!) и сравните.

Взять и перенести все в кино невозможно. События реальной харламовской жизни не были увязаны какой-то внутренней логикой, которую мы так любим в кино. И теряя которую, нам становится неинтересно смотреть фильм, – это закон кинематографа. Требовалось выстроить сюжет, где были бы какие-то логические кольца, где заявленные темы развивались бы и к финалу достигали кульминации. Например, как индивидуалист по натуре через преодоление приходит к коллективной игре…

Это и есть драматургия, которой в жизни Харламова в чистом виде не было. Нам приходилось ее вычленять, отсеивать кучу тем. Меня смешит, когда в рецензиях пишут: как вы могли не упомянуть о дружбе Харламова с Мальцевым? Но нашей задачей было не упомянуть как можно больше событий из его насыщенной жизни, а укрупнить центральные. Это очень сложно».

Спрашиваю Татьяну Борисовну и про дружбу с Мальцевым, и про отсутствие «драматического, конфликтного начала» во взаимоотношениях с Михайловым и Петровым. Причем ставлю вопрос так, как о том не раз слышал – что лучшими друзьями Валерия были Мальцев и Михайлов.

«Да, хотя и со многими другими ребятами отношения были великолепными. И Вова Лутченко у нас жил, и Валера Васильев… Малец – это потому что они долго были неженатые. У них свободы было больше. А других жены и дети держали. Да, из остальных ближе всех был Борька. Еще и потому, что его жена Таня очень любила нашу маму, тянулась к ней.

Когда у Таньки Михайловой был день рождения, ведущая спросила: «Вот есть такой человек, который очень давно знает эту прекрасную женщину и может поднять за нее бокал вина?» Она сказала: «Конечно, есть». И повернулась ко мне: «Танька, иди. Ты самая старая из моих подруг». Я же крестная их старшего сына. А моя мама была крестной самой Тани Михайловой – та крестилась уже взрослой. Мы жили одной семьей!»

Уточняю у сестры Харламова, верна ли формулировка Касатонова, что ее брат был для молодых хоккеистов «намного доступнее строгих Михайлова и Петрова». Подтверждает:

«Так и было. Боря знает себе цену и очень хорошо. А Володька, царствие небесное, да простит он меня… Он интервью, если не заплатят, не давал. Когда обратились насчет фильма, Борька сразу сказал: «Чем могу – тем помогу». А Петя: «Сколько это будет стоить?» Петров всегда был первым спорщиком в команде. Ни одному тренеру от него покоя не было – надо, не надо… Валерка над этим только смеялся».