Особый род оскорблений – хула представителей верховной власти, получившая юридическое название оскорбление величия (лат. crimen laesae majestatis, фр. lese majeste). Под это определение подпадало всякое враждебное и даже просто неуважительное высказывание в адрес правителя, а также – как считалось долгое время – всего государства в целом.
Около 80 года до н. э. римский диктатор Сулла обнародовал «Закон об оскорблении величия». Сначала Форум заполнили таблички с именами его личных врагов, затем уличные столбы запестрели проскрипциями (лат. proscribere – оглашать, письменно обнародовать) – списками граждан, которые якобы нанесли ущерб достоинству Суллы.
Согласно закону об оскорблении величия римского народа (лат. lex majestatis), который действовал в период республики, величием обладали вначале боги, затем гражданская община и сенат. Высшие должностные лица на время пребывания в должности были неподсудны не сами по себе, но именно в силу majestas государственных институтов. В 8 году до н. э. император Август дополнил закон о государственных преступлениях оскорблением принцепса и его семьи.
Сильвестр Давид де Мирис «Проскрипции Суллы», гравюра из книги «Картины истории Римской республики, сопровождающиеся историческим очерком», ок. 1799
Проскрибированные объявлялись вне закона. Приговоренным к смерти устраивали публичную порку, затем отсекали головы и выставляли на ораторских трибунах. В полный рост поднялись Донос и Клевета, ударили по рукам и ринулись в народные массы. В этот темный период истории возник известный латинский афоризм: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Согласно Плутарху, даже перед самой кончиной Сулла приказал задушить мелкого чиновника Грания, который плохо о нем отзывался.
Затем, при Тиберии, оскорблением величия считалось уже любое неугодное императору действие или высказывание, а также невыражение должной почтительности ему и его гению-хранителю. При столь широком толковании оскорблением была даже потеря солдатом меча – как бесчестие императорского гения, которому приносили воинскую присягу. Началась новая волна политических репрессий и ложных доносов. Несмотря на споры по данному вопросу современных историков с древнеримским коллегой Тацитом, это подтверждается и Светонием в «Жизни двенадцати цезарей».
Преследования за оскорбление величия при Тиберии доходили до гротеска. Наказание раба или переодевание перед статуей императора, обнаружение монеты с императорским профилем в неподобающем месте, упоминание императора без похвалы – самые ничтожные случаи расследовались под пыткой.
Павел Сведомский «Фульвия с головой Цицерона», 1880-е, холст, масло
В числе проскрибированных оказался и Цицерон после выступления против Марка Антония. По легенде, отрубленная голова оратора была выставлена на всеобщее обозрение – и Фульвия, жена Антония, некоторое время глядела с ненавистью в мертвые глаза, затем положила голову себе на колени, вытащила изо рта язык и пронзила золотой шпилькой из прически. Все это ужасное действо сопровождалось злобными поношениями и язвительными насмешками.
Линию Тиберия продолжил Нерон во второй половине своего правления. Как писал тот же Светоний, «он казнил уже без меры и разбора кого угодно и за что угодно». Нерон проскрибировал даже тех, кто не аплодировал его музицированию на пирах.
Со временем отношение к оскорблению величия смягчилось, о чем можно судить хотя бы из письма римских императоров Феодосия, Аркадия и Гонория преторианскому префекту Руфину. «Мы не желаем наказывать того, кто дурно отзывается о нас или о нашем правительстве: если кто злословит по легкомыслию, следует им пренебречь; если он говорит по глупости, надо о нем пожалеть; если он желал нанести оскорбление, должно его простить».
В Средние века, несмотря на продолжение действия закона по всей Европе, странствующие стихотворцы-ваганты сочиняли тексты, порочащие папу римского, простонародье вполголоса костерило правителей, а властные верхи грызлись между собой. Относительно лояльны к сатире на власть были разве что англичане, а вот французы и немцы сурово преследовали хулителей. Так, Людовика XIV страшно раздражали карикатуры на его персону. Причина вполне очевидна: художественно оформленные словесные нападки были доступны только грамотной части населения, тогда как над обидными картинками мог зубоскалить всякий простолюдин. Карикатура – визуализированное оскорбление.
Внимание ревнителей королевской чести переключилось с сочинителей на рисовальщиков. Указом Филиппа Орлеанского в 1722 году был сформирован особый карикатурный трибунал. Однако же оскорбители не унимались и даже создали каноны непристойных изображений королевских особ. Людовика XVI выводили жирным боровом с головой человека, Марию Антуанетту – позорной шлюхой.
Ричард Ньютон «Измена», 1798, раскрашенный офорт
Страдавший тяжким недугом – порфирией британский король Георг III не пользовался авторитетом у подданных, регулярно подвергаясь нападкам. И пока придворный живописец Фрэнсис Котс писал парадные портреты короля, карикатуристы Джеймс Гилрей, Томас Роулендсон, Ричард Ньютон рисовали его в комически ничтожном виде. Не случайно Пушкин назвал Англию Георгианской эпохи «отечеством карикатуры и пародии».
Скандально известная карикатура Ричарда Ньютона изображает Джона Буля (юмористическое олицетворение типичного англичанина) выпускающим кишечные газы на портрет короля Георга III. Голова премьер-министра Уильяма Пита возмущенно голосит: «Это измена!!!»
Русских царей европейские карикатуристы предпочитали рисовать медведями. В этом образе представляли даже Екатерину II: на одной карикатуре царицу-медведицу со всех сторон окружают и травят охотники, на другой оседлавший Екатерину с медвежьей головой князь Потемкин атакует Британский легион. Это изобразительное клише перешло в последующие столетия. Американцы рисовали медведя-Сталина, голландцы – Хрущева и Брежнева, немцы – Горбачева, шведы – Ельцина, англичане – Путина и Медведева.
В охране высочайшей чести с французами конкурировали немцы. Только один факт: за первые семь лет правления Вильгельма II было вынесено 4965 приговоров за оскорбления величия. Газетчики писали, что преследование тех, кто не одобряет действия монарха, обернется превращением казарм в тюрьмы – иначе не разместить всех арестованных. В дальнейшем позиция кайзера понемногу смягчалась, и в 1906 году он принял решение помиловать осужденных за нарушение этого закона. В истории оскорбления величия было поставлено временное многоточие.
Жан Вебер «Бесстыдный Альбион», карикатура в журнале «L’Assiette au Beurre», 1901
Во время Англо-бурской войны во французском сатирическом журнале «L’Assiette au Beurre» появилась впечатляющая карикатура с изображением женского голого зада, который живо напоминал британского короля Эдуарда VII. От греха подальше скандальный номер изъяли из продажи, лицо-ягодицы прикрыли пририсованной юбкой.
На острый и безжалостный карандаш Жана Вебера попадали также Бисмарк в облике мясника, свежующего сограждан, и королева Виктория, влекомая чертями в преисподнюю. Причудливо фантазийные и мастерски выполненные, соединившие философские аллюзии Фелисьена Ропса и трансгрессивную образность де Сада, эти изображения признаны жанровыми эталонами.