Летающие горшки и муравьи – убийцы

Отдельный интерес представляет угроза в общении детей, где ее основная функция – компенсаторная. Ребенок восполняет нехватку сил, умений, возможностей словесной бравадой. В детском фольклоре немало рифмованных угроз для демонстрации превосходства. Возьму за ручки – закину за тучки! Дам по башке – улетишь на горшке!

Содержание детских угроз далеко не всегда соотносится с реальным намерением. Просто очень уж хочется заставить кого-нибудь бояться, а за что и почему – не так и важно. Этот момент хорошо схвачен в рассказе Виктора Драгунского «Удивительный день»:

Костик сказал: – Сейчас дам плюху!

А я сказал: – Сам схватишь две!

Он сказал: – Будешь валяться на земле!

А я ему: – Считай, что ты уже умер!

Тогда он подумал и сказал: – Неохота что-то связываться…

А я: – Ну и замолкни!

Угрозу чаще можно слышать в мальчишеских разговорах, где она используется для выпускания эмоционального пара. Хрестоматийный пример – перепалка Тома Сойера с «франтом-чужаком».

Василий Перов «Мальчик, готовящийся к драке», 1866, холст, масло

Оба мальчика молчали. Если двигался один, то двигался и другой – но только боком, по кругу; они все время стояли лицом к лицу, не сводя глаз друг с друга. Наконец Том сказал:

– Хочешь, поколочу?

– А ну, попробуй! Где тебе!

– Сказал, что поколочу, значит, могу.

– А вот и не можешь.

– Могу.

– Не можешь!

– Могу!

– Не можешь!

Тягостное молчание. После чего Том начал:

– Как тебя зовут?

– Не твое дело.

– Захочу, так будет мое.

– Ну так чего ж не дерешься?

– Поговори у меня еще, получишь.

– И поговорю, и поговорю – вот тебе!

– Подумаешь, какой выискался! Да я захочу, так одной левой тебя побью.

– Ну так чего ж не бьешь? Только разговариваешь.

– Будешь дурака валять – и побью.

Хеннингсен Прам «Предостерегающий мальчик», 1872, холст, масло

Обычно угрожают сверстникам и младшим, но иногда достается и взрослым. Казалось бы, чем может угрожать ребенок? И почему его угрозы – внешне беспомощные и совсем не опасные – редко оставляют нас равнодушными? Сознавая превосходство взрослых, дети интуитивно находят болевые точки и слабые места, умело манипулируют и задевают самые тонкие душевные струны.

«Теперь я никогда больше не буду любить тебя», – с презрением и злостью заявляет дяде маленький племянник в рассказе Бунина «Цифры». А затем выкрикивает ему в лицо: «И никогда ничего не куплю тебе… Даже и японскую копеечку, какую тогда подарил, назад возьму!» Эта горячечная сбивчивая речь весьма впечатляет дядю и крепко врезается в память.

Некоторые детские угрозы издавна выполняют функцию восстановления справедливости и коррекции группового поведения. В старину жадине говорили: «Послала меня мать, чтобы ты дал мне немного мака. Если не дашь немного мака, то станет у тебя рука вот такая». Портящего игру вредину пугали: «Пойдешь вокруг или стороной? Если стороной, пусть тебя муравей убьет веткой. Если вокруг, пусть тебя убьет муравей рукой». Подобные угрозы также сближаются с магическими заклинательными формулами.

Иногда угроза, подобно дразнилке (гл. IX), возникает в словесной игре. Ребята постарше изощряются в словотворчестве, детишки помладше простодушно обезьянничают, копируя оригинальные и смешные фразочки. Из-за многократных повторов выражения вроде «порву как Тузик грелку!», «раздеру на британский флаг!», «диск отформатирую!» воспринимаются как элементы детского фольклора, хотя на самом деле имеют явно взрослое авторство.

Заставить петь

Особая разновидность угрозы – шантаж: запугивание для создания выгодной обстановки и принуждение адресата к действиям в интересах угрожающего. Иначе говоря, шантаж основан на страхе статусных и репутационных потерь и представляет собой извлечение личной выгоды посредством угрозы. Чаще всего пугают распространением порочащих и разглашением компрометирующих сведений – политического, коммерческого, сексуального характера – с целью вымогательства.

