Виновен ли Сократ?

В афинском праве существовало перешедшее затем в христианское богословие понятие асебия (греч. asepeia – безбожие, религиозное нечестие), которое означало действия, несовместимые с почитанием богов и соблюдением религиозных обрядов: осквернение святынь, воровство культовых предметов, профанация мистерий, оскорбление умерших; отрицание, забвение, непочитание, высмеивание божеств. С 432 года до н. э. асебия получила четкое юридическое обоснование как государственное преступление и каралась штрафом, изгнанием, а то и смертной казнью. Грозные предупреждения нечестивцам выбивались на каменных стелах, выставляемых в периболах (внутренних дворах) храмов.

Хрестоматийный пример – судьба Сократа, обвиненного в асебии и казненного через самопринятие чаши с ядом цикуты. Согласно Платону, обвинялся Сократ в том, что «не чтит богов, которых чтит город, а вводит новые божества» и в том, что «развращает юношество». За этой формулировкой, как известно, скрывались политические претензии; в Средневековье Сократа назвали бы еретиком. Сам философ категорически отверг все обвинения как клеветнические, отказался от спасительного бегства из Афин и достойно принял смерть. Сократу принадлежит изречение: «Лживые слова не только коварны сами по себе, но также заражают душу злом».

В римском праве богохульство первоначально не каралось. Римляне считали богов достаточно могущественными и способными самостоятельно покарать своих обидчиков. Император Тиберий провозгласил: «Оскорбление богов – дело самих богов». Почитание культа сводилось преимущественно к соблюдению внешней обрядности. Насмешки над богами в театральных постановках часто вызывали бурные овации, особенно если это были трагедии Энния и комедии Плавта.

Жак-Луи Давид «Смерть Сократа», 1787, холст, масло

В процессе Сократа участвовало около 600 судей, за казнь было подано 300 голосов, против – 250. В дальнейшем историки и юристы столь рьяно спорили по этому поводу, что в 2012 году в Афинах инициировали «пересмотр дела», для чего собрали авторитетных юристов из разных стран. Мнения профессионалов разделились поровну, а большинство зрителей признали невиновность Сократа – и философ был «оправдан».

В трактате «О драматической поэзии» Дидро рекомендовал художникам суд и казнь Сократа в качестве живописного сюжета. Жак-Луи Давид выбрал самую драматичную сцену: освобожденный от оков несломленный философ принимает из рук отрешенного палача смертную чашу в окружении скорбящих друзей. В день казни Платон отсутствовал по болезни, однако художник восстановил историческую справедливость, изобразив самого преданного Ученика сидящим у изножья смертного одра своего великого Учителя.

Некоторые случаи современность отнесла бы скорее к кощунству и святотатству. Так, едва не сгинувший в морской пучине император Август преисполнился гнева на бога Нептуна и в отместку убрал его статую из пантеона на время праздничных цирковых игр. Жадный до наживы Дионисий I стянул накидку со статуи Юпитера под предлогом того, что зимою в ней холодно, а летом тяжело. Он же снял у Асклепия золотую бороду с глумливым замечанием: «У твоего отца Аполлона еще не выросла борода, откуда же ей быть у тебя?»

Развращенный властью Калигула и вовсе провозгласил себя богом, приказал доставить из Греции статуи почитаемых обитателей Олимпа, отрубил у них головы и приставил взамен изваяния собственной. Объявил своего коня «воплощением всех богов» и приказал почитать. Государственная присяга была дополнена фразой «ради благополучия и удачи Инцитата».

Завоевывая другие народы, римляне достаточно лояльно относились к их божествам, не уничтожая и не изгоняя. «Всякому государству принадлежит своя религия, нам – наша», – провозгласил Цицерон. Впрочем, такое отношение заключалось в самой природе политеизма: для многобожия по определению нет богов «ложных» или «плохих». Боги могут быть более и менее могущественны, но все одинаково истинны. Потому римляне воздавали дань уважения египетской Изиде, каппадокийской Ма, некоторым финикийским и фригийским божествам. Характерна устойчивая речевая формула обращения к богу: «Кто бы ты ни был, какое бы имя ты ни носил…»

В античной литературе нечасто встретишь богохульника, а если и встретишь, то скорее не как ругателя богов, а как соперника, оспаривающего власть и могущество. Взять, например, царя Капанея – героя древнегреческих мифов и трагедии Тимесифея. Во время осады Фив, пытаясь взобраться на городскую стену по приставной лестнице, Капаней выкрикнул дерзкую клятву: во что бы то ни стало захватить город, даже если это будет против воли богов. Разгневанный Зевс поразил его молнией – и Капаней упал со стены. Громовержец наказал «самодержца». Позднее Данте в «Божественной комедии» поместил Капанея в третий пояс седьмого круга ада, где поверженные богохульники жестоко мучаются в раскаленной пустыне.

Уильям Блейк «Царь Капаней», илл. к «Божественной комедии» Данте Алигьери, 1826, бумага, акварель

Другой мифологический персонаж и действующее лицо трагедий Эсхила, Софокла, Сенеки – царь Тантал тоже прогневил богов непомерной гордыней и нанесенным оскорблением, за которое его низвергли в Аид. По одной сюжетной версии, Тантал разозлил богов разглашением тайных решений Зевса, по другой – похищением у богов нектара и амброзии. Третья трактовка причисляет Тантала к клятвопреступникам, четвертая – к отцеубийцам. В любом случае Зевс наказал Тантала похлеще Капанея: не просто ударил молнией, но навалил на голову гору и обрек на невыносимые мучения от голода и жажды. Отсюда известный фразеологизм танталовы муки — то есть ужасные нескончаемые страдания.