Ропот черни

С тем же поистине гибристическим упорством, пробивая путь в каменоломне времени длиною в несколько веков, слово «хам» облюбовало себе мрачную, но просторную пещеру в русском языке, где обитает по сей день, обрастая сталактитами новых значений. Пещере этой не страшны ни затопляющие воды Истории, ни молнии общественного осуждения.

В России XIX столетия значение хамства смещается с действия (грубость, дерзость) на субъект (обозначение человека). Хамами называли крепостных, дворовых и – более обобщенно – людей низших классов, непривилегированных сословий и потому, согласно бытовавшим представлениям, не только подневольных, бесправных, но и лишенных человеческого достоинства. Хамом могли назвать лакея, кучера, полового, галантерейщика, мелкого лавочника.

Пренебрежительное отношение к таким людям отражено в целом ряде пословиц. Где смерд думал, тут бог не был. Смерда взгляд пуще брани. Меха не надуть, а смерда не научить. Душа божья, голова царская, жопа барская [о крепостных]. Что вложит хам, того не вынет и пан. Холопское слово что рогатина. В старинной песне «деревенски мужики – хамы, свиньи, дураки».

В словаре Даля «хам, хамуга, хамовщина – бранное прозвище лакеев, холопов и слуг»; «хамство – подлый народ, люди низкого рода; лакейщина». Слово «хам» было равнозначно словам раб, холоп, смерд, шире – простолюдин, в собирательном значении – чернь (ср. др. – рим. плебс).

Константин Трутовский «Помещик и его крепостные», 1853, бумага, акварель

Шарль Мишель Жоффруа «Будуар русской барыни», гравюра из книги Фредерика Лакруа «Тайны России. Картины политики и морали Российской Империи», 1845

Позднее возникает еще один лексический компаньон хама – быдло. Заимствованное из польского языка в значении «крупный рогатый скот», это слово закрепилось в собирательном бранно-презрительном значении «люди, приравниваемые к скоту», «неотесанное простонародье», народ в худшем своем воплощении, наименее культурная и образованная часть населения. Госчиновник николаевской эпохи Андрей Заблоцкий-Десятов-ский, объездив с инспекцией российские губернии, констатировал: «Дворовый – это вполне домашнее животное».

О многообразии проявлений хамства свидетельствует хотя бы тот факт, что одно из самых блистательных и вечно актуальных произведений русской классики было поименовано не иначе как «комедия о хамстве». Так в 1862 году Аполлон Григорьев назвал «Горе от ума». По словам проницательного критика, «Грибоедов казнит невежество и хамство, но казнит их не во имя comme il ТаиТного условного идеала, а во имя высших законов христианского и человечески-народного взгляда. Фигуру своего борца, своего Яфета, Чацкого, он оттенил фигурою хама Репетилова, не говоря уже о хаме Фамусове и хаме Молчалине». Из той же комедии знаменитый афоризм: «Злые языки страшнее пистолета». И не важно, что это сказано отрицательным персонажем Молчалиным – в этих словах очень точно отражена единоприродность хамства и злоречия.

Сородичи свиньи

В дворянской среде хамами называли людей недостойного поведения, потерявших честь, уподобившихся своими поступками «подлому люду». Библейская история о Хаме включалась и в церковные проповеди, и в светские уроки этикета. В «Воображаемом разговоре с Александром I» Пушкин назвал графа Михаила Воронцова «вандалом, придворным хамом и мелким эгоистом». А декабрист Николай Тургенев превратил это слово в политический ярлык для защитников крепостного права, реакционеров: «Тьма и хамство везде и всем овладели»; «Мы не затем принимаем либеральные правила, чтобы нравиться хамам».

В начале 1840-х годов слово «хам» еще не было общеупотребительным. Так, прочитав его в письме поэта Петра Плетнева, филолог Яков Грот уточняет: «Вы употребили слово хам; что оно значит?» Плетнев ответил, что «слово хам есть техническое» и в его употреблении «соответствует слову пошлый или, как говорится в свете, unhomme tout fait ordinaire».

Затем понятие хамства уже последовательно соотносится с фамильярностью – бесцеремонностью, неуместной развязностью, недопустимой вольностью в общении. И вновь обратим внимание на этимологию: лат. familia – домочадцы, челядь; famulus – слуга, служитель. Здесь в квест злоречия включается уже сам Язык, соединяющий семантическим пунктиром внешне разнородные, но на поверку родственные слова.

В позапрошлом веке фамильярное поведение красиво именовалось амикошонством (фр. ami – друг + cochon – свинья; нем. Schweinbruder-lei). Не случайно хамское поведение по сей день в разговорном обиходе часто называют свинским. Амикошонство – предвестие множества ссор и частый повод для дуэли. Дуэли практиковались не только для снятия оскорбления, но и для пресечения фамильярности.

Очень метко об этом сказано в «Поединке» Куприна: «Именно не французским офицерам необходимы поединки…а нам, нам, нам! <…> Тогда само собой выведется амикошонство, фамильярное зубоскальство в собрании, при прислуге, это ваше взаимное сквернословие. Тогда вы не будете за глаза так поносить друг друга. У офицера каждое слово должно быть взвешено. Офицер – это образец корректности».