В России юридизация шантажа начинается Соборным Уложением 1649 года, где использовалось определение «поклепный иск». В современном значении это понятие было закреплено Уголовным уложением 1903 года, правда, так и не вступившим в действие. А само слово «шантаж» заимствовано в позапрошлом веке из французского выражения faire chanter, буквально означающего «заставить петь».

Защищая от навязчивого преследования газетного критика свою жену, прославленную итальянскую певицу Мариетту Альбони, заботливый супруг, граф Карло Пеполи, втайне от нее регулярно усмирял зоила деньгами. Однажды графу пришлось отлучиться аккурат в день очередной выплаты. Посланный критиком слуга не был осведомлен о его грязных интригах и простодушно вручил записку самой певице. Альбони моментально все поняла и велела слуге передать хозяину, что ее нельзя принудить к пению (faire chanter) вне сцены.

Любопытна англоязычная семиотика шантажа. В общем значении он ассоциирован с черным цветом – blackmail; в политической сфере связан с серым – graymail; в области бизнеса представлен белым и зеленым – whitemail, greenmail; в гендерно-сексуальных отношениях соотнесен с розовым – pinkmail. Цветовая маркировка разновидностей и специфических проявлений шантажа отражает их восприятие в национальном языковом сознании.

В литературных описаниях шантажа также лидируют англоязычные авторы. Мотив угрозы-вымогательства определяет содержание шекспировской пьесы «Мера за меру». Сюжет комедии Уайльда «Идеальный муж» закручен вокруг истории шантажа при продаже акций Суэцкого канала. В рассказе Конан Дойла «Конец Чарльза Огастеса Милвертона» изображен «король всех шантажистов», который «будет жать и жать с улыбающейся физиономией и каменным сердцем, пока не выжмет досуха». Ситуации психологического шантажа достоверно выписаны в романах Драйзера «Титан» и «Гений».

В названных произведениях представлены классические сценарии вымогательства с помощью угроз. Куда интереснее схема шантажа в чеховской миниатюре «Месть». Желая поквитаться с неверной женой, «дюжинный обыватель» Турманов изобретает коварный трюк. Узнав, что супруга общается с любовником посредством записок, помещаемых в мраморную вазу садовой беседки, Турманов сочиняет записку купцу Дулинову: «Милостивый Государь! Если к шести часам вечера сиводня 12-го сентября в мраморную вазу, что находица в городском саду налево от виноградной беседки, не будит положено вами двести рублей, то вы будете убиты и ваша галантерейная лавка взлетит на воздух».

Расчет обманутого супруга вполне логичен: напуганный купец обратится в полицию, полиция устроит засаду и сцапает любовника на месте преступления, которого он не совершал. Однако формальная логика не сработала. Наблюдая из-за куста за приближающимся к беседке соблазнителем, Турманов испытал жесточайшее разочарование. Вместо записки в вазе оказался сверток с двумястами рублями.

Шантаж – изощренный вид угрозы, потому и реакция на него обычно очень экспрессивна независимо от направленности – будь то негодование, замешательство или испуг. Выдержка и хладнокровие здесь дорогого стоят, а наиболее впечатляющие случаи превращаются в исторические анекдоты. Однажды некий студент принес Дидро рукопись с яростной сатирой на него. На вопрос о причине подобного отношения визитер не смущаясь ответил, что хочет денег, потому что ему попросту нечего есть. Обличитель оказался еще и шантажистом. Сохраняя железное спокойствие, Дидро посоветовал обратиться к герцогу Орлеанскому: «Он меня терпеть не может и за пасквиль против меня заплатит гораздо лучше». Шантажист растерялся и промямлил, что не знает, как подступиться к герцогу. Дидро тотчас взял перо и написал посвящение.

Вымогательство с угрозами – технически несложный и отшлифованный веками сценарий злоречия, доступный даже детям. Колоритный и узнаваемый образ маленького шантажиста – в рассказе Чехова «Злой мальчик». Угрожая растрепать о любовных отношениях старшей сестры, Коля получает сначала рубль, а затем еще «краски и мячик, запонки, коробочки». Дальше Колины аппетиты растут: «Он грозил доносом, наблюдал и требовал подарков; и ему все было мало, и в конце концов он стал поговаривать о карманных часах. И что же? Пришлось пообещать часы». Впрочем, счастье корыстного мальчугана длилось недолго. Сестра получила брачное предложение, после чего с «захватывающим блаженством» отодрала Колю за уши.