Сатанинские копии

Непрофессиональные, бытовые проклятья – в форме злопожеланий – издревле считались мягче колдовских, но и они, согласно поверьям, способны причинить немалый вред вплоть до погибели. Формулы злопожеланий часто идиоматичны, воплощены в устойчивых речевых оборотах, а цель варьируется от «проучить» до «предать смерти».

Злопожелания могли быть обобщенными – заболеть, исчезнуть, умереть, «пропасть пропадом» и конкретными – тут народная фантазия поистине безгранична. Недругам и обидчикам желали получить кочергу в зубы, соль в глаза, смолу на язык, жердь в бок, гвоздь в пятку, судороги в ноги, сип в кадык, типун на язык, чирей во весь бок…

Большинство народных присловий со значением проклятья общепонятны по смыслу. Чтоб тебя язвило! Чтоб вам повылазило! Чтоб я у тебя на поминках кутью ел! Ни гробу, ни могилы! Ни дна б тебе, ни покрышки, ни духу, ни передышки! Чтоб вам ни пути, ни дороги, черт под ноги! Будь ты неладен! Провались в три земли! Однако есть и такие, смысл которых абсолютно непонятен современным людям и требует расшифровки. Волоси бы тебе! Змеище в копсы! Игрец тебя подыграй! Шесть досок, седьмой придел! Будь ты анафема на семи соборах! Дай бог по краям торицу, на середке метлицу!

Бытовые проклятия насылались как умышленно, злонамеренно, так и нечаянно, по неосторожности – сгоряча, в сердцах. Самыми страшными и наиболее действенными традиционно считались родительские проклятья, особенно материнские. Проклятые родителями дети, согласно поверьям, попадают во власть потусторонних сил и превращаются в прокленышей, или прокляненышей, прокленутых, сбраненых (от слова «брань»). Скажет разгневанная мать про сына или дочку: «Чтоб его леший понес!» – и поминай как звали.

Если дитя прокляли во чреве, во время родов либо еще некрещеного, его место занимал обмененыш, или подменыш, обменок – головешка, чурка, полено, веник в облике младенца, а иногда даже мертвого малыша. Сходный мифологический мотив – кража чертом человеческого ребенка и подкладывание в люльку своего детеныша – гадкого, уродливого, злобного. Глухой ночью, когда вся семья крепко засыпает, подменыш тихонько выползает из колыбельки и начинает творить всякие безобразия: бить посуду, портить еду и скот. Может отдать кого-нибудь из маленьких да слабых нечистой силе, а то и убить.

Поленце лежит себе и лежит, не растет, не ходит. Дьяволово отродье знай себе орудует втихомолку. Родители не замечают подмены, продолжая пестовать вместо родного малыша его сатанинскую копию. Родного ребенка не видят – он исчезает из поля зрения, отделяется от божьего мира магической чертой проклятья. Отсюда еще одно название проклятых детей – тайные, то есть спрятанные, невидимые, находящиеся в ино-мире. Сравним также: невидимки, невидимые – диалектные именования проклятых людей.

В Жиздринском уезде бытовало поверье о том, что проклятых детей забирают и уводят с собой «тайные люди» – не пожелавшие принять законов христианской веры и в наказание лишенные души (еще одна вариация мотива проклятия), но во всем остальном похожие на обычных людей. Возможно, такими людьми были на самом деле гонимые христианами и вынужденные скрываться язычники. Они крали детей по деревням, наставляли в идолопоклонстве и принуждали к отшельничеству. В некоторых верованиях проклятые ребятишки остаются дома, но попадают в компанию к подпольникам – прислужникам домового, живущим в избе под половицами.

На проклинателей нечистая сила насылает морок, блазнит, «вводит в прелесть». Это важный момент народной этики: речь – зеркало души. осиновое полено, надел на него рубаху и штаны Михаила, вверху очень похоже нарисовал его лицо и бросил полено в озеро. Эту подмену и увидели односельчане, приняв деревяшку за утопленника, но ничего не заметили и предали земле как покойника. Сам же проклятый превратился в бесплотное существо и двенадцать лет мыкался вместе с такими же бедолагами. Здесь вновь возникает образ сатанинской копии, замещающей живого человека после наложения проклятия.

