«Дармовые комеди»

В русских селениях практиковался вывод – устыдительное наказание женщины за супружескую неверность. Вот как оно описано в очерке Максима Горького: «Сзади телеги и женщины, привязанной к ней, валом валит толпа и тоже кричит, воет, свищет, смеется, улюлюкает, подзадоривает. Бегут мальчишки. Иногда один из них забегает вперед и кричит в лицо женщины циничные слова. Взрывы смеха в толпе заглушают все остальные звуки и тонкий свист кнута в воздухе. Идут женщины с возбужденными лицами и сверкающими удовольствием глазами. Идут мужчины, кричат нечто отвратительное тому, что стоит в телеге.»

На Дону аналогичное женское наказание называлось гоньба, а мужчин чаще наказывали напоем – принудительным выставлением определенного количества спиртного. Этот обычай еще называли «магарыч судьям». Вся станица бражничала за счет провинившегося.

Вообще все т. н. «народные юридические обычаи», в частности посрамления – уличенного вора, неудачливых сватов, нецеломудренной невесты, неверной жены – неразрывно связаны со злоречием. Физическое насилие неотделимо здесь от словесного унижения. Подобные церемонии неизменно сопровождались оскорблениями, насмешками, сальными шутками, язвительными комментариями. Обыденные оскорбления – сволочь, потаскуха, паскуда, подкладня — превращались в ритуальные выкрики, плясовые песни – в обрядовые осуждения.

Осрамительные наказания как органический сплав речи и действия – это не только бесплатные зрелища, именовавшиеся «дармовой комедью», но и развернутые сценарии злоречия. Привязывали вору на шею дощечку с описанием его постыдного проступка и заставляли стоять возле обокраденной лавки. Или с позором водили вора по всему селению, останавливая у каждого дома с насмешливым вопросом: «Не утерялось ли чего?» Могли заставить кланяться хозяину каждого двора и просить прощения за кражу. Доходило до чтения заупокойных молебнов с перевернутыми свечами и даже имитации отпевания на месте преступления.

Николай Пимоненко «Жертва фанатизма», 1899, холст, масло

Эта социально-обличительная картина была создана под впечатлением художника от газетной заметки о жутком случае в местечке Кременец на Волыни. Члены иудейской общины напали на девушку, которая полюбила кузнеца-украинца и ради брака с ним решилась перейти в православие. Разъяренная толпа наступает на несчастную с агрессивными выкриками, размахивая зонтами, ухватами, палками. В стороне рыдает мать. Отец воздел руку, отрекаясь от дочери.

Последний обряд был сродни наведению порчи и сближался с проклятием (гл. III).

Наряду с позорящими наказаниями бытовало словесно-символическое, ритуальное осуждение. Этот «глас народа» звучал прежде всего на деревенских свадьбах в корильных песнях (или хаенах) – обратных величальным, содержащих обрядовое поношение жениха и охаивание сватов. Основные словесные приемы – гипербола и гротеск: «У тебя, у богатины, на горбу грибы выросли, на затылке – обабочки, на загривке – синявочки! Ты горохово пугало: шалаболы болтаются, тебя кони пугаются!» В некоторых корильных песнях попрекаются даже элементы церемонии – например, свадебный поезд. Такие антиобразы восходили к архаической защитной магии и создавались для того, чтобы «не обидеть» магических добрачных покровителей девушки и чтобы не пришлось потом укорять избранника в супружеской жизни.

В Костромской и Вологодской губерниях исполнялись наветки (наведочки, наветочки) – близкие к частушкам обрядовые песни с описанием любовных конфликтов, личными намеками и осуждением соперников, разлучников, изменников. Отсюда другое название этого жанра – «униженные песни».

«Ягодинка изменил, Зачем вперед не предъявил? Я бы старого не бросила И сейчас гуляла б с ним!». «Дролечка, двоих-то любишь, Обеим открываешься. Сегодня обе на гуляньице. Куда деваешься?» «Ты залеточка, залеточка, Вертучие глаза. На тебя, моя залеточка, Надеяться нельзя».

Наветки полагалось отмачивать, отсобачивать, отпевать – то есть отвечать на осуждение аналогичным куплетом. Получались длинные песенные диалоги, частушечные пикировки как символический обмен любовными претензиями. Несмотря на обрядность, наветка имела непосредственное отношение к злословию, поскольку имела цель уязвить и опозорить.

Устыжающие наказания практиковались и в городской среде. Вспомнить хотя бы «обувание в лапти» и «катание в тачке» – обычаи публичного посрамления рабочими неугодного начальства, ритуальный протест против произвола заводской администрации. Один из самых памятных случаев произошел на Нейво-Шайтанском заводе: возмущенные рабочие затолкали начальника листопрокатного цеха Новоселова в чуман – железный короб для мусора, вывезли с территории завода, облили водой и осыпали древесным сором.

На Ирбитском заводе поплатился за злобу управитель Софонов. Под вой гудка, стук печных заслонок и крики «За ворота его! На свалку!» рабочие погрузили управителя на полуразвалившиеся дровни и помчали прочь с завода. Рабочие Мотовилихи тем же манером расправились с «дерзким и занозистым» инженером Сеппайном. Обрядили его в лапти и рваную рогожу, а затем, освистывая и швыряя в лицо грязь, дружно выставили за ворота завода, пнули под зад и метлой замели следы. Это было буквальным воплощением разговорного оборота обуть в лапти – поставить в худшее положение.

На одной из кизеловских копей горнорабочие натянули на управителя Шилкова грязный мешок и потащили в шахту, по дороге присовокупили к нему расчетчика и магазинера, дали им дырявые ведра и заставили плясать да петь на потеху толпе. В шахте принудили махать кайлом и пить горную воду – чтоб на собственной шкуре испытали тяготы рабочей жизни.

«Пропечатать кого-либо из администраторов, пригрозить “тачкой” зазнавшемуся мастеру – было обычным содержанием анонимных записочек-корреспонденций из заводов и мастерских. Состоятельность обвинения предварительно проверялась в соответствующем районном комитете партии, и напечатанная в “Уфимском рабочем” корреспонденция производила на виновника такое действие, что действующее лицо или “каялось” в своих прегрешениях, конечно, в большинстве случаев лицемерно, или куда-нибудь переводилось во избежание “прогулки” на популярной тогда “тачке” под рогожным кулем», – вспоминал бывший редактор нелегальной газеты «Уфимский рабочий» Алексей Митрофанов.

Наконец, известны наказания непосредственно за злоречие. Сквернословам надевали «маску позора» и «ругательскую уздечку», сажали их на «позорный стул» (гл. XIII). Склочников и скандалистов награждали «шейной скрипкой» или «флейтой позора» (гл. XV). Некоторые общие названия устыжающих наказаний, например позорный камень в Германии, уточнялись в зависимости от состава преступления: lasterstein – камень для клеветника, bagstein – камень для скандалиста и т. п.