Обвинение в хамстве считалось страшным оскорблением и само по себе легко становилось поводом для дуэльного вызова. При этом досужие разговоры о хамстве часто обнаруживали несходство частных мнений и оценок.

В среде военных бытовали также слова солдафон и бурбон, означавшие невежественного грубияна. Образованное от королевской фамилии Бурбонов последнее слово первоначально относилось к французским дворянам, которые возвращались на родину после реставрации монархии и незаслуженно получали высокие офицерские звания вопреки плохому знанию военного дела и стремлению поддерживать свой авторитет высокомерием с нижестоящими. Тот же гибрис-синдром, только у военнослужащих. Из французского в русский бурбон перешел как синоним чванливого грубияна и заносчивого тупицы.

Офицер, к которому вполне применимо определение «бурбон», изображен на картине Александра Устинова. Воображая себя бравым воякой, офицер горделиво марширует по комнате перед умиленным семейством. Комизм сценки подчеркивается зеркальным удвоением самовлюбленного ничтожества. Название картины заимствовано из повести Александра Герцена «Записки доктора Крупова», а изначально художник назвал ее «Городничий, изображающий себя на параде».

Александр Устинов «Мирная марсомания», кон. 1840-х – нач. 1850-х, холст, масло

Павел Федотов «Брань под Красным. Сцена из лагерной жизни», 1840, бумага, акварель

Служивший офицером лейб-гвардии Финляндского полка Павел Федотов дал своему рисунку иронически каламбурное название: брань как битва и как ругань. Художник изобразил очень реалистичную сцену: полковой командир, генерал-майор Вяткин, чихвостит молодого командира цепи застрельщиков. В Красном Селе, что под Петербургом, русская гвардия совершала ежегодные учения, которые при Николае I стали непременным элементом военных маневров в мирное время и отличались суровейшим порядком, не исключавшим хамского унижения.

В лексиконе эпохи, уделявшей повышенное внимание внешним приличиям и светским манерам, было еще и такое слово, как мужлан – грубо-просторечное название невоспитанного и необразованного человека. Мужлан – невежа и невежда в одном лице, эстетическая проекция хама. Не владея речевым этикетом, он легко способен выдать какую-нибудь словесную грубость, проявить бестактность в общении, вызвать смущение и неловкость – одним словом, оконфузиться. Злоязычие мужлана – следствие его же бескультурья. Он может быть убедителен в отдельных поступках, но никогда – в высказываниях.

Василий Перов «Генерал, требующий лошадей», эскиз картины «Сцена на почтовой станции», 1866, бумага, карандаш

Мужлан как антипод обладателя благородных черт и приятных манер выступает антонимом денди и джентльмена. Смысловые оттенки наглядно отражены в художественной литературе. «Хоть бы вы, Григорий Николаевич, ради Леночки несколько поотесались, а то, право, словно бы вы не благородный человек, а мужлан говорите!» – читаем, например, в романе Константина Станюковича «Два брата» (1880). «Сидя где-нибудь в кабаке, Полуянов часто удивлялся: что было бы, если б эти мужланы узнали, кто он такой» – из романа «Хлеб» Дмитрия Мамина-Сибиряка (1895).

Александр Агин «Чичиков и Ноздрев», 1892, бумага, карандаш

В разговорном обиходе позапрошлого века употреблялись и другие слова, по смыслу близкие слову «хам». Например, в ходу были сейчас уже устаревшие мордоплюй и горлохват — просторечные именования нахала, задиры, грубияна. Если мужлан игнорирует преимущественно манеры, то мордоплюй больше пренебрегает моралью. Мордоплюй и горлохват демонстрируют явное неуважение к собеседнику и добиваются своего в лучшем случае словесным нажимом, речевым давлением, а в худшем – оскорблениями и угрозами. Лучше всего их хамская сущность раскрывается в моменты гнева. Типичнейший образчик – гоголевский Ноздрев, знаменитый персонаж «Мертвых душ». Сколь заядлый, столь же и скверный игрок, в пылу азарта он не брезгует мошенничеством, а затем еще и нападает с обвинениями и проклятиями.

Бурбон, солдафон, мужлан – преувеличенно одномерные, едва ли не карикатурные типажи. В реальной жизни им соответствовало не так уж много людей. Хамство просачивалось сквозь любое социальное сито и преодолевало любые культурные барьеры, даже дворянский этикетный кодекс. Чтобы наглядно убедиться в этом, надо в квесте злоречия выбрать опцию «Обратная сторона» – и переместиться в область неформальных отношений и субкультурных практик.

И что мы тут видим? Описанные в предыдущей главе глумеж над приживалами и бедными родственниками в помещичьих домах и армейский цук, формирующий дух воинского товарищества через унижение, грубость, цинизм. Цук – очередное подтверждение идеи о том, что хамство – это не просто словесная дерзость, но извращение любой, даже благородной, практики и всякой, даже полезной, идеи.