Испорченный телефон

Сплетни ассоциируются не только с определенным родом информации, но и с особым сортом товара: За что купил, за то и продаю. Товар представлен в огромном ассортименте: Всех сплетен не переслушаешь. Однако имеет небольшой срок годности: Жизнь одной сплетни – до появления другой.

Производство сплетен осуществляется по принципу социального сравнения: чаще перемывают косточки человеку более удачливому, умелому, умному, чем сами сплетники. Чем известнее личность, тем выше вероятность сплетен о ней. Еще Гоголем в «Мертвых душах» замечено: «На Руси же общества низшие очень любят поговорить о сплетнях, бытующих в обществах высших».

Норман Роквелл «Слухи», 1948, холст, масло

Почему сплетничество уподобляют испорченному телефону? Проходя многие уста и уши, информация искажается из-за вольной передачи, неполного распознавания, непонимания смысла, наконец, забывания. Информационные потери автоматически восполняются домыслами, а необходимость утаивать какие-то сведения или желание ограничить круг посвященных вынуждают говорить обиняками, использовать недомолвки. В результате каждое последующее сообщение может разительно отличаться от предыдущего и тем более от исходного.

Что же все-таки позволяет сплетникам одинаково трактовать отдельные намеки и недомолвки? Так называемый запас разделенного знания — общие для собеседников, объединяющие их представления, стандарты поведения, жизненные ценности. Чем больше такой запас – тем приятнее сплетничать. Сплетнику отрадно, что его суждения разделяют многие, что его позиция совпадает с мнением некоего большинства.

Павел Федотов «На ушко», 1846–1848, бумага, карандаш

Сплетничество используется и как постыдное, но верное средство снискать расположение вышестоящих, выслужиться перед начальством, доказать рабскую преданность, втереться в доверие. Сплетни шепотом, «на ушко» сближаются с доносами (гл. I). Наушником движут преимущественно карьерные и матримониальные мотивы. Он стремится скорее не надуть или объегорить, а подсидеть либо отомстить. В этом случае большая аудитория не только не нужна, но даже опасна. А вызывающий путаницу эффект «испорченного телефона», напротив, может быть весьма полезен.

Основная функция сплетен – охранительно-контролирующая: они оберегают власть и сторожат покой влиятельных лиц и властных групп. Здесь можно вспомнить «Горе от ума»: распространяемая фамусовским обществом молва о сумасшествии Чацкого вынуждает его покинуть столицу.

Питер Брейгель Старший «Фламандские пословицы» (фрагмент), 1559, холст, масло

Вновь обратимся к Брейгелю. Живописная визуализация нидерландской пословицы: Один мотает то, что другой прядет — фактически раскрывает коммуникативную природу сплетничества. Сама этимология (плести, плетение) также отсылает к образам сети, паутины, тенет. Сплетня – речева я «недействительность», словесный фантом. Сплетня развлекает и утешает, обольщая иллюзией коммуникативного комфорта и возможностью безнаказанно злословить за глаза.

В сущности, сплетня – древнейший формат инфотейнмента (англ. information – информация + entertainment – развлечение): подбор и подача материала, ориентированные одновременно на информирование и развлечение аудитории.

Другая функция – статусная. Особый род удовольствия – демонстрация сплетником своей осведомленности, прозорливости, компетентности. Сплетничество – вульгарный, но верный способ хотя бы ненадолго стать «лидером мнений». Немудрено, что сплетниками часто становятся позеры и эгоцентрики. Бросая тень порока на отсутствующее лицо, сплетня освещает лучом сиюминутной славы ее распространителя.

Третья функция сплетен – интегративная: создание общего поля знаний и смыслов, так называемого «мы-пространства». Пересуды – всегда двусторонний процесс: один рассказывает – другой слушает.

