В новейшей литературе шут – один из популярнейших ретро-персонажей. Назвать хотя бы романы «Тринадцатая ночь» и «Шут и император» Алана Гордона, «Дурак» Кристофера Мура, «Сага о Шуте и убийце» Робина Хобба, «Вещие сестрички» Терри Пратчетта, «Шутиха» Генри Лайона Олди.
Однако функции Шута как культурного архетипа в современном мире принадлежат преимущественно массмедиа и реализуются в основной установке инфотейнмента: информация должна подаваться в развлекательной форме (гл. IV). При этом смеховая культура претерпевает заметные и существенные изменения, приобретая статус доминирующей, а иногда даже репрессивной относительно других форм поведения и речи. Нынче осмеяние, вышучивание – одновременно политическая, маркетинговая и пиар-стратегия.
Особую актуальность приобретает стеб как пародийная провокация, карнавализованная форма критики, ироническое преуменьшение ценностей и абсурдизация добродетелей. В предельном воплощении стебом создается эффект культурного шока. Это своего рода псевдокоммуникация в виде циничного издевательства, замаскированного под нейтральное высказывание.
Этимологически связанное с глаголом стебать (хлестать, бить прутом, плеткой), слово «стеб» имеет просторечный синоним прикалываться и множество производных форм (стебок, стебалово, стебно, стебовый, обстебывание, пристебаться). В стебе причудливо соединяются дружелюбие и злонравие вплоть до неразличимости. Здесь смех становится токсичным, а юмор деградирует. Зачастую остается лишь самовыражение говорящего-пишущего.
Сейчас модно стебаться решительно надо всем: достойным осуждения и сострадания, постыдным и героическим, умным и глупым. Стебутся на политических дебатах и в рэп-баттлах, на телевизионных ток-шоу и научных конференциях, в интернет-постах и в комментах к постам. Злоречие в стебе сделалось легитимным.
Если стеб советского периода был преимущественно протестной практикой, средством деконструкции идеологических установок, смеховым противостоянием государственному прессингу, то современный стеб превратился в инструмент тотальной дискредитации, осмеяния всего и вся. «Стебное» – это нечто опосредованное насмешкой, как бы присвоенное смехом, находящееся в его власти. Стебным является не сам предмет, а ракурс и способ его отражения в речи – когда «все по приколу».
При этом стеб не речевой жанр и даже не словесный прием, а скорее актуальный формат коммуникации. Стебными могут быть сетевой пост и устное высказывание, бытовой диалог и медиатекст, интеллектуальное суждение и примитивная реплика. Концентрированный стеб содержится во множестве рекламных слоганов, публикаций желтой прессы, популярных шоу, демотиваторов, антипословиц.
Неожиданный ракурс и особый функционал насмешка приобретает в онлайновых играх. Так, в «Team Fortress 2» есть опция «Унижение» (англ. Humiliation), которая активируется, если одной из команд удается победить, а проигравшие участники не могут использовать свое оружие. Однако в течение пятнадцати секунд они могут воспользоваться виртуальными насмешками и уничтожать ими противника.
У разных персонажей индивидуальные насмешки. Для каждого типа насмешки генерируются определенные фразы. Вот несколько иллюстративных примеров. Персонаж-солдат жонглирует ракетой и гранатами, гнусно смеясь и крича «так держать, орлы!». Персонаж-подрывник издевательски предлагает противнику «станцуем!». Персонаж-пулеметчик нежно прижимает пулемет к щеке со словами «поцелуй меня» или «хорошая у нас команда».
В онлайн-играх насмешки используются для провокации противника, издевательства над ним, празднования победы и просто для развлечения. Некоторые насмешки обладают особыми игровыми свойствами, например, «оглушение» врага. Особые, т. н. убивающие насмешки влекут мгновенную гибель соперника. Очередной парадокс современности: утрачивая авторитет оффлайн, «в реале», Слово обретает его в виртуальном пространстве, превращаясь в символическое оружие.
Отдельная проблема – трансформация самого смеха онлайн. Виртуальность размывает границы приватности и публичности. Изображения и высказывания отчуждаются от автора или владельца – становятся как бы «всеобщим достоянием». А чужое потенциально наделено комическими свойствами – в нем всегда можно заметить странность и легко обнаружить изъян.
Виртуальность меняет и эстетические свойства объектов. Так, фото невинного дурачества с веселой подписью может смотреться очень мило – но тот же снимок, размещенный в соцсети, часто выглядит вульгарным самолюбованием, раздражающим позерством. Любой может поглазеть на твою картинку, почитать твой текст, полистать твою ленту – и оставить язвительный коммент, отпустить злую шутку. В интернет-среде меняется модус комического, обнаруживая скрытое зло в виртуальном «потусторонье» смеха.
На фоне всех технических, социальных, культурных достижений видна неприглядная «изнанка плаща» Казановы.
…Зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток.
Ф.М. Достоевский «Братья Карамазовы»
Нет пытки, которая сравнялась бы с пыткой глумления.
Виктор Гюго«Человек, который смеется»
…Плохие люди упиваются властью, властью над людьми, они хотят видеть страх. Поэтому они будут говорить. Будут глумиться. Будут смотреть, как ты корчишься от страха.
Терри Пратчетт «К оружию! К оружию!»
Альбрехт Дюрер «Христос-страстотерпец, высмеиваемый солдатом», фронтиспис серии гравюр на металле «Большие страсти», 1511
Вдоль реки, плача и всхлипывая, бегал мальчуган лет шести, а чуть поодаль от него пятеро верзил отталкивали от берега игрушечный кораблик, аккуратненький, с тремя мачтами под парусами, как настоящий. Не обращая внимания на плачущего мальчишку, парни, усмехаясь и переругиваясь, орудовали палками до тех пор, пока кораблик, подхваченный ветром и течением, не отнесло в сторону от берега, так что и палкой до него теперь было не дотянуться.
Кораблик медленно устремился на середину реки, а парни, побросав палки, принялись наблюдать за малышом, смакуя его отчаяние, и, дабы извлечь из ситуации максимум приятности, еще и глумились над ним, обещая тотчас же достать кораблик, но не трогались с места, восторгаясь достоинствами уплывающего ребячьего сокровища и соболезнуя рыдающему его владельцу.
Эпизод из повести Юрия Вяземского «Шут» представляет весьма типичную и притом отнюдь не самую душераздирающую ситуацию глумления.
«Он поглумился над моими лучшими чувствами!» – жалуется обманутая парнем девушка. «Убийца долго глумился над жертвой», – сообщает криминальная хроника. «Сказано не на глум, а на ум», – гласит пословица. Мы часто употребляем слово, но верно ли понимаем смысл и суть?