Парадоксы самоиронии

Самой мягкой формой самонаправленного злоречия, пожалуй, можно считать насмешку.

Издревле известен особый троп контраста под названием миктеризм (от греч. «насмешка», букв. «ноздревое») – ирония, направленная на себя, подтрунивание над собой, сопровождаемое характерной невербаликой: хмыканьем, полуулыбкой, выразительным наклоном головы. «Я, хм, знаменитость!»; «Мы люди великие!»; «Всем известно, человек я очень умный» и т. п. В представлении ораторов древности ироническая самопохвала сопровождалась нарочитым выпусканием воздуха ноздрями – отсюда и происхождение понятия.

Самоирония может выражать неудовлетворенность, тревогу, скрытое указание на моральную травму, а подчас и завуалированное ехидство. Выразительная древнерусская иллюстрация – «Моление Даниила Заточника». Начинающийся традиционным авторским самоунижением текст адресован князю Ярославу Владимировичу как прошение о милости и участии. Автор обыгрывает народные шутки, мирские притчи, типичные бытовые ситуации, используя риторический прием иронического самоотождествления и примеряя на себя разнообразные роли наивного простака. «Я, господине, хоть одеянием и скуден, но разумом обилен; юн возраст имею, а стар смысл во мне. Мыслию бы парил, как орел в воздухе…» Униженное прошение оборачивается скрытым памфлетом, сатирой на существующие порядки, обличением несправедливости.

Ироническое снижение авторского образа находим и в русской демократической сатире, представленной такими произведениями, как «Служба кабаку», «Калязинская челобитная», «Азбука о голом и небогатом человеке», «Послание творительное недругу» и другие. Авторы этих текстов зачастую выводят себя комическими недотепами, выставляют жалкими неудачниками, ничтожными дурачками. Однако самопародирование здесь намеренное – с целью обретения свободы в смехе для критического препарирования действительности, обнажения «изнанки» жизни.

Рассматривая отражение древнерусского смехового мира в демократической сатире, Д.С. Лихачев особо отмечал, что «смех в данном случае направлен не на другое произведение, как в пародиях Нового времени, а на то самое, которое читает или слушает воспринимающий его. Это типичный для средневековья смех над самим собой». Смех не разрушительный, а гармонизирующий и душеспасительный. Здесь нет злоязычия – есть осознание человеческих несовершенств, мирских соблазнов, трагического несоответствия сниженно бытового и возвышенно бытийного.

В светской культуре стратегия самопародирования широко использовалась придворными шутами как «отзеркаливание» нравов, манер, привычек власть имущих и их окружения (подробнее в гл. IX). Порицание и осмеяние себя давали право обличать других. Отчасти то же самое демонстрировало и уподобление властителей шутам – вновь вспомним Всешутейший и Всепьянейший петровские соборы, провозглашение князя Ромодановского «пресветлым царским величеством», самоименование государя «всегдашним рабом и холопом Петрушкой Алексеевым».

Впрочем, здесь важна не только цель самоиронии, но и степень ее рефлексии. Насколько выступающий в комичном виде властитель позволяет другим потешаться над собой? Как тонко указал философ Анри Бергсон, комический персонаж смешон настолько, насколько сам не осознает себя смешным.

Наконец, самовышучивание может быть защитной психологической реакцией в драматических обстоятельствах и трагических ситуациях. Включаются компенсаторные механизмы психики, в том числе самоотстранение посредством смеха. Исполнителями смертных приговоров часто упоминаются нарочитый хохот или смущенное хихиканье идущих на казнь, саркастические реплики, иронические замечания в собственный адрес. Подобное речеповедение – одно из «общих мест» как свидетельских рассказов, так и криминологических описаний.

Поднимаясь на эшафот, Томас Мор попросил помощника палача подать ему руку, добавив, что вниз он уже спустится без его помощи. Перед самой казнью Мор обратился к палачу со словами: «Подожди, дай мне высвободить бороду – ее не обязательно рубить, она не совершала государственной измены».

Английский путешественник и государственный деятель Уолтер Рэли, взглянув на палаческий топор, весело воскликнул: «Это лекарство – снадобье острое! Но лечит от всех болезней!»

Тони Жоанно «Камиль Демулен и Жорж-Жак Дантон перед казнью», пер. пол. XIX в., раскрашенная гравюра

Французский революционер Жорж Дантон отреагировал на запрет палача обняться на прощание с соратником Эро де Сешелем громогласным хохотом и черной шуткой: «Кто запретит нашим головам поцеловаться через несколько минут в корзине?» Затем Дантон повелительно-вкрадчиво произнес в сторону палача: «Не забудь показать мою голову народу – такие головы не всякий день удается видеть».

Шутили и каламбурили о своей персоне не только выдающиеся исторические деятели, но и заурядные преступники – ничем не прославившиеся, кроме своих злодеяний. Вот несколько образчиков из посмертных речей прошлого века.

«Как вам такой газетный заголовок: Френч Фрай, Картошка фри?» – иронически обыграл свою фамилию Джеймс Френч, подходя к электрическому стулу.

«Я бы лучше порыбачил», – весело заметил Джимми Гласс, следуя к месту казни.

«Хотел бы поблагодарить мою семью за любовь и заботу. А весь остальной мир может поцеловать меня в задницу», – грубо пошутил Джонни Фрэнк Гаррет Старший перед введением смертельной инъекции.

«Я не получил мои витые спагетти, принесли просто спагетти. Хочу, чтобы пресса об этом знала», – заявил журналистам Томас Грассо перед той же процедурой.

Подобные высказывания – причудливый сплав отчаянной бравады, маскировки страха, переживания стыда, предвкушения скорого освобождения от пережитых мук. Это разновидность т. н. юмора висельника (нем. Galgenhumor; фр. rire jaune – букв. «желтый смех»; итал. risata verde – букв. «зеленый смех») – яркие остроты в стрессовых обстоятельствах, опасных ситуациях. В эссе «Юмор» Фрейд объяснял их следующим образом: «Эго отказывается мучиться из-за реальности, чтобы позволить себе быть вынужденным страдать. Оно настаивает, что травматические эпизоды внешнего мира не могут повлиять на него; оно фактически показывает, что такие травмы не более чем возможности достичь удовольствия».

С чрезмерной самоиронией отчасти связана гелотофилия (греч. gelos – смех) – склонность становиться объектом насмешки. Гелотофилы активно ищут поводы либо сами специально создают ситуации для своего осмеяния и вышучивания. Любят рассказывать о собственных ошибках и конфузах. Охотно делятся случаями, в которых они выглядели комично или вели себя нелепо. Осмеяние не только их не смущает – напротив, радует и доставляет удовольствие.

Гелотофилы считают себя здравомыслящими и, главное, самокритичными людьми, в то время как окружающие зачастую расценивают их поведение как раздражающее дурачество, глупое шутовство. А психологи усматривают здесь целый спектр возможных отклонений – от низкой самооценки до болезненного нарциссизма. Целенаправленное научное изучение этого феномена началось с 2000-х годов наряду с противоположным явлением – гелотофобией (гл. IX).