Неряха Петер и К°

В позапрошлом веке «педагогика ужаса» отливалась не только в назидательные рассказы, но и в подобия современных «садистских стишков». Покуда деревенские жители стращали своих отпрысков Серым Волчком, образованные горожане в качестве воспитательного пугала использовали образчики дидактической поэзии. Хрестоматийный пример – нравоучительные стихотворные рассказики немецкого психиатра Генриха Гофмана-Доннера, сочиненные им для трехлетнего сынишки и опубликованные в 1845 году под общим заголовком «Веселые рассказы и забавные картинки» (Lustige Geschichten und drollige Bilder). Затем сборник получил знаменитое название «Неряха Петер» (Struwwelpeter) и имел бешеный успех по всей Европе: более 100 переизданий за 30 лет!

Цель «Штрувельпетера» – оградить детей от бытовых опасностей и отучить от вредных привычек – воплотилась в поэтические страшилки. Капризный мальчик отказывался от супа – и на пятый день умер от истощения. Другой сосал пальцы – враз лишился их одним движением портновских ножниц. Девчушка играла со спичками – превратилась в кучку пепла. Три сорванца дразнили мавра – едва не утонули в чернильнице. Шалун за обедом раскачивался на стуле – грохнулся наземь вместе с рухнувшей на него посудой. Незадачливый парнишка отправился на прогулку в непогоду – и был унесен ветром в такую даль, что больше никто его не видел.

В России наиболее известен перевод этой книжки под заголовком «Степка-Растрепка» (1857), вызвавший волну подражаний и продолжений: «Ваня-сладкоежка», «Ванюша-простак», «Девочка-шалунья», «Андрей-ротозей и пять затей его друзей», «Петашка-замарашка», «Клим-разиня», «Иван-ротозей», «Про Гошу – долгие руки» и даже «Царство шалостей: Степки-Растрепки родные братья: веселые рассказы для детей». До революции «Степка» многократно переиздавался, пока советская педагогика не признала книжку вредной для хрупкой детской психики.

Теодор Денглер. Портрет матери и дочери, 1891, холст, масло

В руках у девочки одно из первых изданий «Неряхи Петера»

Генрих Гофман «Struwwelpeter», страница из оригинального немецкого издания, 1845

Еще один выдающийся сочинитель детских страшилок – немецкий поэт-юморист Вильгельм Буш, чей сборник стихотворных повестей «Макс и Мориц. История мальчиков в семи проделках» исполнен не меньшей кровожадности и нескрываемого злорадства над озорниками. Мальчик Петер катается по льду реки, проваливается в воду и замерзает, а находчивые родители ставят его оттаивать в печке, но тщетно: «Превратился мальчик в кашу – мы кончаем сказку нашу». Два маленьких шалуна попадаются на воровстве, крестьяне перемалывают их косточки на мельнице и пускают на корм уткам. Ага, тебя перемелют – а ты не воруй!

Грозными и суровыми нравоучениями прославился также британский автор Хилэр Беллок – его «Назидательные истории для детей» (1907) впечатляют одними названиями: «О Ребекке, которая для забавы хлопала дверьми и трагически погибла»; «О Матильде, которая говорила неправду и была сожжена»… В 2012 году эти душераздирающие сказания переведены на русский Григорием Кружковым и включены в «Книгу зверей для несносных детей».

Илл. из немецкого оригинала книги Вильгельма Буша «Двашалуна», 1865

 

«Скорее в мельницу!..» Жернов

Уже коснулся шалунов.

Жернов гудит, жернов шумит,

Лишь пыль вокруг столбом стоит!

Вот Макса с Морицом уж нет,

Остался только мелкий след…

 

(Пер. К. Льдова)

Обзор детских изданий-жупелов завершим вышедшей в 1865 году и в свое время знаменитейшей детской книжечкой «Смерть и похороны бедного петушка Робина» (англ. Death and Burial of Poor Cock Robin). В книжке с роскошными гравюрами-иллюстрациями Генри Луиса Стивенса всего одна песенка-потешка – зато какая! Впервые записанная в 1744 году, она известна как один из ключевых сюжетов убийства в мировой культуре.

Генри Луис Стивенс. Илл. к оригинальному изданию книги «Смерть и похороны бедного петушка Робина», 1865

 

Кто видел, как он умирал?

– Я, – сказала Муха,

Своим маленьким глазом

Я видела, как он умирал.

 

 

Кто собрал его кровь?

Я, – сказала Рыба,

Я со своим маленьким блюдцем,

 Я собрала его кровь.

 

Это душещипательная и по-настоящему страшная история гибели петуха, рассказанная его друзьями-животными накануне погребения. На примере судьбы несчастного Робина юные британцы постигали азы «науки умирания». Викторианцы и здесь проявили себя в педагогическом всеоружии.

Кто же он – безжалостный злодей, что посягнул на жизнь невинного петушка? Жестокий Воробей, который был вздернут на виселицу за жуткое злодеяние. «А кто-нибудь видел его кверху брюхом?» – вопрошает повествователь, дабы удостовериться, что кара настигла преступника. Муха с готовностью отвечает: «Я видела краем глаза, и пусть земля ему будет пухом». Завершающая иллюстрация – воробьиный трупик крупным планом. Эх, птичек жалко…

«Дидактическое злоречие» – отголосок воспитательной практики водить детей глазеть на казни. Ужасные зрелища дополнялись наставительными комментариями. Такое устрашение демонстрирует не только торжество силы, опыта и власти больших над слабостью, наивностью, бесправием маленьких – оно амбивалентно, в нем скрыт этический парадокс. Здесь угроза вновь становится словесным оберегом, а жестокие родители превращаются в сверхзаботливых (англ. overprotective).

Все так, но лишь пока устрашение не доведено до травматического предела, пока угроза не становится словесной пыткой. И какими бы чудовищами ни пугали детей, главное из них – сам Человек. Образцовой иллюстрацией служит рассказ Федора Сологуба «Червяк» (1896).

Двенадцатилетняя Ванда живет в квартире своей учительницы. Однажды девочка нечаянно разбивает любимую чашку мужа учительницы. В отместку он изобретает изощренное наказание: грозит Ванде червяком, который ночью «вползет прямо в глотку и все чрево расколупает». Словесному садисту так нравится его жуткая выдумка, что он повторяет ее изо дня в день, усиливая гадкими подробностями. Но Россия не Спарта, где детвору пытали страхом ради будущего мужества, – и несчастная Ванда умирает. Формально от чахотки, а на самом деле от веры в червяка, сожравшего ее заживо.

Этот сюжет – развернутая метафора «убивающего слова». Вербальное зло материализуется и становится реальным орудием убийства. Червяк – вывернутое чрево – проникает сначала в рот, потом в сознание, а затем уже в тело несчастной жертвы. Метафора тем страшнее, что жертва здесь – именно ребенок.