«Ради плезиру»

Большинство толковых словарей определяют глумление как злобное и оскорбительное издевательство, доставляющее удовольствие жестокое осмеяние. Специализированных научных работ о глумлении ничтожно мало, а в тех, что есть, исследователи пытаются подобраться к нему через смежные понятия: нигилизм, аморализм, цинизм. Таков подход, например, немецкого философа Петера Слотердайка в книге «Критика цинического разума» (1983).

Примечательно, что в старину глумление чаще означало болтливость, пустословие. Одним из значений глагола (по)глумитися было «размышлять, рассуждать, вникать»; в разговорной речи – «тешиться, забавляться, развлекаться». А глумление как издевательство, измывательство соотносилось со словами ругати, ругатися (бесчестить, досаждать), руг(а) (оскорбительный и порочащий смех). В современном языке им соответствует понятие надругательства – особо грубого издевательства, осквернения, кощунства.

Помимо собственно слов, глумление может выражаться в мимике («Все знакомые лица, и все были глумливы и брезгливы…» – Михаил Арцыбашев «Санин»); интонации («Говоря в таком глумливом и пошловатом тоне.» – Максим Горький «Жизнь Клима Самгина»); способах предъявления информации («Слухи и глумы пускали они по губернии самые злобные и язвительные» – Александр Амфитеатров «Княжна»).

Между тем и за сухими словарными толкованиями, и за литературными примерами такая глыба истории, такая цитадель культуры, что становится очевидно: глумление несводимо ни к роду оскорбления, ни к разновидности насмешки. Разница между глумлением и оскорблением примерно такая же, как между ругательством (бранным высказыванием) и надругательством (осквернением, бесчестьем). Последнее слово нередко выступает синонимом глумления.

Если метафорически представить злоречие как словесный бестиарий и соотнести его проявления с реакциями животных (оскорбление – лай; угроза – рык; насмешка – оскал), то глум окажется за пределами этой системы. Животные не глумятся, только люди. Глумливый смех – это не звериный оскал, скорее сатанинская ухмылка.

Еще как-то возможно глумливо шутить, но нельзя глумиться в шутку, притворно. Глумление слишком очевидно, чтобы его не заметить, и предельно однозначно, чтобы с чем-то спутать. Усомнившись или не разобравшись, могут спросить: «Ты шутишь?», «Вы смеетесь?» И даже: «Это издевка?» Но вряд ли зададут прямой вопрос: «Ты глумишься?»

Смех в глумлении не очищающий и не освобождающий – это смех насилия, разрушения, уничтожения. Слова тут как оружие для убийства. Вышучивать – все равно что вычерпывать до дна, обгладывать до костей. Засмеять – как загрызть насмерть, сожрать заживо. Глумятся не в гневе и не от обиды – а именно для удовольствия, «ради плезиру».

Аристотель в «Риторике» выделял глумление как особый «вид пренебрежения». По Аристотелю, глумиться – значит «делать и говорить кому-то нечто такое, от чего другому становится стыдно…чтобы доставить себе удовольствие. Источником удовольствия для глумящихся является то, что, поступая дурно, они возвышаются.» (пер. О. Цыбенко).

Иррациональная инфернальность глума, семантика его иноприродности и противоестественности отражены в мифологических представлениях. Глумица – устаревшее региональное название привидения, жуткой неопределенной тени на стене, вообще нечистой силы. «Нечистики» глумятся – то есть мерещатся, чудятся, неожиданно появляясь и исчезая. В Новгородской губернии поглумом обобщенно называли внезапно, случайно и странным образом полученные физические повреждения. Глумление – удел бесов, самопроявление зла.

Согласно этимологическим исследованиям, корень – глум- обобщенно выражает значения «шум, дурь, шутка». Глумцами в старину называли также скоморохов, а глумами – скоморошьи выступления, где и злободневная сатира, и лукавое ехидство над несовершенством мира, и обнажение изнанки быта, приоткрывающей бездну бытия. Первичный смысл «создание шума» трансформируется в название изощренной издевки.

Скоморох, воспринимавшийся в язычестве как маргинальный двойник жреца, «перевернутый» образ волхва, в христианстве превращается в инфернальную фигуру, прислужника сатаны. Церковь усматривает в скоморохах «позоры бесовськыя», песни и пляски их считает дьявольски «всескверненными».

Показатель перехода осуждения и насмешки в глум – не степень злобности словесных нападок, не мера жестокости высказываний, а особая мотивация и специфическая цель. Коммуникативная направленность глумежа не только в стремлении обидеть и унизить. Глумлением уничтожается человеческое достоинство, обнуляется ценность личности.

Франц Рисс «Скоморохи в деревне. Российская Империя», 1857, хромолитография

Глумятся часто вообще без насмешек. Принципиальное отличие порицания и насмехательства от глумления – в коммуникативной установке. Глумление трансгрессивно (греч. trans – сквозь, через + gress – движение) – это прежде всего выход за рамки дозволенного, преодоление моральных ограничений, намеренное нарушение моральных запретов и «взлом» культурных табу. Осуждение или вышучивание здесь уже вторично, производно.

В «Горе от ума» фамусовское общество насмехается над Чацким, но не глумится. В финальной сцене пушкинского «Выстрела» Сильвио насмехается и даже издевается, но все же не глумится над графом. А вот чиновники в «Шинели» именно глумятся над безответным Башмачкиным: злословие превращается в увеселение, потеху.

Упрощенно-обобщенная формула глума – мучение как развлечение.