Гиппократ, Майкл Джексон и медицинская этика

Клятва Гиппократа содержит часть, в которой действие переносится из общественной сферы в приватную: «В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного». После смерти Майкла Джексона в июне 2009 года, когда певцу было 50 лет, подозрения коснулись его личного врача Конрада Мюррея. В результате расследования, в ноябре 2011 года доктор Мюррей был осужден за непредумышленное убийство и приговорен к 4 годам тюремного заключения.

Случай этот привлек внимание общества к взаимоотношениям врача и пациента. Как изменяется динамика этой связи в том случае, если пациент влиятельнее врача?

Студентов-медиков мы учим не забывать о разнице потенциалов в отношениях между доктором и пациентом. В больничной обстановке пациент может быть испуганным, не владеющим медицинскими знаниями. Врачи в такой ситуации, как правило, здоровы, обладают необходимой профессиональной информацией и находятся в привычной обстановке. Таков расклад сил в типичной клинической ситуации. Врачи сильны, пациенты слабы и ранимы. Впрочем, в некоторых ситуациях баланс сил меняется, и возникает другой комплекс задач.

Иногда сила прикладывается извне. Военные врачи, например, могут быть сразу и медиками, и солдатами. У них есть начальники, чьи приказы они обязаны исполнять, и первоочередной их заботой является не попечение о пациенте, а успех военной миссии. Эдмунд Хоув, психиатр, служивший в армии США, в качестве примера приводит лечение больных с переутомлением на поле боя. Если военный психиатр позволит себе отправить домой солдата, испытывающего подобное расстройство, то немедленно найдутся желающие изобразить те же самые симптомы, чтобы уклониться от участия в бою. Подобный лавинный эффект вполне способен подорвать возможность успеха всей операции. Двойная преданность врача военному долгу и своим пациентам является примером подобного противоречия.

Аналогичная ситуация возникает в области спортивной медицины. Спортивные врачи могут разрываться между своей преданностью пациенту и обязанностями наемного работника клуба перед его менеджером. Следует ли допускать травмированного звездного атлета к участию в соревнованиях, если менеджер рекомендует клубному доктору разрешить ему выступления? Инъекция болеутоляющего удовлетворит менеджера и, возможно, улучшит результативность команды, однако пациент окажется в рискованном положении. И поскольку должность спортивного врача относится к востребованным, менеджер без труда найдет нового медика.

Итак, позволительно ли личному интересу попирать высокие принципы медицинской этики? Следует ли распространить область допустимых интересов на команду? Как и в случае армейской ситуации, менеджер заботится об интересах команды, которые не всегда совпадают с интересами пациента.

В апреле 2009 года в четвертьфинале Кубка Хейнекена (Кубок европейских чемпионов по регби) доктор клуба «Харлекуинс»  преднамеренно и по просьбе самого игрока рассекла ему губу для того, чтобы на поле смог выйти специалист по штрафным ударам. Игрок спрятал капсулу с поддельной кровью в носке. Причинив физический ущерб пациенту, врач поставила интересы команды выше личных интересов пациента, выше законов и духа спорта. Генеральный медицинский совет отстранил ее от работы.

Другой спортивный врач однажды рассказал мне, что некогда позволил боксеру, лидировавшему по очкам в главном бою своей жизни, продолжить соревнование с переломом ребра. Здесь в противоречие друг с другом вступили медицинские интересы пациента (требовавшие остановить схватку из-за перелома) и его общие спортивные интересы (требовавшие позволить ему добиться своего стремления стать во главе своего вида спорта).

Один из важнейших примеров разности потенциалов – медицинское обслуживание глав государств. Во время своего пребывания у власти Франсуа Миттеран, являвшийся президентом Франции с 1981 по 1995 год, приказал своему личному врачу Клоду Гублеру считать поставленный ему диагноз рака простаты «государственной тайной», которую нельзя открывать даже жене президента. И все последующие 11 лет доктор Гублер составлял и подписывал медицинские заключения, не упоминавшие про рак и объявлявшие Миттерана здоровым. Когда становились необходимыми лабораторные исследования, врач посылал образцы под псевдонимом. Сам же президент объяснял свои боли последствиями полученной на теннисном корте травмы.

Франция является ядерной державой, и кажется вполне разумным, чтобы кто-то знал, что президент, способный нажать на ядерную кнопку, находится в состоянии упадка умственных способностей, впал в зависимость от наркотиков или алкоголя или просто проводит все свое время в постели, как было с Миттераном в конце 1994 года. Требование хранить врачебную тайну не является абсолютным, однако нарушение конфиденциальности может оказаться весьма вызывающим – в том случае, если твоим пациентом является президент или премьер-министр.

Поскольку личные врачи проводят много времени со своими пациентами – во времена болезни и даже нормального состояния, – существует опасность того, что профессиональные границы могут оказаться размытыми, а суждения потеряют объективность. Престиж подобной работы и щедрый оклад также могут исказить этическое и клиническое суждения. Беспринципный и легкомысленный доктор будет просто наслаждаться жизнью. Более вдумчивый специалист, вынужденный осознанно практиковать сомнительные медицинские методы, может заполучить эмоциональное расстройство.

Клятва Гиппократа впервые возникла в те времена, когда врачи не представляли собой тех пользующихся доверием профессионалов, каковыми они являются в наше время. Медицина тогда не имела строгих правил, шарлатаны кишмя кишели повсюду. Потенциальная возможность осуждения со стороны посторонних была такова, что автор клятвы подчеркивал необходимость соблюдения нравственной и профессиональной целостности: «Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство».

Вера общества в профессию врача, внешнее давление третьих сторон, общественное влияние некоторых пациентов, относительная изоляция от коллег, искушения, создаваемые деньгами, славой и роскошью, могут помешать частному врачу, практикующему в XXI столетии, сохранить в чистоте свое дело. Я не считаю эти барьеры непреодолимыми, однако для начала следует признать их существование.

Обучение студентов и ординаторов тем опасностям, которые может таить в себе лечение высокопоставленных пациентов и личная заинтересованность, способно помочь им осознать существование таких проблем. Однако никакое образование, никакой личный кодекс поведения не способны разрешить всех возможных этических коллизий. Когда настает момент истины, только сам доктор способен решить, чему следует отдать предпочтение: своему искусству, собственному эго или своему карману.