«Отныне узрите Сына человеческого»

«Принцип Тиберия» пошатнулся в отношениях с христианами, которые веровали в единого Бога и не желали признавать никаких иных божеств. К тому же с укреплением имперской власти цезари получили статус сакральных особ (лат. august et divus), непризнание которых считалось богохульством. Это стало официальным основанием для преследования христиан.

По Тертуллиану, тот же Тиберий пытался было причислить Христа к римскому пантеону, но затею отверг Сенат. Затем император Александр Север поместил Христа в свою персональную молельню к римским божествам, но и это, понятно, ничего не дало. Сама идея единобожия и присущий христианам прозелитизм оказались настолько чужды римлянам, что первые христиане подверглись ярым гонениям и обвинениям в богохульстве, под которым подразумевались как непочитание римских богов, так и «оскорбление величества» императора.

Опаснейшим из богохульников был объявлен сам Христос. Как сказано в Евангелии от Матфея, когда Иисус предстал перед Синедрионом, два лжесвидетеля выступили со словами: «Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его». Первосвященник Каиафа велел отвечать – Иисус отвечал: «Отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных». Тогда Каиафа в ярости разодрал свои одежды и возопил: «Он богохульствует! На что еще нам свидетели? Вот, теперь вы слышали богохульство Его!..»

Затем происходит важнейший аксиологический поворот, оценочный пересмотр ситуации. Вначале глумились над Христом – потом карали его хулителей. Римское законодательство христианской эпохи установило уголовное наказание за преступления против государственной религии, в том числе и за богохульство.

Император Юстиниан Великий в 77-й новелле (Novellae Constitutiones) зафиксировал судебное преследование за поношения божества и прямые указания относительно богохульников: «…Некоторые, кроме чародейства, произносят также хулительные слова, клятву, божбу, чем возбуждают гнев Божий. Мы обращаемся к этим людям (с предупреждением), чтобы они воздержались от таких поступков, хранили в сердце страх Божий и подражали людям, нравственно живущим…» Юридический состав богохульства здесь еще не определен – оно названо обобщенно «непристойностью». Однако Римская империя – фактически первое государство, принявшее закон о защите чувств верующих.

Хуан де Хуанес «Обвинение святого Стефана в богохульстве», 1562, дерево, масло

Гюстав Доре «Стефан Первомученик побит камнями за проповедь», илл. к Библии, 1864, ксилография

Стефан Первомученик – первый христианский мученик, происходивший из диаспоры иудеев. Совершал «великие чудеса и знамения в народе» и был судим Синедрионом за христианскую проповедь в Иерусалиме, которую расценили как «хульные слова на святое место сие и на закон». Стефан испытал теофанию – непосредственно узрел Господа: «Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога». Эти слова сочли предельным богохульством: люди затыкали уши и криками заглушали речь Стефана, затем вывели за город и побили камнями (Деяния Святых апостолов 7: 55–57).

Сравним два изображения этого сюжета. На картине Хуанеса – речь: слова откровения, невыносимые для «людей с необрезанным сердцем и ушами», и слова обвинения, что острее древнегреческих черепков-остраконов. На гравюре Доре – действие: жестокость преследователей и страдания мученика за Христову веру.

В византийском законодательстве под богохульством также понимался весьма широкий и размытый круг деяний, оскорбляющих христианство. Это открывало поистине неограниченные возможности для обвинений в ереси и богоотступничестве, что и происходило на протяжении долгих столетий в слиянии религии и права, церковного понятия грех и юридического термина преступление.

Впрочем, при многочисленных расхождениях в трактовке богословских понятий, христиане сходились в одном: предельное, крайнее богохульство есть поругание Святого Духа – сознательное и упорное отвержение спасительной божественной благодати. И, в отличие от любой другой хулы, оно не прощается никогда. «Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам» (Евангелие от Матфея 12: 31–32).

Кораблекрушение в вере

Проявления богохульства разделялись в христианстве на «неправильные», инакомысленные (высказывания вроде «Бог жесток, несправедлив») и вызывающие божий гнев (вроде «Долой Бога!»). Кроме того, различалось богохульство намеренное (с целью оскорбления) и непреднамеренное (в порыве гнева, в минуту отчаяния). Классическое же определение сути богохульства дано Фомой Аквинским, считавшим его тягчайшим из грехов: «Мы или лишаем Бога того, что принадлежит Ему, или, напротив, приписываем Ему то, что Ему не принадлежит».

Наряду с теологическими известны метафорические определения богохульства. Апостол Павел говорил о богохульниках как о «потерпевших кораблекрушение в вере». По Иоанну Златоусту, «богохульник – тот же осел, не вынесший тяжести гнева и упавший». Фома Аквинат уподоблял неправильно говорящего о Боге фальшивомонетчику. Много позже преподобный Никон Оптинский наставлял: «На кощунствующих надо смотреть как на больных, от которых мы требуем, чтобы они не кашляли и не плевали».

Альбрехт Дюрер «Зверь с семью головами и число его 666», из цикла «Апокалипсис», 1497–1498, ксилография

Табу на богохульство имеет ветхозаветные корни. И сказал Господь Моисею, говоря: выведи злословившего вон из стана, и все слышавшие пусть положат руки свои на голову его, и все общество побьет его камнями; кто будет злословить Бога своего, тот понесет грех свой; и хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество… (Левит 24, 13–16).

Первым и главным подстрекателем к богохульству фактически был сатана.

И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные… И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе, – читаем в «Откровении Иоанна Богослова» (13: 1–6).

В отношении повседневности богохульство можно уподобить призраку, поскольку представления о нем зачастую неопределенны, его толкования произвольны, а обвинения в нем ошибочны либо злонамеренны.

В ранней юридической практике также различались прямые, непосредственные акты богохульства (оскорбительные нападки, порочащие высказывания) и опосредованные преступления против Бога. К последним относились лжеприсяга (с упоминанием божественного имени и намеренное ее неисполнение), религиозное суесловие (упоминание Бога и святых всуе – то есть напрасно, легкомысленно, небрежно, без должного почтения и благоговения) и уже упомянутая в главе III божба (клятвы именем Бога, Его страданиями, таинствами, властью или частями Его существа – например, головой).

Позднее лжеприсяга выводится из компетенции церковного суда большинства европейских стран, но еще некоторое время рассматривается как преступление против государства и, одновременно, против священного предустановления. В данном случае богохульство трактуется как вероломство, нарушение клятвы. Божба и суесловие с течением времени вовсе исключаются из проявлений богохульства, хотя в ряде стран еще какое-то время продолжают считаться религиозными преступлениями.

Сейчас подобные высказывания обобщенно именуются профанизмами (лат. pro fano – букв. «снаружи храма», «недопущенный в храм»; profanus – «лишенный святости»; термин российского филолога Владимира Жельвиса) – употреблениями религиозных понятий в сниженном, но не оскорбительном смысле.