Толика ума, щепотка фантазии – и с помощью сплетни вообще можно создать параллельную реальность. Притом настолько жизнеподобную, что ее легко вообразить в деталях и подробностях, не видя воочию. Это примечательное свойство сплетен замечательно схвачено и искусно воплощено Джейн Остин в романе «Эмма». Аптекарь мистер Пери ни разу не появляется лично и возникает исключительно в сплетнях, но заметно влияет на отношения других героев и на весь ход повествования.

Задолго до появления интернета сплетни служили инструментом моделирования виртуальной реальности, наполненной псевдособытиями, неоднозначными сведениями, непроверенными фактами. Не случайно многие ток-шоу основаны на слухах и сплетнях.

Обе (и) жать полмира

Где сплетни – там слухи и молва. «Ложь может обежать полмира, пока правда только обувает башмаки», – заметил Марк Твен. А слух способен и обежать, и обижать.

В повседневном обиходе сплетни, слухи, молва часто не различаются, даже во многих словарях эти понятия определяются одно через другое, по родовидовому принципу: «сплетни – слухи, передаваемые устным путем»; «сплетня – слух, основанный на неточных сведениях, недостоверных или неподтвержденных данных»; «слух – устная форма распространения сплетни»; «молва – слухи, толки, общественное мнение». Не только в языковой теории, но и в речевой практике сплетни часто неотделимы и почти неотличимы от слухов и молвы.

Если в ретроспективном обзоре терминологическим разграничением можно пренебречь, то в лингвистической теории эти понятия все же различаются. Хотя бы уже потому, что в языке есть три самостоятельных слова. Помимо русского, сравним в английском: слух – rumour, сплетня – gossip, молва – hearsay (информация из недостоверных и непроверенных источников) и word-of-mouth (неформальное распространение информации о чем-либо). Плюс идиоматические обороты и просторечные выражения с различными смысловыми оттенками: buzz – слухи, молва; grapevine – ложные слухи; tittle-tattle – скорее женская сплетня; scuttlebutt – порочащая сплетня, негативный слух.

Слухи чаще воспринимаются как нечто коллективное, внеличное («где-то бродят слухи»), а сплетни – как приватное, затрагивающее лишь некоторых, выделяющее избранных. Слухи – актуальная общенародная мифология, сплетни – достояние локального сообщества. Сплетня обычно исполняется «сольно», слух – «хором». Слух распространяется преимущественно публично и открыто, сплетня – приватно, часто даже тайно, по секрету. Это отражено в ее разговорных синонимах шушуканье, шепотня.

Василий Перов «Прием странника», 1874, холст, масло

В замкнутом пространстве деревни или маленького провинциального городка функцию вестовщиков традиционно выполняли те, кто по какой-нибудь надобности покидал родные пенаты (например, купцы на время ярмарок, крестьяне на отхожих промыслах), а также люди пришлые – бродячие артисты, странники, богомольцы.

Странник – персонификация сплетни, сам бродячий слух. В отличие от гонца и глашатая, официально наделенных полномочием передачи информации, странник олицетворяет «инородца» и «чужака», обладающих непроверенными, но часто любопытными сведениями, достойными внимания и обсуждения. Чужеродность – амбивалентное свойство, одновременно и отвращающее, и притягивающее обывателей, томящихся от скуки и охочих до новостей.

Сплетня часто ориентирована на развлечение, а слух нацелен прежде всего на оповещение, передачу информации. Слух преимущественно самозарождается, имеет стихийный, спонтанный характер, тогда как сплетня чаще конструируется, искусственно моделируется. Конструирование сплетни можно описать метафорой «внутреннего взора» (персональное суждение о факте, ситуации), а порождение слуха – метафорой «бокового зрения», sideshadowing (англ. «сторонний взгляд на ситуацию»).

Еще одно возможное отличие – разнонаправленность. Слухи проецируются в будущее и содержат элементы прогноза, предвосхищения («Говорят, что N. собирается замуж»). Сплетни обращены преимущественно к настоящему, фиксируют текущий момент («Говорят, что N. картежник и плут»).

