Бунт или блажь?

Упоминание хулигана в данном контексте неслучайно: это еще одна вариация хама, еще один персонаж семантического квеста. Бытописательная литература, массовая пресса, только что появившийся кинематограф с разных ракурсов высвечивали шаблонный образ вихрастого кулакастого задиры, грубияна, дебошира. Помыслы, слова, поступки хулигана – демонстрация его дикарства, беспардонности, неуважения к окружающим. Основа поведения хулигана не бунт, но блажь – желание развлечься и самоутвердиться самыми примитивными способами. Хамство – словесное хулиганство.

При этом в массовом сознании представления о хулиганстве с самого начала были размыты. Нередко его отождествляли с разгульным весельем, раскрепощающим бунтарством, разинско-пугачевской вольницей. Уже в начале века истерзанная противоречивыми умонастроениями, а затем подвергнутая мощным идеологическим атакам коллективная языковая память отторгает этимологическую связь озорства с позором. Русская поэзия начала XX века часто романтизирует образ хулигана. Вспомнить хотя бы лирического героя Есенина: «только сам я разбойник и хам».

Хулиганство драматургически выразительно, оно завораживает молодечеством и ухарством – все той же гибристичностью, которая при наилучшем стечении обстоятельств оборачивалась обаятельным «негодяйством» или игровым эпатажем. Симпатии к хулигану усиливались личной харизмой писателя и его литературным мастерством. Сложно не симпатизировать герою Маяковского в «желтой кофте фата», который отвешивает смачную «пощечину общественному вкусу». Невозможно не сочувствовать персонажам пьесы «На дне», сапожнику Гришке из «Супругов Орловых», столяру Калистрату из «Голубой жизни», рабочему Озорнику из одноименного рассказа… По отношению к Хулигану публика часто выступает в роли Барышни.

Джон Джордж Браун «Соседский хулиган», 1866, холст, масло

По одной из версий, слово хулиган образовано от фамилии ирландского громилы, прославившегося буйством и бесчинством. Согласно другой гипотезе, оно происходит от houlie – ирл. «дикое, необузданное веселье». Третья версия связывает его с ирландской уличной бандой Hooley gang.

Апаш (фр. Les Apaches) – человек, принадлежащий к деклассированным группам населения. Этот менее употребительный синоним хулигана возник из названия криминальной субкультуры Парижа рубежа XIX–XX веков, в свою очередь, получившей название от североамериканского племени индейцев апачей.

Люмпен (нем. Lumpen – лохмотья, ветошь) – предложенное Карлом Марксом название низших слоев пролетариата. Позднее люмпенами стали называть все деклассированные элементы: попрошаек, бродяг, уголовников и т. п.

Босяк — представитель деклассированных слоев общества; оборванец, опустившийся, обнищавший человек без определенного занятия и места жительства.

Шпана (предположительно от нем. Spanedler – бродяга или род вора; spannen – подстерегать) – собирательное название мелких жуликов и малолетних хулиганов; хулиганье.

Однако в целом все же срабатывал некий общественный ограничитель, не позволяющий считать нормой хулиганство и как одно из его проявлений – хамство. Эстетический вкус и языковое чутье позволили тем же поэтам первыми ощутить его гибельную опасность.

Маяковский изображает «тупое лицо, открытое лишь мордобою и ругани» и рисует устрашающую фигуру уже восставшего хама: «Взбубнилась злоба апаша. Папаша, мне скучно! Мне скучно, папаша!» Упоминание отца вновь отсылает к библейскому образу хама.

Упоминание это не единично, вот еще – более выразительное: «А мы – не Корнеля с каким-то там Расином – отца – предложи на статье поменяться, – мы и его обольем керосином и в улицы пустим – для иллюминаций». В 1918 году ничего не изменилось со времен Ветхого Завета. И уже в начале прошлого века прослеживалась эволюция понятия хамства: от неумышленного поведенческого отклонения (поступок библейского Хама) – через социальные деформации (самодискредитация бунтарства) – к извращению умышленному (хулиганство).

Долой стыд!

Предпринимавшиеся в СССР превентивные и карательные меры по борьбе с преступностью поначалу заметно ужесточили не только юридическую квалификацию, но и общественную оценку хулиганства. В 1921 году было принято Положение о дисциплинарных товарищеских судах. Затем для борьбы с уличным хулиганством создаются народные дружины.

