Книга: Злоречие. Иллюстрированная история
Назад: Глава III. Великий оборотень. Проклятие
Дальше: Камень, дерево, бумага

От магического к юридическому

Наряду с магическими, в Античности бытовали и социальные практики, по сути равнозначные проклятию. Так, общеизвестное понятие «остракизм», означающее неприятие, отвержение обществом, в древних Афинах было обычаем изгнания людей, угрожавших демократии государства. По Аристотелю, остракофорию – «суд черепков» – ввел около 508 года до н. э. реформатор Клисфен после свержения тирании Писистратидов. Остракофория была способом разрешения политических споров, профилактической процедурой против захвата власти, превентивной мерой от тирании.



Остраконы для голосования. Афины, ок. 482 г. до н. э., фото из электронной энциклопедии «Wikimedia Commons»





На агоре публично разбивались амфоры, и свободные граждане полиса выцарапывали иглами на глиняных черепках – остраконах, или остраках – имя чересчур влиятельного или слишком деспотичного политика. Голосовавшие один за другим входили в специальное ограждение и клали свои остраконы надписью вниз в урну, которая передавалась ответственным лицам.

После подсчета голосов человек, чье имя написали шесть тысяч и более граждан, изгонялся из Афин на десять лет.

В Сиракузах изгоняли на пять лет, а имя изгнанника писали на листе оливкового дерева, поэтому аналогичный обычай назывался петализм (от греч. «лист»).

Хрестоматийный исторический анекдот об Аристиде. Афинский полководец отличался легендарной честностью, за что именовался евпатридом (лучшим из граждан) и получил прозвище Справедливый. Однако, согласно Плутарху, даже Аристид не избежал остракофории и, прохаживаясь по агоре во время процедуры, был остановлен неграмотным крестьянином, который попросил его написать на черепке имя самого Аристида. На вопрос, чем же так провинился этот человек, крестьянин ответил, что ему просто надоело везде слышать о справедливости этого самого Аристида. Недрогнувшей рукой Аристид начертал собственное имя и отдал черепок крестьянину со словами: «Пусть не придет такой тяжелый час, чтобы афиняне вспомнили обо мне!»

Остракофория не лишала изгнанника гражданских прав – для этого в афинском праве существовала другая практика: атимия (греч. «бесчестье, бесславие, презрение»), отнимавшая у осужденного возможность занимать государственные должности, служить в армии, участвовать в народном собрании, Олимпийских играх. Атимии подвергались дезертиры, злостные нарушители общественного порядка, попиратели народных обычаев, несостоявшиеся откупщики податей (телоны), а еще закоренелые холостяки, которых лишали права купли-продажи. Атимия представляла осужденного «юридически мертвым» и могла переходить на его детей (ср. проклятие «до третьего, седьмого колена»). По сути, это уже юридическое проклятие – наказание в виде «поражения в правах».

Впоследствии понятие остракизм из технического термина превратилось в слово с возвышенно-книжным стилистическим оттенком и приобрело переносный смысл неприятия, отвержения, презрения. В повседневно-бытовой коммуникации остракизм воплощается в резком порицании (гл. V), гневной отповеди, игнорировании и неприятии. Крайние формы – отлучение, изгнание, ссылка. Лексическое значение изменилось, но речеповеденческий сценарий сохранился.

В древнеримском праве проклятие также имело институциональный статус, выражавшийся императивом sacer esto! (лат. букв. «да будет посвящен [божеству]»). Это была одновременно и священная формула проклятия, и юридическая формулировка наказания: посвящение преступника подземным богам. В реальности sacer esto означало «да подлежит закланию», то есть попросту «да будет зарезан».

Преступник считался оскорбившим волю богов и потому объявлялся вне божественных законов. Его убийство считалось богоугодным делом – смертная казнь очень напоминала жертвоприношение. Будучи проклятым, казненный лишался права погребения. Так некогда исключительно магическая практика проклятия стала правовым механизмом.





Ричард Редгрейв «Изгнанница», 1851, холст, масло





Позднее реальное жертвоприношение заменяется фиктивным: вместо человеческой головы приносили ее слепок, маску или маковую головку.

В Древнем Риме существовала также практика capitis deminutio maxima (лат. букв. «наибольшее уменьшение правоспособности») – лишение всех прав гражданина. Первоначально она применялась к попавшим в плен и проданным в рабство. В зависимости от обстоятельств, имущество лишенного прав переходило кредитору или государству.

Наконец, бытовая особая форма психологической казни и посмертного наказания – проклятие памяти (лат. damnatio memoriae, ignominia post mortem): осуждение памяти врага государства после его смерти уничтожением всякого упоминания о нем. Удалялись все связанные с осужденным записи в документах, соскребались надгробные надписи и граффити на сооружениях. Уничтожению подлежали также материальные объекты: портреты, барельефы, статуи осужденного. «Проклятию памяти» подвергались прежде всего узурпаторы власти, тираны, заговорщики из числа императоров (например, Домициан) и высших сановников (например, полководец Луций Элий Сеян).





Эжен Делакруа «Казнь дожа Марино Фальеро», 1826, холст, масло





Отголоски древнеримского Damnatio memoriae обнаруживаются в средневековых практиках. Так, указом 1365 года имя венецианского дожа Марино Фальера, казненного за попытку государственного переворота, стерто с фриза в зале Большого совета, где были высечены имена всех дожей, и заменено позорящей надписью: «На этом месте было имя Марино Фальера, обезглавленного за совершенные преступления». Аналогичными по содержанию являются также ритуалы относительно недавней истории: вымарывание политически неугодных имен из книг в советскую эпоху, демонтаж памятников коммунистическим вождям в постсоветский период и т. п.

Damnatio memoriae – это уже не только социальное, но и культурное проклятие. Забвение имени равнозначно изъятию из публичного пространства, символическому изгнанию из социума, а затем из самой культуры. Той же природы троекратное распахивание и засеивание солью земли Карфагена – в знак вечного проклятия. Ставшая крылатой фраза сенатора Катона Старшего «Карфаген должен быть разрушен» была своеобразной формулой проклятия, а многократное повторение сближает ее с магическим заклинанием.

Назад: Глава III. Великий оборотень. Проклятие
Дальше: Камень, дерево, бумага