На этом основании некоторые специалисты считают, что сплетне больше свойственна тривиальность, а слуху сенсационность. Весьма спорный тезис, ведь одна и та же информация воспринимается по-разному. В зависимости от мировоззрения, темперамента, сиюминутного настроя, степени осведомленности – всего не перечислить! – один человек оценит сообщение как вполне обыденное и заурядное, другой же будет изумлен и ошарашен.

По критерию истинности слухи имеют обширный диапазон: могут быть однозначно ложными, недостоверными с элементами правдоподобия, достоверными с элементами неправдоподобия, абсолютно правдоподобными. Широко известна предложенная в 1940-х годах Гордоном Оллпортом и Лео Постманом формула «основного закона слуха»: R = I × A, где R (rumor) – интенсивность слухообразования; I (importance) – значимость сообщения; A (ambiguous) – неопределенность и неоднозначность имеющихся сведений.

Согласно юнгианской теории, природа слухов подобна природе снов; их естественный источник – коллективное бессознательное как реакция на опасности, угрозы, ситуации тревожной неопределенности. Слухи часто создаются неуверенностью, дезориентацией, дефицитом официальной (проверенной, надежной) информации. Слух может возникнуть и вследствие неуемного фантазирования, порочного сочинительства. Длительно и упорно циркулирующие слухи объединяются в устойчивые сюжеты, тематические кластеры: о возможной войне, надвигающейся эпидемии, повышении цен, адюльтере и мезальянсе, сексуальной ориентации, болезни (смерти, свадьбе, разводе) известной персоны… Перечень поистине бесконечен.

Скрытая пружина слухов – неудовлетворенность людей «одной на всех» истиной. Человеку нужно много разных истин, чтобы было из чего выбирать персональную правду – то есть ту часть истины, которая больше «по душе», лучше отражает индивидуальное мировоззрение, личное отношение к жизни. Противясь диктату Истины, человек создает и умножает ее альтернативы или вариации разной степени достоверности.

Томас Вебстер «Деревенские слухи», 1865, холст, масло

Пусковым механизмом распространения слуха становится чей-то устный рассказ либо письменный текст – будь то перехваченное послание или газетная заметка. При многократном повторении новость обрастает дополнительными сведениями, пикантными подробностями, баснословными деталями.

Значимое свойство слухов – эмоциональная окрашенность информации. Эмоциональностью компенсируются нехватка знания, недостаточность сведений. Новость превращается в слух путем преувеличения и раздувания (т. н. «флюсовая конструкция»). Далее слух может передаваться по цепочке (Сорока скажет вороне, ворона борову, а боров всему городу), может иррадиировать (Молва что волна), может распространяться хаотически (Заочную брань ветер носит).

Слухи распространяются бесконтрольно (На чужой роток не накинешь платок), причем позитивная информация чаще опережается негативной, представляя больший интерес (Добрая слава лежит, а худая бежит). Сведения часто гиперболизируются, драматически заостряются (Скажешь на ноготок, а перескажут с локоток) и обретают масштабность (Слухом земля полнится). Таково вкратце происхождение способности слуха «обе(и) – жать полмира».

Какова разница между слухом и молвой? В речевой практике смысловое разграничение часто не проводится, эти слова употребляются как синонимы. Однако в строго семантическом, узкосмысловом плане слух – чаще спонтанно распространяемая информация, а молва – то же, что «слава» в значении «общественное мнение». В идиомах зафиксирована неотвратимость молвы. От молвы не уйдешь. Молва в окно влезет. Скажешь с уха на ухо, узнают с угла на угол. В древности молву принципиально отделяли от сплетни, о чем будет рассказано далее.

Наконец, в некоторых научных работах различаются слухи и толки. Ученые в целом сходятся во мнении, что слухи транслируют потенциально новую, ранее неизвестную информацию, а толки содержат интерпретацию уже известных сведений. Например, слухи – о войне, а толки – о ее поводах и причинах.