В Толковый словарь русского языка в редакции 1935 года хулиганство вошло не просто как нарушение общественных норм, но «крайнее бесчинство, поведение, сопряженное с явным неуважением к обществу, к достоинству человека». При этом публичный образ хулигана ассоциировался преимущественно с социально опасными противоправными действиями (вандализмом, дебошами в присутственных местах, уличными драками, задиранием прохожих) и в меньшей степени с грубой речью, словесной дерзостью.

Лиги. Долой стыд.«Долой стыд», журнальная карикатура, сер. 1920-х

Советский плакат, худ. Константин Ротов, 1930

Словесное хулиганство, а вместе с ним и хамство, ищет все более локальные пещерки – коммунальные кухни, автобусные салоны, больничные палаты. А с начала 1920-х в моду входит цинично-хамское освещение межполовых аспектов, насаждаемое обществами с кричащими названиями вроде «Лига свободной любви» или «Долой стыд!». Радикалы-нудисты обоих полов расхаживают по улицам нагишом, произносят похабные речи, отпускают сальные шуточки. Самые идейные и наиболее смелые проводят вечера Обнаженного тела, призывая к телесному «раскрепощению» и борьбе с «мещанством» в сексуальной сфере.

Всерьез обсуждается вопрос: может ли комсомолка отказать комсомольцу в удовлетворении половой потребности? Здесь хамство вплотную смыкается с бесстыдством, обыгрывая ветхозаветный архетип в декорациях победившего социализма. Причем значимы не поведенческие перверсии, а именно словесные: хамская речь, оскорбляющая и унижающая само понятие Человека.

Иван Владимиров «Некому защитить», 1921, холст, масло

Пыл «детей солнца и воздуха», поборников естественности через принижение естества заметно поугас после группового изнасилования двадцатилетней девушки, печально известного как «Чубаровское дело» и получившего широкий общественный резонанс. Флюгер общественных настроений развернулся в противоположную сторону: трибуны зашумели обличительными речами, пиджаки затрещали срываемыми комсомольскими значками, предприятия запестрели плакатами, осуждающими половое хамство. Еще не ведая английского слова харассмент (преследования и домогательства преимущественно сексуального характера), использовали пафосные и одновременно эвфемистические определения вроде «безобразия по женской линии».

Незаслуженно полузабытый нынче писатель Пантелеймон Романов беспощадно точно и честно изобразил насквозь пронизанный хамством «любовный быт». В рассказе «Суд над пионером» актив пионерского отряда разбирает дело о «систематическом развращении» товарищем Чугуновым товарища Голубевой. «Развратом» активисты назвали знаки невинного юношеского внимания и робкого зарождения первого чувства. Вердикт товарищеского суда: «Лучше хулиганом быть, чем любовь разводить». Сквозная идея рассказа – все то же извращение хамством вековых и, казалось бы, незыблемых понятий: любви, дружбы, товарищества.

Новый этап борьбы с хулиганством начинается в послевоенное время. В 1966 году обнародован Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении ответственности за хулиганство». Активно распространяются агитационно-просветительские материалы (например, популярная брошюра Николая Жогина «Борьба с хулиганством»). Регулярно проводятся профилактические беседы в учебных заведениях и на предприятиях.

Советский плакат, худ. Анатолий Мосин, 1958

Все это способствовало разве что изменению ракурса публичного внимания. В начале века на хамство смотрели как на дракона, с которым нужно сражаться. А в конце века на него стали смотреть как на притчевого слона, которого надо познать ощупыванием.

Питер Брейгель Старший «Испражняться на мир» (Ко всему относиться без уважения), фрагмент картины «Фламандские пословицы», 1559, холст, масло

Помимо правового, возникает исследовательский, а затем и философский интерес к хамству: его признают не только социальным злом, но и культурным феноменом – а значит, предметом изучения. Юрий Лотман в «Беседах о русской культуре» определил хамство следующим образом: «истолкование свободы как полной свободы от человеческих ограничений». Здесь точно отражена мотивация хама новейшей формации: превратное, извращенное, искаженное понимание свободы – как своеволия, вседозволенности, отсутствия ограничений. Все тот же гибрис.