Иван Билибин «Кикимора», 1934, книжная графика

В некоторых поверьях проклятое во чреве дитя превращается в русалку. На Урале и в Поволжье считали, что проклятого ребенка во сне могут похитить кикиморы – сами в прошлом проклятые матерями девушки, умершие некрещеными младенцы или неотпетые покойники. В романе Александра Вельтмана «Светославич, вражий питомец» (1837) кикимора принимает облик проклятого в утробе ребенка, похищенного нечистой силой и призванного утвердить ее власть над миром.

Согрешил мыслью и словом – получи искаженную картину мира. Здесь отражена важная особенность проклятия: оно создает коммуникативный эффект изоляции и оптический эффект опрокидывания реальности. Демонстрирует изнанку речи, ее инфернальное зазеркалье.

Известны бывальщины о проклятых родителями и унесенных нечистой силой отроках. Например, рассказ «Вражья сила» из рукописи, хранившейся в Оптиной пустыни и опубликованной в начале XX века православным писателем Сергеем Нилусом. Дело было в деревне Миндюкине Новгородской губернии, где одна крестьянка в сердцах сперва оттрепала как следует, а затем прокляла за нерадение сына-подростка Михаила. Неделю спустя сын утонул в озере и был похоронен по христианскому обычаю. Но вот проходит немного времени – Михаил трижды является матери во сне, сообщает о своей мнимой смерти, просит молиться за него и подавать милостыню. А еще через двенадцать лет деревня дивится чудесному возвращению Михаила.

Случилось так, что к проклятому парню подошел незнакомый белобородый старик, раздел догола и заставил снять крест. Затем взял

В народном представлении идея проклятия нередко связывалась с понятием доля — участь, судьба, воплощение удачи и неудачи. Родительское проклятие осмыслялось как жертвование ребенка языческим богам или нечистой силе. Об этом писал еще Иван Помяловский в «Эпиграфических этюдах» (1873). Наиболее последовательно данный мотив воплощен в сюжетах о распределении пищи в семье. Невозможность накормить становится формальным, житейским поводом для жертвенного проклятия «лишнего рта».

Альбрехт Дюрер «В гневе родители отдают ребенка дьяволу», илл. к «Книге рыцаря де ла Тура Ландри, написанной в назиданье его дочерям», 1493, ксилография

В европейской литературной традиции распространен сюжет добровольно-принудительной передачи детей злым силам. Из страха, по злобе, в наказание или просто по неосторожности родители сулят свое дитя дьяволу – и тот с удовольствием забирает его сразу же либо в назначенное время. Фактически это еще одна разновидность бытового проклятия, обретающего магическую силу в обещании-посуле.

Проклятыми, а еще заклятыми, проклятиками, называли также тех, кто сам серьезно согрешил, особенно против родных: оскорблял, лгал, дерзил, не исполнял повеления, нарушал обещания – то есть относился непочтительно. Не говоря уже о нераскаявшихся убийцах, разбойниках, ворах, которым желали зла всем миром. Считалось, что, в отличие от невинных жертв неосторожных, греховных слов, нечестивцы и лиходеи вполне заслуживают своей участи.

Однако и те и другие после смерти маются, а при жизни страдают. Могут ходить грязные, косматые, в лохмотьях или вовсе голые. Могут маскироваться под обыкновенных людей опрятной одеждой, но с застежками на левую сторону. Могут болтать на неведомых языках и кричать звериными голосами. Могут питаться отходами, принимая их за пироги. Могут молить о помощи, а затем хватать сердобольных людей и делать им всякие пакости.

В подобных верованиях отражено одно из ключевых свойств мифологической логики: что незримо и неосязаемо, вне пределов реальности – то перевернуто и отзеркалено. Пряник оборачивается навозной лепехой, колодезная водица – гнилью болотной. Из всех форм злоречия проклятие наиболее аутентично этой логике. Проклятие – перевернутая клятва, словесный оборотень. «Антиречь», порождающая «антимир». В бесовской, опрокинуто-отраженной реальности проклятые не только невидимы и неслышны обычным людям – они сами могут потерять способность видеть и заплутать, «закружить», не найти дороги домой. Отсюда еще одно название проклятого – потеряшка, потерчук, потерча.

Не менее страшно лишение голоса, в буквальном смысле потеря богоданного дара речи. Бесы, духи, прочие злокозненные существа и враги рода человеческого завладевают не только телами, но и словами проклятых. Во множестве быличек присутствует мотив немоты, овладевающей человеком в момент проклятия и длящейся все время пребывания во власти злых сил. Как и оклеветанный (гл. I), проклятый человек временно умирает – выбывает из мира, исчезает из коммуникации.