Против профессора Пинкера

Когда в 1990-х годах я был старшекурсником-лингвистом, профессор Стивен Пинкер являлся живой легендой среди специалистов отрасли. В августе 2015 года он забрел за пределы своего уровня компетенции.

Прежде чем ученые получают право проводить исследования на людях, им часто приходится заручиться одобрением научно-этических комитетов или Организационно-наблюдательной комиссии (Institutional Review Board) в Северной Америке. Таким образом, если, к примеру, у специалистов из British American Tobacco возникает желание изучить влияние нового табачного продукта на легкие людей, им для этого необходимо получить разрешение от комитета исследовательской этики. Если ученым из Оксфордского университета необходимо опробовать на студентах новую антималярийную вакцину, они также нуждаются в одобрении этической комиссии.

В разделе «Мнения» газеты «The Boston Globe», профессор Пинкер сделал удивительное предположение, гласящее, что основной моральной целью биоэтиков (под этим термином он подразумевает специалистов по этике и исследовательские этические комитеты) должно быть – «не путаться под ногами». «Подлинно этическая биоэтика, – объявил он, – не должна препятствовать исследованиям, охватывать их красной лентой, мораториями или грозить судебным преследованием».

Это смелое утверждение, несомненно, отражает мысли многих исследователей, работы которых для своего начала требуют одобрения научного контрольного комитета. Много лет назад, будучи соискателем докторской степени, я на собственном опыте испытал тяготы скучного процесса контроля. Приходилось тратить часы на заполнение протоколов, учет поправок и ответы на вопросы комитета, и время это я предпочел бы тратить на работу исследователя. При всей популярности такого мнения цель биоэтики вовсе не заключается в сокрытии истины от глаз ученых. Она предназначена для того, чтобы допустить потенциально благотворные исследования, обеспечивая при этом минимальный ущерб самим исследователям и всем прочим в рамках морально допустимых пределов. Риск получения ущерба невозможно ликвидировать полностью, однако обычно его можно уменьшить с незначительными усилиями и затратами. Этот процесс может оказаться настолько же простым, как дополнительное лабораторное испытание нового прибора, проведенное прежде использования его на человеке.

Подчас исследователи, которые в своем энтузиазме могут не оценить потенциальный ущерб так же тщательно, как это может сделать беспристрастный сторонний наблюдатель, недооценивают или упускают из внимания возможный ущерб окружающим. В таких ситуациях этический комитет просто обязан «лечь им под ноги», указать на проблемы и, при возможности, предложить пути их разрешения. Исходя из личного опыта, могу сказать, что ни один этический комитет не хочет смертей под своим наблюдением. Биоэтики академического толка могут в своих ученых документах вещать о «достоинстве», «святости» и прочих туманных предметах, однако на передовой линии этического механизма фокус находится на реальном физическом или психологическом ущербе, который может выпасть на долю реципиента.

Биоэтика не противоречит исследованиям и прогрессу. Поиск способов облегчения страданий человечества сам по себе является нравственным императивом, однако усилия, направленные в ложную сторону, могут – и неоднократно приводили – к неисчислимому ущербу. Примеры вредоносных исследований многочисленны. Заметным примером является печально известный эксперимент Таскиги, в ходе которого с 1932 по 1972 год велось наблюдение среди бедного чернокожего населения с целью понять естественный механизм распространения заболевания сифилисом. Даже после того, как в 1940-х годах было найдено эффективное средство терапии (пенициллин), исследование продолжилось уже без лечения и даже без предоставления информации участникам.

Некоторые из примеров, подобных эксперименту Таскиги, стали спусковыми крючками для внедрения мер предосторожности, принципов, кодексов и деклараций в современные биомедицинские исследования.

С учетом того, что нам известно о человеческой природе, позволять исследователям самостоятельно оценивать этичность собственных экспериментов – все равно, что давать право полисменам судить других полисменов или докторам – других докторов. На практике все они в полной уверенности (и притом ошибочно) будут считать собственную работу образцом этики.

Профессора Пинкера смущает угроза обращения в суд, однако это вполне законная практика. Какой разумный ученый откажется узнать о возможности попасть под суд при продолжении работ в определенном русле? Уровень и вероятность подобного риска наилучшим образом могут оценить адвокаты, однако вопрос должен быть поднят этическим контрольным комитетом. Заключение комитета может снизить опасность судебного преследования. Профессор Пинкер видит в этических комитетах врагов исследователей, хотя на самом деле первые стремятся помогать ученым, а не искать ошибки ради самого процесса. И те, и другие входят в одну команду, во всяком случае, должны входить.

Биоэтики страдают от ошибочно сложившегося имиджа. Некоторые исследователи видят в них своего рода «этическую полицию», законодателей и исполнителей своего собственного этического права. Действительно, кое-кто из биоэтиков страдает своего рода этической ипохондрией или подвержен катастрофической разновидности мышления, допускающей, что всякий исследовательский протокол или проект может оказаться буквально усыпанным нарывами этической природы. Также как хирурги обнаруживают природную склонность к операциям, а адвокаты всюду видят «наихудший сценарий», биоэтики могут усмотреть слишком отдаленные этические проблемы и переоценить их значение.

Не стоит, конечно же, сомневаться в том, что в биоэтических комиссиях состоят и такие люди, чье настроение и суждение не совместимы с членством в подобных организациях. Мне приходилось быть свидетелем уродливых сцен, когда члены научных исследовательских комитетов беседовали с учеными в тоне, приличествующем разве что перекрестному допросу в уголовном процессе, а также в ситуациях, когда ученые не сумели уделить необходимое внимание этической стороне вопроса, явившись на заседание неподготовленными. На свете существуют не только плохие и хорошие ученые, но и плохие и хорошие биоэтики.

Подбор, стаж и подготовка членов этических комитетов внушают, конечно, законную озабоченность. Быть может, следовало бы добиться того, чтобы максимальное количество участников таких комитетов имели больший опыт исследований в той отрасли науки, которую они контролируют.

XXI век не позволяет усомниться в том, что потенциально опасное исследование должно подвергнуться экспертизе с этической точки зрения. Формулировка «Настоящий проект одобрен научно-этическим комитетом» дает известную гарантию того, что благо всех участников этой работы не потерпит ненужного ущерба. Пугает другое – сама мысль о том, что биомедицинское исследование может быть произведено без этического контроля.